Без имен, и по имени

      Поступив в университет, я собирался – как ни странно! – именно учиться. И поэтому три дня подряд, проходя мимо комнаты с табличкой «Волейбольный клуб», мужественно отворачивался.       В первый раз это удалось мне без проблем. Во второй, даже не видя знакомых слов, я все равно как будто почувствовал запах спортивного зала – кожаных мячей, пыльного пола и потных футболок. В третий – руки неожиданно заныли, словно я только что принял сильную подачу. На четвертый день я решительно толкнул дверь и вошел.       За столом сидел парень, который при виде меня оторвался от учебника, заученно улыбнулся и спросил:       - Интересуетесь волейболом?       - Да. В старшей школе играл за сборную Карасуно.       Тут он немного заинтересовался, достал блокнот и щелкнул ручкой.       - На какой позиции?       - Связующий.        Теперь он окончательно взбодрился, привстал и, уставившись мне в лицо, быстро спросил:       - Кагеяма Тобио?       Не люблю разочаровывать людей, да и самому разочаровываться как-то не очень… Но тем не менее:       - Кагеяма еще учится в старшей школе. Я – Сугавара Коуши.       Он сел и почесал ручкой за ухом. Блокнот захлопнул.       - Основная команда у нас, сами понимаете, сформирована. Но второй состав пока открыт, и постоянного связующего еще нет. Приходите завтра в шесть – познакомимся поближе.              ***              Волейбольный клуб я навестил первым делом, еще до знакомства со своей новой группой. Ослепительно улыбнулся, поздоровался и сразу же с порога отрекомендовался – Ойкава Тоору, экс-капитан старшей Аобаджосай. И связующий, если кто не знает.       Дежурный администратор – какой-то пацан, на вид не старше второго курса, но уже, судя по всему, мнящий себя знатоком волейбола – с сомнением переспросил:       - Аобаджосай?       Чертовы последние отборочные! Теперь у всех мозгах засели только Карасуно. Но ничего, сейчас напомним.       - Совершенно верно. В прошлом году мы выиграли…       Этот болван даже не стал меня дальше слушать, покосился на часы и пригласил в пятницу на встречу тренера с новичками. Что ж, так, пожалуй, лучше. На площадке сразу ясно, кто есть кто.              ***              Ребята во втором составе оказались неплохие. С парой из них я перекинулся фразами на подходе к спортзалу, еще с несколькими - на крыльце, с остальными познакомился уже в раздевалке. Были и постарше, и помоложе, но в целом, все - позитивные и доброжелательные.       И тут в дверях появился он – блистательная звезда Ойкава Тоору, прошу любить и жаловать. Едва шагнув внутрь, он тут же выкатил пушку своего обаяния и дал мощный залп. А потом двинулся здороваться со всеми, рассыпая в разные стороны улыбки и остроты, как рассыпает искры бенгальский огонь.       Я пожалел, что уже успел переодеться. Можно было бы сбежать, не привлекая внимания. Теперь мне здесь точно ничего не светит…       Но оказалось, что тренеру плевать на наши прошлые заслуги. Он молча выслушал от каждого краткую самопрезентацию , лишь изредка делая пометки в своем ежедневнике. Потом прогнал всех через подачу, прием и блок, и без лишних сантиментов отсеял процентов семьдесят вновь прибывших. Мы с Ойкавой уцелели. Он – явно из-за своей великолепной подачи, а я – непонятно почему.       Ойкава уже не искрился. Хмурил брови и покусывал нижнюю губу. Печалился, что авторитет теперь, судя по всему, придется зарабатывать с нуля. Мне это тоже не нравилось. Но я-то не звезда – как-нибудь переживу…              ***              Первый месяц прошел в какой-то дурацкой нервной суете. Новые согруппники, новые преподаватели, новые предметы, новые порядки. Раньше в такие моменты я спасался в спортзале. Но сейчас и здесь было неуютно. Тренер разделил нас на две команды, и каждый день мы проводили игру, а он поправлял, советовал, но и наблюдал тоже, особенно за новенькими. Было ясно, что по результатам этих боев будет принято решение, с кем расстаться еще: задваивать второй состав никто не собирался.       На первых порах я не сильно за это переживал. С чего бы? Всем и так должно быть прекрасно видно, что я лучше своего «двойника», которым оказался тот самый «господин душевность» из Карасуно. Вот если бы Кагеяма тут нарисовался, тогда – да…       Но после нескольких игр пришлось насторожиться. Потому что мы их проиграли. Из десяти моих подач противники принимали аж семь - восемь. Ясно почему – Сугавара поделился опытом. Я поднажал, стал выкладываться почти по полной – прыгал выше, бил сильнее, находил дырки в их обороне, но улучшить результат не мог. А они, после того как закрыли тыл, перешли к отработке защиты на первой линии. И опять стали считывать мои приемы. Я понял, что карасуновский неудачник, просиживая спортивные трусы на скамейке запасных, времени зря не терял и ходы, что называется, записывал.       