Финская пленница

      Где-то к одиннадцати часам вечера они наконец-то приехали на одинокую виллу близ Китеэ и с невероятной вежливостью проводили связанную Тарью в просторный и тёплый подвал. Она вела себя по-прежнему спокойно, но вместе с тем и довольно отчуждённо. А как ей ещё оставалось относиться к своим бывшим друзьям и коллегам, которые теперь докатились до откровенного криминала по отношению к ней?       Она хорошо помнила это место. В первый и последний раз она была здесь ровно семь лет назад, когда они обмывали успешный выход альбома «Century Child». Тогда её попросили принести ещё одну бутылку вина, и ей пришлось спускаться вниз, в подвал. Помнится ещё, тогда она дико перепугалась приземлившегося ей на щёку паука и своим воплем подняла на ноги даже тех, кто был уже в стельку пьян.       Интересно, многое ли изменилось в обстановке? Каковы её шансы на успешный побег? Она бегло осмотрелась.       В углу стояла мягкая кровать, комплект белья которой был почему-то украшен диснеевской Русалочкой. Неподалёку – небольшой телевизор с допотопным VHS-проигрывателем. На соседней стенке висел целый ворох различных платьев, плащей и прочих нарядов. В старом шкафу валялись старые CD-диски и кассеты, вперемешку с детскими комиксами. К сожалению, предметы, более-менее пригодные для самообороны, отсутствовали. Пыльные лампочки сиротливо свисали с потолка. Окно слишком высоко, а стол, похоже, привинчен к полу, не пододвинешь.       – Тарья, – оборвал её размышления Туомас, – я хочу тебе всё рассказать.       По его сигналу Юкка и Марко тут же поднялись наверх, оставив их наедине. Поэт начал осторожно развязывать верёвку на теле женщины, при этом усиленно борясь с желанием воспользоваться её беспомощностью и ласково поцеловать в губы. Сейчас не время для такого. Сейчас должны говорить слова, а не тело.       – Знаешь, я до сих пор не могу простить себе того, как я поступил с тобой… Я имею в виду твоё увольнение после концерта двадцать первого октября. Да, ты и твой муж здорово разозлили нас тогда, мы вынашивали эту идею почти год. Но теперь я понимаю, что ты ни в чём не виновата. Просто… этот мерзавец Марсело приворожил тебя, сделал своей покорной куклой. Но теперь-то всё будет по-другому.       – Туо, прекрати! – едва освободившись от пут, она отстранилась от него, – Никто меня не привораживал! Он просто был очень добр и, в отличие от вас всех, относился ко мне с уважением.       – А я разве тебя не уважал? – ему вдруг захотелось заплакать, как сопливому мальчишке, – Разве я тебя не любил? Знаешь ли ты, что каждая – буквально каждая! – песня дышит моими чувствами к тебе? Помнишь «Ever Dream»? Я написал её задолго до того, как тебе сделали предложение, но ты так и не поняла, что она посвящена именно тебе. А «She Is My Sin»? Ты с такой страстью пела её ещё задолго до того рокового тура в Южную Америку, но по-прежнему не знала, кому она адресована.       – Ещё скажи, что и «Nymphomaniac Fantasia» ты тоже мне посвятил…       – Чёрт, как ты догадалась? Да, так оно и было… Видишь, ты всегда была моим вдохновением, моей единственной и неповторимой музой. Так почему… почему ты не заметила этого раньше, милая Тарья?       – А что мешало тебе тогда признаться мне по-настоящему, зачем ты стеснялся? Что мешало, например, придти ко мне на помощь, когда на меня напали во время концерта? И вообще, ты только и делал, что писал стихи, пока у меня были проблемы в группе, которые ты даже не хотел замечать. Пойми, мне нужны были настоящие поддержка и забота, а не просто красивые песни о любви…       – Я обещаю исправиться! – Туомас даже встал на колени и взмолился: – Прошу, любимая, дай мне ещё один шанс! Я буду очень ласковым и заботливым мужем, брошу пить и курить, буду чаще к тебе прислушиваться! Только, пожалуйста, ответь на мои чувства… Ты мой звёздный свет, солнце моей жизни и моё единственное счастье в этом мрачном, сером мире! Поверь, ты мне очень нужна! Я все эти четыре года думал, что сойду с ума без тебя!       