Дверь в комнату Ким Хичоля всегда закрыта. Хёкджэ понимает это, потому отдаёт Донхэ ключи только в день уборки, а после тут же запирает дверь, как только всё заканчивается. Он не может войти в обитель старшего, ведь тогда он обязательно скроется в холодной постели Хичоля и просидит там до его демобилизации.
Закрыта дверь и в комнату Ли Хёкджэ. Он либо спит на диване в гостиной, либо, когда спине становится уж очень больно, парень перебирается в комнату Чонсу, когда тот любезно уступает свою постель на пару ночей. Спать на своей кровати без Кима тоже кажется чем-то диким. Он знает себя, и не может расклеиться прямо сейчас. Он нужен ребятам, особенно зная, что скоро служить отправится и их Итык, и тогда бремя лидера ляжет на плечи Хёкджэ.
Кима не хватает. Отсутствие Ёнуна пережито не так остро, разве что недостаёт порой затрещин шалопаям да теплых объятий в периоды тоски. Но эту роль «папочки» брал на себя Хичоль вплоть до дня, когда он ушёл в армию. Все понимали, что он лишь старался уберечь лидера от груза, потому, собственно, и не протестовали.
Но всё равно Кима не хватает. Хёкджэ говорит себе это каждый день, подмечая влияние старшего практически в любой вещи: еда горячая, а не полуостывшая, как он привык, ужин непривычно тихий, когда некого и некому задирать, нет драки за пульт перед телевизором. Никто не ходит в одном халате после душа, горланя матерные песни в пять утра, никто не чешется рядом на диване, как пушистая собака, хлопая белоснежными пальцами по линии роста волос за ухом. Не хватает.
— Я не приду, — как и всегда, проговорил Хичоль в их последнюю ночь. Тогда Хёку снесло крышу: он проскользнул за Кимом в душевую и забрался к нему прямо в одежде. Та неприятно намокала, но Хёкджэ лишь плотнее прижимался к парню со спины, обнимая его за тонкую талию, жарко целовал его широкие плечи и молчал, словно прощаясь на такой длинный срок.
— Я знаю, — как и всегда, выдохнул Хёкджэ, выжимая после мокрую одежду и натягивая её на своё искусанное тело. Он знал, потому как только Хичоль прошептал его имя, Хёк принялся порывисто гладить его торс, спускаясь затем пальцами к бёдрам и туго сжимая его пах рукой. Дальше всё было, как в тумане: его подхватили под ягодицы и он вжался острыми лопатками в ледяную плитку. Танцор скрестил ноги стопами на пояснице старшего, притягивая его к себе ещё плотнее и ещё ближе, проводя языком по шее, поднимаясь к челюсти и впиваясь в пухлые губы, сдерживая нервную дрожь. Ким словно знал, что тот глотает подступающие слёзы, потому был на удивление нежен, двигаясь жарко, уверенно и порывисто, но давая прочувствовать каждое прикосновение подушечек пальцев, языка, тела, члена внутри себя. Такой непохожий на Хичоля контраст, от которого сводило ноги в приятной неге — тот тоже будет скучать. Всхлипы, стоны, тугие толчки до искр из глаз, и Хёкджэ выгибался в сильных руках, притягивая старшего за волосы к своей шее, сходя с ума. С ним он точно терял голову, и абсолютно не жалел об этом.
И вот… его нет рядом. Нет дверей, разделяющих их. Нет засовов, которые могли скрыть их секрет. Ли несёт это бремя дальше один. И ему нелегко.
Через некоторое время в армию уже собирается Итык, так что Хёкджэ постепенно перенимает его обязанности, и всё завертелось, закрутилось. Наступает день спортивных игр, в котором лидер ещё будет принимать участие, а через месяц его сменит уже Хёк, так что нужно показать себя ребятам во всей красе.
Разминаясь перед командным забегом, танцор поправляет резинку своих спортивных штанов и садится на специальный упругий газон, растягивая разогретые после пробежки мышцы. Он бежит последним, принимая эстафету от Кюхёна, и он готов к этому. Наверху на трибунах болеют за ребят Йесон и Донхэ, Рёук уже ждёт на финише с бутылкой воды. Всё готово, остаётся только пробежать. Блондин натягивает на голову широкую резинку для волос, убирая чёлку с узких, подведённых глаз. Он уверен в себе, он не пугается камер и улыбается гордо, подмигивая фанатам вдалеке. Ли готов к ещё большему вниманию со стороны публики, готов к проблемам, готов брать ответственность за всё, что происходит в группе.
