Resonance

В утро понедельника, после дешевого батончика с йогуртом и кофе (которого все еще недостаточно), Чонгук приходит к определенному выводу: понедельник никогда не был любимым днем Тэхена. — Поправь рубашку, — бурчит Чонгук с зажатым между зубов батончиком. Он сидит на своей парте и пролистывает учебник, избегая смотреть на Кима. Тэхен осматривает себя, оттягивая пальцем воротник рубашки. — С ней все нормально. Очевидно, что нет — верхняя пара пуговиц расстегнуты, галстук расслаблен, и все это наверняка сделано специально — но Чонгук ничего не говорит. Тэхен никогда не одевался правильно. — Ты опоздал, — Чонгук смотрит на его небрежно завязанный галстук, тянется к нему и слегка тянет. — И ты не завязал свой галстук. А еще цвет не тот. — Боже. — Дресс-код, — напоминает Чонгук и возвращается к чтению. Проигнорировав его слова, Тэхен откидывает рюкзак на парту и садится рядом с Чоном, прижимаясь к нему вплотную. — Занимаешься? — Не совсем. Просто изучаю, — пожимает плечами Чонгук. — Что? — Тэхен начинает копаться в его рюкзаке в поисках чего-то. — По поводу резонанса душ, верно? У тебя осталась еще еда? — Там где-то яблоко завалялось. И да, по поводу резонанса душ, — Чонгук рассеянно жует нижнюю губу, вчитываясь в строки. — Что с тобой? — спрашивает с набитым ртом Тэхен. Видимо, нашел яблоко. — Ты никогда не читаешь. Все нормально? Выдержав долгую паузу, Чонгук вздыхает. — Просто любопытно. — Знаешь… — Тэхен хрустит яблоком, откусывая побольше, — нам стоит еще попрактиковаться в этом. Резонанс. У нас получается просто ужасно. — Я знаю, — нервно теребя пальцем край страницы, отвечает Чонгук, — поэтому я и читаю. — Разве ты у нас не человек действия? — Тэхен тыкает его в бок пальцем, смеясь, когда Чонгук дергается. — Давай просто сделаем это. Мы можем попробовать после занятий. Хмурясь, Чонгук продолжает упрямо смотреть в учебник. Затем он поднимает взгляд, встречаясь с тэхеновым. Его темные волосы слегка растрепаны после принятого впопыхах утреннего душа и спадают на его лоб, слегка прикрывая глаза. У Чонгука будто грудная клетка сужается, затрудняя дыхание. — Сначала я должен понять, что происходит. — Но практика отлично подойдет для этого, — настаивает Тэхен, — потому что это чертовски странно, знаешь? Мы никогда не были плохи в чем-то вместе. Особенно в подобном. — Мы оба ужасно сдаем экзамены. — Да. Так что нам нужно стараться больше, чтобы освоить этот резонанс. Что нельзя делать в академии, можно сделать в бою. Верно? Чонгук цокает, раскачиваясь на парте. В лекционный зал заходит еще пара человек, устраиваясь за немногочисленными партами. Большинство садятся парами — мастер и его оружие. Люди, у которых крепкая связь и доверие. Чонгук сжимает губы в тонкую полоску и хмурится еле заметно. — Верно. Входит профессор, водрузив огромную стопку книг на стол, и звонким голосом здоровается с классом, на чем и прекращается разговор Чонгука и Тэхена, которым приходится слезть с парты и занять свои места. \ Чонгук подпирает рукой подбородок и пялится пустым взглядом в угол комнаты, отключаясь от реальности под монотонный бубнеж преподавателя, но в то же время буквально кожей ощущая присутствие Тэхена рядом. Самое странное, думается Чонгуку, это то, что он считает это странным. Синяки на ребрах пульсируют болью. Самое странное, что Чонгук знает — он не такой, но он все равно ведет себя так. Так странно. Почему он такой странный в последнее время? Какого черта? Странно. Старые синяки на его бедрах болят. Синяки, полученные пару недель назад — на