Как тяжело быть Луи Томлинсоном

I want you here with me Like how I pictured it So I don't have to keep imagining Come on, jump out at me Come on, bring everything Is it too much to ask for something great? © One Direction — Something Great

Бетти Мидлтон благодарный экскурсант — ей нравится, что всё вокруг «такое английское», у неё куча вопросов и идей, а покончив с немногочисленными официальными достопримечательностями Донкастера она требует экскурсии по личным памятным местам, хихикает над «маскировочными» очками Луи, которые один хрен не особо помогают, и честно пытается не сравнивать американский футбол с нормальным футболом. И она его слушает, поэтому ей легко рассказать о смешном и не очень, о матери, о сёстрах и единственном брате, о жизни в маленьком городке, и о том, как странно, оказавшись членом суперуспешного бойз-бэнда, скучать по этому маленькому городку и своей маленькой комнате. У Луи слишком мало времени, а открыть Бетти хочется слишком много. И это ведь естественно, что они в Лондоне встречаются с его сёстрами, это ведь тоже экскурсия? И это не странно, что они и Марка тоже повидали («Не рановато ли для знакомства с родителями, Томлинсон? — Он не ест мелких американок, Мидлтон, кончай паниковать.»), потому что Марк тот, кто Луи вырастил, и кого сам Луи считает отцом. Даже если у него давно другая жена, как у его матери был другой муж, Луи носит его фамилию, и Марк отец его сестёр. Может, это и странно, но Марк всё происходящее принимает и не стремится протестировать Мидлтон на профпригодность, как Лотти, которая, наверное, слишком привыкла к мысли, что Элеонор будет вечно. Честно, Луи и сам привык к этой мысли, но так же привык и к их расставанию; и он, конечно, понимает, что Шарлотта просто не хочет, чтобы ему было больно, но ему и не будет. Он кидает ей уничтожающие взгляды каждый раз, как ему кажется, что что-то идёт не так, но потом его отпускает: Лотти, видимо, даёт Бетти шанс, Фиби и Дейзи в любом случае довольны знакомством. — И когда свадьба? — интересуется Дейзи, примериваясь к салату в центре стола. — Паула не в курсе, но Найл-то должен был тебе сказать! Понятное дело, для девчонок после рассказа о том, как прошла свадьба, вторая по важности информация — кто следующий и когда. Да и Паула, собственно, успела всем интересующимся рассказать о пойманном букете. Луи понятия не имеет, когда Найл решит, что самое время вручить Пауле свою фамилию, но наверняка будет старательно искать нужный момент. Он же ей практически себя подарил на совершеннолетие, в самом-то деле. — Предположительно после окончания Паулой универа, — расплывчато отвечает Луи. Мидлтон широко улыбается, наблюдая задумчивые лица Фиби и Дейзи, явно подсчитывающих, когда это случится. Понятно, нашла себе единомышленниц по радости за всех и всё. Эти двое, правда, её опередили, они объявили, что шипперят Паулу и Найла сразу же, как Луи имел неосторожность сказать им, что у друга новая девушка. — То есть у Паулы есть время убедить Мэри, что её дочка не блудом занимается, а вполне себе строит успешную счастливую жизнь? — хмыкает более прагматичная Лотти. — Каковы шансы, что получится? Луи вспоминает офигевшего Найла, пытающегося рассказать, с каким скандалом Паула переезжала к нему и не оскорбить ненароком Мэри Рид, и думает, что шансы стремятся к нулю. Мама Паулы в жизни не одобрит то, что не было её идеей и не соответствует её каким-то представлениям о приличной жизни. Иногда Луи кажется очень странным, что Паула и Эйвери выросли адекватными людьми в своей семье. — Вы, конечно, можете думать, что вы взрослые и мудрые, но если вы свинтите к кому-то строить успешную жизнь, я буду крайне придирчиво за этим