Драко Малфой и Неизбежность

      Драко не мог сдвинуться с места, парализованный удушающей, вопящей во всю глотку тревогой. Он прирос к земле в месте аппарации, физически ощущая, как подошвы его ботинок продавливают грязь, с каждой прошедшей секундой погружаясь в неё всё глубже.       Нора смотрела на него уродливым десятком разномастных глазниц ярких ставен и скалилась кроваво-пугающей рождественской гирляндой. Драко сглотнул. Это была плохая идея, она претендовала на его личный топ-10 худших решений в жизни, но тем не менее он был здесь, и его ботинки из чёрной драконьей кожи утопали в подмёрзшей рождественской грязи. Малфой Мэнор был покрыт пушистым, тончайшим как шелк слоем свежего белоснежного, ослепительного снега, но у Уизли всё было не как у людей. Его, Драко, шерстяная тёмная мантия, отороченная изнутри тканью очень тёмного бирюзового оттенка, которая при попадании света отдавала зелеными ненавязчивыми, но весьма говорящим отблесками, была идеальной, причёска — волосок к волоску — безупречной, а трусость — прочной. Единственным утешением была рука Поттера, как всегда горячая и влажная, которая и после аппарации вопреки всему никуда не исчезла. Вторая рука Малфоя некрепко обхватывала горлышко бутылки шампанского. Слишком дорогого шампанского, со внезапной паникой подумал Драко, пальцы его дрогнули параллельно этой мысли, и бутылка звучно шмякнулась в грязь, обрызгав брюки и в тон подкладке мантии носки коричневыми бисеринами подмёрзшей жижи. Малфой скосил на бутылку беспокойный, какой-то конвульсивный взгляд, и нервным, резким движением достал палочку.       — Нет, Поттер, — сказал он, дергая свою ладонь, — я не могу, я домой.       Гарри закатил глаза, не способный ничем другим выразить свою реакцию на эти слова. Он ожидал чего-то подобного и почти не был удивлен: весь сегодняшний день Малфой провёл в нервно паралитической готовности припадка и это было видно. Гарри выдохнул и медленно, но довольно навязчиво и однозначно попытался забрать палочку из холодной подрагивающей руки, игнорируя хорёчье изворотливое сопротивление и испуг.       — Малфой…       — Это была идиотская идея, ты просто побил рекорд своих идиотских идей, Поттер, — Драко попытался обойти его и высвободиться, и чуть не поскользнулся, сохраняя равновесие только из-за упрямо державшего его чуть выше локтя стальной хваткой Поттера, глядевшего исподлобья, — нет, нет, нет, Поттер, я серьёзно, отпусти меня, я аппарирую домой, мне нужно в моё поместье! Я не могу. Сейчас же аппарирую. Как вообще ты себе это представляешь? — Драко сильнее дёрнулся назад, в этот раз запинаясь о бутылку, снова чуть не падая, шлепки грязи от его ног долетели Поттеру до груди, а один особо настойчивый шлепок угодил прямо в щеку, заставляя поморщиться. — И шампанское, Цирцея милосердная! Я принёс шампанское, которое стоит дороже этого дома! Я не могу туда пойти, нет и нет, Поттер, отпусти сейчас же, я сказал; можешь слать меня нахер и в жопу, и куда угодно, но я не сделаю ни шага в сторону этой семьи. Отпусти!       Он выкручивал руки, стараясь освободить одно из запястий, в зоне которого велась упорная борьба за владение палочкой, и выдернуть свой локоть, в ходе этого пнул многострадальную бутылку пяткой, полностью окуная её в грязь; на свои ботинки Драко и вовсе смотреть не хотел, желая лишь убраться отсюда как можно дальше, в безопасную пустоту Малфой Мэнора, где ничто и никто не сможет его потревожить и расшевелить чувство вины, где никто не посмотрит на него с укором и недовольством. Поттер однако был неумолим. И упорно, грузно молчал, сохраняя страшно напряжённое и одновременно запредельно скучающее выражение лица, пытаясь удержать вертлявого Малфоя подле себя.       — Да они и сами меня не пустят! — Драко ударил его в грудь, ещё больше злясь на чужую незаинтересованность. — Ты придурок, как ты мог им вообще такое предложить? О чём ты думал? Что твой рыжей бывшей девчонке будет приятно на меня смотреть?       