Подумай, что такое справедливость.
Что такое справедливость, спрашиваю я, когда в измученном теле каждый вдох дается невыносимо тяжело. И, кажется, проще не дышать вовсе. Кашель будто отрывает изнутри кусочки твоей плоти из легких, сдавленных ударами о ребра. И вот они здесь – кровавыми сгустками растеклись на мокром асфальте. Где сейчас эта справедливость по отношению к тебе, преданному и сломленному? Чем ты это заслуживаешь и за что страдаешь? Сейчас «справедливость», словно ком в горле, из-за которого по исцарапанным щекам катятся слезы. Бессилие перед болью, которой нет конца. Что такое участие, когда всю свою, пока еще совсем недолгую жизнь, лишь ты один сражаешься сам за себя? Когда никому не нельзя верить и ни на кого нельзя рассчитывать? В чем смысл этого слова, если каждый, по-прежнему сам за себя? Если другие смущенно или вовсе пренебрежительно отводят взгляд, когда ты нуждаешься в помощи. Им нет до тебя дела. «Участие» лишь напоминает тебе, насколько ты одинок и насколько слаб. Оно одновременно рождает и ненависть к себе, и жалость.Спроси меня, что такое сострадание.
Что такое сострадание, когда вся моя жизнь – царство боли, безумия и ужаса. Что может значить сострадание, когда ты оказываешься вещью в руках тех, кто способен распорядиться твоими мучениями и отдает тебя в царство кошмаров? Что за слово такое «сострадание»? Сострадание — способность сопереживать, разделять страдания? Каково это? Когда ты в этом кошмаре совершенно один, когда ты беззащитен. Кто разделит твои страдания, кто сможет тебя понять? Слово «сострадание» только лишь вызывает чувство гложущего одиночества, и то теперь где-то внутри. Я не знаю смысла этих слов. Они — жалкое притворство, иллюзия в которой этот ничтожный мир не кажется таким убогим. Зато я знаю, что такое одиночество. О, точно знаю что это. Мне хорошо знакомо это чувство пустоты внутри, за которое ты себя не ненавидишь... Я себя ненавижу. Унизительное, мерзкое чувство. Словно пустота, ее скользким и гладким языком времени медленно и старательно вылизывает душу, силясь зацепиться хотя бы за что-то, и заглотить ее, целиком отправив в небытие. Я знаю, что такое боль. Я чувствовал ее, она заполняла все мое тело, становясь единственным воплощением всей моей жизни. Знаешь, каково это, когда в череде бесконечных мучений, только она позволяла понять, что я все еще жив? «К ней можно привыкнуть» — какая наивная надежда. Безнадежная, глупая, неосмотрительная и безответственная. Привыкнуть можно к жестокости, к одиночеству, к безразличию и страху, но не к боли. Можно потерять чувствительность, даже на доли секунды забыться, теряя самого себя, но привыкнуть — каков абсурд. В ее царстве не существует тех, кто страдал бы меньше прочих. Сила боли определяется лишь тем, что ты можешь перенести. Я знаю, что такое смерть, и поверь, умирать приятно. Порой мне казалось, будто я, наконец, умираю. Во власти боли тебе никогда не дождаться такого щедрого подарка как смерть. Мне знаком страх, лучше других чувств. Страх, разъедающий душу, уничтожающий в ней то, что когда-то могло быть тобой. Он — есть самая большая опасность. Только ему подвластно изрезать и искромсать все твое естество, оставив уродливые шрамы и грубые рубцы. И все же, однажды он уйдет. Быть может ты тоже однажды о нем забудешь. О том, как он лишал тебя сна и даже возможности дышать. За него всегда будет стыдно, словно у тебя и вправду был обманчивый шанс его одолеть. Будто ты на поверку просто оказался ничтожеством. Не стоит напрасно себя унижать, я знаю, что настоящий ужас на самом деле нельзя победить. Я знаю, что такое отчаяние – оно рождается на останках надежды. После того, как перестаешь, наконец, тешить себя сказками, которые самую малость, но все же тебя успокаивали. Наивными иллюзиями, если можно так это назвать. Я забыл о том, что такое вера или надежда. Потому я могу рассказать о том, что есть отчаяние. Сложно перестать верить, правда? Даже в самой безнадежной ситуации человек верит в чудо, ищет какой-то выход, а потому ему не знакомо это слово в его истинном смысле. Я больше не искал чуда, и погрузился в отчаяние. Во тьму, которой не знал прежде. К которой никогда бы не смог подобрать слов. Меня не терзала ни боль, ни тоска, там не было места ни страху, ни сожалению. Если бы я еще мог плакать, как плакал давным-давно, в далеком детстве, я бы плакал. Но в той тьме никто не смог бы родить ни единой слезинки, ни звука, ни вдоха. Для меня осталась лишь одна дорога. Когда я сделал шаг в Ад, клянусь, на мгновение счастье овладело мной. Это был побег оттуда, откуда невозможно было сбежать. Знаешь ли ты, что такое сила? И какую она дарует власть? О, я тоже знаю о безграничности этой власти!Что такое месть, если не сострадание?
