Why?

За окном мерцали огни города, неоновые вывески отдавали холодным светом, что мягко опускался на асфальт, пробегая по контурами здания, откуда-то лилась музыка, смешанная с шумом машин и перекрикиванием людей. Хоть непотопляемая квартира и находилась не на главной улице, поток света, пусть и не столь яркий, проникал через окно внутрь, разбавляя царивший в доме полумрак. Каждым этажом владела темнота, во всю хозяйничая, придавая предметам искаженные очертания, укрывая отдельные вещи от глаз, и лишь в гостиной три лампы создавали мягкий и и теплый кружок света, вмешающий в себя стол и диван, за которыми постоянно собирались жильцы и их гости, и немного касался стоящий поодаль кресел, тянулся вбок, из-за чего края круга выгибались, теряя идеальности линий, стремясь лизнуть стоящий на угловым столике патифон, но так и доходил до него. Часы на стене отбили пол четвёртого ночи, девушки ушли не больше получаса назад, поэтому на столе все еще лежали коробки от китайской еды, пара бутылок вина и несколько бокалов, на дне некоторых плескалась недопитая алая жидкость. На полу у стоящего напротив дивана четко вырисовалось красное пятно, случайно оставленное Роуз. Дафна устроилась на полу, спиной прижимаясь к дивану, она рассказывала о своих планах на новый фильм, когда Вайл, сонно потирая глаза, перекочевала с ее плеча, положив голову на ее колене и нечаянно задев бокал девушки, даже не замечая этого, продолжая что-то бормотать в полусне. Это всегда заставляло Тэмми мягко улыбнуться подобной детской милости, а Клюгер прерваться, дабы запустить руки в чужие светлые волосы и ласково погладить. Подобному умилялись все, даже выражение лица Дебби приобретало некий нежный оттенок, лишь Девятка старалась остаться сдерженнее, хоть и отворачивалась, дабы скрыть изогнувшиеся в лёгкой улыбке губы. Роуз всегда немного пьянела после трех бокалов, а тихий и размеренный голос Дафны и тепло ее плеча, на котором она всегда пристраивалась, тянули ко сну. Это всегда служило для восьмерки неким знаком. Констанс убирала свои ноги, облаченные в белые кеды, с гладкой поверхности дивана, тянулась к алкоголю, а после глотка привычно тихо притворно-ворчливо объявляла, что пиво во сто крат лучше, но допивала и поднималась. Амита на это лишь с ухмылкой качала головой, тоже допивая и принимая руку воровки, помогающую ей подняться. Тэмми уже стояла у двери, успев обнять на прощание Оушен и Лу, придерживая дверь для Дафны, которая аккуратно, поддерживая привычным жестом Роуз за талию, подводила дизайнера к двери, стараясь при этом не выводить ее из полусна. Девятка стояла рядом с Тэмми, опираясь на ее руку, попрощавшись с девушками ударом кулачков, терпеливо ожидая, когда Вайл и Клюгер бесшумно выйдут за дверь. Эта парочка всегда вызывала приятные эмоции, потому что даже Дафна, все еще создающая во круг себя ауру стервы, выглядела рядом с дизайнером куда мягче, и в такие моменты даже Девятка готова была признать, что у нее глаза и впрямь становятся, как у Бэмби. Все девушки тепло попрощались, и за закрытой дверью остались лишь Лу и Дебби, шутливо ворчащие, что эти вшестером уже живут тут с ними и приносит с собой эту слащавую милость из глупых фильмов. Вот и сейчас они остались одни на диване, в кружке тепло света. Дебби сидит полубоком в центре, согнув одну ногу под себя, а вторую положив поверх нее. Одной рукой она облокотилась на спинку дивана, а второй держала бокал, губы её шевелились, выпуская слова, что парили над ними, кружились над головами, а после рассыпались на свободный участок между двумя телами. Глаза ее мерцали в темноте, а кожа казалась