Переверни страницу

Бабушка весила под сотню. Точнее, девяносто семь — по сведениям из операционной. Перелом шейки бедра. Скорую вызвала соседка, благо, ключ имелся. Бедная старушка. Инна глубоко вдохнула, надевая перчатки. Ну что, тянуть невозможно. И так скоро обход. Позвать бы Алика на помощь, но он потянул спину. Ладно, не впервой. — Здравствуйте, — как можно более приветливо обратилась она к бабушке, — давайте-ка попробуем помыться, простыночку сменим. — А где доктор? Доктора позови. — Доктор скоро вас навестит, — принялась объяснять Инна, медленно, чтобы не сбить дыхание. Раз — повернем. Два — губкой. Три… — и послушает вас, и на ваши вопросы ответит. Ваши показатели… — Доктора мне! — бабушка дернулась, заохала, опрокинув локтем тазик с мыльной водой. — Я вас помою и после этого сразу его позову, договорились? — Что ты мне зубы заговариваешь?! Зови доктора, я сказала! — Может, я могу как-то помочь пока что? — Ты тупая или глухая? Понаберут с улицы! Вот в мое время… Инна молча сделала новый раствор, затерла лужу, принялась мыть бабушку под бурчание. Ей плохо, она пациентка, срывается от ощущения беспомощности. Завтра наверняка переведут в хирургию, Инна ее больше не увидит, кричат не на нее лично, а на систему здравоохранения. Бывает. Не стоит принимать близко к сердцу. Родственникам намного сложнее, чем ей. Интересно, какие они. Инна совершенно не рассчитывала получить ответ на эту мимолетную мысль уже через час, причем в кабинете главврача. — Это она? — со стула поднялся мужчина лет сорока, массивный, широкоплечий. Рядом с такими Инна сразу чувствовала себя Дюймовочкой. — Она, она. — Чем могу быть полезна? — Инна не терпела, когда к ней обращались в третьем лице, еще и в подобном тоне. Спина сама собой выпрямилась, Инна скрестила руки на груди и храбро уставилась незнакомцу в глаза. — Верни кольцо. — Не понимаю, о чем вы. — Всё ты понимаешь. Что, хлебное местечко? Сколько беспомощных старух ты уже ограбила?! Кольцо верни, говорю! Где оно у тебя?! Выворачивай карманы, а то в полицию позвоню! Инна облизнула губы, украдкой ущипнула себя: — Полиция? Хорошая идея. Давайте вызовем. — Инночка, — елейным тоном завел главврач, — у твоей пациентки пропало обручальное кольцо. Она утверждает, что никто не подходил к тумбочке, только ты. Подходила к тумбочке? — Подходила, но… — Видите! — гаркнул родственник бабушки. — Не было никакого кольца. Ничего не видела. — Ты за это кольцо в жизни не расплатишься, поняла?! — Не брала я ничего. Поищите среди вещей. — Вы у меня еще попляшете! Вся ваша больница! Самое обидное, что Инна даже могла их понять. «Больница не несет ответственности за сохранность личных вещей пациентов» — это был пустой звук. Пусть даже таблички на всех углах висят. Люди ожидают, что госпитализированные могут расслабиться и думать только о своем здоровье. Не было кольца. Она запахнулась поплотнее в широкий шарф. Ну и пусть увольняют. В любом магазине зарплата выше. А физической работы даже меньше. Мать, конечно, со свету сживет. «На кой столько училась, чтобы за кассой стоять?!» Училась, потому что нравилось. Квалификацию повышала без отрыва от работы, даже статью ухитрилась выпустить, правда, научно-популярную, не в специализированном издании, но девчонки хвалили, говорили, что очень ясно и доступно о профилактике пролежней… Нет, хватит. Надо что-то менять в жизни. Она еще молодая. Подкопить, пройти переквалификацию, уехать, устроиться в какую-нибудь фирму. Терпения и сил всегда хватало. Пусть и сейчас хватит. Можно ведь, например… Краем глаза Инна заметила, как в остановку летит через три полосы наискосок машина. Темнота. Перед глазами были широкие манжеты. Инна дернулась. Руки — одна из них перевязанная — дернулись тоже. Немедленно стрельнуло болью. Она лежала на мягкой перине. Отродясь не видела таких широких кроватей, с балдахином, резным изножьем, вышитыми подушечками — разве что в кино. Совершенно музейный канделябр с догорающей свечой. Антикварная мебель. Это была не больница. Тем более, не морг. Инна затруднялась представить, где она. Поколебавшись, поднялась с кровати. Ковер на полу непривычно мягкий. Странный дискомфорт. Инна не сразу поняла, что на ней — одна лишь рубашка до колен. И в вырезе — отнюдь не ее грудь. Предсмертные видения становились всё более интригующими. Инна огляделась. Зеркал в комнате не было. Но имелся тазик. Сжав подсвечник в здоровой руке, Инна решительно подошла к нему, заглянула. В глади воды отражалось не ее лицо. Юное и вполне симпатичное, но явно мужское. — Вакуумный же ты насос, — пробормотала