очередной провалившейся миссии, уже третьей по счету. Какой-то мелкий демон из пустыни, очередная душа, которую Тэхен с Чонгуком не смогли поймать. Это странно, потому что они никогда не проваливали миссии, особенно настолько легкие. Особенно работая в команде. Но в последнее время команда из них не очень. Странно, опять же. — Резонанс душ, — говорит профессор, — это результат совместных усилий. Соединение душевных волн между оружием и мастером для возможности использовать более могущественные техники. Резонанс душ, думает Чонгук, полная брехня. Он мастер, а Тэхен его оружие — так было всегда. Прочная связь. Со времен старшей школы, когда эта связь образовалась, и по сей день. Они учатся в этой чертовой академии уже третий год, и резонанс душ не должен быть для них проблемой, особенно такой странной, но тем не менее это так. Чонгуку кажется, что он знает причину, но отказывается говорить о ней. Синяк на его правой руке пульсирует. Он чувствует непреодолимое желание нажать на него пальцем, надавить посильнее. — Эти техники, — продолжает профессор, — действуют только при кооперировании. Чонгук думает об этом — кооперирование. Это странно. Либо профессора предпочитают тактично умалчивать о таких вещах, когда рассказывают о резонансе душ, либо Чонгук просто до чертиков странный. Странный, странный, странный… Тэхен тычет его в бок, вынуждая дернуться от неожиданности. Ножки стула неприятно скребут по полу, и Чонгук переводит на Кима хмурый взгляд, собираясь уже ударить его в ответ, но что-то заставляет его держать руки при себе. Продолжая смотреть вперед, Тэхен наклоняется к нему и говорит: — Нам просто нужно попрактиковаться. Вот и все. Хватит стрессовать по этому поводу, — он гладит Чонгука по бедру, прямо над коленом — простой дружеский жест. Затем он отстраняется, садясь прямо. Чонгук глубоко втягивает воздух носом и кивает, не отводя взгляда от профессора. Интересно, может ли Тэхен почувствовать его напряжение. — Я знаю. Руку с его бедра уже давно убрали, но он чувствует остаточное тепло, будто отпечаток — прямо рядом с синяком, мерзким и огромным, который тянется по внутренней части бедра до задней и болит, когда он садится. Чонгук не то чтобы и против. Это постоянное состояние возбуждения из-за резонанса душ — Чонгук сидит и думает, может ли это быть одной из многих вещей, о которых умалчивают профессора. — Мы сделаем это, ты и я, — шепчет Тэхен. — Команда мечты. Чонгук переводит на него взгляд, снова кивает, потому что не доверяет своему голосу. Взгляд падает на расстегнутый ворот белой рубашки Тэхена. Чонгук думает, насколько горячей будет ощущаться эта загорелая кожа под его губами. Затем он прижимает бедра друг к другу, чувствуя прошибающую тело дрожь вместе с болью, и заставляет себя отвести взгляд. В свою защиту, Чонгук старается очень сильно не думать обо всех тех грязных вещах, что затапливают его сознание при мысли о них с Тэхеном, практикующих резонанс душ. И проваливается. \ — Это как чакра, — говорит Тэхен. Он сидит на траве, скрестив ноги по-турецки, и выглядит каким-то слишком расслабленным, будто познавшим дзен, как бы иронично это ни звучало. — Наверное. Фокусирование на энергии. — На энергии наших душ, — кивает Чонгук. — Волны. — Оружие и мастер. Я твой усилитель. Чонгук фыркает. Тэхен бьет его по колену. — Соберись. — Прости, — он прокашливается и кидает на Тэхена игривый взгляд, садясь прямо. — Будь моим усилителем, чувак. — Ладно. Найди мои волны. Я найду твои. Встретимся посередине. Они сидят лицом к лицу, почти