следить, — ворчливо вставляет Марк и по очереди осматривает дочек, как бы демонстрируя, как именно придирчиво. — Не дай Бог ваши парни не будут носить вас на руках. Луи фыркает, делает вид, что ничего такого не делал, Фиби и Дейзи закатывают глаза, а Лотти деланно тяжело вздыхает. Марк игнорирует пантомиму, просит Бетти передать хлеб. — Это ведь не единственное требование, пап? — спрашивает Шарлотта. — Что ещё? — Придётся готовиться к марш-броску по пересечённой местности? — предполагает Фиби. — Или к кулинарным баттлам? — хмыкает Дейзи, утаскивая у близняшки с тарелки салатный лист. — Одно другому не мешает, — улыбается Бетти с невинным видом, подсовывая Марку ещё и сыр к хлебу. — Вы заслуживаете того, чтобы ваши парни знали, что вы любите в качестве завтрака в постель. — У меня целый список требований в ежедневнике, как-нибудь покажу. — Выкладывай сразу в твиттер, чтобы потенциальные женихи знали, что их ждёт, — хмыкает Луи. — Я никогда не выйду замуж, — патетически вздыхает Фиби. — Один плюс, можно много есть и толстеть, толку-то теперь от того, что я красивая. Уже вечером Марк выходит к Луи на балкон, усаживается рядом и пока Луи затягивается сигаретой, прихлёбывает безалкогольное пиво. Над Лондоном висят первые бледные звёзды, гораздо дальше и гораздо менее впечатляющие, чем в маленьких городках. — Рад, что всё налаживается. А «всё» это, вроде как, что? Личная жизнь? Или карьера? Отрастающие волосы? — Ты о чём-то конкретном? — уточняет Луи. — Но спасибо. — Я о том конкретном, из-за чего ты ходил с постной миной. Луи поджимает губы, глядя на тлеющий кончик сигареты. Больше всего ему хочется спросить, правильно ли он поступает, получить одобрение того из родителей, кто у него остался. Хотя, технически, Марк ему не родитель, но это он водил его в зоопарк, учил играть в футбол и общаться с девчонками в школе. Луи ничего не спрашивает, он же взрослый, самостоятельный и всё такое. — Я тоже рад, что всё налаживается, и я не хожу с постной миной. Марк фыркает и делает глоток. На балконе слышно, что в комнате кто-то смеётся, и Луи безотчётно улыбается в ответ на этот звук. Ведь если люди смеются, что-то налаживается, верно? Ему хотелось бы, чтобы всё просто было хорошо, чтобы близкие ему люди были счастливы, здоровы и получали то, чего хотят, разве это слишком много? — Бетти очаровательная девочка, привози почаще. Луи косится на Марка. Это вот одобрение? И насколько оно реально, Марка просто устроит любой повод для Луи не ходить с мордой кирпичом или он имеет в виду то, что говорит? — Она живёт в Америке, — пожимает плечами Луи. — Я бы и рад, чтобы она была здесь постоянно. — Не вечно же у вас будут отношения на расстоянии. Луи не знает, что и сказать, ему вообще во всей этой фразе нравятся только слова «отношения» и «вечно». Не рано ли думать о таком, а? Ему нравятся их с Бетти отношения, он знать не знает, как и когда сделать их территориально близкими, но это решаемо, если это нужно обоим. Пока он просто хочет знать, что это нужно обоим, он очень на это надеется. В наступившей тишине, если прислушаться, понятно, что у девчонок в помещении заходит речь о семейном отдыхе, о том, как трудно бывает собрать всю компанию в одном месте, и, собственно, о последней общей поездке на побережье. Фиби, как обычно, достаёт телефон, демонстрируя фотки под комментарии зрителей. Доходит до фото с Фредди, которого удалось выцарапать на пару дней у матери. — Луи так о нём заботится, — говорит зачем-то Лотти, а Луи посещает желание грохнуть пепельницей о стену. Потому что говорит его сестрица с каким-то трудноразличимым намёком, но для Луи этот намёк видится здоровенным неоновым знаком, херачащим вспышками в мозгу. Томлинсон