Да и ладно, решил я, хоть издайте полную энциклопедию методов Ойкавы Тоору, мне плевать! Импровизацию пока никто не отменял. Но тут выяснилась еще одна вещь – импровизировать можно, когда твердо уверен, что твою импровизацию поймет твоя команда. Ну, или хотя бы не встанет в ступоре от ее гениальности.       Я пытался как-то собрать их в единое целое. Объяснял, показывал, делился похожими случаями. Кое-что удалось выправить, но этого все равно не хватало. Я не понимал, в чем дело. Мне хотелось разорваться на шесть кусков и оказаться в каждой части площадки. Вот тогда бы мы сыграли!       Я стал плохо спать, мне совершенно не хотелось есть, перед глазами и в мозгу постоянно крутились все эти пропущенные мячи, отбитые подачи, заблокированные удары. Мне не хватало наших ребят, не хватало Ива-чана, который уехал учиться в Токио. Меня никто не называл здесь Придурокавой, в конце концов!       Однажды вечером я не выдержал и позвонил Ивайзуми. Он взял трубку не сразу, а когда взял, то в ухо мне сразу же ворвался грохот музыки и чьи-то выкрики. Похоже, рефлексировал и маялся только я. Ива-чан развлекался.       - Ойкава?! – заорал он в телефон. – Привет! А, не слышно ни хрена! Подожди, выйду!       Он выбрался куда-то, где было потише, и я наконец излил ему все свои накопившиеся страдания. Ива-чан выслушал меня внимательно, не отвлекаясь, но масштабом бедствия не проникся.       - Не гоняй, - деловито сказал он. – Где это видано, чтобы за три недели сыграться? Капитан у вас есть? Поговори сначала с ним, он тех, кто уже не первый год в команде, лучше знает. Притретесь. Не психуй только, Дуракава. Я в тебя верю. Чтобы ты, да не вывернулся!       Но вывернуться не получилось…              ***              Окончательный список второго состава огласили сегодня после тренировки. Услышав свое имя, я почти даже и не удивился. Ойкава, с которым я играл весь этот месяц, не был настоящим Ойкавой. Уверенным, быстрым, находчивым. Точнее, таким он как раз и был. А вот центром команды, стержнем – нет. Все игроки с их стороны по отдельности тоже превосходили парней из Сейджо. Но совместная игра у них пока не ладилась. Бывало, что за матч нападающие по несколько раз не могли принять пасы связующего. Это был большой минус всем. А Ойкаве в первую очередь.       Сейчас он стоял с застывшим лицом и, почти не мигая, смотрел в угол зала, на корзину с мячами. А когда тренер поблагодарил всех за тяжкий труд и попрощался с выбывающими, так же, не дрогнув ни глазом, ни углом рта, пошел к выходу. Спокойно пошел. Ни быстро, ни медленно, гордо задрав голову. Как обычно. И лишь в дверях на секунду остановился, уронил плечи и вздохнул.       Это было неправильно. Несправедливо. Недальновидно.       И я оправился к тренеру. Сказал, что знаю Ойкаву давным-давно, что играл с ним, что он отличный сеттер и никто не умеет так блестяще использовать сильные стороны других игроков. Просто нужно время, чтобы и они научились доверять ему. Сказал, что волейбол для него не хобби, а очень важная часть жизни и, может быть, даже – будущее. А еще сказал, что если им так уж важно оставить на этой позиции именно одного игрока, то я откажусь, пусть берут его. Наверняка, последнее говорить не стоило. Но мне почему-то было важно остаться в команде честно.       Тренер посмотрел на меня с бОльшим интересом, чем за все предыдущее время, помолчал, а потом ответил:       - Во-первых, мы не запрещаем никому тренироваться. Если хочет, пусть ходит.       - Он так не сможет. Считает, что знает себе цену. Просто уйдет и все.       - Вообще-то сюда приходят уже взрослые люди, а не мальчишки с комплексами, которые сначала выделываются, а потом обижаются. Во-вторых, доверие нужно заслужить. Он слишком уверен в собственной непогрешимости и неотразимости. Можно подумать, что до него тут толком никто не играл в волейбол. Кроме того, вы – второй состав, и должным быть всегда готовы встать вместо кого-то. Про самомнение нужно забыть.       - Тогда ему все равно нужно дать возможность перестроиться, - продолжал упрямиться я. – Был лидер, стал винтик, думаете легко? Но он умен, самокритичен и, думаю, сам уже все понял…       - Ладно, - сказал тренер, - оставлю вас двоих еще на три месяца. И не благодари, потом все равно будем выбирать… Когда начнутся совместные тренировки с основной сборной, метаться будет уже некогда. Да, кстати, ты где учишься? На лингве? С «психов»?       Наверное, глаза у меня начали медленно расширяться, потому что он вдруг махнул рукой, рассмеялся и объяснил:       - Ты же первый курс, я забыл… Лингва – это лингвистический факультет, на нем есть специализация – психология, «психи» - если коротко. Думал, ты оттуда. У них много таких, эмпатов.       Я покачал головой.       - Нет, не оттуда. «Программные комплексы и сети».       Но про эмпатию мне уже говорили. И не раз.              ***              Если бы я не видел, как Суга разговаривал с тренером, то поверил бы, что старикан одумался сам. Включил свой далеко не юный мозг и сообразил, кто на самом деле более перспективный игрок. Поверил и оказался бы наивным дураком! Но сейчас мне все было ясно. Этот «всеобщий друг» заступился за меня. Попросил! Тренер, правда, выразился мягче: мол, вот и друзья по команде о вас хорошо отзываются, Тоору… Друзья! С такими друзьями и врагов не надо!       