касаясь коленями, в саду прямо перед зданием академии, грозной тенью возвышающимся над ними. Вокруг лишь деревья, тихий шелест травы и почти пугающая тишина. Солнечные лучи просачиваются сквозь листья деревьев, согревая их кожу. Чонгук закрывает глаза и сосредотачивается. Это удивительно просто. Сложная часть заключается не в этом. Прямо сейчас есть только он и спокойная вибрация волн его души, пока он пытается найти тэхенову. Он вспоминает мелкие детали. То, как Тэхен выглядит в человеческой форме — милый парень со слишком длинными конечностями, постоянно рушащий правила дресс-кода в той или иной форме. И то, как он выглядит в форме оружия — ужасающе. То, как холодная сталь рукоятки ложится в руку, вес клинка и свистящий звук рассеченного воздуха. Тэхен всегда жалуется, что Чон обращается с ним слишком грубо. Говорит, что от всех этих взмахов и прочих трюков у него кружится голова. А еще он говорит, что техника боя Чонгука слишком ординарная, резкая и опирается на физическую силу. А на деле ему просто нравится жаловаться. — Ты чувствуешь? Голос Кима разрезает поток мыслей. — Да, — выдыхает Чонгук. Волны Тэхена обычно более спокойные, чем у него. И аура располагает. Сначала у него получается. Он медленно направляет движение своих волн, чувствуя внутреннее умиротворение, и пытается гармонировать с Тэхеном. Тепло переходит в нечто более грязное, и под кожей разгорается жар. — Гук, — шепчет Тэхен. Должно быть, он чувствует это — отказ, отторжение. — Прости, — Чонгук дышит прерывисто, пытается утихомирить жжение. Но оно распространяется внутри, волны искажаются. В своем отчаянии избавиться от мерзкого тепла он не сразу замечает руку Тэхена, что лежит поверх его, обжигая не хуже огня. Больно, но Чонгуку нравится. Тэхен сжимает его руку в своей, успокаивает. Чонгук стискивает зубы и садится прямо, жмурясь, стараясь не думать об этом — не думать о тепле чужого тела, о том, каково это, ощущать Тэхена над собой. Как это могло бы произойти прямо здесь и сейчас, в садах академии. Как Тэхен может толкнуть его на землю, нависнуть сверху, как трава будет неприятно тереться о спину сквозь тонкую ткань школьной формы. Чонгук пытается не думать об этом, потому что знает — это и есть корень проблемы. Но мысли сами идут в том направлении — губы Тэхена на его, резкая боль от укуса, его крепкое тело, прижатое к чонгуковому, между его бедрами. — Какого ты такой напряженный? В этот раз слова Тэхена доносятся приглушенно, сквозь духовную связь, не произнесены вслух, но прочувствованы. Должно быть, они близко. Успешный резонанс, вспоминается Чонгуку, должен ощущаться именно так. Но он все рушит, сбегает от собственных мыслей и сбегает. — Гук… — Прости, — Чонгук дышит тяжелее обычного, очень надеется, что Тэхен не замечает его слегка раскрасневшейся кожи, того, как он стискивает бедра в попытках скрыть свой полувозбужденный член. Он опирается руками о траву позади себя, отстраняется совсем немного, но этого достаточно, чтобы они больше не касались друг друга. Он не чувствует вибраций. Теперь есть только ветер, листья и трава, тишина. — Чувак… — Тэхен наклоняет голову вбок. Ветер треплет пряди его волос, и те падают ему на лоб. — Ты… в порядке? В его взгляде видно не совсем беспокойство, но Чонгук не понимает эту эмоцию. Что-то напоминающее любопытство и совсем немного… вины, возможно. — В порядке, — он сглатывает, сосредотачивает внимание на чем угодно, кроме тесноты в штанах, пытается думать о мерзком и успокоиться. — Прости… просто устал. Может, попробуем в другой