Глава 21. Молчать, женщина!
День явно не заладился с самого начала. Сперва утро в чужой постели, потом неудачная попытка уволиться и неловкий разговор сКотлиным, следомзвонок заведующей детского сада — просили срочно приехать и забрать Витьку. Тетка воспитательница на заднем плане так кричала и так ругалась, будто мой сын только и делает каждый день — что носы ломает. Впервые подрался, впервые сломал. В чем беда? Другое дело, что он саму воспитательницу нервирует своим интеллектом. Может, стоило его перевести в какую-нибудь школу для одаренных, а не заставлять еще год вариться в садике? Но сам просился — любимая группа. Давние друзья! У таких детей сложности с общением — я только радовалась, что у нас все пока идет чередом. Не хотелосьнагнетать ситуацию, неприятно было, как мои родители каждый раз тыкают, что Витя необычный. Определенно, я мало внимания уделяю сыну... Поднимаясь по лестнице, запнулась и шлепнулась животом на ступеньки. Шишка на лбу гарантирована! Одежку пришлось оттирать в туалете, а это опять потеря времени. Звонок. Сюда стали набиваться студентки, как кильки в банку. Посмотрела на себя: всклокоченная, покрасневшая от недавних слез, темные круги под глазами, как черное напоминание о сложной ночи… Спряталась в дальнюю кабинку, прижалась спиной к холодному кафелю, пытаясь придти в себя, главное, чтоб никто меня такой не увидел. Несмотря на открытую форточку, невидимой пеленой потянулся сигаретный дым — девки, плюнув на все предупреждения о штрафах, курили в соседней кабинке. Вот бы сейчас выйти и всем накостылять! Но не в таком виде, не в таком. Странно, этот ненавидимый мной сигаретный дым стал восприниматься совсем иначе, когда сама согрешила… Хоть иди и стреляй у них, да рядом вставай! Может, и правда, нервы успокаивает? Пятиминутка пролетела. Туалет наполнился безопасной тишиной. Я вышла, оглядываясь по сторонам, еще раз посмотрела в зеркало, в попытке привести себя в порядок — бесполезно. В ректорской злобный, рычащий, как бешеный тигр, начальник собирался на пары… Что-то сам допечатывал и стучал по тормозящему принтеру. Заглянула в дверь, на меня шикнули и отвернулись. Решила дрожащими руками за секунды написать официальное заявление на отгул в счет отпуска. Хоть не с пустыми руками заходить. Увидел меня снова с бумажкой и по столу хлопнул — пришлось еще полчаса выслушивать все, что недовольное начальство думает о такой бессовестной работнице, которую не привяжешь и не отговоришь… Наконец, до Тараса Львовича удалось достучаться: объяснила, что надо срочно в садик. Чуть не плача, говорила, что дело важное, пришлось снова грозить увольнением, уже если не будут отпускать по семейным неотложным нуждам... Времени прошло много. Начальник сказал: «Делай, что хочешь!», что было расценено мной, как полное разрешение, скомкал бумажку и вышел. Бросила в сумку телефон, натянула пальто и выбежала. У окна напротив — стоял Сергей и пока что смотрел в другую сторону. А, когда я стала запирать нашу деревянную, разбухшую от влажности, дверь, то попыталась сделать вид, что студента этого не вижу в упор. Дверь и не думала поддаваться. Пришлось самой наподдать: встала бочком и бедром треснула. Между мной и дверью каким-то неудачным образом возникла сумка, соскользнувшая с плеча. И в сумке этой явственно послышался хруст... Вот. Теперь такси вызвать мне не светит! Только мобильник и кошелек из возможных потерь. Но кошелек таких звуков не издает... — Что-то случилось? — спрашивает Сергей, видя мое растерянное лицо. — Ты можешь вызвать мне такси? — говорить ему "ты" всегда было не очень приятно, но считать меня секретаршей — теткой старше и скучнее себя, он наотрез отказывался и на "вы" меня тоже не звал. А, учитывая сегодняшнее раннее утро, Сергей был сейчас тем человеком, которого видеть хотелось меньше всех. Почти всех. Вадима не хотелось видеть еще больше… — Могу отвезти, — сказал он, отбирая мою сумку и поворачиваясь в сторону выхода. — Не надо отвозить. Можно такси, — я пыталась быть упорной в своей дрянной самостоятельности. — Ольга, я все равно к тебе. Так что ждать,пока вернешься, или самому отвезти поскорее. По-моему, очевидно. —Да, с сыном, скорее всего, поедем, и не обратно. Тут такие дела... — По дороге расскажешь. Ты ведь спешишь? Мы ехали быстро, но в голове был такой сумбур, что впервые не боялась, банально не замечая дороги. Мое чувство, что я еду на