Перед тренером я, конечно, сдержался, поблагодарил за доверие, пообещал устранить недочеты и откланялся. Но едва выбравшись из его кабинетика, сразу же рванул в раздевалку. Суги там уже не было. Я подхватил сумку и метнулся на выход. Догоню этого херувима где угодно – хоть в метро!       Но далеко ходить не пришлось, я налетел на него прямо на крыльце, с ходу цапнул за куртку, встряхнул и притиснул к стене. Рост у меня выше сантиметров на десять, поэтому грозно смотреть сверху вниз было удобно.       - Мне не нужно твое заступничество! – рявкнул я. – Остался в команде – наслаждайся молча! И не лезь, куда не просят!       Суга поджал губы, глаза у него начали медленно сощуриваться.       - Убери руки, - негромко, но внятно, произнес он. – И прикуси язык, Ойкава.       Краем глаза я заметил, что пальцы правой руки у него сжались в кулак. Если двинет мне сейчас в подбородок, то фраза про язык перестанет быть фигурой речи.       Я отпустил его, но нависать не прекратил, оперся рукой на стену над головой Суги. Смотреть на противника снизу некомфортно, это подавляет. Психологический прием. Но мой «благодетель» опять не впечатлился.       - Хочешь, чтобы за драку вышвырнули нас обоих? – поинтересовался он. – Тренер и так пенял, что мы ведем себя, как инфантильные подростки.       Тут я малость поостыл. Со мной, честно говоря, такое бывает. Сначала надо проорать, выбеситься, а там, глядишь, и критическое мышление вернулось. Обычно подобные штуки я проделывал с Ива-чаном. Но тот знал меня сто лет, и к истерикам относился спокойно. К тому же я потом всегда просил прощения. А сейчас что делать?       - Нууу, полагаю, под последними он имел в виду исключительно меня? – пропел я, возвращаясь в привычный образ Ойкавы Великолепного, самоироничного и невозмутимого.       - Он не уточнял, - отрезал Суга, - а я не стал переспрашивать. Угомонись уже. Работай и не тяни одеяло на себя.       - Так я не тяну! Я им объяснял как нужно, чтобы сработаться. А они…       Получилось глупо, словно я оправдываюсь.       - Да кто ты такой, чтобы что-то объяснять?! Ты - один из всех. Наши школьные побрякушки тут никого не интересуют, сам видишь. Да, в Сейджо ты был царь и бог, но ведь тоже не сразу, верно? Делай хорошо свое дело, а амбиции еще успеешь удовлетворить!       Он отодвинул меня плечом и пошел прочь. А я смотрел ему в спину и недоумевал, как же так вышло, что последнее слово осталось не за мной?              ***              Родители периодически воспитывали меня цитатами известных людей. Так, еще в детстве я узнал, что, со слов Эзопа, «ни одно доброе деяние, даже самое маленькое, не пропадает втуне», что Шекспир уверял: «Я никогда не пожалею, если совершу доброе дело», а Конфуций проповедовал, будто «добродетель не останется в одиночестве, у неё обязательно найдутся соседи».       Подруга матери, много лет проработавшая на другом краю света, в России, и набравшаяся там страшноватого местного цинизма, оказавшись однажды свидетельницей использования этого нехитрого педагогического приема, хмыкнула и поделилась высказыванием некоего Томаса Брукса: «Ни одно доброе дело не остается безнаказанным».       Родители лишь вежливо улыбнулись, а мне в десять лет эта сентенция показалась ужасной. Я предпочитал верить Эзопу, Шекспиру и Конфуцию.       Но сейчас, к концу третьего месяца испытательного срока, Брукс вспоминался все чаще.       Ойкава сделал из неприятной истории нужные выводы: попридушил собственную гордость, вкалывал как проклятый и не навязывался с советами. Зато много советовался сам – с капитаном, с тренером, с другими игроками. Иногда даже со мной, очевидно в те дни, когда план по получению советов никак не выполнялся.       И очень скоро все встало на свои места. Опыт, быстрота реакции, способность не только к точному анализу, но и к импровизации – все это, помноженное на силу и технику, да еще очищенное от самолюбования, ловко встроилось в общий механизм и начало приносить результаты.       Артистическая половина его натуры тоже не осталась в стороне. Теперь вместо восхитительного красавца и гения в одном флаконе, на площадку выходил милый, обаятельный парень, всегда улыбчивый и в хорошем настроении.       Одним словом, он свистнул у меня не только место в команде, но и мое же собственное амплуа. Причем, с моей же «подачи». Ничего не скажешь, распасовался я идеально!       Тягаться с ним было глупо. Я утешил себя тем, что это был мой собственный честный выбор, и присматриваться к ближайшим колледжам на предмет поиска новых коллег, когда меня позвал к себе тренер.       - Мне жаль, - прямо сказал он, - но место связующего – не твое.       Я ответил, что знаю, и попросил извинить меня, с завтрашнего дня не буду…       - Погоди, - перебил меня он, - вот тут погоди. Мне нужен помощник тренера. Пойдешь?       