день? Тэхен соглашается. Он не спрашивает, чему Чонгук только рад, потому что даже самому себе не готов признаться. Что уж говорить о Тэхене. — Это странно, — говорит Тэхен, когда они направляются к центру кампуса. Трава мнется под их ногами, галстук Кима сдувает ветром, и Чонгук подавляет желание затянуть его. — Ты всегда пытаешься быть лучше, победить. Это могло бы помочь нам быть на шаг впереди. Чонгук со стоном вытягивает руки над головой, подаваясь приятно греющим кожу лучам солнца. — Мы разберемся с этим. А потом будем практиковаться больше. Клянусь. — Тогда надо разбираться поскорее. Мы в последнее время провалили слишком много миссий, а я совсем не в настроении сидеть в исправительном классе. — Я тоже, чувак. Я же обещал, что сделаю это для тебя, верно? Осталось еще где-то тридцать душ, плюс ведьма — и ты станешь косой смерти. Тэхен останавливается и переводит взгляд на академию. Чонгук разворачивается тоже, гадает куда он смотрит: на цветущие вишневые деревья; лениво раскинувшихся на траве студентов или тех, что сидят на краю фонтана, касаясь кончиками пальцев воды. Даже с такого расстояния Чонгук видит, как вода колеблется, отражая блики света. Несколько розовых лепестков опадают с дерева. Чонгук внезапно осознает, что уже весна. Первого апреля праздник в честь юбилея. Забавно. Он и забыл об этом. Интересно, пойдет ли Тэхен вместе с ним в этом году, как они сделали в прошлом. — Куда ты смотришь? — спрашивает Чонгук. — Никуда. Просто задумался, — Тэхен вскидывает плечами и огибает его. — Я вернусь в академию и возьму свою сумку. Забыл ее там. — Можешь зайти в магазин по дороге домой? — просит Чонгук. — Нам нужен соевый соус и яйца, а я забыл свой бумажник. Тэхен кивает. — Увидимся дома, — затем он сбегает вниз по улице, шлепая ботинками о темный камень дорожки. Галстук сдувает ему на плечо, и Чонгук наблюдает за перекатом лопаток под его белой рубашкой, прежде чем заставляет себя отвести взгляд. \ Пока вода стекает по всему его телу, все, о чем думает Чонгук, это Тэхен. Ему есть о чем волноваться — ужасные оценки, предстоящий экзамен, который он, скорее всего завалит — но. Все дело в горячих струях воды на его ноющих мышцах и многочисленных синяках — результат безрассудства во время тренировок. Вода стекает по ранам на спине и ниже, на бедра и талию, где более болезненно. Он должен быть осторожнее. И ему нужно прекратить думать о Тэхене. Но сейчас он в душе, мышцы расслабляются под обжигающими каплями, здравые мысли испаряются из головы, оседая на плитке стен и зеркале. Кровоподтеки отдаются в теле ноющей пульсацией, и он не думая ведет пальцами по коже, впиваясь в самые болезненные участки на своей талии. Темный и бурый синяк прямо над тазобедренной костью, рядом с более старым, уже заживающим. Чонгук надавливает сильнее, бедра непроизвольно дергаются и колени дрожат, угрожая не выдержать. Должно быть, после этого синяки будут выглядеть еще хуже. Знает уже по опыту. Иногда Чонгук делает такое с собой — но лишь иногда. Он не странный совсем, ничего подобного, не чертов извращенец, любящий причинять себе боль, представляя, что это делает его лучший друг. Ни капли, нет. Он убирает пальцы, только чтобы надавить уже на другой, более массивный синяк, разросшийся темно-фиолетовым вдоль гладкой кожи. Мышцы живота поджимаются, Чонгук чувствует, как его член постепенно наливается кровью, внизу все скручивается в тугой узел. Надрывный вздох срывается с губ. В распаренной кабинке дышать становится тяжелее. В последнее время все становится