***
Первые переговоры по правам девиантов состоялись вечером того же дня. СМИ просто обезумели, заполонив все каналы и газеты однотипной инфой, как будто других новостей вообще не существовало. «Теперь андроиды свободны», «Рабству новой расы конец», «Девианты могут любить» — репортажи с подобными заголовками были абсолютно везде. Но на самом деле все, что поменялось, так это то, что андроиды могли больше не бояться истребления. И все. Но выжившие девианты были рады и этому. Все знали, что законы за один день не принимаются — это долгий и трудоемкий процесс, требующий длительного обсуждения в Конгрессе. Но начало было положено, и это уже можно было считать за победу. Практически опустевший от людей Детройт из-за режима чрезвычайного положения казался сейчас городом-призраком. Таким же, каким был еще несколько десятков лет назад, разве что здания были выше и новее. Заснеженные улицы казались безжизненными, темные окна домов сияли чернотой, и разрезал эту мертвую идиллию лишь оранжевый свет уличных фонарей. Саймон машинально смахнул с волос ворох снежинок, поднимая взгляд к затянутому плотными тучами небу. Коннор подумал, что в этом не было особой необходимости, но тоже коснулся своей головы, чуть растрепывая идеальную прическу. В своей попытке быть похожими на людей девианты все еще казались ему немного странными. Но это почему-то притягивало. Коннору хотелось так же. Центральный парк Детройта имел зимой какое-то свое особенное очарование. Раскидистые деревья, ветви которых плотно устилал снег, даже лишенные крон казались живыми, чуть колыхаясь на ветру. Где-то вдалеке надрывно лаяли собаки, шипели друг на друга дворовые коты, а откуда-то с высоких веток парковых деревьев слышалось мерное уханье совы. Смахнув с деревянной скамейки снег, Саймон присел на нее, сунув руки в карманы. Коннор устроился рядом, изредка посматривая на него. Какое-то время они сидели в молчании, думая каждый о своем. — Позволишь личный вопрос? — в какой-то момент эти слова вырвались у Коннора помимо воли. Вероятно, девиация сильнее расшатала его параметр любознательности. По крайней мере, так он постарался себе это объяснить. Саймон непонимающе моргнул, переведя на него взгляд, а затем неопределенно пожал плечами. Коннор счел это за знак согласия и чуть нахмурил брови, подбирая слова. — Ты любишь Маркуса, верно? — Вопрос прозвучал совсем тихо, почти неслышно, но при этом до забавного честно и любопытно. Очень в духе Коннора. Саймон на мгновение замер, широко распахнув светлые глаза, а затем тяжело вздохнул и смущенно опустил взгляд. — Даже ты это заметил. А он нет. Хотя оно и к лучшему, — печально улыбнулся он и неловко обнял себя руками, словно в попытке согреться. Настала неловкая тишина. Сова на одной из веток ухнула громче и зашелестела крыльями, выдавая свое местоположение. — Почему ты ему не расскажешь? — в честном недоумении спросил Коннор, чуть приподнимая брови. Ему и правда это было не ясно. Решение проблемы согласно его алгоритмам казалось на удивление простым. Так ведь делают люди? Признаются в своих чувствах, когда они не очевидны для других? — Он поймет тебя. Тебе не нужно… страдать от всего этого. Коннор замялся. Саймон издал грустный смешок и только покачал головой. — Когда я осознал свои чувства, Маркусу было не до моей любви. Или, наверное, мне так казалось. Я боялся ему открыться. Не хотел навязываться, наверное. У него и так было много забот,— диод Саймона замигал золотым, ярко выделяясь в ночной темноте. — А потом они с Норт уже были вместе, я даже не заметил, когда они успели настолько сблизиться. Я должен был признаться раньше, но упустил свой шанс. Наверное, я мог быть на ее месте, если бы был решительнее, но теперь уже слишком поздно. Они замолчали, каждый думая о своем. Саймон — об упущенной возможности, Коннор же в который раз удивлялся тому, насколько он был похож на человека. Андроид-детектив еще никогда не видел, чтобы какой-то девиант испытывал настолько сложную гамму эмоций. Страх, ненависть и ужас, которые он видел в глазах тех, кого раньше ловил, были предельно простыми, примитивными чувствами. Любовь же была чем-то совершенно иным, порой недоступным даже живым людям. — Мы оба не смогли решиться вовремя, — ободряюще произнес Коннор, кладя руку Саймону на плечо. — Из-за тебя хотя бы никто не погиб, — он горько улыбнулся, отводя взгляд. Чувство вины все еще пожирало его.***