облизывает разом пересохшие губы, пока у него поперёк горла толкается кислая тоска и безысходность. Он никогда не думал, что общение с Фредди, его сыном и лучшим мальчиком на земле, может однажды стать проблемой для женщины, которую он любит, что ему однажды придётся балансировать между тем, кого он любит, и тем, кого любит, что ему придётся выбирать. Он не хотел услышать, что это снова может быть проблемой, он не хотел слышать, как Лотти пытается что-то по этому поводу узнать, даже если из самых лучших побуждений. — Ну ещё бы, он его сын! Странно было бы, если бы не заботился, — фыркает Бетти, будто не замечает никаких намёков. А может и не замечает, а это Луи неврастеник? Бетти молчит пару секунд, наверное, плечами пожимает, прежде чем снова улыбнуться. — Это вы ещё не видели новую машину Фредди. Луи купил ему точную копию гоночной на радиоуправлении. Луи прикрывает глаза на мгновение, почти физически ощущает накатывающее облегчение. Мидлтон сама пищала над этой машиной — копией Red Bull на которой ещё Феттель гонял, только на пульте, — и ей же принадлежала идея купить её Фредди, потому что ему наверняка понравится такая игрушка. Уютное тепло поднимается по рёбрам, щекочет изнутри горло, выгоняя криво вставший ком, и Луи расплывается в улыбке, понимая, что выбирать его никто не собирается заставлять. Марк молча салютует ему бутылкой. Они гуляют по Лондону, и Бетти больше не подкалывает его за «маскировку», зато уговаривает влезть в даблдеккер, с неиссякаемым интересом рассматривает здания разных районов, пытаясь вычислить, что когда построено, и разрешает кормить себя мороженым. Они ходят по музеям и магазинам, обсуждают всё подряд, спорят о том, насколько глупо смотрится небоскрёб на Мэри-Экс («Это натуральный огурец, Мидлтон! — Что не делает его менее уникальным, Томлинсон, и вообще, это тот случай, когда контраст рождает баланс, он так и должен выглядеть на фоне этих прямоугольников!»), а вечером она готовит на его кухне, и всё это настолько правильно и хорошо, что тепло в груди грозится выломать рёбра. Луи совершенно очевидно влюбился, и это серьёзно. Это просто случилось, и он вовсе не против. До отъезда Мидлтон три дня, и они валяются на широком диване после очередной прогулки. Бетти подбирает ноги под себя и с задумчивым видом пьёт чай с молоком, хотя неделю назад звала это извращением. — Луи? — зовёт она. — Ты знаешь, почему Эйв сбежала тогда от Гарри? Он удивлённо пожимает плечами. Откуда этот вопрос? — Стайлс шутил? — Не без того, — смеётся Бетти. — Но ты удивишься, эта причина даже не в первой десятке. Луи хмыкает; у него всё ещё есть вариант, что Гарри мог совсем облажаться с какой-нибудь шуткой или спеть что-то не то в душе, но он знает, почему Эйвери сбежала, помнит, как Стайлс лез на стенку, выясняя это, и пытаясь всё устроить как ему надо. И ещё Луи помнит их свадьбу и венчание — может, когда-то Эйвери и сбежала, но больше она этого делать не собирается, потому что они ужасно крепко и очень просто любят друг друга, вот и всё. Бетти кусает губы, вертит в руках чашку и отставляет на столик. И, наверное, свой вопрос она взяла не с потолка и ждёт ответа. — Эйвери не была уверена, что Гарри серьезно, — говорит Луи. Он не упоминает о том, что Гарри и сам сначала не был ни в чём уверен, кроме того, что он хотел бы попытаться. — Но они всё же разобрались. Не сразу, правда. — Она думала, он не из ее лиги, — тихо выговаривает наконец Мидлтон. — И, Луи, я тоже не Золушка, я самая обычная работница условно крупной американской компании. Приплыли. Луи внимательно рассматривает Бетти, очень хочет пальцем разгладить серьёзную морщинку между бровей и услышать её смех, потому что это всё