В первый момент у меня даже слов для ответа не нашлось.       - Не просто так предлагаю. Я вижу, у кого есть склонность к тренерской, а у кого нет. Ну-ка, охарактеризуй мне трех любых игроков. Коротко, в нескольких словах, самое главное.       Я охарактеризовал.       - Ага. Теперь пару слабых мест в игре.       Я немного подумал и обозначил провалы. А заодно и возможные пути решения.       - Соглашайся, - сказал тренер. – Самому же интересно, видишь? Деньги опять же. Небольшие, но не лишние. А меня скоро начнут дергать на выездные соревнования, мне замена здесь во как нужна.                     В пустой раздевалке я сел на скамью, уперся затылком в стену и закрыл глаза. Вот так, просто и незатейливо, порой сбываются мечты. Брукс – отстой. Эзоп и Шекспир меня не подвели.       Рядом закопошились. Я не стал обращаться внимания – наверняка, кто-то забыл вещи и вернулся. А мне нужно было переварить произошедшее.       - Послушай, Суга… - сказал над ухом знакомый голос.       Ойкава. Ойкава сидел рядом и поглядывал на меня как-то странно. Виновато, что ли?       - Я понимаю, что мои сочувствия тебе не нужны, - неуверенно произнес он, - но я…       Замолчал и стал постукивать подошвой кроссовка по полу.       Его сочувствия мне и в самом деле ни на черта не сдались. Тем более теперь. Я встал и начал собирать вещи.       - Я хотел тебя… поблагодарить, – выдавил из себя наконец Ойкава. – Ну… за тот случай… И сказать…       Какая эволюция личности. Сначала чуть морду не набил, а теперь – спасибо. Но тут он опять замялся. Видно, ему хотелось сказать что-то хорошее, но никак не получалось. Выглядело это забавно.       - Если ты не можешь сразу передать всю глубину своих чувств – не расстраивайся, - тепло посоветовал я. – Подумай дома, потренируйся… И приходи, когда будешь готов. Я никуда не денусь. Остаюсь здесь помощником тренера.       Одним движением застегнул молнию на сумке и пошел к двери.       Ойкава сорвался с места, догнал меня.       - Здорово! – завопил он, улыбаясь так, словно стоял под блицами фоторепортеров «Popeye». – Классно! Поздравляю!       Этот поганец был просто счастлив. Теперь на его душе не осталось даже последнего маленького камушка. Но поздравления Ойкавы мне были не нужны тем более.              ***              Суга остался в команде, и это было хорошо для всех. Во-первых, для него самого. Теперь он избавился от головной боли о соперничестве за место в команде и собственной результативности как игрока. Понятное дело, вместо этого на нем повисла часть ответственности за результативность всей команды. Но это явно было лучше вечного нахождения в запасе.       Во-вторых, это было комфортно для команды. Суга стал как бы буфером между тренером и нами. Он быстро научился смягчать жесткие требования сэнсея своими подробными пояснениями, до которых старик, бывало, и не снисходил. С другой стороны, он так же легко и дипломатично осуществлял «обратную» связь – наше возмущенное фырканье в раздевалке стало наконец доходить до руководства. Разумеется, только справедливое фырканье.       И в-третьих, это должно было быть благом для меня лично. Никто здесь лучше него не знал мою манеру игру и мой потенциал. Уже на второй неделе своего «вступления в должность» Суга склонил тренера провести рокировку нападающих, и теперь в связке со мной чаще оказывались игроки, легко принимающие пасы и эффективно их разыгрывающие.       Одним словом, человек был на своем месте. Плохо было другое. Я, чистосердечно обрадовавшись его удаче в первый момент, через несколько дней ощутил, что «младший» тренер дико меня бесит. Причем, именно сейчас – когда мы перестали быть соперниками.        Спокойствие, методичность, задушевные разговоры, поддержка (искренняя поддержка!) – выводили из себя. Этакий «рыцарь», весь в белом! Ни одного просчета, ни одной ошибки. Меня больше устроил бы тот Суга, который чуть не дал мне по зубам. Может, я просто искал замену Ива-чану? Может, мне был нужен человек, способный ставить меня на место?       И я стал вредничать. Мне хотелось увидеть, что будет, когда это его окончательно достанет. Удачную связку с нападающими я развалил. Хитро развалил, вышло так, что это связка плохая, а не я лажаю пасы. Все дельные замечания игнорировал. Не спорил, не возражал, просто - не делал. Но если указание было не совсем удачным, тут уж я выполнял его на тысячу процентов, утрируя и почти высмеивая.       Все это было глупо и по-детски. Но Ивайзуми, который давно бы уже вправил мозги, жил теперь за сотни километров, а новыми друзьями со столь же широкими полномочиями я пока не обзавелся. И остановить вселившегося в меня беса было некому.       «Может, ты просто мазохист, Ойкава? – уныло размышлял я, топая вечерами с тренировки в одиночестве. – Твердой руки тебе не хватает? Доиграешься, придурок…» И продолжал делать все тоже самое.       