хуже. Касательно Тэхена. Раньше все это было на уровне простой мысли из серии «эй, мой лучший друг довольно горячий». Стало чуть хуже, когда они выросли, но не так плохо. Самое худшее началось, когда они стали практиковать резонанс несколько недель назад. Теперь Чонгук чувствует нечто жесткое и холодное в груди каждый раз, когда остается с Тэхеном наедине. Он немного разочарован, хоть и не признает этого, что Кима все еще нет дома. Чонгук часто занимается этим в душе, потому это единственное приватное место, которое он может себе позволить в пределах их маленькой квартирки. Иногда ему нравится риск — что Тэхен услышит или даже войдет. По какой-то причине это заставляет его желать быть еще громче. Просто Тэхен заставляет Чонгука хотеть — хотеть прижаться своим телом к его и заводить до грубости; хотеть прижаться губами к его коже, мягкой и гладкой, и разрушить ее следами собственных зубов; хотеть уткнуться лицом в изгиб шеи, вдыхая резкий мускусный запах одеколона, а затем, более мягкий и приглушенный, естественный запах Тэхена, что сильнее всего заставляет в груди Чонгука воспылать жару. И Чон ненавидит это — ненавидит то, как ему нравится. Это его тайная слабость. Жар под кожей и то, как от него голова идет кругом и дыхание спирает, он чувствует мягкие вибрации их духовной связи. В этом есть что-то интимное. Нечто извращенное, что ноющим жаром растекается по телу, делая ему хорошо и… … нет… это не должно быть сексуальным, черт… Еще раз надавив пальцами, он слабо стонет, раскрывая губы и подаваясь лицом навстречу горячим струям воды. Чонгук откидывает волосы назад и ведет рукой вниз по своему торсу, сжав пальцы вокруг основания члена. Из воды смазка не очень, но он уж точно не собирается тратить кондиционер впустую. А еще он знает, что долго не продержится все равно. Бока болят, и ему это нравится, он глотает свои стоны и всхлипы, когда давит слишком сильно, посылая горящие пульсации боли по всему телу. Чонгук надрачивает себе медленно, сжимая пальцы у головки и непроизвольно толкаясь бедрами в собственный кулак, а затем возвращаясь обратно. Он тянется пальцами к другому боку, надавливая на синяки там. Они более болезненные — в последнее время он слишком часто делал это — но Чонгуку нравится боль. Бедра дрожат от напряжения и кажется, будто ноги вот-вот перестанут его держать. Глаза закрываются сами по себе, и с губ слетает вздох, он дергается от собственных болезненных прикосновений, только чтобы податься им же навстречу, выгибаясь в спине. Горячие капли бьют по спине, и Чонгук разворачивается, чтобы вода попадала по самым болезненным синякам. На его теле осталось несколько мелких порезов и царапин после миссии, когда он отправился в заброшенную часть города пару недель назад и разодрал кожу об асфальт во время драки. Ничего глобального, но боли достаточно, чтобы подаваться бедрами навстречу пальцам, практически урча под заглушающим все остальные чувства теплом. Вода постепенно остывает. Она смывает липкую смазку, образовавшуюся на кончике головки горячего и возбужденного члена в его хватке. Чонгук ускоряется, мышцы под кожей каменеют и все тело напрягается, отзываясь каждый раз, когда он проезжается пальцами по головке, усиливает хватку. Пальцы пробегаются по бедру, прямо под выпирающей тазобедренной костью. Как только он надавливает на находящийся там синяк, слышится звук открывшейся входной двери. — Черт, — шепчет с придыханием сквозь зубы. Даже его вдохи кажутся слишком громкими, но вода ударяет по керамической плитке громче — Чонгук