неестественно бледной из-за белоснежной рубашки, будто светящейся в этой темноте. Лу сидела в углу дивана, забравшись на него с ногами, и прижимаясь спиной к мягкой поверхности. Взгляд ее, привычно твердый, но непривычно тусклый бегал по лицу напротив, то очерчивая скулы, то изгиб бровей, то касался губ или быстро перебегал к пушистым ресницам. Она не казалась грустной или растерянной, но эта знакомая игривость и озорство сейчас не плескались на дне поднебесно-голубых глаз, и это вдруг так меняло картину. Лу всегда знала Оушен, она уже не могла вспомнить, было ли время, когда Дебби не была частью ее жизни. Дебби всегда была сдержанной, ироничной, несколько даже отстраненной, словно всегда находится с тобой только наполовину, слушает в пол уха, видит лишь абстрактно, говорит лишь 1/10 из того, что на самом деле думает. Кто мог знать, что за всем этим скрывается, какой острый ум, какая жажда приключений, острых ощущений. Кто мог знать, что по жилам у нее вместо крови магма, что сердце у нее, словно бурлящий вулкан, и только ум, это острый ум, холодный, покрывшийся инеем, с полосками льда, заменяющими борозды и извилины, только он сдерживал этот жар, только он не давал вырваться всему этому наружу. Кто мог знать, кроме нее, Лу. Миллер всегда читала Дебби, как раскрытую книгу, только она одна. Каждый жест, движение, любая интонация, малейший подтекст всегда угадывались. Дебби никогда не морщила бровей, находясь в обществе людей, никогда не выказывала даже малейшего замешательства, только оставшись одна, думая, что никто не видит, она хмурила брови и закусывала губы, позволяя сомнениям, страхам пробраться в голову, нарисовать еще одну сторону ситуации, чтобы увидеть картину цело. Дебби улыбалась на одну сторону, когда ей больно, но она желала это скрыть. Дебби цеплялась пальцами одной руки в запястье второй, когда боялась, она клала руки в карманы, оставляя пальцы на внешней стороне, а после сжимала ткань, когда злилась. Дебби говорила тихо, с игривой интонацией, с легким придыханием, когда угрожала. Но когда она и впрямь волновалась, говоря кому-то важные вещи, тихий немного дрожащий шепот отливал нотками грусти. Дебби всегда улыбалась ей иначе. Лу знала Дебби, она знала значение каждого жеста. Но вернувшаяся Оушен казалась другой, вот вроде той же, но будто уже не ею, не той Оушен. Те же привычные телодвижения, та же мимика и черты, те же слова и интонация, но что-то было другим, неуловимым, что-то не бросающееся в глаза, но меняющие все кардинально. Лу с какой-то болезненной серьёзностью вглядывалась в лицо напротив, и так было каждый раз, когда они оставались одни. Она отчаянно пыталась отыскать это изменение, руки ее сжимали собственное колено, волосы идеально уложены, а на тонких запястьях звенели браслеты. Ключицы у Оушен выпирающие, а плечи худые и острые, что очертания выделяющихся костей видны даже через рубашку. Лу подняла глаза, вдруг встречая совсем другой взгляд, внимательнее, острее, будто медленно, но мягко проникающий сквозь тебя. - Почему ты никогда не пыталась это повторить? - И тихий, но настойчивый, голос, словно вопрос был задан не в первый раз. - Что? - Почему после того раза ты не попыталась повторить это снова? И Миллер поняла. В ту же секунду она прикрыла веки, сделав глубокий вдох, и воспоминания тут же затуманили разум, накрыв ее, словно плотным жёстким одеялом. Когда-то они уже сидели вот так, в темноте, в другой квартире, в другое время, в другом мире. Они были моложе, и в их авантюрных делах не принимал участие никто, кроме них двоих. Они получили ещё несколько долларов с лотереи и