бешеной табуретке, в железной коробушке по асфальту со скоростью больше восьмидесяти километров в час, куда-то делось. Может, хорошая амортизация? Если бы не Сергей, я даже пристегнуться забыла бы. Опомнилась уже у дверей садика, когда хлопнула серебристая дверь его машины... Хлопнула моя дверь. А потом хлопнула водительская. Он пошел со мной! Что хотела от меня воспитательница, я толком не поняла. Сначала говорила, что травмы такой степени фиксируются в травматологическом отделении и в протоколе полиции, а сын будет постановлен на учет в соответствующих органах... Про суды и компенсацию. Я чувствовала, что мой лоб сейчас выглядит страшнее, чем советская стиральная доска... Дыхание сбилось. Но боялась я не проблем и отделений с судами. Боялась за своего ребенка! Что с ним с самим после драки? Что он чувствует? Может, у него шок?! Что случилось такого, что он решился на этот поступок? Определенно, утром уже была какая-то проблема, потому и не хотел меня отпускать. А мама, увлеченная своими переживаниями, не поняла и не поддержала! Какой же я хреновый родитель! Мне срочно нужно увидеть Витьку, а она мне тут информацию ненужную на уши вешает! Поэтому я просто обошла кричащую воспитательницу по кругу и,как танк, двинулась в сторону нашей детской. Тетка продолжала верещать уже сбоку и пыталась, если не остановить, то хотя бы догнать меня. Во вражеский лагерь прибыло подкрепление: на шум выплыла из кабинета заведующая. В какой-то момент они были перехвачены шедшим со мной Сергеем. Я понятия не имею, что он им сказал, потому, как в это время, не найдя ребенка в группе,открыла дверь изолятора, инаконец, нашла своего сына стоящим в углу. Взяла за руку и просто вывела его за забор... За забор садика вообще. Больше он не будет сюда ходить! Витьку трясло... У него был шок. Лучше бы он плакал и жаловался, рассказывал бы мне обо всем! Но он просто стоял на траве у машины, я его обнимала, а сына трясло! Минут через пятнадцать вышел Сергей, держа в руках папку — личное дело Дымкова Виктора. Я была бы ему страшно благодарна! Потому, что общаться с этой бессердечной воспитательницей совершенно не хотелось! Я не из тех мамаш, что считают своих детишек самыми лучшими и непогрешимыми. Нет. Но ставить ТАКОГО ребенка в ТАКОМ состоянии в угол изолятора — это, как минимум, не педагогично. Могли увести к администрации в кабинет. Успокоить хоть немного. Есть, в конце концов, психолог у них! Не самый плохой садик. И плачу за него прилично. Но оставить одного и запереть! Из путаной эмоциональной проповеди тетки было ясно, что Витька скорее дал сдачи и не рассчитал. Просто не могу!.. Не хочу, чтобы сын еще хоть день ходил в это учебное заведение. Хотя, как секретарь, я понимала, что просто так личное дело не выдают — затевается большая канитель с переходом из одного учреждения в другое, с кучей взаимных справок... Под моим вопросительным взглядом Сергей всю эту папку пронес мимо меня и положил к себе в сумку... Слова кончились, не начавшись. По-моему, два шокированных человека на метр квадратный — это уже многовато. И давно ли он стал таким решительным? Витьку посадили на заднее сидение. Откуда ни возьмись, появился треугольник-пристежка. На мой вопросительный взгляд студент, как ни в чем не бывало, ответил, что у него племянник чуть старше. И мы поехали. Я тоже села сзади. Холодная детская ладошка в моей руке была какой-то совсем послушной. Я пыталась ребенка обнимать, гладить, и шептать на ушко, что все позади, и что все будет хорошо... Куда в таком состоянии сейчас ехать — не представляю! Тут машина притормозила у пиццерии. Водитель повернулся, подмигнул моему гномику и спросил бодреньким голосом: — Ну, что, ребятки! Кто по пицце? — мы воззрились на него, молча и удивленно, на что он ответил, — Если никто не хочет, то поехали новый садик искать. И вдруг сын отлип и обиженным тоненьким голоском пропищал, что вообще-то егосегодня даже не кормили. Я просто исчерпала лимит матерных слов, которые пока еще не вырывались наружу, поэтому позволила Витьку взять на руки и увести нас в пиццерию. Дальше парни без меня выбирали, чего хотят кушать, потому, что они «мужики» и могут сами сделать выбор. Я тоже ткнула пальцем куда-то в меню. Пицца с морепродуктами… Жуть! Хотя, на удивление, оказалось вкусно. Витька щебетал и щебетал. Про то, что мальчики собирались подкараулить у закутка-туалета красивую девочку