Выходные пролетели как чертовы скоростные поезда, весело просигналив Гэвину Риду и его надежде выспаться хотя бы раз в жизни. Он даже не заметил, что они у него вообще были. В полицейском департаменте Детройта утренний кофе всегда был отвратным. Особенно в понедельник утром. Впрочем, таковым он был вне зависимости от времени суток, потому что Рид его не любил. Но сегодня та бурда, что намешала ему кофе-машина, казалась Гэвину особенно мерзкой. Власти таки признали ведра с болтами новым народом, сделав несколько поправок в Конституции, и даже выдали им первостепенные права типа права на собственность и на трудоустройство. А в процессе принятия были еще несколько новых законов, призванных урегулировать общественные отношения. Если бы кто-то ляпнул подобное полгода назад на каком-нибудь из корпоративов, Гэвин бы громко и искренне заржал, едва ли не катаясь по полу в попытках унять истерический смех. Но теперь вся эта херня стала реальностью. И было уже не смешно. Кофе не лез ни в какую, а темный шоколад с миндалем, которым Гэвин пытался заесть горе, ожидаемо казался редкостным дерьмом. Было гадко. Обидно. И жесть как неправильно. Гэвин казался себе единственным здравомыслящим человеком в этом ебаном мире, где все катилось к херам. Однако Рид еще не знал, что главный пиздец только поджидает его впереди. Идет размеренными шажками по мраморной плитке. Подкрадывается, блять. Отставив недопитую чашку в сторону, Рид уткнулся в папку с очередным делом и попытался сосредоточиться. Какой-то ебанутый в субботу с утра прикончил женщину садовым совочком на ее же заднем дворе. По мнению Гэвина, нужно было сразу брать полноразмерную лопату, чтоб уж наверняка. Труп нашла соседка в совершенном неадеквате, когда пришла на тортик. Видимо, тортика ей еще долго не захочется. На самом деле, погибшую Риду было ни капли не жаль: эту старую каргу он прекрасно знал и потому люто ненавидел. Она была той самой образцовой училкой, которая чрезмерно придиралась к людям чисто из-за своих убеждений, при этом всячески игнорируя их знания и ум. Именно из-за нее у Гэвина никогда не было пятерок по математике, хоть знал он ее лучше всех в классе. Пусть катится в свой рай — или куда там таких принимают. Отхлебнув в очередной раз и поморщившись, Гэвин лениво перевернул страницу и принялся рассматривать снимки с места убийства. Разможженная голова ясно свидетельствовала о том, что кому-то Маргарет Уотсон не нравилась куда больше, чем Риду в его школьные годы. Она конечно его бесила, но не настолько, чтобы думать о весьма болезненных способах убийства. — Наверняка какой-нибудь сопляк с хрупкой психикой не выдержал, — пробурчал Гэвин себе под нос. А в следующий момент наступила тишина, которую, казалось, можно было разрезать ножом на тонкие ломтики и положить на бутерброд особо голодному эфиопскому ребенку. Абсолютно все в полицейском департаменте Детройта оставили свои дела и замолчали. Гэвин явственно почувствовал мерзкий холодок, пробежавший по спине и липкими лапками стиснувший горло. Натренированная интуиция копа вовсю вопила не своим голосом, предупреждая. Пиздец был уже близко. «Что за?..» — но не успел Гэвин додумать вопрос даже мысленно, как увидел ту самую причину, по которой, собственно, и настала тишина. Коннор. Сияющий, словно начищенный четвертак, в идеально отглаженном неизменном костюме со светящимися вставками и прической волосок к волоску. Конечно, кто же еще мог вызвать подобную реакцию. В участок заявился тот самый андроид, которого Гэвин терпеть не мог. Даже от пафосного лидера восстания у него так не бомбило. Рид ошалело уставился на застывшего рядом с собой Коннора, растерянно смотрящего на него — по несчастливой случайности, стол Гэвина был ближе всего к выходу, и девиантнувшаяся консервная банка решила пройти именно здесь. В какой-то момент их