Инна ломающимся баритоном. Поставила подсвечник обратно. Подошла к окну, неловко ежась. Распахнула ставни. В комнату ворвался холодный ночной воздух, шелест листвы, пересвист каких-то птиц — в орнитологии Инна разбиралась на уровне «это — сова, это — не сова». Что-то было необычным в звуках ночи. В детстве Инна бывала в деревне, но даже там по ночам… …Ездили машины. Потрясающе. — Ну подсознание, — почему-то вслух принялась увещевать себя Инна, — я же никогда против техники не была. Даже права получать хотела. Почему в моем глюке нет машин? Это на почве того, что меня сбили? Пожалуй, она могла бы притянуть за уши любое наукообразное объяснение. Но обсудить проблему было все равно не с кем, поэтому она прикрыла окно, улеглась обратно, свернувшись калачиком. Где бы она ни была, ночной смены местные не предусмотрели. Утром. Всё утром. В приветливо-весенних солнечных лучах антураж ничуть не изменился. Сколько она спала? Так давно не доводилось хорошо отдохнуть. Инна потянулась, села в постели. За дверью слышались чьи-то шаги, приглушенные голоса. Отлично, здесь есть люди. Значит, можно будет спросить, что происходит. Она огляделась в поисках обуви. Сапоги. В сочетании с ночнушкой — писк моды, поди. Прошлепав босиком, она открыла дверь и едва не столкнулась с полной брюнеткой в длинном платье. — Дор Рикардо! Вы очнулись! — обрадовалась та. — Да, — подтвердила Инна, — доброе утро. — Позвольте, я помогу вам одеться! Лекарь скоро придет. — Мне не нужен лекарь, я в порядке, — Инна позволила увлечь себя обратно в комнату. Отражение в тазике меньше всего напоминало «Рикардо», скорее, «Рихарда», но этой женщине виднее. Под ее руководством Инна как раз успела привести себя в порядок, когда дверь вновь открылась. На пороге стоял молодой мужчина с длинными темными волосами и синими глазами. Больше всего напоминал какого-нибудь идальго, но с исторической литературой Инна была знакома плохо, еще хуже, чем с орнитологией. Брюнетка поклонилась, он кивнул и перевел взгляд на Инну. Что делать? Как реагировать? — Доброе утро, — вежливо сказала она, тоже неловко поклонившись. Лучше избыток вежливости, чем наглость, пожалуй — хотя мать всегда ее за это ругала. — Я вижу, вы чудесным образом исцелились как телесно, так и духовно? — усмехнулся он. Подошел ближе. — Подобная кротость не может не удивлять. Садитесь и покажите руку. — Вы лекарь? — осторожно уточнила Инна. Брюнетка широко распахнула глаза, прижала ладонь к губам. — Вы серьезно, Ричард? — уточнил после паузы мужчина. Черт. — Прошу прощения, если сказал что-то не то, — нужный род глагола дался с некоторым усилием, — я ничего не помню и не знаю, где я. Вторая пауза была порядком длиннее. Мужчина перевел взгляд на брюнетку, сказал несколько отрывистых фраз на языке, похожем на испанский. Она поспешно закивала, подхватила юбки, выскочила из комнаты. Инна кусала губу, наблюдая за этим. Из истории она помнила о существовании костров для ведьм. «Я ничего не помню» — опасный ход, но явно менее опасный, чем «я медсестра из двадцать первого века». — Вы не лжете, — полуутвердительно протянул мужчина, смерив его долгим взглядом. Инна молча смотрела ему в глаза. Что тут добавишь? — Хорошо. Познакомимся заново. И заодно познакомим вас с собой. Вам что-то говорит название «Надор»? — Сожалею, но нет. Сударь, — добавила Инна. — Монсеньор. Вы можете обращаться ко мне «монсеньор». Я — герцог Рокэ Алва, Первый Маршал Талига. И ваш эр. — Мой кто, простите? — Ваш эр, — охотно повторил он, — это значит, что вы — мой оруженосец. Вас зовут Ричард Окделл. Вы герцог Надора. — Надор находится не в Талиге? Простите, я… — Нет. Пока что Надор находится в Талиге, если, конечно, вы не приняли тайком решение закрыть перевалы, отложиться и до самой смерти жить в своих горах. Инна молчала, лихорадочно притягивая хоть мало-мальское научное обоснование тому, что произошло. Подсознание не могло показывать ей абсолютно чужое место с чужими географическими названиями и незнакомым ей языком. Творилась какая-то фантастика, и почему-то Инна в ней участвовала. — Всё же покажите руку, — напомнил он, — остальные вопросы могут подождать, например, до завтрака. Я, пожалуй, не чувствую себя способным пересказывать своему оруженосцу его же жизненную историю до пары чашечек шадди. Инна не знала, что такое шадди, но, пожалуй, не чувствовала себя способной слушать историю чужих оруженосцев без пары стопок водки. Но вряд ли это светило ей в ближайшее время, поэтому она решила начать с руки, которую осматривал целый герцог. Мир вокруг казался всё более странным.