Машеньку и снять с нее трусы. А он был против! Когда подошел к воспитательнице, та сказала улаживать дела самому и не отвлекать ее от заполнения очередных документов. Виктор, как полагается «супер-герою», попытался сначала уговорить «преступников» на словах, но когда ему прилетело по голове до искр в глазах, то замахнулся рукой на обидчика. Тут налетели другие мальчишки, пару раз даже пнули. Когда пришла кряхтящая воспитательница, все стояли и показывали на Витьку пальцем. А злой Пашка зажимал кровоточащий нос. Я слушала и слушала. Тихо. Молча. Слов не было. Какая большая разница между сломанным носом обидчика и тем, что они собирались натворить. И натворили бы, учитывая вечно занятую документами воспитательницу. Можно же было расспросить!.. Можно же было хоть причину узнать…У всех, участников, а не только у пострадавших. Боясь своими громкими мыслями и злобным шипящим вздохом разрушить эту неожиданно возникшую хрупкую доверительную атмосферу, я тихо достала разбитый телефон и включила запись. Затем молча слушала, не прерывая ни одним своим шокированным комментарием. Пять минут хватило Витьке, чтобы все объяснить. Шесть минут хватило мне, чтобы разобраться с возможными последствиями: отправила запись сообщением на номер воспитательницы и написала, что если дело решат подать в суд, то это выйдет боком всем участникам, кроме нас. Семь минут потребовалось телефону, чтоб попрощаться с жизнью. Я смотрела на отчет о доставленном сообщении, зализывала порезанный о треснутое стекло палец, а через секунду экран пошел черно-синей рябью… Кофе уже остыл и перестал тянуться своими прозрачными веточками пара к потолку. Мы жевали пиццу, периодически подсовывая Витьке еще кусочек, он в два укуса доедал и с полным ртом рассказывал и рассказывал. Спустя полчаса Сергей расплатился, так злобно посмотрев на протянутые мной деньги, что они чуть не полыхнули огнем в моей руке. Я точно полыхнула красным! Мы снова пошли к машине. Передние фары напоминали решительные, даже гневные, брови в разлете. Я засмотрелась, удивленная этим образом и чуть не ударилась лбом о боковое зеркало, до половины серебристое, а ниже черное. В этот раз села на переднее сидение. Витька, сонно позевывая, был плотно пристегнут. И мы поехали. Не спеша и не торопясь. Через каких-то пять минут сонный гномик на заднем уже посапывал. — Серёж, сколько мы тебе должны? И почему ты не отдаешь документы? — стараюсь, чтобы голос звучал как можно спокойнее, и чтоб слезы не выступили. — Нисколько. Это несущественные мелочи. Документы оформили июнем. Я посчитал, что на два месяца вам незачем искать еще один садик. (Я в своей голове прибавила еще пару тыщ, если он умудрился договориться с администрацией за каких-то пятнадцать минут, чтобы все соответственно оформили, написали все нужные баллы и характеристики... И что теперь делать эти несколько месяцев, до и во время каникул? В школу в апреле не берут...). Сергей тем временем продолжал: — Покажу характеристику своей подруге — она держит детский центр. Там много чего полезного: и занятия, и тхеквандо, и бассейн, и языки разные, моделирование, картинги... Самое то для мальчишки в таком возрасте. — Но я не смогу его отдать в развивающий центр... Это... Не по нашему бюджету, так скажем... — Молчи, женщина. Тебя вообще не очень спрашивали — тебе объяснили.Le destindécide
l'Amourémergera du vide
Аясижу. И молчу. Я понимаю, что я просто одинокая мамочка, которая ведет себя, как полная дура. Учитывая прошлую ночь, особенно! И что помощь эта мне нужна. А еще, что я его, наверное, больше не увижу. Но мне хотелось бы. Хотелось бы, но нельзя… Хотелось бы, но ничего хорошего из этого не выйдет… Хотелось бы, или не хотелось… Я не знаю! В голове все совсем нехорошо. Я понимаю, что каким-нибудь, пусть не очень удачным образом, я могла бы сама справиться с этой ситуацией.Но ощутить себя в безопасности: под опекой сильного волевого мужчины, под покровительством — почувствовать себя просто слабой женщиной, возможно, женщиной, которая нравилась — это сейчас так желанно. Просто необходимо. И пусть меня считают ветреной, или глупой, но это симпатия, а не простая благодарность. И таких поступков я не ожидала от человека, которого почти не знаю, и который произвел впечатление скорее бабника, чем ответственного лидера... А еще... Вадим был замечен краем глаза, когда мы выходили. Я схватила Сергея за рукав.