Малфой снова требовательнее и сильнее ударил его, заставляя отступить и тщетно пытаясь вызвать какую-либо реакцию.       — У тебя вообще ума нет! — скатился Драко в нетривиальные оскорбления. —  Нет, я конечно всегда это знал, но то, что сейчас происходит, слишком даже для тебя. Я не могу в этом участвовать, — напирая на Гарри, он наступил тому на ногу и запутался в мантии, отчего оба чуть не упали.       Поттер устало вздохнул. Он рывком отобрал-таки у разъярённого собственными слабыми нервами Малфоя палочку, вырвал её из трясущихся бледных пальцев, которые Драко сжимал так сильно, будто палочка была его якорем — оплотом адекватности, и отошёл на шаг, благоразумно давая тому пережить свою истерику в неком подобии одиночества.       — Да она же меня ненавидит! — воскликнул Драко, растирая лицо. — По-другому и быть не может. Когда она была с тобой, я лично ненавидел её так, что каждый день удивлялся тому, что она не умирает от моей отрицательной энергетики. А Уизел! Он-то и подавно! Я же… сдвинул его сестру, а до этого чуть не убил его отравленным вином, а ещё называл Грейнджер грязнокровкой, Мерлин, да там все меня ненавидят, потому что мой отец пытался её убить, а потом кто-то… кто-то из друзей отца убил Фреда. Поттер, ты вообще понимаешь это? Осознаёшь, что привёл меня в дом, где все меня ненавидят!       Драко обратил к нему больные глаза.       — Я не могу войти туда, — голос его упал до хриплого шёпота, Малфой повернулся в сторону этого адски скалящегося недоразумения, которое Уизли звали «Норой» и сглотнул; ему мерещилось, что лампочки моргают специально для него, угрожающе зазывая. — Он просто отвратителен. И моё шампанское стоит больше этого дома и всего, что там находится, — он посмотрел на утонувшую в грязи бутылку, — с ним точно чёрт, я не буду её доставать. И я ухожу, Поттер. Верни мне палочку, ты, шрамоголовый засранец!       Гарри лишь усилием воли сдержал улыбку. Малфой мог одновременно выводить его из себя и веселить, эти его функции наезжали друг на друга, спорили между собой и рождали в душе Гарри что-то схожее с умилением. Желание умильно дать Малфою подзатыльник, извозить в этой грязи, в которую он сам же и аппарировал, а потом поцеловать. Он вызывал в нём злость и какую-то больную, покровительственную нежность.       Этот день полз, как улитка к чёртовой вершине Фудзи — невыносимо, удручающе долго; он упрямо не желал заканчиваться, и Гарри не понимал, то ли время над ним смеётся, то ли он сам слишком торопится, но он мог сказать чётко и однозначно, что Малфоя никуда не отпустит. Они справят это Рождество вместе во что бы то ни стало. Малфой Мэнор был в довольно печальном состоянии, и Гарри специально добился у Министра разрешения на посещение Азкабана для Нарциссы, чтобы та смогла провести праздничный день со своим мужем, а Драко — с ним, с Гарри и его семьёй, в гостях у Уизли. Конечно, он осознавал, что рано или поздно всё пойдет по одному месту, но попытка стоила того, и он собирался довести эту попытку до конца.       Рождество уже дышало им в спины, наступало на перепачканные слякотью пятки и вечерним холодом выдыхало в уши. Они оба не сводили друг с друга глаз, и простояли бы так, быть может, ещё очень долго, если бы входная дверь Норы не отворилась с вызвавшим мурашки по позвоночнику Малфоя скрипом, выпустив на улицу Рона, Гермиону и Джинни. Гарри, заметив их краем глаза, молча порадовался, что встречает их не Молли с Артуром, а то Малфоя, возможно, вырвало бы на собственные ботинки от нервов, и его настроение было бы окончательно испорчено.       