Дорожка пружинит от быстрого бега, он отводит ногу назад, поставив её на носок, и вытянув руку, готовясь принять эстафету раскрытой ладонью. Хёкджэ напряжён, он начинает движение вперёд ещё до того, как пальцы крепко обхватывают палочку, которую айдолы передавали друг другу. Он знает, что Кюхён не будет тормозить на своём финише и двинется вслед за ним. Так и происходит.
Хёкджэ любит бег, во время которого он обычно чувствует лёгкость и свободу. Бег, когда не надо задумываться о том, где ты и кто ты. Но сейчас он нервничает, так как ему нужно выложиться по полной. На него смотрят не только как на участника группы или замыкающего эстафету — по его результату парня, так или иначе, будут судить: действительно ли он может стараться для группы или он всего лишь пустышка.
Кюхён с силой вталкивает палку в руку Хёкджэ, и танцор слышит его хриплое дыхание, но говорить времени нет. Он срывается с места и мчится вперёд, не глядя по сторонам. Дыхание быстро сбивается, танцор старается изо всех сил, и пересекает финишную черту одновременно с каким-то брюнетом. Сразу затормозить довольно сложно, потому он пробегает вперёд ещё немного, а после останавливается, согнувшись пополам и уперевшись ладонями в колени, хрипло хватая ртом воздух.
Он с трудом слышит общие результаты, понимает, что в итоге будет ещё один забег, финальный. И бежать придётся ему и тому брюнету.
«Не справился», — крутится мысль в его голове, когда он выпрямляется и с улыбкой встречает подбегающих к нему ребят. Те рады его успеху, считают, что он действительно молодец, но радости от этого никакой.
Вскинув голову, Хёкджэ обводит взглядом трибуны, широко улыбаясь фанатам, и дыхание снова спирает. Время останавливается: он не обращает внимания, как Чо накинулся на него сзади и что-то кричит ему в ухо, как Донхэ тискает его за щёки, а после хватает Кюхёна за руку, уводя куда-то (очевидно, поздравить), не слышит, как Сонмин что-то говорит ему, протягивая полотенце. Он застывает на месте и пристально вглядывается вдаль. Один силуэт, исчезнувший между рядами зрителей, покажется ему на удивление знакомым.
В передышке между забегами Хёкджэ бредёт под трибунами по тёмному коридору, приближаясь к раздевалке. Потирая шею, парень хмурится, покачав головой. Видимо, ему мерещится всякое, и это подкашивает, ударяя по воспоминаниям. За всей этой суматохой он глушит воспоминания, и сейчас снова понимает, как он соскучился.
— Ты можешь и лучше, — хрипло шепчут ему на ухо и резко хватают за талию, сжимая пальцы на его поджаром теле. Вздрогнув от неожиданности, Хёкджэ оборачивается и тут же выдыхает, рассматривая парня перед собой. Прикрыв маской нижнюю часть лица, в армейских штанах и облегающей футболке, к нему пришёл Ким.
— Ты же сказал, что не придешь, — бормочет Хёкджэ, оглядывая его короткую стрижку, уже подтянутую от тренировок фигуру, и пряча за неловкостью желающую растянуться на лице улыбку. По прежнему красивый, по прежнему уверенный, по прежнему…
— А меня здесь и нет, — Хичоль тянется вперед, позволяя Хёку дотронуться до его щек и аккуратно снять с него маску. Да, по прежнему его. Только его. И он понимает это, поглаживая светлую кожу, касаясь подушечками пальцев уже не таких колючих волос, легко массируя кожу головы.
— Тогда я пробегу ещё лучше, — обещает Хёкджэ, мелко подрагивая от того, как властно его прижимают к себе, как и прежде. И этот шёпот, от которого мурашки по всему телу, а ноги стыдливо сводятся вместе.