Но, увы и ах, легче было покорить Эверест, чем сердце этой финской красавицы. Особенно, если оно уже давно отдано другому.       – Прости меня, Туо, – грустно ответила она, – но, увы, мой ответ «нет». Я уже сказала, что люблю Марсело. Поэтому лучше, пока не поздно, отпусти меня. Обещаю, я никому не расскажу о произошедшем.       – Нет, не бывать этому! – и вновь мольба сменилась гневом, - Ты больше никогда не вернёшься к этому человеку! Ведь нам самой судьбой предначертано быть вместе!       Он попытался наброситься на неё с поцелуями, как волк на овечку. Но Тарья ловко отскочила в сторону и, подбежав к шкафу, запустила одну из видеокассет в наглеца. Снаряд попал точно по лицу Маэстро всея Суоми, украсив лоб крупным синяком, но певица не спешила расслабляться. Нужно что-то ещё, чтобы пресечь подобные туомогательства. Что-то, чем он сильно дорожит…       И тут её взгляд упал на немаленькую журнальную стопку на полке. Вот он, её шанс!       – Считаю до трёх, Туомас! Или ты сейчас же выпустишь меня, или я порву все твои комиксы на мелкие кусочки! – она угрожающе выставила вперёд, словно щит, первый попавшийся выпуск.       Клавишник замер в шоковом замешательстве, силясь не завопить. Эта чертовка точно и вовремя подметила его давнюю слабость. Как он мог быть таким неосторожным и оставить такое опасное оружие здесь? Но отпустить – ну уж нет, спасибо! Скорее, он снова будет петь на сцене перед многотысячной толпой, чем отпустит ту, которую он так долго ждал!..       Поколебавшись минуту-другую, Туомас обречённо вздохнул и, стараясь не выдать своё волнение, отчеканил:       – Делай, что хочешь. Бесполезно! Это тебе не поможет!..       ХРРР! Ничего не говоря и бросив на похитителя испепеляющий взгляд, Тарья медленно разорвала комикс. Холопайнен схватился за голову и всё-таки взвыл, но отступать вовсе не собирался.       – Да пойми же ты, Тарья… Нам сейчас предоставлен такой идеальный шанс начать всё с чистого листа! А ты плюёшь на мои чувства!       Новый, ещё более громкий треск в ответ. «Самое главное, чтобы она не дошла до раритетных выпусков про Скруджа!» – с надеждой промелькнуло в голове поэта. Ничего, ещё не поздно выйти победителем из этой битвы. В конце концов, ему тоже прекрасно известны её слабые места.       – Ты думаешь, что твой муж будет тебя искать? Ошибаешься – ты нужна ему только ради денег! (ХРРР!) Готов спорить, если мы пришлём ему записку с просьбой о выкупе, он не даст за тебя ни одного песо! (ХРРР!) И вообще, сейчас он в командировке, как видишь работа ему гораздо важней тебя! (ХРРР!) Ты ведь хорошо помнишь, как он уже однажды уехал прямо на твой день рождения, прислав тебе лишь букет роз? Будто этим можно откупиться, будто ты… (ХРРР!) И прекрати перебивать, когда с тобой разговаривают!       – Неправда! – она с остервенением разорвала очередной комикс, – Ты просто ревнуешь! Мой муж всегда был очень внимателен и чуток по отношению ко мне, даже когда мы не могли проводить время вместе! А как он приехал за мной к нам в Финляндию, как жил со мной целый месяц в моей старой однокомнатной квартире… И даже будучи порой за тысячи километров от меня, Марсело всегда был мне ближе, чем ты, Туо, находившийся прямо под боком. Почему так вышло?       Всхлипывая и едва сдерживаясь, чтобы не заплакать от обиды, Тарья бегло порвала ещё несколько выпусков, после чего швырнула уцелевшие в Туомаса и молча уселась на кровать. Кажется, на этот раз он переборщил. Но выбора нет – если уж и использовать метод кнута вместо пряника, то до конца.       – Надеюсь, пары месяцев взаперти тебе хватит, чтобы окончательно протрезветь ото всей этой аргентинской дури. Ты выбрала путь упрямства, но ничего страшного – я умею ждать и однажды смогу тебя переубедить…– как можно хладнокровней ответил он, после чего покинул подвал.