взгляды встретились. Коннор несмело улыбнулся. — Доброе утро, детектив Рид, — вежливо произнес он, едва заметно кивая. Гэвин уже мысленно подготовил длинную раздраженную тираду, но его словесным изыскам не суждено было достичь адресата. — Коннор! — Рид поморщился, когда в воздухе ощутимо пахнуло перегаром. Быстрым шагом подошедший Андерсон сгреб своего киберпесика в медвежьи объятия и уверенно потащил к своему столу, спасая от экзекуции и не переставая по-дурацки улыбаться. Гэвина едва не начало подташнивать от приторности старика. Твою мать, и он туда же! Единственное, за что Рид его уважал — ненависть к жестянкам — кануло в болото с появлением миловидной мордашки RK800. Все еще продолжая офигевать с происходящего, Гэвин не понял когда, но через какое-то ебучее мгновение напарники оказались в окружении практически всех сотрудников отдела, включая Фаулера. Кто-то радостно пожимал Коннору руку, кто-то сухо и деловито кивал, кто-то просто беспалевно разглядывал диковинку-девианта. Рид охуело наблюдал за концертом со своего места, не спеша подходить ближе и вливаться в коллектив. Честно говоря, он уже готов был сдать этот сраный билет на неправдоподобное представление и написать длиннющий отзыв в жалобную книгу, если бы вся эта хрень не была его ебаной жизнью. — Все сошли с ума. Весь долбанный мир сошел с ума, — пробормотал он, глядя на офицера Чень, которая с улыбкой потрепала Коннора по волосам, а потом заботливо их пригладила обратно. А через какое-то время виновник торжества вместе с Андерсоном стек в аквариум Фаулера, светясь от счастья и едва ли не подпрыгивая. Гэвин ждал. Блядских пятнадцать минут ничего не происходило, если не считать бурных обсуждений собравшихся на кухне сотрудников. Обсуждали, конечно же, Коннора и его эпичное возвращение. Ах, какой он стал эмоциональный. Ах, как мило улыбается. Ах, он и правда совсем как человек. Детектив обессиленно застонал. Его окружала кучка наивных идиотов. Качнув головой и уже даже не надеясь, что вся происходящая хрень — всего лишь сон, Рид перевел взгляд обратно на жестянку и Андерсона, усиленно изображающего заботливого папашку — благо стеклянная клетка босса отлично просматривалась. Фаулер как и всегда вальяжно развалился напротив напарничков в своем кресле, внимательно слушая их. Хэнк отчаянно жестикулировал. Коннор кивал и вежливо улыбался, спокойно что-то поясняя. Не надо было быть гением или хотя бы оканчивать полицейскую академию, чтобы понять: пластиковый ушлепок решил вернуться на работу в департамент. И Фаулер, похоже, был совсем не против принять его под свое крылышко. Ну конечно же, практичный мудак всегда и везде использовал любую возможность. В отделе позарез нужны были детективы, так как половина после восстания попросту слиняла — и он решил, что пластик вполне достоин вернуться на службу в качестве полноценного сотрудника. Ну а что, раз он теперь типа живой, то почему бы и нет? И так, черт возьми, и случилось. Сияющий от радости Коннор и не менее сияющий Хэнк, помолодевший, кажется, на десяток лет, выползли из кабинета шефа спустя полчаса, за это время успев подписать там кучу бумажек. В их содержании сомневаться не приходилось. Как только дверь в аквариум Фаулера захлопнулась, Рид решительно поднялся со стула, небрежно бросив на стол отчет, в котором не смог заполнить и строчки. Ноги сами понесли его навстречу напарникам, уже устроившимися за своими столами. Те продолжали светиться улыбками и о чем-то беседовали. О, ну конечно, счастливое воссоединение семьи. Идиллия, чтоб ее. Хэнк, наверное, весь извелся, когда увидел своего сыночка под прицелом на площади. По-любому потом будет отчитывать. — Ну что, пластик, решил снова поиграть в копа? — насмешливо протянул Гэвин, складывая руки на груди и пристально уставившись на Коннора. — Надоело изображать мирного демонстранта и болтать с Уоррен? Видел я по ящику, как ты там заливаешь на переговорах. Очень правдоподобно, весьма впечатляет. Я даже почти поверил. Свобода, равенство, братство, ага? — Иди отсюда, Гэвин, — Андерсон перевел на Рида недобрый взгляд, нахмуриваясь. — Не порть настроение