— Конечно, пробежишь, потому что я как следует накажу тебя сейчас, — сладко шепчет Ким, вжимая младшего в стену коридора и жадно целуя его шею. Хёкджэ вытягивается в струнку и тихо стонет от того, как нагло Хичоль оттягивает резинку его спортивных штанов и торопливо ласкает его член, настойчиво возбуждая его. Он забывает обо всём, что терзало его прежде, забывает о том, что ему придётся делать в дальнейшем. Важнее всего то, что…
— Да, хён, не останавливайся… — сдавленно шепчет он, выгибаясь снова и снова в сильных руках. Глаза закрываются сами собой от удовольствия, пока прикосновения достаточно плотные и ощутимые. Это не сон, и Хёк наслаждается реальностью. Но Хёкджэ быстро теряет опору в виде плеч старшего, что заставляет его удивлённо открыть глаза.
Покраснев, он видит, что Ким опускается перед ним на колени и, оттянув его штаны вместе с бельём ещё ниже, сразу заглатывает ствол его члена, пропуская плоть практически в глотку. Хёк дрожит, неловко стукаясь лопатками о стену снова и снова. Мысль о том, что кто-то пройдёт, не покидает танцора.
— Я больше не могу, хён… — скулит Хёкджэ, всхлипывая от кайфа, который ему дарят так же неожиданно, как и саму возможность хотя бы просто увидеть Хичоля. Ким глядит на него снизу вверх, взяв его за руку и положив её на свою макушку, давая разрешение управлять им во время всего этого действа. Танцор извивается под его лаской, стонет в потолок и робко направляет его порывистыми движениями руки, помня, как, казалось бы, когда-то давно Хичоль не стеснялся прихватить его волосы покрепче. Сейчас же ситуация совсем другая. Он другой. Хёкджэ ощущает, как дрожат пальцы, и боится, что Ким это почувствует, потому начинает нелепо впутывать пальцы в его густые пряди. А вдруг засмеётся? Но Хичоль не смеётся, он шумно выдыхает через нос, гладит бёдра младшего холодными ладонями (от которых почему-то становится только жарче), и наседает всё старательнее. От этого перед глазами плывут тёмные пятна, а в голове периодически взрываются маленькие фейерверки.
Уперевшись затылком в стену, он хрипло вскрикивает и изливается в мокрый рот Хичоля, краснея от того, насколько довольную улыбку ему дарит старший, поднимаясь на ноги и крепко обнимая Хёкджэ, пока того трясёт от наслаждения. Теряя контроль над своим самообладанием, Хёк доверчиво прячется в сильных руках Кима, аккуратно положив свои ладони на его поясницу. И несколько мгновений (хотя танцору кажется, что прошла целая вечность) действительно походят на какую-то уютную сказку. Ему потрясающе, словно он.... Словно он дома.
— А теперь — время наказания, — шепчет Ким, потянувшись рукой и повернув дверную ручку раздевалки, втолкнув младшего вовнутрь и закрыв за собой дверь. Хёкджэ садят на стол и старший с удобством устраивается между его ног, медленно расстегивая пряжку своего армейского ремня.
— В этот раз ты пробежишь так, как можешь только ты, — шепчет Хичоль, подтягивая Хёка ближе, на край стола, и туго связывая ему руки за спиной.
— Звучит многообещающе, — выдыхает Хёкджэ, потянувшись вперёд и коснувшись губами его подбородка. Танцор покрывается мурашками и жадно дышит, пока с него стаскивают штаны вместе с бельём. Жажда покоя и защиты, тех чувств, которые ему всегда преподносит Ким Хичоль, постепенно спадает. Он с жадностью рассматривает красивое лицо старшего, понимая, что он хочет. Снова хочет больше, чем имеет.
— Не тяни, Ким, прошу, — хнычет Хёкджэ, ерзая на месте, и Хичоль порывисто целует его, надавливая одной рукой на затылок младшего, а другой разводя его мускулистые ноги ещё шире. Томительная пауза ожидания, после которой Хёка стаскивают со стола и заваливают на него грудью. Ким наваливается сзади, с желанием входит в него и крупно подрагивает, хрипло выстанывая на его ухо. Хёкджэ запрокидывает голову и стонет, прикрывая глаза. Он старается сдерживать громкие крики, но порой это трудно, оттого старший награждает его увесистым шлепком ладони по ягодице.
«Хорошо, что не ремнём», — успевает подумать Хёкджэ. Хотя от такого Хичоля он примет всё, что угодно.