надеется. Слышится приглушенный грохот, когда Тэхен скидывает обувь, затем звон ключей, брошенных на тумбочку и скрежет старого дерева — должно быть, Тэхен кинул на него свой рюкзак или продукты. Когда его шаги раздаются прямо за дверью, Чонгук прикусывает губу до крови, задерживает дыхание и, зажмурившись, начинает двигать рукой быстрее. Мысли возвращаются к их ранним попыткам добиться резонанса, в голове всплывают картинки, как он будет вжимать Чонгука в траву, целовать грубо, вынуждая раскрывать губы навстречу, как будет держать его тело прикованным к земле, грязно тереться бедрами, срывая с уст Чонгука стыдливые всхлипы. Обычно бывает хуже. Меньше поцелуев, больше секса. Больше Тэхена, который будет прижиматься к нему своим возбужденным членом, шептать на ухо пошлости, как будет вжимать в ближайшую поверхность и надавливать на самые болезненные синяки, пока Чонгук не начнет молить быть оттраханным. Он стискивает зубы, но не может сдержать слабого стона, вырвавшегося из горла. Все тело горит и каменеет от напряжения, неконтролируемая дрожь пробегается по позвоночнику, и ванную наполняет пошлое хлюпанье. Внизу живота разливается жар, обжигая горячим удовольствием. Он хочет Тэхена, так чертовски сильно. Хочет Тэхена в себе, над собой, хочет, чтобы Ким сделал с ним все то, что он делает с собой сейчас, причинил ему ту же боль. Давил пальцами на синяки, создавал новые. Он хочет горячие губы Тэхена на своей шее, хочет его багровые отметины, по которым Ким после проведет зубами, подкрепляя тот факт, что Чонгук принадлежит ему. Хочет, чтобы его дразнили, хватали, ебали. Как можно агрессивнее и больнее и черт — Чонгук хочет его, хочет всю эту боль, секс и жар. Очередной стон срывается с губ, но ему уже плевать на все, кроме желания достигнуть долгожданной разрядки. Бедра дрожат, угрожая не удержать его, и Чонгук опирается о стену, тянется второй рукой к своей талии, добавляя немного сладостной боли к уже имеющемуся жаркому удовольствию. Он стонет и хнычет, толкается бедрами в кулак и кончает с надрывным стоном. Он отпускает свой бок, поднося руку к губам в ленивой попытке заглушить свои звуки, и продолжает водить рукой по своему члену, пачкая вязкой спермой мокрый пол душевой кабинки. Пару минут Чонгук просто стоит, опираясь о стену, смотрит с долей отвращения, как вода смывает его сперму. Грязные последствия твоей жизни, когда тебе двадцать, и ты не в силах хотя бы на две секунды убрать руку с члена и очистить мысли от пошлых картинок со своим лучшим другом в главной роли. Восстановив дыхание, он разворачивается навстречу струям воды, но даже спустя пару минут стояния под горячей водой все еще чувствует себя грязным. \ — Ты же купил соевый соус, верно? Тэхен кивает. — В холодильнике. — Можешь принести? — Сам принеси, — бурчит Ким, возясь с ножом и болгарским перцем. — Я занят. Тэхен фыркает, но просьбу выполняет. Чонгук замечает краем глаза, как он нагибается, чтобы достать соевый соус из их холодильника. Из-за света на его лицо налегает темная тень, его футболка слишком свободная. Чонгуку хочется провести языком по его ключицам. Он думает о том, чем занимался в душе меньше часа назад, и мечтает взять эту раскаленную из-за огня сковороду и уткнуться в нее лицом. Он этого не делает, хотя на секунду задумывается почти всерьез. В реальности он лишь отворачивается, горя щеками, и продолжает рассеянно теребить вилкой жареные овощи в своей тарелке. Чонгук прокашливается, прежде чем спросить: — Ты еще не закончил с болгарским перцем? — Боже, — Тэхен кладет