Последняя в роду

Мечтаю на всю жизнь Утонуть в твоей душе… Храни меня, как свет во тьме, — И ты не станешь одиноким… Саша Спилберг, «Любить страшно»

      Рассвет вступит в свою силу ещё не скоро: схватка с Кракеном, последняя в многовековой борьбе, не заняла и двух часов. Теперь же грозный страж вернулся в прежнее состояние, укрощённый необычной песней, и его не боятся даже самые трусливые гости. Убаюканные свершённым перемирием, они решают побыть здесь ещё немного — до того, как первые лучи солнца озарят морской горизонт. И бывший враг милостиво дозволяет им сделать это.       Огромный зал вновь наполняется криками и смехом сотен существ, радующихся своему избавлению от верной смерти. Всё становится таким же, как прежде, — и не странно ли, что они не хотят говорить о том, что едва не оборвало их жизни совсем недавно?       Среди монстров, которые находятся здесь, одни слишком юны и беспечны, чтобы придавать этому событию большое значение, а другие, старше и мудрее, постарались забыть его. Многие смогли, и это умение забывать — единственное, в чём капитанша лайнера завидует им. Роковая ночь, едва не погубившая их всех, никогда не сотрётся у неё из памяти. А ведь она уже не так молода, и ей трудно учиться на собственных ошибках.       В шумной разноцветной толпе, заполняющей весь зал, стройная фигура в белоснежном кителе выделяется особенно отчётливо. Стоя у мраморной колонны, Эрика жадно вдыхает свежий воздух. Плавная, размеренная музыка ласкает слух, но она вслушивается отрешённо. Мысли её заняты совсем другим.       Где-то неподалёку маленькая амфибия настойчиво просит отца купить ей какой-то сувенир в виде ракушки, инкрустированной золотом. Тот отвечает уклончиво, явно не желая давать согласие, и ведёт дочку дальше. Невольно женщина усмехается этой безобидной детской прихоти. Глупо просить то, что может вскоре превратиться в обычную безделушку, — вроде тех, которые стоят в каюте её прадеда. А впрочем…       Она направляется быстрыми шагами к знакомой шторе из красного бархата, закрывающей вход в подземелье. Отныне он свободен, и её не испугает ничто из того, что хранит в своих недрах Потерянный Город.       Путь не занимает много времени — ещё в прошлую ночь капитанша смогла его запомнить. Она идёт по каменной лестнице, чувствуя холод, исходящий от стен, и зябко проводит руками по плечам. Открывает дыру в стене, искусно спрятанную за барельефом, и спускается вниз. И от неё ускользает чуть заметный шорох, раздавшийся через минуту.       Берег холодного озера всё так же чист и пустынен, как и тогда. На земле нет ничего, что напоминало бы о первом её появлении тут. Лишь около небольшого камня, лежащего поодаль, что-то влажно блестит металлическим блеском. Приблизившись, Эрика наклоняется и стряхивает песок с непонятного предмета. Им оказывается огромный топор — тот самый, который вонзился в голову её спасителя и от которого она хотела его освободить.       Она собирается поднять его, но не успевает. Сзади доносится негромкий мелодичный звук, а затем — неспешные, осторожные шаги. Едва мелькнув, высокий силуэт исчезает, теряется за тёмными глыбами без малейшего препятствия с чьей-либо стороны. Помедлив, он всё же выходит на свет.       — Зачем ты здесь? снова…       Фигура уже рядом. Улыбку можно прочесть в глазах.       Эрика тоже улыбается: за прошедшее время бывший противник, и без того искусный шпион, кое-что у неё перенял. Например, начал ходить совсем бесшумно и следовать за ней почти незаметно. Она подходит к нему, не делая попыток прикоснуться, и спрашивает:       — Уже не впервые ты спускаешься сюда, хотя я не просила тебя об этом ни в первый раз, ни сейчас. Почему?       Она уверена, что ей никогда не признаются, и тем неожиданнее вкрадчивый ответ:       — У нас, вампиров, есть одна способность… мы умеем предвидеть будущее.       