Ким двигается рвано, Ким двигается быстро. Послушно разводя ноги шире, младший врезается животом в стол и подаётся бёдрами навстречу. Он даже не пытается спросить, скучал ли старший по нему. Ответ ясен ему и без лишних слов.
Пару раз Хёкджэ неловко стукается лбом о стену и сердито шипит от собственной неуклюжести, после чего его схватили за пряди волос на затылке и сильно потянули назад, наращивая темп толчков. Короткая забота в этом остром желании. Хёк сходит с ума, он выгибается и кричит, когда его член снова начинают дрочить, всё также издевательски быстро, в темп движений внутри. Также горячо, до пересохшей глотки, также пылко, до темноты перед глазами, когда он наконец-то кончает.
Хёкджэ приходит в себя, когда оказывается на полу на коленях, а в его горло проталкивают эрегированный член. Он стонет, он двигает головой в темпе движений старшего, и старается не смотреть вверх, так как знает, насколько красив Ким, особенно когда его настигает волна наслаждения.
— Хёкджэ! — вскрикивает Хичоль, и рывком насаживает его как можно глубже, с довольным мурчанием спуская горячее и липкое семя в его рот. Ким покачивается, подтягивая штаны, и садится на скамейку, наблюдая за тем, как покорно Хёкджэ сидит перед ним. Пара глубоких вдохов старшего проходят в тишине, пока Хёк неловко облизывается, снова привыкая к уже почти забытому горьковатому привкусу.
— Иди сюда, — Хичоль притягивает парня к себе и нежно целует его искусанные губы, медленно развязывая руки младшего. Хёк потирает затекшие запястья и облизывается вновь, с интересом рассматривая тяжёлую пряжку ремня. Ким смеётся, что заставляет Хёкджэ смущённо опустить голову. Так значит, от его взгляда это не укрылось.
— Если будут шалить — только скажи, — Ким умело щёлкает ремнём и подмигивает Хёку, пока тот подскакивает от звука этого щелчка и быстро начинает одеваться.
— А если будешь вести себя плохо ты… — мысль не закончена, Ким заправляет ремень в шлевки брюк, а Хёкджэ торопливо кивает. Да, он сделает всё, чтобы ребята вели себя очень хорошо, а он — очень плохо. Да и мысль о том, что Хичоль предложил сейчас своё плечо ему в поддержку, его только радует. Это приятно осознавать.
***
Звук свистка, и Хёкджэ срывается с места так яростно, словно за ним гонится стая волков. Еле успевая переставлять ноги, чтобы не запнуться, Хёк словно летит над землёй. Проблемы в жизни, может, и не исчезли, но сейчас точно не давили на его разум, оставив только приятную лёгкость.
Он прибегает первым, с большим отрывом. Хёкджэ жадно пьёт прохладную воду, оглядывая трибуны и ослепительно улыбаясь, после убирая бутылку от губ. Может, он и не видит Кима сейчас, но он знает, что тот всё равно рядом с ним. И даже армии это не изменить.
***
— Кюхённи, а за что он его так? — испуганно шепчет Донхэ, вжимаясь в Кюхёна в шкафчике раздевалки. Несколько минут назад они, стараясь не дышать, в ужасе наблюдали за тем, что происходило снаружи. Не сговариваясь, оба не решались даже писк издать. Хичоля доводить до стадии гнева не стоило. Оба уже быстро покинули раздевалку, словно ничего не произошло. А вот младшеньким придётся жить с тем, что они видели.
— Наверное за то, что Хёкджэ плохо бежал, — бурчит Кюхён, подхватывая младшего под бёдра и поуютнее устроившись с ним, прижимая его к шкафу изнутри. Ох уж этот макне, слишком быстро оправляется и вспоминает о своих потребностях. — Не отвлекайся, дорогой, а то я решу, что и я плохо бежал.
— А, может, и мне тебя так? — хихикает Донхэ, перебирая густые пряди волос Кюхёна, пока с него стаскивают остатки одежды. Младший аж поперхнулся, возмущённо глядя на парня.
После этого любой, кто проходил мимо раздевалки, мог слышать:
— Нет, и не думай даже!
— Ну Кюхён, ну вдруг ты тоже быстрее побежишь!
— Меня не так стимулировать надо!
— А как?
— Ну… мм… вот так, например.
— Ах… ну, разве что так…
