Street Rats

Было холодно, воздух вокруг сухой и удушающий. Он забирал ветер из легких и заставлял трескаться губы – хрупкие линии разбитой кожи под белыми пальцами. Его лицо казалось натянутым, а глаза влажными. Солнце садилось, зажатое в тяжелых серых небесах, его лучи растягивались далеко вперед него. Они не были теплыми, они обжигали, создавая жалящую дымку. Его зрение расплывалось от слез, и тяжелое давление в грудной клетке заставляло его задуматься, были ли эти слезы лишь от ослепляющего света. Он услышал эхо пролетающего над головой самолета, и, сощуриваясь, посмотрел вверх. На какое-то мгновение он задумался, куда этот самолет направлялся. В какое-нибудь более теплое место, с пляжами и смуглой, идеальной кожей. Он со вздохом закрыл глаза, чтобы открыть их на выдохе, когда его дыхание превратилось в облачко белого тумана. Оно выглядело более чистым по сравнению с угрожающей серостью над головой, и казалось, что туман протягивается за пределами его зрения. Он услышал стук своей доски о замерзший асфальт, но он не помнит, как поставил ее – его тело двигалось согласно инстинкту и по искреннему желанию просто уйти отсюда подальше. Возможно, шел снег, но он не думал, что он будет прилипать, да и, несмотря на холод, на дороге не было льда. Ветра не было, были лишь солнце, которое никогда не сядет, и стук колес его доски по длинной дороге. Неужели путь до Девятой улицы был всегда таким долгим? «Кенсу?» Он замедлился и остановился, его сердце бешено стучало. Конденсация его собственного дыхания была настолько плотной, что он едва мог различить фигуру Бэкхена. Но даже если бы он ослеп, он бы всегда узнал этот голос. Было тяжело понять, почему при виде его лучшего друга все его тело потяжелело, а кожа заболела. Он покопался у себя в мыслях в поисках ответа, но это сделало все вокруг еще тяжелее. Дымка начала исчезать из его глаз, но фигура Бэкхена по-прежнему состояла из теней и ореолов. Почему на нем была всего лишь футболка? «D.O». Это прозвенело сквозь него, кристально чисто, завибрировало в его грудной клетке, сбивая с ритма его сердце. Неосознанно, он повернул голову, отрывая глаза от Бэкхена, чтобы увидеть Чонина, тонущего в сверкающем оранжевом свете. «Чонин». Шаги Кенсу были медленными, сопротивление было сильным. Казалось, что он пробирался сквозь грязь, все его тело напряжено от необходимости добраться до сияющего парня. Черты лица искривились, Кенсу вытянул вперед свою руку. Чонин же поднял свою так легко. А затем, это произошло. Пронзающий визг тормозов заставил его в неверии обернуться. Это случилось не сейчас. Не зимой. Тогда была весна, поздняя весна. Но вот он, запечатленный в памяти скрежет серебряной машины, когда она пронеслась по перекрестку. Кенсу поймал взгляд Бэкхена, пустой и широкий, когда удар впечатал его друга в старое кленовое дерево. Его голова ударилась о темную кору и разбилась. «Нет». Он почувствовал дыхание через плечо, кто-то сказал это позади него. Но он даже не услышал этого. Он просто стоял и смотрел на крушение, Бэкхен разбился на крошечные осколки, пар поднимался с характерным шипением. Картинка была такой живой и ясной, даже больше, чем безжалостные лучи солнца, и когда он закрыл глаза, он все еще видел это на задней стороне своих век. Воздух обжигал, когда он вдыхал его, желудок выворачивало наружу, когда его чувства кричали и убегали, проклинали и рыдали. Время остановилось, весь мир замер в ледяных тисках, он не мог слышать ни шипения, ни голоса, зовущего сзади. Осталось только его дыхание, все более трудное и неглубокое с каждым глотком режущего воздуха. Он почувствовал, как рука тянет его за плечо, и знакомый голос, наконец, достиг его уха. Когда он моргнул снова, все врезалось в него, мир бросил сам себя на круги вращения, а Кенсу – на землю. Он ободрал колени о тротуар. Длинные пальцы с выступающими суставами накрыли его глаза, собирая на себе его слезы. Кенсу кричал, этот звук ломался в его замерзших легких, этого не могло произойти. Он нуждался в Бэкхене. Не могло все вот так закончиться, после той ссоры. Боль сцепляла его грудь, а он, в свою очередь, вцеплялся в ладони. Чонин держал его крепко, обхватывая со спины. «Проснись-» Кенсу отчаялся, всхлипывая, он попытался избавиться от тепла, покрывающего его глаза, и от тела позади себя. «Все это не реально. Проснись». Все вращалось перед глазами, но проблески света сквозь пальцы Чонина притягивали его, заставляя сфокусироваться на полосах смерти, которые он все еще мог видеть. Голос в его ушах был пронизан отчаянием, он хватался за что-то, чего Кенсу не мог понять в таком состоянии. «Пожалуйста, Кенсу» Жар наполнил все вокруг, просачиваясь в его кожу, когда он распахнул глаза и уставился в темный потолок. Слезы смешались с потом, и соль пропитывала его губы. Его дыхание было рваным – кошмар все еще продолжался где-то на краю его сознания. «Кенсу». Это прозвучало словно эхо из его сна, он резко сел прямо, его трясло, и паника сжимала его грудь. Было слишком темно, чтобы различить что-либо, и мысль о том, что он все еще находится во сне, вырвалась из него дрожащим всхлипом. «Это было не по-настоящему». Он почувствовал на себе руки, длинные пальцы и выступающие суставы. «Это было не реально, успокойся». «Чонин». Хватка на нем стала еще крепче, прижимая Кенсу к обнаженной, широкой груди. «Кай. Меня зовут Кай». Облегчение прошло сквозь него словно теплая вода, уменьшая напряжение в груди и расслабляя мышцы. Кенсу вонзил пальцы в спину Кая, желая просто растаять друг в друге. Шепот прямо над его ухом был пронизан эмоцией, которую он так боялся называть, но в которой нуждался в данный момент больше, чем в чем-либо другом. «Ты в порядке, я с тобой. Это был просто кошмарный сон». Чужие ладони успокаивали, выводя маленькие круги на его спине, и когда Кенсу успокоился, на него нашло смущение. «Прости меня за все это», пробормотал он в смуглую кожу. «Тебе не за что извиняться. Кошмары могут случиться с каждым». «Со мной они случаются слишком часто». Кай поцеловал его в лоб. «Пусть лучше я тебе буду сниться».