шутка. Но, кажется, ей нужны его слова. Знать бы, какие. — Ну так и я не принц, — пожимает он плечами. — Если ты думаешь, что я брошу тебя в аэропорту, то не надо. И если ты планируешь сама меня бросить в аэропорту, то тоже не надо. И даже не надейся на успех! Если убежишь, я знаю, где ты живешь, а если придется, подключу к твоим поискам Паулу, потому что я вполне серьёзен. Бетти смеётся, и в этом смехе ему отчётливо слышится облегчение. Он перехватывает её ладони, сжимает в своих и надеется, что это подействует лучше, чем повторение того, что он серьёзен. Потому что он, чёрт возьми, вполне серьёзен, настолько, что оповестил об этом даже грёбанный Инстаграм и готов лететь в Лос-Анджелес. — Не собираюсь. — Тогда расскажи мне, что не так и почему ты об этом думаешь, ладно? Потому что если она думает опять об этом «где вы, а где я», он будет долго и нудно её переубеждать. А вот если она правда решила, что им нужно расстаться, он в полной жопе. У Бетти неуверенно-виноватое лицо, и Томлинсон искренне надеется, она не подозревает его в чём-нибудь и не собирается его бросать. — Я просто, — она вздыхает и растеряно улыбается одновременно, — просто вроде как хочу о тебе позаботиться. Моя личная жизнь, она личная, а ты известный человек, и я, честно говоря, не очень представляю, как это все работает, но твою личную жизнь оценивают, и это как-то на что-то может повлиять. — У Луи брови уползают куда-то вверх, и, судя по лицу Мидлтон, она понимает, что он ни хрена не понимает. Она поджимает губы и выдаёт самое конкретное. — Твои фанаты думают, я тебе не пара. Кто-то из них даже постит обо мне информацию, и они серьёзно это обсуждают. Я не очень понимаю, что это все значит для твоего реноме, но это есть. Луи давит желание выматерить весь мир, протяжно выдыхает и прикрывает глаза, тщетно пытаясь расслабиться и не пугать Бетти. Знает, что под кожей ходят желваки, и, скорее всего, он выглядит готовым убивать. Собственно, не только выглядит. Злость поднимается откуда-то изнутри и начинает давить на грудную клетку, требуя немедленного выхода и чьей-нибудь крови. Он знает, о чём Бетти говорит, ему уже прислали ссылки на такие перлы девиантной логики, что хоть стой, хоть падай. Некоторые особенно дотошные (сумасшедшие) фанаты (сталкеры) рассматривают Элизабет Мидлтон почти под микроскопом. Информации у них немного: образование, род деятельности, пара слов о семье и разводе родителей — ничего действительно интересного. Там же скрины из Инстаграма и Фейсбука, а в конце «экспертная» оценка, пара она для, прости Господи, КОРОЛЯ или нет, а это уже просто смешно. Особенно если учитывать, что, исходя из одних и тех же предпосылок, авторы делают разные выводы. Все реальные факты её биографии прекрасно тасуются так, что подходят под любую нужную теорию — это какой-то вид магии, наверное. — Прости. — Что? За что?.. — Мидлтон качает головой в отрицании. — Нет, это… Это жесть жёсткая, но ты-то не при чём. Конечно, это не та популярность, которой я бы хотела, я, например, имела наивность думать, что когда-нибудь, напишу бестселлер об истории моды или стану дизайнером, но я просто экономист… В общем, это в любом случае не твоя вина. Терять Бетти из-за вот этого всего ему вообще не улыбается, и Томлинсон сам себя готов выматерить за то, что знал об интернетной истерии, но не попытался что-нибудь сделать, потому что слишком привык сам не обращать на это никакого внимания. Но теперь Бетти внимание обратила, и хрен его знает, что можно сделать. — Это напрягает тебя? — прямо спрашивает Луи, чтобы уж точно разобраться. — То, что о тебе написано? Или в целом, что о тебе пишут? — Нет. То есть, первые ссылок десять напрягало и сподвигло