Когда-то произнесённые слова будят слабую усмешку. Узнав их, Эрика пристально всматривается в собеседника. Перехватив его недоумённый взгляд, направленный на топор, поясняет:       — Я хочу забрать его с собой, Князь Тьмы. На память.       Дракула молчит, и в покачивании его головы уловима какая-то скрытая эмоция. Тонкие брови слегка нахмурены. Против воли сердце капитанши сжимается.       — Разве ты находишь это глупым?       — Вовсе нет.       Строгое выражение глаз цвета предгрозового неба меняется, делается мягче. Эрика научилась уже угадывать эту перемену: она знает, что вампир не сердится. И это ободряет её.       — Каждый раз, глядя на него, я буду вспоминать о тебе.       — Я тоже, — спокойный кивок.       Во взоре таится лёгкое удивление; за простой фразой — совсем иная. Капитанша чутко улавливает несказанное и оборачивается назад, к стеклянной глади озера. Сейчас на нём нет даже лёгкой ряби; издалека оно кажется тёплым, но она знает, как обманчиво это впечатление.       — После всего, что здесь произошло?..       Эрика опускает подбородок. Она ждёт, будет ли сказано что-то ещё. Ей, не обладающей даром ясновидения, не предсказать, как поведёт себя граф, и она хранит молчание немыслимым усилием воли. Внезапно тот заставляет её взглянуть прямо на него и тихо говорит:       — Да, — изящная ладонь скользит по её щеке, обдавая её прохладой. — Мне равно дороги все воспоминания о том дне. Дне, когда ты перестала быть моим врагом… не так ли?       В ответ на ласкающее прикосновение пальцев Эрика приподнимает голову ещё сильнее, откидывая её назад. Лёгкая дрожь по спине — от жаркого вздоха, опалившего её лицо. Дракула не отстраняется — напротив, подаётся ближе, и отвернуться просто не удаётся.       Женщина смотрит на него в молчании. Острое желание, впервые настигшее её тогда, у серого постамента — коснуться поцелуем его блёклых губ, накрыть их, не позволяя сказать ни слова, — невыносимо рвёт клочьями всё внутри. Становится ярче от осознания того, что теперь это возможно. Теперь, когда между ними нет более никаких преград. И, придя к такому решению, она шепчет:       — Что ж… я желаю наделить этот топор ещё одним воспоминанием.       Протянув кисть, она медленно ведёт от скрытой под одеянием ярёмной впадины к сердцу. Мерный стук его ускоряется, и Эрике кажется, что в её груди раздаются такие же неровные удары. Ладони Дракулы дотрагиваются до её предплечий и робко замирают, но тут же перемещаются выше, к шее. Он аккуратно притягивает её к себе и наконец целует — осторожно, помня, что поцелуй первый.       Эрику бросает в жар от осознания, что это происходит с вампиром — с тем, кого она должна была уничтожить и кого вырвала из лап смерти, рискуя собственной жизнью. Перед глазами плывёт горячий туман, а руки предательски дрожат, когда она неуверенно обнимает его. И ничего нельзя сделать с жаждой, возникшей ещё после танца на лестнице, после бегства через озеро, после освобождения графа от стрел и дротиков, щедро просыпавшихся на него из ловушек. Жаждой, усиливающейся, несмотря на все доводы фамильной чести и разума. Сметающей с пути всё. С той беспощадностью, с какой совсем недавно Кракен сметал десятки несчастных монстров с разрушенного острова.       Она находит в себе силы отстраниться лишь спустя несколько мгновений — или спустя целую вечность. Взгляд Дракулы рассеян и затуманен, и Эрика понимает, что вовсе не победила в этом сражении. Может, он хочет что-то сказать, но вместо этого снова молча прижимается губами к её губам. И все её мысли улетучиваются. Остаётся только эта странная, неповторимая ночь, за которой их ждёт новое, общее будущее.       ***       Под сводами громадного зала, сложенного из тёмных камней, разносится звонкий смех. Дракула движется по нему короткими быстрыми перебежками, крепко держа за руку Эрику, которая торопится следом. Так, только наоборот, уже было — в день, когда они добыли Орудие Уничтожения. Легко прыгая по лестнице, скрывавшей в себе смерть, капитанша видела и чувствовала: высокая чёрная фигура здесь, совсем близко, защищает её. То было в подземелье Атлантиды, разрушенной и наполовину погребённой, а это — в отеле «Трансильвания», прибежище и любимом месте сотен монстров.       Они проносятся мимо стойки, за которой Мэйвис, записав что-то в гостевую книгу, вручает ключи от номера подошедшему к ней Стэну. Бывший старпом «Наследия» — один из нескольких десятков атлантинов, решивших поселиться на берегу, в этой гостинице. Перемирие, заключённое их хозяином, лишило их необходимости жить на корабле, которого они не покидали уже много лет.       Фрэнк, так и не вернувший себе руки, давно проигранные в казино, ловко открывает крабьей клешнёй бутылку, поднесённую ему Мумием. Обменявшись короткими фразами, оба оглядываются и тотчас замечают два силуэта, мелькнувшие у стены. Их лучший друг-вампир и его возлюбленная из человеческого рода. Смешение двух цветов — чёрного и белого — как странная, необычная шутка судьбы.       Пробежав ещё немного, те, кого заметили почти все в зале, оказываются в дальнем коридоре. Старинный лифт, скрипя механизмами, медленно поднимает их на самый верхний, тринадцатый этаж. У людей это число считается приносящим несчастья; монстры же прибегают к нему постоянно. Эрика знает это очень хорошо. Именно поэтому неожиданная ассоциация заставляет помедлить, прежде чем спросить:       — Почему ты выбрал это место?       Вместо ответа Дракула прикладывает палец к губам и мягко, но настойчиво тянет её за собой. Она покорно следует за ним, не осмеливаясь возражать. И вскоре обнаруживает с изумлением, что стоит на просторной, слегка накренённой крыше отеля. Бархатно-сапфировое небо усыпано звёздами, будто припудрено сахаром. В окрестностях властвует тишина, не нарушаемая ничем.       Бывшая капитанша осторожно усаживается на вычищенную черепицу и вопросительно смотрит на своего спутника. На секунду тот отводит глаза в невольном смущении.       — Почему? — повторяет она, запоздало удивляясь тому, как по-детски прозвучала её интонация.       Совладав с собой и подняв на неё серьёзный взгляд, Дракула улыбается.       — Потому что я хочу сказать тебе кое-что, Эрика Ван Хельсинг.       — Может быть, даже узнать, какова на вкус моя кровь, Князь Тьмы?       Усмешка. И зачем эта игра? Почему они зовут друг друга так вот уже на протяжении трёх дней? В мире, где её учили жить, не было места подобному; в конце концов, там были лишь свои и чужие. Но… в какой-то момент она осознала, что её мир и мир этого, другого, чем-то похожи. Они верят в одно и то же, только стоят у подобия зеркала. Близко. Слишком близко. И иногда Эрика забывает, что их разделяют века.       — Что ты… — граф тихо смеётся и качает головой. — Конечно же, нет. Моя просьба иная. — Он делает неуловимое движение правой рукой, и в ней появляется маленькая коробочка, обтянутая чёрным бархатом. — Ты станешь моей женой?       От этих простых слов её сердце пропускает удар. С негромким щелчком коробочка открывается. Теперь женщина видит то, чего раньше не могла увидеть. Тонкое кольцо с крупным рубином, на фоне тёмной ткани напоминающим каплю крови.       — Что скажешь?       Дракула опускает имя. Вопрос важнее. Становясь на одно колено, зорко глядит на капитаншу. Он ощутимо напрягается, хотя напряжение едва заметно — где-то в линии плеч.       Время бежит так же быстро и незаметно, как песок в древних часах… а Эрика всё не может ответить. Она пытается сделать это, но из её горла вырывается невнятное клокотание и почти сразу затихает.       