Былая ненависть к этим людям будто по свистку подняла голову в глубине души Драко, все фибры неприятия обострились и устремились к этой троице, что как обычно появилась и испортила момент. Драко не повернул к ним головы и даже не скривился в привычном выражении, продолжая всматриваться в смуглое лицо Поттера — в изгиб его губ, которые он целовал такое ничтожно маленькое количество раз, и в зелёные, молчаливо просящие его о чём-то глаза, которые ему почти не довелось увидеть без стеклянной преграды. Хотелось быть с ним вдвоём. Наедине. Всегда. Это желание было таким стихийным и внезапным, что Драко испугался возможного выброса магии, почувствовал покалывание на кончиках пальцев и с усилием успокоил себя. Быть с Поттером без Уизли и их Норы, без Грейнджер, учёбы, экзаменов и расстояния, что всегда будет лежать между ними, было на данном этапе их жизни невозможно. Драко хотелось вцепиться в Поттера и не отпускать его от себя. Подло узурпировать и изолировать его ото всех. Тяжёлая, как намокшая от под ливнем зимняя меховая мантия, ревность придавила его и расплющила словно блоху.       В Хогвартсе, после того поцелуя в заброшенном кабинете в северной части замка, они с Поттером, по мнению Драко, виделись преступно мало, но их отношения определённо кувыркнулись во вполне конкретную сторону. Обсуждать это явно повисшее между ними зыбкое нечто они не стали. На самом деле Драко скорее вырвал бы себе глотку, чем открыл рот и что-то спросил у Поттера. Весь месяц практически до самых каникул Драко был на нервах, боялся, что что-то не так понял, что Поттер поменяет своё мнение, боялся слухов, желал их же, хотел видеть Поттера каждый день и был готов прикидываться больным, чтобы не выходить на занятия, мечтал проститься с Поттером в поезде и пожелать счастливых праздников, страстно молил, чтобы судьба развела их в стороны и они не встретились друг с другом до приезда обратно. Он представлял, как справляет Рождество с Поттером. Он боялся этого и мечтал этого избежать.       Их третий поцелуй (не то чтобы Драко их считал) случился после последнего, перед наступлением каникул матча по квиддичу. Поттер был невыносимо хорош, и Драко ненавидел себя за то, что смотрел на него и рефлексировал вместо того, чтобы потратить все свои силы и ресурсы на поиск снитча. Но мог же он винить себя, что Поттер выглядел так хтонически? Себя — нет, Поттера — всегда. Снитч Драко так и не нашёл, он потратил всё время матча на пустое созерцание раздуваемых ветром тёмных густых волос и плавно скользящих вдоль пространства сощуренных глаз, и в какой-то момент просто — бах — и на месте Поттера оказалось пустое место. Он стартанул так быстро, что Драко даже не сразу очнулся и осознал, где он вообще находится и чем они тут заняты. Когда Драко рванул следом, то уже знал, что проиграет, мучительные секунды восприятия действительности слишком дорого стоят, особенно в спорте.       Они шли близко, но недостаточно, Драко смотрел на снитч и вытянутую руку Поттера, выжимая из метлы всё и всё из себя следом, автоматически продолжая гадать о том, кем именно они теперь друг другу приходятся. Вспоминая о коротких переругиваниях перед занятиями, уверенных приветливых кивках Поттера за завтраком, о редких разговорах в коридорах с прячущимися улыбками, когда они встречались случайно или намеренно отделялись от других, и о молчании в них же, Драко пытался найти ответ на свой вопрос; он вспоминал об острых переглядках на ужинах, обедах и в «Трёх Метлах» на выходных, о провожавшем его презрительном взгляде Уизела и заинтересованном взгляде Грейнджер, о шёпоте Панси о Блейзе и Уизлетте и никак не мог найти ответ. Это мучило его не только душевно, но и физически.       Драко протянул свою руку к снитчу, вспоминая, как он как бы невзначай прижимался ей в библиотеке к руке Поттера, читая книгу и не видя при этом ни одной строчки, концентрируясь лишь на пяти сантиметрах своей горящей кожи, бешеном стуке сердца и ответном движении чужой тёплой ладони.       Отрезвление пришло ожидаемо внезапно с громким взрывом стадиона. Смуглые пальцы Поттера безжалостно смяли тонкие золотые крылья, разбивая этим малфоевские эфемерные грёзы о прошлом и возможном будущем. По инерции пролетев ещё почти с десяток метров в состоянии внутреннего вакуума, Драко потерянно остановился, оборачиваясь будто под действием одурманивающего зелья.       