Надо отдать Суге должное – раскусил меня он быстро. Но на открытый конфликт, конечно же, не пошел. Понаблюдал несколько дней, похмурился, и вскоре я стал получать «ответку». Он не мстил, что вы, его божественность этого бы не перенесла, но я то и дело оказывался в ситуациях, из которых невозможно было выйти, не выставив себя дураком.       Холодная война разгоралась. Непонятно одно, почему мы считали, что это никому не заметно.       Свисток остановил игру в самом разгаре. Суга вопросительно посмотрел на тренера, сегодня судил он, и старший в таких случаях обычно не вмешивался.       Тренер вышел на площадку.       - Ойкава, сюда! – позвал он и махнул рукой Суге, мол, тоже подойди.       Он вышел, и мы оказались у сетки друг напротив друга.       Повисла пауза. Команда сгрудилась вокруг, все перешептывались, никто ничего не понимал.       - Буду краток, - заявил тренер. – Начиная с этой минуты, вы перестаете вести себя как две неподелившие парня девки. Конкретные примеры привести надо? Могу прямо сегодняшние.       - Не надо, - почти хором сказали мы. Вокруг захихикали.       - Тогда разойдись. Перерыв две минуты, и работаем дальше без бабских фанаберий.       Парни разбрелись, посмеиваясь. Мы остались одни.       - Поздравляю, Ойкава, - сердито сказал Суга. – В самом начале нас сравнили с бестолковыми тинейджерами, а теперь – со склочными девицами. Потрясающие спортивные достижения.       Минуту назад я думал, не провалиться ли мне от унижения прямо сквозь затоптанный кроссовками пол, но сейчас вдруг почувствовал себя намного лучше. Проклятый бес получил долгожданный пинок, поджал хвост и ретировался.       - Ладно, проехали, - сказал я и протянул руку.       Суга посмотрел на меня с подозрением, но на рукопожатие ответил. А я не удержался и лукаво спросил:       - Как ты думаешь, а какими мы были бы девчонками?       Суга вздохнул и выдернул ладонь.       - С сиськами, - любезно объяснил он. – Но если тебе уж так интересно… У меня в школе была одна, на тебя похожая. В каждой стенке зеркало видела и на себя любовалась.       На языке у меня вертелся как минимум десяток хлестких ответов. Но я решил повести себя по-мужски, не связываться. Пожал плечами и отошел. А получилось так, словно он меня заткнул. И уже во второй раз.              ***              - На следующей неделе меня не будет, - сказал тренер. – Принимай боевое крещение.       - Но у нас матч, - немного растеряно сказал я, - и мы даже пока не знаем с кем…       Основной состав сборной в этом сезоне участвовал в Универсиаде, поэтому чемпионат студенческих команд префектуры доверили нам. Две игры мы взяли и теперь ждали третью.       - Завтра узнаете. И начинайте готовиться.       Это слишком большая ответственность. Я не готов.       - Прошу меня извинить! Но я…       Тренер хлопнул меня по плечу.        - Никаких доводов не принимаю. В четвертьфинал вы уже вышли. Команда сыгралась. Все позиции закрыты. Связующий – на высшем уровне. Если доберетесь до полуфинала – отлично. Нет – тоже не страшно. В этом году пролетим, в следующем – наверстаем…       Я покачал головой. Еще как страшно…       - Ты хорошо работаешь, Сугавара. Но за моей спиной вечно сидеть не будешь. Момент сейчас самый подходящий. Завтра я до обеда – еще здесь. Узнаешь, кто противник, приходи – пробежимся по стратегии, а с тактикой – уже сам…       От тренера я пошел прямиком в спортзал. Размялся, подтащил поближе корзину с мячами и стал кидать подачи, стараясь сосредоточиться именно на этом. Когда в голове полнейший сумбур, лучше отвлечься на что-то материальное.       Минут через сорок заскрипела дверь, и по ногам потянуло сквозняком. Охранник пришел закрывать зал.       - Это вы Ашура-сан? Минуты через три закончу!       - Я за него! – ответил голос Ойкавы.       У меня уже не было сил думать, что ему нужно. Хочет работать вахтером, пусть… Я стал собирать мячи. Ойкава мне не помогал, стоял на пороге и крутил на пальце ключи.       Бестолковые конфликты между нами, слава небесам, закончились. Мы работали спокойно, общались по минимуму. Мои рекомендации он не саботировал, но свои особенно ценные замечания старался высказывать лишь в присутствии старшего тренера. И меня это вполне устраивало.       Он слегка сдвинулся в сторону, выпуская меня, вышел следом, закрыл дверь.       - Слышал, ты остаешься на хозяйстве на ближайший матч. Дрейфишь?       В команде, как в маленькой деревне, ничего не скроешь. Один что-то услышал, другой додумал, и очень быстро новость известна всем. Я молча шел в раздевалку. Ойкава тащился за мной. Наверное, ждал ответа на свой вопрос.       - Да, - сказал я, чтобы он отвязался, и отправился в душ.       Мои надежды, что за это время настырный Ойкава уберется, не оправдались. Вернувшись обратно, я застал его расхаживающим по раздевалке.       - Тактика игры будет зависеть от соперника, - словно продолжая уже начатый разговор, сказал он. – В Гакуин высокие быстрые игроки, а играют порой не слишком слажено. В Фукуши - техничные и сыгранные, но им можно навязать темп. Правильно? - Он, сволочь, обратился ко мне, и опять пришлось отвечать.       - Парни из Фукуши сами навяжут темп кому угодно, ты же видел их одну восьмую.       - Видел, но тогда в команде были два перца, которые входят в национальную юношескую сборную. А в игре с нами их не будет, послезавтра начинаются сборы, они уедут туда.       - Ты уверен? – я помнил всех их игроков и про национальную сборную тоже знал, но вот про тренировочный лагерь осведомлен не был.       - Абсолютно! – заявил Ойкава и сунул мне под нос распечатку с сайта сборной, там были даты заезда и фамилии игроков.       - Это меняет дело. Надо думать.       - Слушай, - Ойкава заговорил особенно азартно, - они наверняка просядут в обороне. Давай попробуем пару атак, которые я предлагал на прошлой неделе, помнишь?        На прошлой неделе тренер разогнал его с этими идеями, они требовали больших усилий, а результативность прогнозировать было сложно. Но теперь без хороших блокирующих…       - Можно, - сказал я.       - А если в пару с нами попадет Гакуин, тогда… – уже несся вперед Ойкава.       - Вы пойдете домой сегодня или нет?! – возмущенно проскрипел от двери настоящий Ашура-сан. – Ты, паршивец, еще полчаса назад обещал принести мне ключ!       На улице было уже темно. Мы с Ойкавой дошли вместе до перекрестка и остановились. Мне нужно было на метро, а ему на автобус. Но у нас только что совместными усилиями родилась интересная схема.       - Пойдем куда-нибудь, - предложил Ойкава, - хоть зарисуем по горячим следам.       - Не могу, - с искренним сожалением сказал я, - у отца сломалась машина, эвакуатор притащил, бросил на улице, нужно во двор затолкать.       - Так я помогу! А потом еще погоняем. Пожрать найдешь?       - Найду, - сдался я.                     Ойкава уехал от меня на такси в час ночи. На следующий день после тренировки мы рванули прямо к нему. Противник определился, а у Ойкавы, как выяснилось, была грандиозная коллекция видеозаписей игр практически всех команд. Потом я у него и заночевал, прикинув, что возвращаться домой в три утра, чтобы встать в семь, смысла уже нет.       Эти несколько дней мы так и провели, зависая то одного, то у другого. Предки были не в восторге от этих посиделок, но кое-как терпели. Мои родители деликатно скреблись в дверь и напоминали, что уже слишком поздно, пора бы спать. Отец Ойкавы без лишних церемоний стучал кулаком в стену и озвучивал текущее время.       Утром мы мчались на занятия, а оттуда в спортзал, чтобы отработать придуманное вчера. Что-то отвергали сразу, что-то оставляли. Ойкава на тренировках помалкивал, вся инициатива исходила от меня.       Конечно, я понимал, что этот хитрец просто ловко воспользовался отсутствием тренера, который не очень верил в него как в гениального аналитика, а со мной договориться оказалось проще. Но ведь и мне был нужен Ойкава, тащить команду на четвертьфинал одному, без поддержки, было бы совсем тухло.       В день перед игрой я отменил вечернюю тренировку, чтобы все отдохнули и пришли в себя. Все, кроме нас. Мы отправились к Ойкаве, чтобы еще раз, самый последний, продумать возможный ход игры. Признаюсь честно, мне было страшновато, и всю дорогу я помалкивал. А Ойкава, наоборот, болтал без умолку и вдохновенно нес какой-то потрясающий вздор. Странно, но меня это не раздражало, теперь я уже знал: у него это такой же признак нервного напряжения, как у меня – молчание.       Финальный мозговой штурм не удался. Мать Ойкавы, увидев нас на пороге, всплеснула руками и немедленно потащила кормить, причитая, что в такой степени истощения мы завтра и мяч поднять не сможем. Потом она загнала нас в комнату, велела спать и поклялась, что разбудит через два часа. Но, конечно же, не разбудила. Пожалела мальчиков. А мы вырубились, едва коснувшись подушек.       Я проснулся среди ночи и сперва не мог сообразить, где нахожусь. А когда сообразил, чуть не заорал. Я у Ойкавы! Домой не пришел! И не предупредил! Полный пипец, кошмар и ужас! Родители уже ищут меня по моргам и больницам! Наверное, звонили, а я дрых и ни рожна не слышал!       Я вскочил, кинулся искать телефон. В сумке нет, в карманах тоже. Вспомнил, что оставлял его столе и метнулся к нему, забыв, какой там у Ойкавы шикарный хаос. Задел локтем стопку книг, она рухнула на пол. Но зато нашелся телефон. Разряженный! Ааа!       - Что ты там громишь? - пробурчал со своего места Ойкава.       - Я родителям не позвонил! А телефон сдох! Дай твой! – взмолился я и включил лампу над столом.       Ойкава сел, поморщился, прикрыл глаза рукой.       - Не мельтеши, - попросил он. - Твоя мама звонила сама. Я сказал, что ты устал и спишь, ночевать останешься у меня. Все нормально, ложись.       Я выключил свет, лег, даже закрыл глаза, и тут до меня дошло. Мать звонила Ойкаве. Не Дайчи, не Асахи… Ойкаве! Я потянулся и потряс его за плечо.       - Когда она звонила? Почему я не слышал?       - Да я сам еле проснулся, хорошо телефон рядом лежал. А ты даже не пошевелился, храпел только.       - Вообще-то я не храплю!       - Хорошо, запишу на диктофон, - пообещал Ойкава и зевнул. – Но ты не переживай. Мне после Ива-чана уже ничего страшно…              ***              Матч мы выиграли. Не совсем так, как планировали, но выиграли. И в этой победе определенно был наш с Сугой вклад. Бессонная неделя не прошла даром. На паре комбинаций болельщики вопили так, что даже у меня голова пошла кругом.       После финального свистка вся команда, как обычно, с радостными воплями сгрудилась в кучу у сетки, а я развернулся и побежал обратно к трибунам. Суга уже перелезал из-за ограждения с тренерских мест. Мы столкнулись на полдороге и обнялись. И, кажется, поцеловались, я точно не помню. Помню только обалденное чувство эйфории от этой победы. Почему-то оно было не такое как раньше. Это была первая наша взрослая победа, самостоятельная, без оглядки. Мы сами думали и сами делали. И победили. Круто!       В раздевалке стоял чудовищный гвалт, все орали одновременно. Я вспомнил, что в первом сете команда еще толком и не верила в победу – слишком серьезным казался соперник. А потом выяснилось, что мы можем их обойти, и понеслось…       Конечно же, все жаждали разбора полетов. Похвал и восторгов. Прямо сейчас, немедленно. Но Суга поднял руки вверх, словно сдаваясь.       - Давайте завтра? – попросил он. – Пощадите, парни. Сегодня сам все обдумаю, а завтра – разберем, - и улыбнулся.       Он умудрился как-то так это сделать, что растаяли и закивали даже ас с центровым, самые старшие, уже четверокурсники, никогда не принимавшие Сугу всерьез в отсутствие сэнсея. А мне только сейчас стало стыдно за тот мой дурацкий выпендреж пару месяцев назад. Ему и так было непросто работать со старшими, а тут еще я, говнюк, навязался. Как видите, Ойкава Тоору умеет быть самокритичным…       Потом пришли тренер и капитан противников, пожимали нам руки, благодарили за игру. Мне даже подумалось, что они нас перехваливают. Неужели, в самом деле так здорово вышло, или есть какой-то подвох? Я поискал глазами Сугу, он заметил и слегка кивнул. Нам было просто необходимо сбежать и обсудить эту игру вдвоем.       Но улизнуть удалось только часа через полтора, уже из раменной, где отмечали победу. Мы шли по улицам и говорили, перебивая друг друга, вспоминали почти каждую минуту, возвращались в самые яркие моменты, переживали все снова. Я видел игру изнутри, Суга – снаружи. Накладывать эти картинки друга на друга оказалось потрясающе интересно.       Мы выдохлись часа через два и остановились купить воды. Пока Суга возился с автоматом, я разглядывал афиши в витрине небольшого музыкального магазина.       - Ух, ты! – вырвалось у меня. – «The Sheep»* приезжают!       С плаката улыбались три девушки. Я не поклонник девчачьих групп, но эти играли не сопливую попсу, а качественный акустический рок. Одну их вещь я услышал чисто случайно, а потом уже не мог успокоиться, пока не нашел все альбомы. К сожалению, никто из знакомых моих восторгов не разделил. Ива-чан вообще заявил, что женский рок – это оксюморон чистейшей воды. Я еще недоумевал, откуда он знает такое слово…       - «The Sheep»? Когда? – переспросил подошедший Суга. – Ух ты! Они потрясные! В том году выступали в Токио, но я не смог поехать из-за отборочных…              ***               Мы сходили на этот концерт вместе. Орали до хрипоты, подпевали, танцевали, прыгали, целовались взасос… С какими-то девушками, случайно оказавшимися рядом. Они были незнакомые, висли на нас обоих одинаково, и Суге досталась та, что больше понравилась мне. Но я не огорчился.       «The Sheep» выступали сильно, качественно, драйвово. Голосистая, коротко-стриженная солистка заводила зал с пол-оборота. Энергетика из нее так и перла. Движения под этот бешеный ритм выжимали меня не хуже тренировок. А удовольствия доставляли гораздо больше.       Девица, игравшая на бас-гитаре, казалась отстраненной и немного заторможенной, но pull-offы и bendы выдавала потрясающие. А тягучие медленные композиции в ее исполнении словно выманивали душу из тела, уносили в тугой водоворот мелодии и стихов, а потом медленно-медленно отпускали, уже наполненную необыкновенным слиянием музыки и смысла.       Третья участница обеспечивала синтезатор и бэк-вокал. Она делала это ТАК, что я то и дело проваливался именно на второй, более глубокий уровень сплетения звуков, не понимая, как столь хрупкое, изящное создание может делать их такими необыкновенно сильными, пробирающими до самого нутра…       После концерта девушки спустились в зал, и вокруг них тут же образовался плотный круг из желающих взять автографы. Суга дернул меня рукав.       - Подойдем?       Это было неожиданно. Я думал, что мы уже двинемся отсюда. Но он взволнованно смотрел в сторону смеющихся девиц, глаза у него были странно блестящие, зрачки расширены. Мы конечно, дернули по одному коктейлю перед началом, но не от этого же его так жмыхнуло?       - Тебе нужна корявая роспись на листке из блокнота? – удивился я.       - Нет, разумеется! Я хочу их поблагодарить. Сказать, какие они классные, как здорово все отработали, что их композиция стоит у меня рингтоне. Просто пожать руку, в конце концов.       - Дурень! Они из Европы, там девушкам руки целуют.       - Точно! Спасибо, что напомнил – кивнул он и стал пробираться вперед.       Мне ничего не оставалось, как попереться за ним. Суга, кажется, чувствовал мое раздражение.       - Понимаешь, - быстро говорил он, то и дело оборачиваясь, - таким людям очень важно, что они работают не в пустоту, что их творчество находит отклик, становится кому-то нужным, необходимым даже. Тебе ведь тоже приятно, когда твой бросок вызывает восторженный визг на трибунах? Но для тебя это – дополнительная опция, а для них основная…       Мы выбрались в первый ряд, и Суга первым делом шагнул к задумчивой бас-гитаристке. Та, не глядя, протянула руку за очередным плакатом для автографа, но он перехватил ее кисть, наклонил голову и действительно прикоснулся губами, идиот!       Девица оживилась первый раз за весь вечер и изумленно уставилась на Сугу. Тот поднял к ней лицо.       - Спасибо! – быстро сказал он по-английски. – Огромное спасибо! Вы необыкновенные, талантливые и…       - Приятно слышааать, - протянула она, словно выпевая одну из своих музыкальных фраз. А потом потянулась к нему губами.       Я думал, что Суга сейчас шарахнется в сторону, торопливо извинится и сбежит, но он вдруг смело дернулся вперед, обхватил девушку за талию и впился в нее сам. Гитаристка всхлипнула, одной рукой вцепилась ему в плечо, а второй восторженно замахала в воздухе, показывая большой палец.       Бэк-вокалистка это заметила, весело присвистнула, а потом перевела взгляд на меня и задорно улыбнулась.       - Ты так же здорово целуешься как твой приятель? – выкрикнула она, стараясь, чтобы я расслышал ее в этом невозможном гаме.       Слово «целуешься» я понял отлично. Но отвечать не собирался, самый лучший ответ – всегда практический.                     Когда мы вывалились из клуба, уже светало. Переглянулись и поплелись в сторону метро. Затисканные и сами перетискавшие все, что можно. Ночь в компании «The Sheep» прошла отвязно. Еще никогда в жизни я столько не пил, не смеялся, не обжимался и не целовался за такой короткий промежуток времени. И дело явно шло к чему-то большему... Я понял это затуманенными мозгами, когда одна пара горячих рук стала задирать на мне майку, а другая жадно полезла за ремень джинсов. Но тут пришла менеджер группы…       Она возникла на пороге – серьезная, строго одетая: белоснежная блузка, узкая черная юбка, туфли на высоком каблуке, окинула взглядом творившийся беспредел, вдохнула густой коктейль из перегара, табачного дыма и смешанного с потом парфюма, поморщилась и велела немедленно расходиться.       - Нечестно! – завопила солистка. – Был уговор до четырех!       - Просто она сама уже всеее успела… - протянула меланхоличная авторша депрессивных баллад и с сожалением убрала ладонь с моего живота.       Светловолосая малышка, которая последние двадцать минут пыталась (между поцелуями) обсуждать с Сугой средневековую японскую поэзию, укоризненно посмотрела голубыми глазищами и громко тяжело вздохнула. Я бы перед этим точно не устоял. Но менеджер была – кремень.       - Успела, - спокойно подтвердила она. – Потому что. Я. Никогда. Не теряю. Времени. Даром. Выметайтесь, парни. У нас еще двухчасовой переезд, репетиция и вечерний концерт.       Мы вымелись. Она окликнула нас еще раз, уже на выходе.       - Эй, красавчик!       Мы обернулись оба, но оказалось, что в виду имели меня.       - Не ты оставил? – спросила она, кинув мне забытую в баре куртку. – Надень, а то замерзнешь…                     Метро было открыто, но поезда еще не ходили. Мы плюхнулись на первую попавшуюся лавку. Все тело у меня ныло, губы болели, голова слегка кружилась, и в ней было странно пусто.       - Чувствую, еще немного и нам пришлось бы с ними трахаться, - сказал я.       Суга потянулся и сладко зевнул.       - Похоже на то, - откликнулся он.       - Но я бы все равно не стал…       - Серьезно? – он сел ровно и посмотрел на меня с интересом. – Да брось! А я бы не отказался.       Ого! Неужели так и упал бы в объятия к этим чумовым девкам? Хотя… Не удивлюсь, если практический опыт у нашего тихони окажется побольше моего. Целуется он, судя по всему, знатно.       - Презервативов не было, - оправдался я.       - Лопух.       - В сумке.       - Дважды лопух. Ты с сумкой на свидания ходишь? А в карман положить?       - Можно подумать, у тебя есть.       - Ага, - он слегка приподнялся и вытащил из заднего кармана джинсов цепочку блестящих пакетиков. Штук пять, не меньше.       - Нормального ты о себе мнения!       - Велико – не мало, - философски заметил Суга, - зато мог бы с тобой поделиться.       - Выручил бы?       - Конечно, как можно не выручить…       Кого он имел в виду: друга, товарища по команде или придурка Ойкаву, я не расслышал. Слова потерялись в шуме подходящего поезда.