решили отпраздновать это. Комната была маленькой, пропахшей лимонами и перцем, диван оказался настолько старым, что каждый раз выпускал облачко пыли, когда на него садились, и количество ее было бесконечным, ибо сколько девушки не пытались ее выбить, все оставалось по-старому, узор на нем был ужасный, но хоть дырок не имелось. Столик они тогда так и не купили, поэтому его заменили стопки книг, что как раз доходили до уровня дивана, дабы было удобно ставить на ник бокалы с вином из картонных коробок. Лу сидела боком по-турецки в одной только длинной выцвевшей футболке темно-синего цвета, которая все время спадала на одно плечо, с этой своей странной прической, в руках у нее была коробка с индийской едой, которую она зачем-то пыталась есть палочками. Что врать, они всегда предпочитали покупать готовую еду, хоть и Миллер уже тогда готовила как настоящий повар. Дебби также сидела напротив, в узких джинсах и широкой рубашке, не такой изящной и подчеркивающей изгибы, она была длинной и заправленной в штаны, что делало девушку ещё более худой и будто хрупкой, верхний пуговицы были растегнуты, открывая вид на ключицы. На ее бледных губах остался красный след от вина, и изогнуты они были в лёгкую улыбку. Девушки смеялись над каким-то парнем с дела, и в какой-то момент Лу чуть не подавилась едой от смеха, измазав нос соусом. Оушен тогда заливисто рассмеялась и, положив еду, рукавом начала тереть нос блондинки. Миллер смотрела как завороженная на действия подруги, которая не переставала смеяться. Она слабо улыбнулась в ответ, чувствуя дрожь и тепло, во рту пересохло, а в глазах словно потемнело. Дебби сидела напротив, такая счастливая, такая искренняя, со спутанными волосами, с детским восторженным блеском в глазах, с улыбкой, которая никогда раньше не играла на ее губах. Она была так близко, и что ещё могла сделать Лу, слыша только, как бухает сердце в груди, кроме как наклониться ближе и неуклюже коснуться чужих губ. Ее руки опустились на мягкую кожу лица подруги, после неспешно двинулись вперёд, зарываясь в волосы. Ей отвечали мягко, но уверенно, и все же, Миллер отстранилась, все еще перебирая чужие локоны. Лу всегда читала Дебби, но в темноте ее лицо сделалось нечитаемым, и её глаза словно мерцали, но внутри у самой блондинки все сжималось, и было так страшно. Сколько раз они могли загреметь в тюрьму, сколько раз они могли сломать себе жизнь, допустив всего одну ошибку, но все это казалось таким пустяковым. Разрушенная в тюрьме жизнь казалась блондинке раем по сравнению с тем, что произойдёт с ней, если Дебби отвернется от нее. И что она ещё могла сделать, съедаемая таким страхом потерять подругу, кроме как встать и молча уйти. Она закрылась в какой-то узкой комнатушке, спустившись по двери вниз, пряча лицо в ладонях. Она сбежала сюда, боясь все разрушить, пытаясь оставить так, как все есть. Но в голове о стенки черепа билась лишь одна мысль, заставляющая усерднее тереть виски: "Как раньше уже не будет." И она была чертовски права. Они больше никогда не поднимали эту тему, вели себя так, словно ничего не было, будто им лишь приснился сон, искаженная реальность. Оушен порой резко останавливалась, прерывалась на полуслове и с непривычной для себя неуверенностью собиралась что-то спросить, но Миллер каждый раз прерывала ее, не давала и шанса сказать хоть что-то по этому поводу. Сейчас она понимает, что это было неверно, что нужно было все обсудить, но ей было так боязно, она так сильно нуждалась в Оушен, что просто не могла позволить ей начать этот уничтожающий разговор. Конечно, теперь она горько усмехается, вспоминая это, ведь