Вскоре за гребнем крыши появляются вампирское семейство, их друзья и огромный пёс, стая юных оборотней, Желе и даже Бигфут. Громкий гул подсказывает: все они застыли невдалеке и ждут, ждут с величайшим терпением. Не кричат лишь потому, что знают: граф ненавидит крики. Предложение — не меньшее таинство, чем брак, и царство его — покой и тишь. Покой и тишь…       У Эрики по-прежнему не получается вымолвить ни слова, и она беспомощно прислушивается к звукам, исходящим из толпы. Волчье повизгивание, переговоры невидимок, шёпот Мэйвис и Джонни. Она должна бы прервать это… нo просто молчит, изучающе рассматривая кольцо.       — С таким рубином-то мне лет десять в круиз ходить не надо будет…       Это единственное, что ей удаётся выговорить внезапно охрипшим, сорвавшимся голосом. Лицо верховного вампира хранит выражение удивления — непонимающего и надеющегося одновременно.       Нетерпение и любопытство зрителей нарастают. Эрика чувствует на себе их жадные взоры, полные затаённой радости, и всё же превозмогает себя. Проведя кончиком языка по пересохшим от ужасного волнения губам, она восклицает:       — Я согласная!..       Как только долгожданный ответ слетает с её уст, воздух взрывается от ликующих возгласов и хлопков. Счастливый Дракула поднимается на ноги и надевает кольцо ей на палец, перед этим трепетно целуя её руку. Чёрный ободок приятно холодит кожу, и от этого всё тело окутывает дрожь — не такая, как от купания в ледяном подземном озере. Другая.       Наконец жених и невеста заключают друг друга в объятия. Однако насладиться минутой единения им не суждено. Питомец Денниса и его подружки-волчицы, сорвавшись с места, мчится к ним, не разбирая дороги. Эрика плавно освобождается из крепкой хватки графа и бежит к слуховому окну, стараясь скрыться раньше, чем на крышу спустятся все, кто жаждет немедленно поздравить его с помолвкой.       ***       Гигантский отель безмолвен и почти пуст: его обитатели покинули свои комнаты и ушли наверх, не желая пропускать необыкновенное зрелище. В коридорах остались одни бесстрастные зомби и скелеты-уборщики, не питающие никакого интереса к жизни хозяев.       Во дворе же ещё тише, если так вообще может быть. Вокруг слышен лишь треск цикад и сверчков. Отстранённо слушая его, Эрика позволяет себе немного расслабиться и теряет привычную бдительность. И тотчас расплачивается за это.       Высокий седовласый человек в коричневой одежде возникает совсем рядом. Серебряная трость поблёскивает в темноте. На плечо женщине ложится крепкая ладонь, обладатель которой говорит:       — Я сейчас смотрел, как Мэйвис Стэна заселяла, и кое-что понял.       Эрика вздрагивает и резко оборачивается к прадеду, поражённая его небывалым спокойствием. Перемена в нём с каждой секундой всё разительнее, всё заметнее. Необычно звучит и меланхоличный, задумчивый тон:       — Дракула — хороший мужик. Честный, порядочный… — Абрахам тяжело вздыхает. — К тому же у него клыки красивые… Я думаю, что с ним тебе будет лучше, чем на корабле.       Покорность и благословение неожиданны. Капитанша хочет рассказать обо всём, что произошло на крыше, как вдруг осознаёт, что ему это уже известно. Подойдя ближе, она встречается с ним взглядом. На губах её дрожит лукавая улыбка.       — Знаешь… я тоже кое-что поняла.       — Что?       Ей с трудом удаётся сдержать усмешку:       — Ты себя ведёшь как свинья. Ты всё время мной помыкаешь! — она выделяет это обвинение и пристально смотрит старику в лицо. — Но ты, прадедушка, меня любишь.       Последние слова произнесены твёрдо и убедительно. Ван Хельсинг ждёт, что их опровергнут, однако в глубине души понимает, что этого не случится. Кажется, собеседница уверена в их правдивости — так, как вряд ли уверена ещё в чём-то. И это обезоруживает.       — Эрика…       Голос Абрахама непривычно дрожит от какого-то нового, полузабытого чувства. Вытянув руку, он ласково проводит ею по белокурым волосам правнучки и привлекает её к себе. В уголках зелёно-карих глаз еле заметны слёзы. Эрика видит их впервые в жизни…       Они — последние из своего рода. Иногда кажется, что их не связывает ничто, кроме крови. Но так только кажется.