Секрет абсолютного счастья

Септимус и сам не понял, как оказался в том коридоре. — Вы были правы, дедушка, — прошептал он, прижавшись лбом к стене у портрета Люциуса Первого. — Простецы неблагодарны и вероломны. Как ты только осмелился взять ее в дом? — Это все Министр, дедушка. Это он навязал мне Лорелей в служанки. Сказал, что лорд, живущий в огромном доме без прислуги, вызовет у простецов подозрения. Он боялся, чтобы я, оставшись в одиночестве, не попал в беду. — Он глуп, а ты еще слишком юн, чтобы это понять. Наш дом защищен такими чарами, что простецы не подойдут к нему, если только ты сам не укажешь им на дом. Они знают о его существовании, но страшатся его, ибо это место закрыто от них. И тебе следовало бы спросить у кого-то прежде, чем соглашаться с Министром. — Но у кого? Родители уехали, и… — И у тебя полный дом портретов родственников, которые куда умнее тебя! — громыхнул дедушка Люциус. — Ты никогда не останешься в одиночестве, у тебя за спиной стоит цвет рода. А ты вознамерился осквернить наш сад чертополохом! Привести в дом эту девицу, да еще и сделать ее своей женой. Впрочем, ты познал вероломство простецов. — Да, сэр, — Септимус оторвался от стены и посмотрел в лицо Люциуса. — Я слыхал краем уха, что у тебя появился друг, — произнес тот. Ну конечно, он слыхал. Весь дом слыхал, ведь в гостиной висел портрет бабушки Агнес — дамы молчаливой в присутствии живых обитателей дома, но крайне болтливой, когда дело касалось портретов. — Этот Осберт, кто он? — Возглавляет Отдел связи с простецами. Считает, что я должен стать следующим Министром. А еще он пытался предложить мне в жены свою племянницу из Франции. Рассказывал про ее семейное древо, которое уходит корнями в седую древность. — Исключено, отрезал дедушка. — Министром ты не станешь. А вот племянница — это хорошо. Агнес говорила, он предлагал тебе подвести Министра под вотум недоверия. — Да, но Портеус выдвинул меня в качестве представителя Британии на Международной Конфедерации, а это дорогого стоит. Я не могу обмануть его. — Портеус навязал тебе простачку, из-за которой ты страдаешь. Стоит ли жалеть этого человека, или же нужно отплатить ему той же монетой? Септимус замер, пораженный услышанным. — Ты подведешь Портеуса под вотум недоверия, но на его место должен сесть Анктуоус. Ты женишься на его племяннице — и он окажется дважды обязанным тебе. Кроме того, у бедной девочки нет в Британии родственников, кроме Анктуоуса, а потому он будет стараться тебе угодить. — Зачем все устраивать так сложно? Он готов поддержать меня, если я захочу стать Министром. — Затем, внук мой, Септимус, что весь гнев наших сограждан выльется на Анктуоуса, если твои решения — точнее, его решения, которые он примет по твоей указке — будут непопулярны. Осберты в Британии недавно, их родня осталась во Франции, здесь у них тыла нет. Анктуоус будет держаться за тебя и делать все, что ты повелишь. — Как марионетка? — Как марионетка. Ты же будешь приумножать состояние, и при этом останешься чист. Вот он, смысл нашего девиза, а не то, что Осберт в нем услышал. — Откуда ты знаешь? — Он имел неосторожность рассуждать вслух в гостиной. Агнес, милая Агнес, храни Мерлин ее душу. — Тогда я, пожалуй, пойду, — Септимус коварно улыбнулся, обнажив зубы. — Нужно написать ответ Осберту. И закончить речь для Международной Конфедерации. Спасибо за совет, дедушка. Он уже дошел до конца коридора, когда Люциус Первый окликнул его. — Септимус! — Да, сэр? — Избавься от медальона. Эта вещь компрометирует тебя. — С удовольствием, сэр. Думаю, во Французских Альпах никто его не найдет. А если и найдут, не свяжут со мной. — Это мой внук! — на другом портрете захлопал дедушка Горацио, и вскоре весь коридор огласили аплодисменты. На кухне Септимус застал рыдающего Вилби. — Прекрати, — прикрикнул Септимус, увидав, что эльф льет слезы над корзинкой. — Хозяин Септимус, сэр, — Вилби шмыгнул носом. — Лорелей была так добра к нам. Она была такой хорошей. — Я стер ей память, Вилби, так что она даже не знает о твоем существовании. Вилби еще сильнее залился слезами. — Или ты хочешь, чтобы я проделал с тобой то же самое? — Септимус угрожающе направил на Вилби палочку. Тот икнул и исчез с громким хлопком, прихватив с собой корзинку. Септимус достал из шкафчика бутылку вина, открыл и налил в бокал. Немного отпил, призвал из гостиной пергамент и перо и принялся писать. «Дорогой Анктуоус. Я подумал над вашим предложением и готов его обсудить в неформальной обстановке. За сим приглашаю вас на дружеское чаепитие в следующую субботу к пяти часам пополудни. Надеюсь, ваша очаровательная племянница согласится сопроводить вас. Искренне ваш, Септимус Игнотус Малфой». Он распахнул окно и коротко свистнул, призывая почтового филина. — Отнеси это Анктуоусу Осберту. Надеюсь, он сейчас один. Филин коротко ухнул и улетел в ночь. Септимус постоял еще немного, вслушиваясь в темноту. Когда до его ушей донеслись звуки музыки, игравшей в деревне, он скривился. Отвратительный мотив подходил для деревенских плясок. Неудивительно, что Лорелей не веселилась, танцуя с ним вальс. — Что ж, может, оно и к лучшему, — пробормотал Септимус и захлопнул окно.

***

Собрание Конфедерации происходило на заснеженном пике Монж, и в перерыве Септимус все же улучил мгновение, оторвался от основной массы волшебников и юркнул в пещеру, которую облюбовал еще в день прибытия. Он взмахнул палочкой, создавая в камне подходящую нишу, и извлек из кармана резную можжевеловую шкатулку. — Здесь тебя никто не найдет. Никто не узнает о моей слабости, — прошептал Септимус. — Я стер бы и себе память, чтобы проклятая простачка перестала мне сниться, но тогда я забуду ее вероломство. Тогда я забуду, как быть жестким и предам семью. Род превыше всего. Память должна остаться со мной, но моя тайна пусть покоится здесь. Он достал из кармана мантии амулет — нефрит, закованный в серебро — и опустил его в шкатулку. — Да будет так.