все было бы иначе, но что ж теперь, она была молода и напугана, а разглогольствования об ошибках молодости не могли ничего изменить, поэтому она никогда раньше не возвращалась к этим воспоминаниям. Они полгода продолжали играть этот спектакль, вроде живут вместе, ходят вместе на дела, и тем не менее, словно чужие, словно дистанция, пропасть, и они по разные ее стороны. Лу видела, как в Дебби накапливаются злость и все невысказанные слова, раздраженность и растерянность, усталость и бессильная ярость, но не могла заставить себя предпринять хоть что-то. Она переполнялась, она чувствовала себя дезориентированной, и в какой-то момент она должна была взорваться. И она взорвалась. Это было обычное утро, и они обсуждали предстоящие дела. Лу начала поправлять девушку в каких-то мелочах, предупреждать о возможных опасностях, и, в общем-то, это не было чем-то новым, каждое дело проходило через подобную дискуссию, но в то утро брюнетка воспринимала все в штыки, начала говорить, что та просто не доверяет ей. Она игнорировала любое высказывание напарницы, и все то, что сдерживал холодный ум, вся накопленная обида, все это вырвалось режущими обвинениями и громкими выкриками. Обычный разговор превратился в жгучий скандал, в котором каждый сказал много лишнего. Дебби быстрым шагом ушла прочь, хлопнув дверью, и Миллер даже не попыталась её остановить, продолжая стоять у окна, сжимая в руках осколки разбитой кружки. В следующий раз, когда она ее увидела, они были в здании тюрьмы холодным зимним вечером, по ту сторону решётки стояла растерянная Дебби с сухими, но красными глазами. Лу вцепилась в металл, не отрывая взгляда от подруги, обещая, что никуда не денется, что не оставит ее одну. Брюнетка стояла близко, кивала и молчала, и они смотрели друг на друга одним на двоих взглядом, виноватым, отчаянным и просящем о прощении. Лу тяжело выдохнула, ибо воспоминания о тюрьме до сих пор грузом ложились на плечи. Она открыла глаза и с трудом заставила себя не отводить взгляд. Что вообще нужно ответить на подобное? В доме было непривычно холодно, и они сидели в кругу уютного света, но ледяные безразличные лучи от неоновых вывесок, падающие из окна на них, только усиляли ощущения мороза, и создавали иллюзию снежинок в воздухе. Вопрос повис в воздухе, и Лу смотрела в бездонные глаза напротив, и впервые не знала, что ответить. - Я не хотела все разрушить. - Голос глухой, и Миллер уверена, что никогда ей не было так сложно кому-то врать, как сейчас говорить правду. Оушен долгое время лишь молчала, сжимая бокал и вглядываясь в чужие глаза. - Почему? Я же ответила. - Но ты не выглядела готовой. - И в ответ на вопросительно поднятую бровь она продолжила: - Да, ты отвечала напористо, но ты не выглядела уверенной. Дебби, ты держала руки по швам и никак не проявляла инициативу. - И ты прочла что-то на моем лице? Что-то, что заставило тебя обходить эту тему на протяжении полугода? Лу покачала головой, внезапно почувствовав себя ужасно уставшей, она отвела взгляд, но даже это не принесло облегчения. Ее ноги прижимались к торсу, а руки скрещены, и Дебби знала, что это жест, означающий, что Миллер ушла в глухую оборону, и, недождавшись ответа, она аккуратно положила бокал на стол, подалась вперёд, надавливая ладонью на колени, принуждая блондинку опустить ноги и разомкнуть руки, чтобы опереться на них, заведя за спину, а пальцами второй руки подцепила ее подбородок, поворачивая голову в свою сторону. Лу смотрела недоверчиво, и Оушен готова была поспорить, что никогда не видела ее такой уязвленной. Брюнетка наклонилась ближе, уверенно переместив руку с подбородка на затылок, не давая возможности отклониться. - Дебби...