***

      Оставшись одна, Тарья легла в постель и горько зарыдала. Похищение бывшими друзьями, запоздалое признание в любви, будущие месяцы плена… Всё происходящее казалось ей дурным кошмарным сном, от которого нельзя проснуться.       А вдруг Туомас прав? Что, если дорогой муж действительно не придёт спасти её? Что, если он так и не воспринял всерьёз её крик о помощи?       «Нет, этого просто не может быть! Он действительно любит меня и ни за что не бросит! Наверняка он уже заказал билеты на обратный рейс и не находит себе места, дожидаясь самолёта!»       Но как он её отыщет? Ведь даже она не запомнила дорогу к злополучной вилле. Как он поймёт, кто за всем стоит? Наконец, поверят ли ему в финской полиции, что его жена, знаменитая певица Тарья Турунен, не просто пропала без вести, а была именно похищена, да ещё не кем попало, а своими бывшими товарищами по группе?       Что делать, как ей быть? Она отказывалась сдаваться, не хотела верить, что выхода нет…       Вдруг она вскинула голову, даже на кровати подпрыгнула. Ну, хватит вешать нос, спасение утопающих – дело самих утопающих! Всё верно, теперь у неё только две дороги: либо Туомас силком тащит её в местный ЗАГС, либо она сбежит и в отместку потащит его к прокурору.       А пока… Если уж ей всё равно суждено провести несколько дней и ночей в качестве заложницы, пока что она постарается, чтобы эти дни стали незабываемыми для этих троглодитов. В самом худшем смысле. Потому что у неё есть то, чего нет у них. У неё есть голос.       «Ну, погодите, ребята! Вы ещё пожалеете, что в своё время мешали мне отдыхать своими вечными пьяными дебошами!..»

***

      Близилась полночь. Едва слышно трещали сверчки. Юкка, отправив очередное сообщение жене, уже подправил подушку на диване, как вдруг…       – До-ре-ми-фа-соль-ля-си-до! – из подвала донёсся бодрый женский голос.       И странное дело – казалось бы, бетонные перекрытия как в бункере должны были стать помехой, но как же была великолепна акустика, как же громко и чётко пела Турунен… Одна за другой каждая нота вырывалась из её горла в самых разных вариациях, но не всегда приятных для уха. Порой казалось, что она внизу терзает кошку.       О спокойном сне теперь можно было смело забыть. Мужчины попытались сначала надеть беруши, потом натянуть на голову подушки – не помогало. Голос с каждой минутой становился только звонче и несносней. В конце концов барабанщик не выдержал и, приоткрыв подвальную дверь, рявкнул:       – Ты вообще соображаешь, сколько сейчас времени? Немедленно прекрати петь!       В ответ он услышал нахальное:       – Ну что вы, мальчики. Я ведь ещё не пела, а только распевалась! Теперь вы понимаете, что я раньше именно поэтому просила у вас отдельную гримёрку со звукоизоляцией, а не просто капризничала… Ну, да ладно, ибо сейчас будет настоящий концерт! – и с этими словами певица торжественно затянула «Come Cover Me».       Прошла минута, другая, десять. Спать хотелось невыносимо. Но при таких оперных «колыбельных» это было сделать решительно невозможно. Одна за другой песни о любви и мечтах прорезали ночную тишину, вновь и вновь прогоняя Морфея далеко и надолго в неведомые края.       Несколько раз то один, то другой направлялись к двери подвала, чтобы если не уговорами, так угрозами заставить пленницу замолчать. Но, чётко слыша шаги приближающегося наказания, Тарья каждый раз смолкала… примерно на полчаса только для того, чтобы с новой силой запеть о воспоминаниях, невинности и романтических переживаниях. Она нарочно пела всё то, что было так дорого сердцу поэта, но что теперь, ввиду несвоевременного исполнения, он проклинал последними словами. И пела практически всегда старательно, но, чёрт побери, так громко и неуместно.       Снотворное пока что не помогало. Мощный голос иглами вонзался в мозг через уши, мешал глазам закрыться. Когда Тарья уже в третий раз подряд начала исполнять «Nemo», у Марко окончательно сдали нервы и он, схватив со стола верёвку и изоленту, с рёвом направился к подвалу. Но тут ему помешал Туомас, подбежав к двери и одним махом вытащив оттуда ключи.       – Немедленно отдай! Я больше не выдержу этой пытки!       – Не смей причинять ей вред! – взмолился Холопайнен, после чего предательски убежал в комнату на втором этаже и заперся там.       Несчастным басисту и барабанщику только и оставалось, что снова попытаться заткнуть уши подушкой и терпеливо ждать…       Только в пять часов утра она смолкла и, бросив на прощание издевательское «Спасибо за внимание, мальчики!», улеглась спать с чувством выполненного долга.