внимательнее себя рассмотреть, но в какой-то момент стало очевидным, что эти люди ничего не знают обо мне или даже о тебе. И ничего о нас. Так что мнение твоих фанатов может быть бестактным, но это их мнение, и на моё оно не влияет. Просто… — Бетти мнётся, кусает губы, но договаривает. — За себя я спокойна, но я как бы ничего не понимаю во всяких медийных хренях и попытаюсь принять, если ты скажешь, что мне лучше раствориться, чтобы не портить тебе имидж или ещё там чего. Чего? Блять. Злость наотмашь бьёт по рёбрам и требует немедленно удалить к ебеням гугл. Томлинсон переваривает слова Бетти, крутит со всех сторон и не понимает, откуда что берётся. Если кто-то там что-то сказал, то Луи должен, по идее, обеспокоиться, забегать и сделать, как сказано? А если ещё кому-то не понравится то, что он исправляет? И кто, в конце концов, будет учитывать его собственное мнение?! — Ты… издеваешься? — он понимает, что Бетти не издевается, но не может же она это все всерьёз?! — Я надеюсь, ты сама так не думаешь? — Я, конечно, самая обычная, но ты вроде на это не жаловался! — Бетти вскидывается с оскорблённым видом и хмурится. — И, по-моему, ты мне вполне подходишь. Луи выпускает её руки и сгребает Мидлтон в охапку, утыкается носом в её волосы и думает, что это всё какой-то сюр. Господи, неужели её, правда, так напрягли какие-то посты в интернете после того, что не напрягло ничего другое, включая даже наличие ребёнка? И неужели она всерьёз готова куда-то деться, если какой-нибудь важный дяденька поимеет глупость пытаться регулировать его личную жизнь? Скорее всего, Бетти просто паникует, столкнувшись с непонятным, незнакомым и неприятным, но Луи не так чтобы точно знает, чем прикончить её панику. — Бетти, они ничего не знают, и, честно говоря, не их дело. Я люблю своих фанатов, без них бы не был тем, кто я есть, но наши отношения никого не касаются. Я не спрашиваю, что мне делать, у всех окружающих. С теми, чьё мнение мне важно, ты уже знакома, кстати, и ты им нравишься. И это правда. Как и то, что его близкие никогда не будут заниматься оценкой Мидлтон по пунктам, что бы там Марк ни говорил о списках, и совещаться, подходит она Луи или нет. Бетти обнимает его спину, утыкается носом в сгиб между плечом и шеей. Томлинсон надеется, что она там плакать не будет. — Прости, — тихонько говорит она. — Я глупости говорю, но я просто беспокоюсь. Луи целует её в макушку. Его не отпускает злостью на гребучий интернет, но слова Мидлтон разом поднимают настроение, и думается, что она зря себя накручивает, но это приятно, что она вообще об этом думает. — Эй, нет, на меня это всё не повлияет, — много лет назад, может, и повлияло бы, но ему давно не двадцать, он взрослый умный мальчик и сам умеет оценивать всякие риски. — И ты не ищи про себя гадостей, эти люди тебя не знают. — Иногда думаю, хорошо, что окружающие, которые меня знают и не любят, молчат об этом, — хмыкает Бетти. Луи тянет Бетти на себя и та перекидывает свои ноги через его, прижимается ближе, обнимая крепче. Томлинсон не уверен, ему странно об этом думать и, что уж там, немного страшно, но то, как она кладёт голову ему на плечо, касается его лопаток… Это правильно. Кажется, что даже слишком правильно, и от этого всё приобретает нереальные очертания, от этого страшно думать о том, что эта правильность — его личная иллюзия, и Бетти не чувствует ничего такого. Луи прижимается губами к её лбу там, где недавно была недовольная складка. Он хочет о Бетти позаботиться и совершенно точно не хочет, чтобы что-либо, написанное в интернете, её напрягало. Как это сделать на расстоянии в океан и грёбанную страну, он не знает, но можно что-то придумать. — Больше не буду искать