- Шепот Лу разбился о губы, находящиеся в опасной близости. - Заткнись. - И в следующую секунду она поцеловала ее. Брюнетка опустила руки на чужую талию, забираясь ладонями под рубашку, касаясь голой мягкой кожи, ласково поглаживая. Лу же вцепилась пальцами в худые плечи, прикрывая глаза. - Дебби...- Снова прошептала блондинка минуты спустя, когда Оушен перетянула ее к себе на колени, прижимая так близко, словно любой сантиметр, разделяющий их, казался ей катастрофой. - Не надо... - Она попыталась отстраниться, надавливая на плечи, стараясь тем самым увеличить расстояние. Оушен ненамного превосходила блондинку в силе, поэтому той вполне бы удалось вырваться, ибо брюнетка не собиралась слишком давить, превращая свои касания в грубые и жёсткие, но она приподняла бедро, позволив девушке немного отодвинуться, а потом осторожно, но быстро притянула обратно. А потом ещё раз сама отстранила ее и снова вернула назад, заставляя центр блондинки пройтись по ее бедру.Тишину в квартире нарушил протяжный стон Лу, которая совершенно потеряла силы, чтобы думать о чем-то, и уж тем более, чтобы предпринимать хоть какие-то попытки остановить это. Столько лет это было мечтой, которая, казалось, никогда не сбудется, и вот сейчас это происходило, и инициатива была со стороны брюнетки, и все эти воспоминания, и вся эта усталость, накопившаяся из-за того, что столько лет приходилось подавлять собственные чувства и желания, все это вдруг затянуло в водоворот, и так хотелось продолжить наконец то, что должно было произойти так давно, что Лу просто расслабилась, отпуская страхи и неуверенность. Брюнетка скользнула по коже живота блондинки, вытянув руки из пол рубашки, а после быстро перебирала пуговицы, расстегивая их. Губы переместились на шею, дыхание стало тяжёлым, а взгляд метался по открывшимся участкам тела, словно отпечатывая все в голове. Лу уткнулась головой в чужое плечо, когда ладонь Дебби сжала грудь, а вторая вновь отстранила ее и притянула. Миллер прошлась поцелуями от уха до губ, чуть приподнимаясь. Пальцы Оушен расстегнули ремень на джинсах блондинки, и дыхание той остановилось, а после вырвался тяжелый выдох, когда пальцы отодвинули ненужную ткань и проникли внутрь. Лу замерла на чужих коленях, каждый толчок сопровождался поцелуем в шею, щеки, губы, а после Дебби прижалась лбом к её лбу, и дыхание смешалось, и ногти оцарапали кожу через белую рубашку. И перед глазами фейерверки загорались, и здания полыхали в огне, и звезды падали, и планеты взрывались, и все беззвучно, бесшумно, и лишь вырвавшийся хриплый выкрик при последнем толчке двух пальцев внутри разорвал тишину, и вновь опустился полумрак. С минуту они молчали, не размыкая глаз, все еще дыша одним воздухом, не меняя положения. Но вот веки Лу затрепыхали, и с уст вновь сорвалось тихое: - Дебби. - Что? - Не открывая глаз, она подняла руку со спины и начала перебирать светлые волосы. - Что мне ещё нужно сделать, Лу, чтобы ты поняла, как давно мне этого хотелось, и что я не помню время, когда не жила с этим желанием быть с тобой? Стать ближе всех. - Она легко поцеловала ее, потом ещё, и лишь после этого открыла глаза. - Что ещё сделать, чтобы ты поняла, почему я сходила с ума из-за того, что ты никогда больше не пыталась меня поцеловать? Воздух вдруг стал таким тяжёлым, но текучим, и Лу так сложно вдохнуть, будто он намеренно огибал ее. - Тогда почему ты дала мне отстраниться и уйти? - Ты никогда так не смотрела. И никогда так не выглядела. - Она чуть отпустила Миллер, давай ей возможность удобнее