соевый соус на стол рядом с ним и тычет пальцем ему в бок. У Чонгука дыхание перехватывает — синяки все еще болят. Приятно. — Я в процессе. Между ними воцаряется комфортная тишина, пока Тэхен заканчивает нарезать перец и насыпает его в сковороду, прижимаясь к Чонгуку в их маленькой кухоньке. — Гук… — он не отходит ни на миллиметр, опускает разделочную доску и нож на стол. Чонгук замирает от тона его голоса, тепла его тела. Он должен бы давно привыкнуть к такого рода близости. — М? — выходит стыдливо надрывным писком. — Ты в порядке? — Эм… — Чонгук вперивает взгляд в деревянную лопаточку, рассеянно помешивая ею овощи в сковороде. — Да? — А в порядке ли… мы? Он чувствует взгляд Тэхена на себе, но слишком труслив, чтобы поднять свой, так что взамен он берет соевый соус и выливает в сковороду, где он сразу же начинает шипеть. Затем он подносит кусок говядины к своим губам, позволяет горячему мясу обжечь ему язык, лишь бы избежать разговора. — А должно быть иначе? — Чонгук поднимает на Тэхена взгляд, и хотя он думал, что готов, но на самом деле совсем нет. Есть что-то во взгляде Тэхена, обычно таком добром и открытом, но теперь там плещется та эмоция, которую Чонгук часто встречает в последнее время, но никак не может понять — возможно, беспокойство, может быть, вина. — Не знаю, — Тэхен пожимает плечами, отступает. Чонгук все еще слышит громкий стук собственного сердца. — Просто это странно. Я просто думал, что ты в последнее время на себя не похож, но потом я подумал, а что если дело во мне, знаешь? Я… черт, чувак… я веду себя странно? Чонгук отрицательно качает головой и подносит кусочек мяса уже к губам Тэхена. — Нет. Попробуй. — Оно подгорело, — бурчит Тэхен. Он шипит, когда мясо обжигает ему язык. На кухне слишком жарко, и капельки пота блестят на его шее, когда он глотает. — Просто я много волновался об этом в последнее время. Обычно я не думаю о таком, но, да. Наверное, я просто много думаю о, ну, о тебе… нет, это звучит по-гейски. Я хотел сказать… Чонгук фыркает. — Хорошо. Спасибо. Я тоже думаю о тебе, чувак. — Нет, — Тэхен щелкает его по лбу. — Я серьезно. — Ладно-ладно, — Чонгук машет лопаточкой в его направлении, благодарный жаре за оправдание своим красным щекам. — Давай будем серьезными. — Просто, я не знаю, где тот не выносящий поражений, вспыльчивый до черта Чон Чонгук, которого я знаю? Я никогда не думал, что ты окажешься тем, кто… просто сдастся. Помнишь, как ты заставлял нас тренироваться часами, чтобы подготовиться к турниру во время фестиваля? Даже Мисс Найгус сказала, чтобы ты попридержал коней, а она ужасно строгая. У меня все тело болело, а ты все еще пытался надрать мне зад. Чонгук смеется. — Честно говоря, надрать тебе зад довольно легко. — Заткнись. Просто так получилось. Оружию нет необходимости применять столько физической силы, сколько мастеру. Просто… — Тэхен нервно барабанит ногтями по кухонному столу. — Весь этот резонанс душ подкосил тебя, и тем самым меня тоже. Чонгук качает головой, тычет лопаточкой в сгоревшие снаружи, но все еще сырые изнутри овощи. — Я не знаю, в чем дело. Оно просто… не работает. Наверное. — Дело не во мне, верно? Чонгук недоуменно моргает, поднимая взгляд. Тэхен поджал губы в тонкую полоску и выглядит крайне серьезным, что не часто можно увидеть. — То есть, мы же в порядке, верно? Я просто думал, что… наши души должно быть на одной волне после всего, через что мы прошли. Чонгук снова опускает голову, избегая смотреть на него, тычет лопаточкой в карамелизированный лук, затем берет его и подносит