ни себе, ни нам. Занимайся своими делами — у тебя, я уверен, их до жопы. Гэвин хищно оскалился. Коннор поднял руки в примирительном жесте и выдал свою самую вежливую улыбку, заставляя обоих собеседников переключить внимание на себя. — Не нужно, Хэнк, — покачав головой, заверил он напарника, а затем обратился к Гэвину. — Вы правы, детектив Рид. Я решил вернуться в департамент. И с сегодняшнего дня снова работаю здесь. Буду рад нашему дальнейшему сотрудничеству. Коннор улыбнулся чуть шире, более открыто и как-то совсем по-человечески. Рид изучающе прищурился, разглядывая изменения в мимике жестянки. Улыбка андроида была почти-живой, даже немного извиняющейся, совсем не похожей на ту, что заботливо вложили в него Киберлайф. Саморазвивающийся ублюдок феерически имитировал эмоции. Но Гэвин-то знал, что это не что иное, как очередной апгрейд в бионических мозгах, а не долбанная жизнь, о которой все талдычили. — Ты, — Рид выразительно взглянул в карие глаза, — можешь сколько угодно пудрить всем мозги и мило улыбаться. Но меня ты не одурачишь, консерва. Ни ты, ни твои собратья. Коннор непонимающе моргнул, чуть склонив голову набок. Гэвин фыркнул и отсалютовал, возвращаясь за свой стол. Теперь все поменяется. Для всех них.***
Следующий месяц прошел как в каком-то блядском фан-фильме: жутко нелепо и с хуевыми спецэффектами. Детройт более-менее пришел в норму, кое-как заметя следы недавней революции и став первым городом-экспериментом, где люди мирно сосуществовали вместе с андроидами. Хотя это сильно сказано, так как ебучих консервных банок было не больше пяти десятков: к выжившим с митинга приплюсовались вылезшие из своих нор струхнувшие, немного пополнив их число, но в сумме «новый народ» при желании мог бы поместиться в один небольшой автобус. Рид искренне не понимал, почему с этой кучкой пластиков вообще кто-то возится и принимает новые законы ради их удобства. Казалось, никто, кроме него, не замечал творящегося вокруг пиздеца. Он бы не удивился, если бы андроидов по-тихому расстреляли где-нибудь в подворотнях, не привлекая внимания прессы, а потом сказали, что все так и было. И всем бы зажилось легче. Риду уж точно. Но нет, у жестянок все было в шоколаде. Им выделили целую многоэтажку для жилья, переоборудовали общественный транспорт и заставили работодателей платить им зарплаты. Просто зашибись. Люди постепенно возвращались в Детройт, но такого оживления как раньше в городе больше не было — и вряд ли предвиделось в ближайшие несколько лет. Многие решили держаться подальше от девиантов, переехав в соседнюю Канаду, из-за чего тут же началась жуткая безработица. Половина магазинов и баров позакрывалась, школы были вынуждены работать в две смены, а полицейский департамент держался из последних сил, кое-как распихав между оставшимися копами появляющиеся с быстротой военного истребителя новые дела. Преступники на волне революции просто обезумели, посчитав, что лучшего времени уйти безнаказанными им не представится. И были чертовски правы. Гэвин натурально взвыл, когда понял, что на него свалили еще и преступления транспортного отдела. Он битых четыре года проработал там — и вот опять, здравствуйте. Но Фаулер только погрозил ему мясистым пальцем и сказал не возбухать: не ему одному сейчас непросто. И теперь Рид буквально ночевал на работе, даже притащил из дома подушку, чтобы урвать хотя бы несколько часов сна. Уже в первую неделю такой работы весь департамент буквально подыхал от усталости — не помогали даже литры выпитого кофе и высококалорийные пончики. И лишь чертов всеобщий любимец по утрам приветливо здоровался со всеми, так и лучась позитивом, а потом как на крыльях летел распутывать новое дело, прихватив с собой еле волочащего ноги Андерсона. Коннор всегда был свеж и бодр, ебучий андроид, готовый хоть сутки напролет пахать без перерыва. Во всем идеальный: профессиональный полицейский, отличный переговорщик, меткий стрелок, превосходный тактик и стратег — он просто до невыносимой степени бесил Гэвина. Рид угробил долгие годы на обучение и изнурительные тренировки в академии, сдавал экзамены на повышение