Зелёное пятно Слизерина на трибунах пыталось отвоевать себе хотя бы одну десятую часть, красный цвет сжимал его в кольцо так же безжалостно, как Поттер золотой шарик. В этом было что-то символичное, что схватило Малфоя за сердце и не отпускало; он подумал, что именно так всё и должно быть в идеальном мире. Гриффиндор торжествует, Золотой мальчик продолжает сиять, факультет злодеев снова повержен. Не было злости, не было отчаяния. Драко вдруг почувствовал себя каким-то второстепенным героем ужасно распиаренного чтива, которому уделяется всего несколько скользких строк; и все они, конечно, отрицательные. От чужой радости заложило уши, комментатор надрывал глотку повторяющимся: «Гарри Поттер ловит снитч, Гриффиндор выигрывает! Одерживает победу над Слизерином, друзья! Гарри Поттер поймал снитч!». Драко продолжал висеть в воздухе, как придурок, думая, что произошедшее абсолютно неудивительно и не следует об этом так кричать, будто хоть кто-то мог предположить другой исход этого некогда эпичного противостояния. Слизерин давно уже не тот что прежде, а после войны… Драко обвёл равнодушным взглядом визжащее красное месиво под собой, прибитую осенью и первыми заморозками траву, посмотрел на свои руки в перчатках из тёмной мягкой кожи дракона и на серое безразличное пространство вдалеке. Ему было стыдно, но лишь капельку, что вместо упорной и жаркой борьбы в этом матче он проглядел себе все глаза, передумал по сотому кругу все свои мысли и снова и снова вспоминал наиболее удачное взаимодействие с Поттером.       Серые мили влажной земли в округе Хогвартса хранили молчание. Гарри, сжимающий в руке трепыхающихся мячик, уже с минуту не сводил с Малфоя внимательных глаз.       Моргнув, Драко перевёл на него взгляд и слабо сжал кулак, оставляя в нём пространство, представляя свои чувства, если бы в этом пространстве сейчас вибрировал пойманный в честной борьбе с Поттером снитч. Гарри наклонил голову вбок, будто бы спрашивая или пытаясь понять, что у него на уме. Драко не почувствовал ничего. Он сжал кулак сильнее, прогоняя образ снитча; ничего не всколыхнуло его душу, не было ни обиды, ни боли: было неинтересно. Гриффиндор победил — всё было именно так, как должно было быть. Он снова моргнул и начал спускаться вниз к своей уже уныло шествующей к раздевалке команде (не то чтобы кто-то действительно надеялся на победу, но всё же).       Все что происходило после он помнил слабо. Раздевание, душ, одевание, уборка инвентаря, хлопки по плечу товарищей по команде и их грустные улыбки, кивки в ответ, тусклый свет и тугой запах разочарования, но не личного — лично Малфою было все равно — а обще-факультетского, а еще громкий свист в смежной раздевалке Гриффиндора. Драко будто выпал из реальности и ударился головой, все смазалось в одну сплошную картинку, а пришел в себя он только тогда, когда Поттер, резко выруливший на него из-за угла Хогвартса, ударился об его губы, и не случайным странным смазанным движением, а, напротив — движением целенаправленным и твердым.       Драко, столько раз представлявший их третий поцелуй в мельчайших подробностях, что не сразу поверил в происходящее и распахнул глаза от вспышки неверия, будто получил самый долгожданный подарок на день рождение в десять лет, и тут же закрыл их, чувствуя — снова — что все именно так, как должно быть. Он даже почти не удивился и сразу же утвердился в мысли, что ничего не придумывал. У них с Поттером что-то было. И что-то вроде бы шаткое, но в то же время крепкое — трехножная табуретка, состоящая из чистого мгновения и бесплотного, непрерывного трения растянутого в протяжении всей жизни, Драко был рад, что действительно прожил тот момент — с темным пологом крадущейся ранней зимней ночи над головой и потрескавшимися горячими губами Поттера перед собой. Драко ловил чужое дыхание и тянул Поттера на себя. На счет третьей и самой значимой точкой опоры в их отношения Драко сомневался. Будь он другим человеком он бы сказал, что эта третья точка есть что-то помпезное вроде любви или ненависти, или самой бездны, развертывающейся между ними… но нет, ничего такого не было, скорее уж какая-то небрежность.       