***

      С горем пополам они проснулись только во второй половине дня и то лишь благодаря новым звонким трелям Тарьи вперемешку с требованием принести ей завтрак. В теле ломило так, будто они все втроём вчера весь день таскали мешки с углём. В глаза будто насыпали песок, адски ныла голова, да ещё в ней вновь и вновь прокручивались вчерашние приставучие песни.       Впрочем, Холопайнену повезло гораздо больше. Хоть он тоже не выглядел отдохнувшим и свежим, но, по крайней мере, в отличие от Юкки, его руки пока не тряслись, а веки не дёргались в нервном тике.       – Скажешь «доброе утро» – и можешь смело записываться к дантисту, – грозно прорычал Марко, едва Туомас спустился вниз, – Небось, сладко-сладко спал и грезил о своей ненаглядной Тарьюшке? А мы тут мучились…       – Простите, что сбежал вчера, – он слабо улыбнулся, но столкнувшись со зверским взглядом невыспавшегося Юкки, моментально скис, – Мда, ситуация, конечно фиговая. Ещё пара-тройка таких концертов – и мы точно свихнёмся. Может… зря мы так с ней?       – Предлагаешь немедленно отпустить её с миром, чтобы она тут же сдала нас?! А теперь всё, поздняк метаться! Знаешь, сколько нам дадут за похищение, даже с учётом всех твоих смягчающих обстоятельств в виде любви? Так что не говори, что решил сдаться просто потому, что не предвидел все её фокусы…       – Нет, я даже думать не посмел о том, чтобы сдаваться! – тут же спохватился поэт, – Я просто хотел сказать: может, нам стоит быть более ласковыми по отношению к Тарье? Чтобы она считала себя почётной гостьей, а не узницей…       – Да куда уж там ласковей! – махнул рукой Невалайнен, – Ох, угробит нас всех твоя дорогая и ненаглядная муза, как пить дать угробит и ещё на костях польку спляшет!

***

      Первым же обратным рейсом Марсело в жуткой спешке вернулся назад в Финляндию. Он был измучен и устал, но изо всех сил торопил водителя скорей довезти его до дома в Куусанкоски и продолжал раз за разом набирать телефон жены, но, увы, безрезультатно – лишь равнодушное «Абонент временно недоступен». С каждым часом его сердце всё сильней и сильней терзала тревога за судьбу любимой Тарьи.       Казалось бы, всего один единственный звонок, но какой дикий ужас он испытал, услышав на другом конце провода душераздирающий крик о помощи. Марсело не был наивным глупцом, но тут же исключил любую вероятность розыгрыша: дорогая супруга ни за что бы не стала настолько жестоко шутить над ним. Но что же произошло? Кто посмел это сделать? Куда её увезли? Наконец, что же нужно этому безумному маньяку?       Едва переступив порог дома, Кабули на всякий случай громко позвал жену, в очень слабой надежде, что тревога всё же была ложной. Но ответом ему была мёртвая тишина. Одиноко мигал огонёк автоответчика, сообщая, что владелица пропустила вот уже тридцать пять звонков от своего мужа. Ветер из распахнутого окна робко шелестел лепестками цветов в вазе. Домашние туфельки небрежно валялись около коврика.       Он бегло осмотрел комнаты. Никаких следов взлома и борьбы. Могли ли её схватить вне дома? Действовал ли похититель один или с кем-то? Какой сильный вред они ей причинили?       Никаких зацепок. Лишь несколько веток почему-то сломаны на дубу неподалёку от дома. Значит, они следили за ней. Но кто же это мог быть? Какие мотивы: деньги, месть или… одержимость?       Старательно отгоняя прочь самые кошмарные мысли, Марсело быстро набрал номер полиции…

