Street Rats

Было позднее утро, они оба свернулись под их пледом. Они доставали его, когда уже не было сил оставаться в кровати, и он оставался на их плечах все время, пока был включен телевизор. Диван был немного сдвинут, он был такой старый, изношенный, казалось, будто он хранил в себе больше историй, чем было у каждого из них, или по крайней мере, так думал Кенсу. Ему нравилось представлять, что для каждой потертости или пятна имелась своя история. В конце концов, таким образом все выглядело не настолько плохо. Бэкхен устроился рядом с ним, его голова покоилась на плече младшего, в то время как Кенсу прислонился щекой к его голове. Он понемногу попивал чай, и тепло от него доходило до Кенсу. От него пахло зимой. По телевизору шла реклама детских пансионатов заграницей, и ему стало интересно, как много людей в их стране могли позволить себе такие деньги. Его ладонь плавно опустилась на колено старшего. «Интересно, как они там». Кенсу не спросил, о ком говорил Бэкхен. Когда он использовал слово «они», это могло означать только детей. «Думаю, у них все отлично». «Надеюсь, никто из них не попадет в беду». «А даже если и попадет, то это не твоя вина». «Но я все равно буду винить себя. Ведь это будет означать, что я недостаточно хорошо их научил». Он сжал ногу своего лучшего друга. «У тех детей не было ничего, ты», Кенсу легонько стукнул головой по голове старшего, «тоже не имел ничего. Система воспитания в приемных семьях не каждому дается легко, ты сделал ее терпимой и подарил остальным своеобразного старшего брата, в котором они так нуждались. Ты не мог сделать большего. И если они все испортят, то это их дело». Бэкхен ничего не сказал в ответ на это, но ему и не нужно было. Хватка его ладони вокруг кружки и тяжелый вздох сказали все за него. Кенсу пережил нечто трагичное, и у него был уродливый, глубокий эмоциональный шрам. Он протягивался вдоль его сердца, почти разрезая его напополам. Но если у него была одна ужасная рана, то сердце Бэкхена было засорено бесчисленными трещинами и порезами. Самих по себе их невозможно увидеть, они слишком мелкие, чтобы их заметить. Но когда отступаешь назад и смотришь на грудную клетку парня в целом, тогда понимаешь, насколько сильны повреждения. Он был отдан на попечительство государству, когда был маленьким. Бэкхен никогда не говорил ему точного возраста. Однажды Кенсу спросил его о том, что случилось, но все, что он получил в ответ, была печальная улыбка. Но он смог собрать вместе кусочки истории Бэкхена после того, как однажды ночью по пути с работы они наткнулись на какого-то пьяного человека. Он не был крупным, да и выглядел так, будто если его толкнуть, то он упадет плашмя на свое лицо. Кенсу проигнорировал все брошенные в их сторону угрозы и схватил своего друга за руку, чтобы увести прочь. Но когда его пальцы коснулись руки Бэкхена, старший отдернул ее, широко распахнув глаза. История его семьи и дурных привычек его отца не заставила себя долго ждать после этого случая. Это была типичная история, так говорил Бэкхен. Он перескакивал из одной семьи в другую, и встречал множество других ребят на своем пути. Они все были травмированы – кто-то физически, как он сам, но большая часть из них имела моральные травмы. У него не было биологических братьев или сестер, но у него было несколько временных, пока он находился в системе. Большинство детей были замкнутыми и непонятыми, и на самом деле, Бэкхен не сильно от них отличался. Он ставил под вопрос доверие ко взрослым, но имел хорошую связь со своими младшими братьями или сестрами, пытаясь быть для них примером для подражания. Когда ему исполнилось 18, система отправила его паковать свои вещи, младший слишком хорошо понимал, что значит это чувство – быть выброшенным на обочину теми людьми, которые, казалось бы, должны тебя защищать. Когда Кенсу оказался у двери Бэкхена, с просьбой об аренде комнаты, старший едва сводил концы с концами, он был в одном вздохе от того, чтобы стать бездомным. Конечно, в то время Кенсу этого не знал. Эта история была рассказана спустя не одну порцию пива в день рождения Бэкхена. Парень слишком хорошо умел прятать свои проблемы. У него был опыт. Кенсу избавился от этих размышлений, покачав головой, и Бэкхен заскулил из-за того, что его чай расплескивается во все стороны. «А как так получилось, что у меня нет чая?» «Но ты же сказал, что не хочешь». «Что ж, теперь хочу». Бэкхен выставил вперед нижнюю губу, раздраженно надувшись. Спустя пару мгновений, в руки Кенсу поместили горячую чашку. Она согревала его кожу так же, как и его сердце. Он ненавидел холод, но он любил близость, которую он приносил, и неожиданные моменты теплоты. Они не делали ничего особенного, но по какой-то причине Кенсу запечатлел этот момент у себя в памяти. Такие мгновения, как это, когда во всем мире не было никого, кроме них двоих, становились все меньше и реже. Когда он отдал чай назад, младший обнял своего лучшего друга за талию, поеживаясь. Он ожидал, что от него в шутку отстранятся, может даже и оттолкнут с улыбкой. Но он никак не ожидал того, что чужая рука обнимет его, и того, как Бэкхен прижмется к нему в ответ. Вдруг они оба подскочили на месте, чай пролился на одеяло, а с губ сорвался вскрик удивления. Бэкхен вытащил из кармана зазвонивший телефон и ответил на звонок, вытирая чай. Но пятно почти сразу въелось. Кенсу уставился на маленький, плоский электронный девайс, прижатый к уху Бэкхена, как будто он никогда не видел телефон прежде. Ну, по крайней мере, этот конкретный. «Хэй». Голос старшего был спокойным и мягким, несмотря на тот беспорядок, который он пытался устранить. «Нет, я ничем не занят». Он произнес одними губами «Чанель» в качестве объяснения, а затем встал, чтобы взять тряпку. Кенсу просто кивнул, не позволяя себе ничего чувствовать. «Да, с удовольствием. Буду готов через пять минут».