квалификации и уже лет шесть бегал по утрам, чтобы держать себя в форме — а этот сраный андроид умел уже все сразу. Гэвин, наверное, немного завидовал, но больше злился. На него. И на себя. При этом, исправно раскрывая в день по несколько преступлений, этот ушлепок еще и умудрялся выступать на всяких политических встречах. Рид подозревал, что в сутках у долбанной консервной банки явно больше двадцати четырех часов. Просматривая новостные сводки в редких перерывах на обед, Гэвин неизменно видел смазливую рожу андроида на первых полосах в окружении лидеров местной революции. Правда не было похоже, что ему это нравится. В участке Коннор прямо горел азартом, когда на него скидывали новое убийство при каких-нибудь необычных обстоятельствах. На переговорах же... ну, тлел максимум. Судя по всему, политика ему была куда менее интересна, чем раскрытие преступлений. Хотя с какого, блин, перепугу его вообще что-то должно было интересовать, кроме повышения своей статистики? Рид довольно хмыкнул, зажевывая очередной пончик со сладкой глазурью. Судя по всему, дела у жестянок шли все же не так гладко, как он думал. Сегодня Century сообщила, что Киберлайф в очередной раз отказалась передавать девиантам контроль над своими заводами и запретила пробуждать находящихся там андроидов. Из-за восстания компания и так потерпела многомилионные убытки, так что подобное было неудивительным. К тому же, ее политику поддерживали в Вашингтоне, так что было ясно, что дело с мертвой точки в ближайшее время не сдвинется даже от плясок Коннора с бубном: несмотря на новые законы о равных правах, никто не хотел, чтобы город наводнили тысячи разумных машин. Было намного безопаснее держать андроидов на заводах и думать над тем, как не допустить их девиации. Кучка пробудившихся все равно ничего бы не смогла сделать, иначе потеряла бы все свои права. Гэвин еще раз откусил от пончика и покосился на донельзя сосредоточенного Коннора, все внимание которого занимал терминал перед ним. Как всегда полный сил и сияющий, блять. Пластиковый ублюдок что-то быстро набирал на клавиатуре — скорее всего, строчил очередной отчет, пока Андерсон вальяжно дрых дома. Гэвин даже немного завидовал старику в этом плане. Хотя лично он сам хоть сутками сидел бы на работе, но не позволил поставить себе в напарники пластикового говнюка. Оно того не стоило. На следующий день после своего официального назначения, андроид сменил свою униформу от Киберлайф на простой темно-синий костюм, который безумно ему шел — даже Рид, скрипя зубами, это признавал. В глубине души. Белоснежная рубашка, галстук в тон и идеально уложенная прическа довершали образ примерного работника. Отличал от человека его только мигающий то и дело диод на правом виске. Гэвин не ебал, почему Коннор так и не избавился от него, как все остальные жестянки. В целом, ему было насрать. Андроид без диода не переставал быть андроидом и бесить его. Рид недовольно цокнул и поднялся с места, скидывая ноги со стола. Страдальчески покосившись на кучу неразобранных папок, он двинулся к столу Коннора: словесные перепалки с пластиком во время обеденного перерыва уже стали его традицией. Не сказать, чтобы особо приятной. Но хоть немного разгоняющей макулатурную скуку, в которой он по уши погряз. — Как дела у нашего пластикового детектива? Держу пари, ты уже побил все мировые рекорды раскрываемости, — присаживаясь на край стола, за которым обосновался андроид, лениво поинтересовался Рид. Коннор, оторвавшись от терминала, поднял на него взгляд и улыбнулся уголками губ. — Вы переоцениваете мои способности, детектив, — спокойным тоном ответил он, чуть приподнимая брови. — Однако среди последней сотни дел у нас с лейтенантом Андерсоном не было ни одного нераскрытого. А как дела у вас? Гэвин фыркнул, многозначительно складывая руки на груди. — Еще бы. Ты, банка, только на беготню за преступниками и годишься, — насмешливо проговорил он. — Тебе ни спать не нужно, ни есть, у тебя даже увлечений никаких нет. Работай себе да работай. Красота. Был бы тут Хэнк, он бы уже давно вступился за своего пластикового сыночка и погнал Рида от его