***

      Ближе к вечеру Туомас и Юкка были вынуждены отправиться по магазинам. Один – чтобы пополнить запас провианта, а второй – чтобы, как он выразился, найти способ решить проблему будущих ночных выступлений. Следить за пленницей остался только Хиетала, что поначалу давалось ему крайне легко – всё остальное время Тарья была на удивление покорной и неконфликтной. Кормёжка в четыре часа да интересная книга из библиотеки Холопайнена – много ли надо, чтобы скоротать время, пока «завидный жених» всея Суоми стоит в очереди в супермаркете?       Как оказалось, надо. Вскоре Турунен, к определённому смущению бородача, попросилась в ванную комнату, чтобы принять душ.       – У тебя есть семь минут. Только давай без глупостей. Тебе некуда бежать, – честно предупредил Марко. В ответ Тарья молча показала ему язык и плотно закрыла за собой дверь. Плен пленом, а правила приличия ещё никто не отменял.       «И сколько же месяцев мы так будем караулить тебя, девочка? Так и на музыке, и на семейной жизни можно поставить крест…» – невесело подумал он, вслушиваясь в слишком сильный шум воды за дверью. Хотя работа, в принципе, не такая-то уж и сложная, следить за похищенной возлюбленной друга. Даже сейчас бежать ей действительно некуда – не считать же за путь к отступлению небольшое круглое окно под потолком? Ну, что может пойти не так?       Или может? А вдруг…       – Эй, ты там скоро закончишь? – грозно поинтересовался он, когда прошло слишком много времени. Никакого ответа. Лишь подозрительное напряжённое кряхтение, а затем оглушительный треск проломившейся полки.       Марко судорожно подёргал ручку – слишком крепко заперто. Сомнений не осталось – ещё немного, и он её упустит! В панике он кинулся в чулан и, отыскав топор, начал усиленно им колотить дверь.       Когда всё открылось спустя несколько минут возни и он вбежал внутрь, первое, что он увидел – это нижнюю половину тела вокалистки, предательски торчавшую из злополучного окна.       Почувствовав приближение неприятеля, Тарья задёргалась ещё сильней. Но, увы, диаметр рамы явно не был рассчитан на бёдра взрослой женщины, даже такой миниатюрной, как она. Бесполезно.       – Марко, помоги, я застряла… – наконец, в бессилии взмолилась певица. Побег провалился.       – Хех, ты бы видела себя со стороны! Торчишь как Винни-Пух, наевшийся каши!.. Кстати, классная попа! – басист громко захохотал и даже попытался ущипнуть женщину за пятую точку, но, чуть не получив пинок возмущения, подправил – Ой, то есть, хорошие у тебя ножки, пухленькие, аккуратненькие! Впрочем, до моей дорогой Манки тебе ещё дозревать и дозревать…

***

      Наказывать, впрочем, несостоявшуюся беглянку не стали – Туомас слишком дорожил её неприкосновенностью, да и ситуация, в которую она влипла, была слишком комичная. Мало того, уже спустя два часа Марко, будто ничего и не было, настроил по её просьбе подвальный телевизор и торжественно вручил целый ворох кассет. Правда, в основном это были мультфильмы, но, как гордо резюмировал Хиетала: «Зато не порнуха! А ужастики тебе вообще категорически нельзя смотреть – ты и так слишком нервная». Тарье больше ничего не осталось, как спокойно усесться за просмотр…       И, конечно же, вскоре Найтам пришлось пожалеть о своей доброте. Потому что ровно в полночь из подвала раздалось довольное и придурошное… то есть звонкое и оперное «Прости меня, что не нежна с тобою, я поделюсь с тобой своей мечтою!..»[3]. Тихий час снова был под большим вопросом.       – Ну всё, с меня хватит! – вскоре взорвался Юкка и молча направился к подвальной двери. При этом он почему-то прихватил с собою со стола только странную небольшую коробку, о содержимом котором остальным оставалось только догадываться.       Не прошло и пяти минут, как стены дома огласил чудовищный визг Тарьи. Недолго думая, Туомас пулей рванул вниз, где застал следующую картину: певица в ужасе вжалась в спинку кровати, закрывая лицо руками и скороговоркой шепча все известные ей молитвы. Рядом стоял злорадствующий барабанщик, по чьей вытянутой руке ползал огромный тарантул.       Холопайнен и сам отшатнулся с ором от такого мохнатого «красавца»:       – Да ты что, совсем спятил, Юкка?!       – А что ещё прикажешь делать? – с поразительным спокойствием ответил Невалайнен, – Женщин я никогда не бью, даже таких противных и вредных. А связывать и затыкать кляпом её ты сам запретил.       – Прошу, пожалуйста, уберите это чудовище! Мальчики, обещаю, я больше не буду петь по ночам! – снова взмолилась бедняжка, не решаясь убрать руки от лица.       – Ну, вот и славно. А то у нас как раз снотворное заканчивается, – и с этими словами Юкка наконец-то убрал паука обратно в коробку.