Тебе, изнеженному и обласканному жизнью, наверное, будет легко сказать, что я не прав? У этого слова, как видишь, есть и другая сторона. Сострадание – есть разделение страданий. Знай, я лишь хотел сострадания, и не моей виной было то, что страдания, принесенные мной, были так непродолжительны. Могу поклясться, они были менее болезненны в сравнении с моими. Я жаждал сострадания, и не моя вина в том, что жажду утоляла лишь смерть. Их тела, сердца и души не могли вместить ни мою боль, ни мой страх, воплощенный облаком иллюзий. Что же теперь, предлагаешь лишить меня сострадания?Что такое участие?
Честно сказать, я до сих пор не могу понять. Очередная фальшь созданная любимыми для любимых. Внимание для избранных, тех, кто по счастью тебе приглянулся. Почему ваша справедливость оказывается моей тюрьмой, с плотными стенами из толстого стекла? Почему на мне оковы и я обездвижен, в чем же дело? С каких пор сострадание так наказуемо? Неужели, мне нельзя потребовать справедливости? Ненавистной, но от того не менее желанной. Я хотел сострадания, и меня не волновало в каком виде. Я ведь говорил, что сила дарует власть, и дело лишь в ограниченности силы? Мне хотелось справедливости. Собственной. Той, которая бы по-своему утешала меня. И, конечно, этого вашего участия, хотя бы просто потому что имею на это достаточно власти. Хочешь сказать, что ненависть ослепила меня и ожесточила, сделала из меня чудовище, в котором ты не узнаешь человека? Тебе меня жаль? Смешно с твоей стороны сейчас мне об этом говорить. И где же ты был, мой обвинитель? Где же ты, черт возьми, был все это время? Пока во мне умирал этот «человек»? Пока он страдал, пока еще звал кого-то. Любого, лишь бы откликнулся. Где ты был, лживая тварь, когда я в отчаянии отдал свою душу на растерзание Дьяволу, чтобы обрести силу? Мне не нужно было от тебя помощи или спасения. Я так отчаянно искал хотя бы намека на то, что ты рядом. Лишь подать руку в той, залитой кровью и наполненной страхом бездне. И все же, ты прошел мимо, припоминаешь? Какие мы все сейчас благодетели, мы все сочувствуем, переживаем, да? Как мы хотим все миром мне помочь, как сострадаем! Почему же вас не было тогда, когда мне это было нужно? А я тебе расскажу... У меня не было силы, способной изуродовать вашу славную жизнь. Уничтожить то, что каждому лицемерному благодетелю вроде тебя так дорого. Вы боитесь, дрожите, и лишь потому видите во мне человека. Наконец-то кого-то равного вам, а не жалкого подопытного кролика, сбежавшего из клетки давным-давно сгинувшей семьи Эстранео. Не так ли? Я все еще отчаянно жажду любви, и эта жажда мне отвратительна. Я жажду всего того, чего никогда не знал. В каждом ничтожном судьишке я вижу одну и ту же жалкую тварь, отчаянно трясущуюся за свою жизнь. Вам всем так нравится прятаться за словами «убийца», «чудовище», «безумец», но, как видишь, в эту твою «игру в слова» можно играть и вдвоем. Вы все готовы мне сострадать, но никто не готов ощутить и разделить эти страдания. Ах, слова! Чудесная иллюзия, прикрывающая лица людей, чтобы не видеть их такими, какими они есть. Неужели ты все еще не понял? Рокудо Мукуро такими жалкими иллюзиями не обмануть.