стола взашей с громким ором. Но старый алкаш предпочел дрыхнуть у себя дома, а не просиживать штаны на работе, и Гэвин наконец-то мог побеседовать с жестянкой без его раздражающего общества. С глазу на глаз. Ха. — Вы ошибаетесь, утверждая, что у меня нет увлечений, — вежливым тоном произнес Коннор. — Конечно, мне не требуются человеческие ресурсы, такие как сон и пища. Но это не значит, что мы с вами настолько разные, детектив. Уверен, если бы вы были заинтересованы в налаживании отношений, мы могли бы найти точки соприкосновения. Но я знаю, что вам просто доставляет удовольствие меня задевать. Попрошу это прекратить. Рид коротко хохотнул. — Задевать? Тебя? Да какие увлечения у тебя могут быть, кусок пластика, чтобы так оскорбляться? — Вряд ли вам это на самом деле интересно, детектив, — спокойно ответил Коннор, проигнорировав нападку и отворачиваясь к терминалу. — Не вижу смысла озвучивать вам настолько личные вещи. Мы с вами не друзья и даже не приятели — вы сами препятствуете образованию подобных социальных связей. А теперь попрошу оставить меня. Мне нужно заняться работой. В отличие от вас, я серьезно отношусь к своим обязанностям. Гэвин недобро прищурился, сосредоточенно следя за начавшим заполнять электронный бланк Коннором. Тот усиленно делал вид, что человека рядом с ним не существует. — Ну-ну. Давай, — наконец протянул Гэвин и, поднявшись на ноги, победно взглянул на андроида сверху вниз, а затем неохотно поплелся к своему столу. Увлечения, как же. Чтобы чем-то увлекаться, нужны эмоции и самоосознание, а не только блядская программа с нулями и единицами в коде внутри бионического корпуса. Гэвина нереально бесило, как эта жестянка старалась быть человеком. Рид день за днем наблюдал за Коннором и видел, как тот постепенно перенимал людские повадки — и даже, похоже, вырабатывал свои собственные, усреднив параметры анализа окружающих. Он больше не сидел за столом, как примерный ученик с руками на коленках, а принимал более расслабленную, почти человеческую живую позу, изредка подпирая подбородок рукой, словно от усталости. Иногда тостер даже пытался шутить и рассказывал что-то забавное, потому что Андерсон за соседним столом то и дело ржал как конь. Хотя, возможно, он угарал с детской наивности и честности андроида, которую тот везде и всюду демонстрировал, задавая такие вопросы, от которых любой человек сгорел бы от стыда. Андерсон души не чаял в своем пластиковом напарнике, на которого тот смотрел по-щенячьи доверчиво. Ну точно, старый дурак будто завел себе новую собаку или решил попробовать заслонить Коннором дыру в сердце от потери сына. Но факт был в том, что он словно расцвел новой жизнью и даже не возмущался, поглощая здоровую пищу, которую откуда-то притаскивал для него напарник в обеденные перерывы. Помимо этого, практически весь отдел купился на Коннора и его сраные эмоции, начав вместе с Хэнком опекать и оберегать его. А тот был и не против, лучезарно улыбаясь и радуясь дружелюбному коллективу. И никто даже не думал о том, что способность к самообучению у жестянок не знала долбанных границ, и это была не более, чем одна из его программ для успешной интеграции в общество. Никто, кроме Рида. Гэвин страдальчески закатил глаза и уселся за свой стол, привычным движением закинув на него ноги. Он все еще думал над тем, какие же у пластика могут быть увлечения, но в голову решительно ничего не приходило. Внезапно в памяти всплыли бумажные журавлики в мусорном ведре, но Рид сразу же отмел эту мысль. Это было что-то слишком примитивное. Наверняка Коннор придумывал какие-нибудь математические формулы на несколько страниц для анализа траектории движения преступников или создавал новые программы для составления отчетов. Ему бы это очень подошло. Оригами не вязалось с его образом андроида-детектива вот вообще. Терминал тихо звякнул, заставив Гэвина прервать поток размышлений. В базе появилось новое дело. Рид нахмурился, вчитываясь в текст, и устало провел рукой по лицу. Видимо, придется отложить выяснение увлечений Коннора до лучших времен. Гэвин был без понятия, почему этот вопрос вообще его парит.