к губам Тэхена. — Дело не в этом. Просто я веду себя тупо, позволяя одной неудаче так подкосить себя. Я разберусь с этим, обещаю. Тэхен кивает и дует на лук, прежде чем позволить Чонгуку запихнуть его ему в рот. — Я знаю, что мы должны сохранить свой статус в академии и что в последнее время мы провалили много миссий. Скорее всего, мы больше не первые в классе по числу душ. — Черт, — Тэхен обреченно стонет, откидываясь на кухонный стол. Взгляд Чона непроизвольно следует за витиеватым узором вен на его предплечье. — Ненавижу школу. Ненавижу свое существование. — Мы все еще в первой тройке по физическим параметрам, — Тэхен хмурится, изучая пятна на потолке. — Тест по атлетике скоро. Нужно тренироваться больше. Чонгук не особо слушает, потому что голова Тэхена откинута вот так, открывая для обзора манящую шею, будто созданную для чужих губ, зубов — такая идеальная для меток, но при этом и слишком идеальная, чтобы позволить себе их ставить. Парадокс засосов, думает Чонгук своим воспаленным мозгом, прежде чем вернуться в реальность. — Тогда надо вернуться в додзе, — говорит Чонгук, выключая плиту. — Не хочу. Ты снова надерешь мне зад, — фыркает Тэхен. — Именно. Доставай тарелки, еда готова. \ — Никаких обманных маневров, — говорит Тэхен. — Обещай. — Да, я понял, — Чонгук подпрыгивает на носках, чувствуя гудящий внутри адреналин. Они все же пришли в додзе. Тэхену это никак не помогает улучшить свои навыки рукопашного боя, но для Чонгука это важно. Поскольку они партнеры, для них важно тренироваться вместе. — Никаких сильных ударов. — Я знаю, — Чонгук закатывает глаза. — Давай. Я на взводе. Готов. Врежь мне, Тэ. — Никаких сюрпризов и никаких переворотов… Чонгук замахивается. Тэхен отпрыгивает назад. — Чувак… — Я знаю правила. Тебя ударят, если ты будешь перечислять их. Тэхен фыркает и поднимает сжатые в кулаки руки перед собой, принимая защитную позу. Его взгляд следит за каждым движением Чонгука, что на какой-то момент он чувствует себя подопытным кроликом под наблюдением. Это совсем не сексуально. И это чертовски глупо, что ему приходится напоминать себе об этом. Тэхен смотрит на него так, только потому что не хочет получить кулаком по лицу. Чонгук сильнее и уж точно знает больше о том, как нанести удар. Но даже с физическим преимуществом он чувствует себя добычей под сосредоточенным взглядом Тэхена, прищуренным и темным. Они тренируют ловкость и рефлексы. Удары скорее для забавы. Чонгук определенно не планирует размахивать кулаками перед демоном, когда у него есть такое хорошее оружие, как Тэхен. — Готов? — Еще спрашиваешь, — Тэхен делает шаг вперед, замахивается, и Чонгук полностью вливается в бой, отскакивает назад, блокирует удары и предугадывает новые. Иногда они случайно наносят удар слишком сильно, но ничего серьезного. Иногда Чонгуку нравится получать ранения, которые болят на протяжении следующих дней, но он старается не думать об этом. Они не разговаривают, слышны лишь тяжелые вздохи и скрип скользящей по полу обуви. Белый свет отскакивает от блестящих на лбу Тэхена капель пота. Чонгук пытается не думать об этом — о поте и тяжелом дыхании, о напряженных телах и, черт. — Думаешь, попробовать резонанс сейчас что-то изменит? — спрашивает Тэхен, отшатываясь назад и прерывая тем самым бой. Чонгук трясет головой, стряхивая капли пота с волос. — Не прерывай бой, — он делает шаг вперед и замахивается для удара. Тэхен реагирует моментально. — В другой день. Он не знает, когда будет этот другой день, но Тэхена пока такой ответ удовлетворяет.