устроиться на ее коленях, и обняла ее обеими руками за талию. - Ты смотрела мне в глаза так испуганно, словно я в один миг могу разрушить весь твой мир. Не видела тебя такой ни до ни после этой ситуации. - Она заправила светлый локон за ухо. - Мне хотелось дать тебе время, но ты не собиралась начинать разговор, и ты смотрела порой так, словно я перед тобой планеты с места на места сдвигаю, но стоило мне заикнуться о случившемся - ты тут же бежала, будто я недостаточно хороша, но ты никак не соберешься мне это сказать. - Холод отступил уже давно, но тепло накрыло лишь сейчас, когда тиканье часов нарушало тишину, и руки встретились, и взгляды наполнились чем-то ещё более искренним. - А теперь говоришь, что это я ввела в заблуждение. Хоть сейчас понятно, что я никогда бы не позволила ничему разрушить наши взаимоотношения? И словно мир изменил курс после этих слов, и Дебби вдруг почувствовала дрожь по всему телу, и во рту стало сухо, ведь взгляд Лу поменялся, и вся она в одно мгновение стала другой, той, которой всегда была, в которую Дебби изначально так влюбилась. Лу вдруг сжала чужие плечи крепче и придвинулась ещё ближе, хотя казалось бы, куда ближе, и пальцы ее вдруг поползли вниз, очертили ключицы, цепляли пуговицы, задевая ногтями открывшиеся участки кожи. Страхи отступили, и тепло перешло в жар, наколяя воздух до предела, опаляя, обжигая, и Лу снова стала собой, той, какой Дебби всегда представляла ее, той, чей образ всегда горел на внутренней стороне век, стоило ей закрыть глаза. Именно эта женщина с первого знакомства будила в ней эти незнакомые ощущения, именно она свела ее с ума и именно она не дала ей окончательно рехнуться в шумно-жестоком одиночестве тюрьмы. - Как бы банально не звучало, но столько времени было потрачено зря. И неожиданно сильные руки подхватили брюнетку за бедра, меняя положение. Оушен вдруг почувствовала, что задыхается, а после уже обнаружила себя в руках Лу, которая прижимала ее к себе, а она сама обвивала ее талию ногами и обнимала за шею. - Наверх.- Хрипло выдохнула брюнетка. Мягкие губы обрушились на ее шею, а руки стянули рубашку, отбросив ее в сторону, и при этом блондинка умудрилась пройти к лестнице и начать подъём. Оушен восторженно-удивленно выдохнула, какой уверенной и напористой была Лу, когда находилась в своей стихии, когда была уверена в своих действиях, брюнетка уже успела и забыть об этом. - Ещё раз оставишь меня, и я все твои счета обналичу. - Прорычала блондинка, затягивая чужую кожу на шее, открывая дверь ногой, словно она герой фильма, и руки брюнетки уже откинули и её рубашку, поэтому порой больно ногтями впивалась в оголенную спину. - Лучшее признание в любви, дорогая. И я тебя тоже люблю. А после кровать прогнулась под весом двух сплетенных тел, и одежда полетела в разные стороны, сбивая цветок с подоконника, разбивая статуэтки с тумбы, и тишина была разбита об одно на двоих тяжёлое дыхание, о хриплый шепот и низкие крики, о шелест постельного белья и падающих подушек. Неоновые вывески все еще ярко горели разными цветами и кидали отблески на не прекращающие движения тела, окрашивание их то в холодный красный, то в стальной зелёный, то в космический синий, придавая все этому оттенок нереальности. Воздух искрился и был пронизан ароматами опьяняющих духов и терпких вин и запахом слов, что наконец сорвались с уст. И когда лучи солнца запутались в тёмных волосах Дебби, склонившейся над Лу и касающейся пальцем ее губ, изогнувшихся в присущей только ей улыбке, все стало наконец правильно и сложилось в единую целую картину, словно каждая деталь нашла свое место в схеме.