гадости, — выдыхает она, — это, в принципе, не моя привычка, просто… В общем, обещай, что скажешь, если есть что-то, о чём я должна знать. Луи фыркает, легонько щёлкает её по носу. Она почти читает его мысли — есть вещи, которые ей нужно знать, чтобы не волноваться по нестоящим того поводам. — Ты должна знать, что я в тебя влюблён, мне с тобой хорошо, и я хочу быть с тобой, — Господи, насколько ж это коряво и пафосно звучит, кто бы знал, но, кажется, других слов человечество ещё не придумало. — Просто помни об этом, когда кто-то что-то говорит. Конечно, он говорит это не для того, чтобы у неё было утешение на случай сплетен, но Бетти ведь это понимает. Она разглядывает его пару секунд, потом тянется выше, целуя мягко, но настойчиво, будто хочет последнего доказательства. У Луи есть. Он углубляет поцелуй, скользит ладонями по её талии вниз на бёдра и вверх под майку, на спину, живот, на грудь, вытряхивая Бетти из одежды, опрокидывая на широкое сидение дивана, прилипая к её коже губами. Их руки сталкиваются, они путаются в очерёдности снятия одежды, сваливают на пол подушки; Бетти тихонько смеётся, выгибается, и под руками Луи её смех становится стоном. Они касаются друг друга так легко и свободно, как будто всегда были или всегда должны были быть любовниками, Бетти откликается на каждое движение, скользит ладонями по его спине, зарывается пальцами в волосы, подаётся вперёд, обвивает его руками, ногами, всем телом. Луи целует её шею, сжимает бёдра, двигается широко и размеренно, а затем всё быстрее, так что сносит к чертям крышу. Господи, или они идеально совпадают, или он ничего не знает. Где-то за пределами стен дома, за высокими окнами шумит ночной Лондон, а кажется, что это ужасно далеко и совсем неправда. Луи устраивает Бетти на своём плече, проводит кончиками пальцев по её рёбрам. Она рядом с ним совсем хрупкая и белая, ни одной самой маленькой татуировки. Бетти льнёт ближе, касается губами его шеи, и Луи закрывает глаза, чувствуя себя беззастенчиво счастливым, сплетает их пальцы. — Это правильно, да? — зачем-то выдаёт он в пространство то, чего не подумал бы говорить вслух полчаса назад, но что кажется абсолютной истиной сейчас. — Не только для меня, для тебя это тоже правильно. — Да, — говорит Бетти тихо и чуть хрипло, почему-то ничуть не удивлённая его словами. —Самое правильное в моей жизни. Луи по-дурацки улыбается потолку. Чёрт возьми, круто же знать, что он самое правильное в жизни Мидлтон. Возможно, виноваты эндорфины, а возможно, Луи действительно настигает пониманием, что всё, что с ними происходит, правильно, и, возможно, он для неё, а она для него, вот и всё. По крайней мере, он точно уверен в том, что хочет, чтобы это было правдой. У них полно времени, чтобы выяснить, так ли это, потому что никуда он Мидлтон не отпустит. Ну, не считая Лос-Анжелеса, но он и сам окажется в Америке быстрее, чем она думает, быстрее, чем ему самому хотелось бы в другое время. И это ему даже нравится. До него доходит чуть позже, когда Бетти сворачивается у него под боком уже в постели и шепчет: «я в тебя по уши». Бетти не думает, что он не должен уделять время Фредди, она не думает, что он должен быть каким-то другим, она не думает, что он позволит собой управлять и что-то навязывать, она не боялась людей в сети. Она просто хотела знать, что нет какой-нибудь идиотской внешней причины, которая заставит их разойтись. У Луи вагон и маленькая тележка проблем, сомнений и всяких неудобностей для тех, кто с ним связывается, но он точно знает, что нет ничего, что заставит его отступить не попытавшись сделать всё возможное. — Ты не пожалеешь, — шепчет он ей в ответ. И знает, что Мидлтон умиротворённо улыбается.