Третий компонент всегда простой, связывающий два сложных в единое целое — их мгновение увлеченности и многолетнюю вражду. Небрежная прихоть судьбы или их общая беспомощность перед легким мановением её пальца? В любом случае у Драко сводило желудок от их с Поттером взаимодействия, даже сейчас — перед разинувшей свою пасть Норой и спешащим к ним трем ходячим недоумениям — точкам опоры этого мира в балансе мерзости.       Гарри пристально уставился на Малфоя, будто читая его мысли, Драко требовательно уставился в ответ. Рон крикнул им издалека какое-то недовольное брюзжание, Драко разобрал только: «Херли вы встали?». Малфою хотелось скрыться от каждого вышедшего из этого места, по какой-то катастрофической ошибке называемого чьим-то домом, не только телесного, но и от духовного ока, и он мигом застегнулся на замок, подбирая и осанку и выражение лица.       — Закончил истерику? — вкрадчиво и с усмешкой спросил Поттер, опуская голову и ехидно вздергивая брови. — Часики тикают.       — Либо ты затыкаешься, либо я начинаю ее опять.       — Какое соблазнительное предложение, — с издевкой протянул Гарри, оборачиваясь к друзьям, тем самым ставя решительную точку. Палочку Малфоя он убрал в карман.       Драко скрипнул зубами и косо посмотрел на подошедших, все более утверждаясь в мысли, что произошедшее — ошибка, за которую еще придется расплатиться. Он встретился взглядом с Грейнджер — она единственная не считала правильным делать вид, что Малфой обычная декорация или грязь, что случайно пристала к Гарри во время аппарации. Она уверенно, пожалуй даже слишком, кивнула Малфою в знак приветствия, он ответил недружелюбным подобием и посмотрел мимо. Ночь обещала быть долгой.       — Все нормально? — спросила Джинни, показательно осматривая Гарри с ног до головы; голос её звучал преувеличенно беззаботно, и Гарри ущипнуло то, что они так и не обсудили с ней толком произошедшее, он криво улыбнулся, пытаясь спрятать в себе горечь, и развел руки в стороны.       — Куда вы дели снег?       Попытка отшутиться была дохлой, но Джинни с Роном как-то весело переглянулись и синхронно фыркнули, будто бы имея ответ на этот вопрос, Гермиона мученически закатила глаза и достала палочку. Драко даже не услышал слова заклинания, а одежда уже стала чистой. Теперь Гарри улыбнулся увереннее.       — Черт, так гораздо лучше, — Поттер поскреб свою щеку, на которой еще оставалось ощущение стянувшейся кожу из-за засохшей грязи, — спасибо.       — Это что, — Джинни сложила на груди руки и поежилась, одета она была не по-зимнему легко, — шампанское?       Все одновременно посмотрели на торчащее горлышко бутылки и, не сговариваясь, подняли взгляд на Малфоя. Тот не изменился в лице ни одним мускулом, с секунду патетично смотрел на утонувшую бутылку, потом кашлянул, прочищая горло, и убрал руки в карманы мантии.       — Оно плохое, — просто сказал он, слабо дернув плечом, затем сделал длинный шаг вперед, выходя из подмерзшей жижи на крепкую землю, и, никого не дожидаясь и ничего более не говоря, выразительно неспешным шагом пошел к дому Уизли. Три требовательных взгляда впились сначала в его прямую спину, а потом в извиняющееся лицо Гарри, тот пожал плечами таким простым жестом, какой случается видеть от родителей, которые, видя как ведет себя их ребенок, попустительски спускают ему это с рук из-за чрезмерной нежности, тем самым портя ему характер. Так и сейчас Гарри решил не акцентировать на поведении Малфоя внимание, в тайне надеясь, что тому просто нужно время освоиться.       — Я не говорил, что будет легко.       Рон посмотрел на него искоса с большим таким намеком, но промолчал. Гермиона вздохнула — громко и показательно — и одним взмахом палочки подняла бутылку на поверхность; грязь с нее под действием заклинания спадала комьями, звучно шлепаясь на землю.       — Еще раз спасибо, — Гарри не сводил взгляда с малфоевской спины и испытал острое желание его тотчас догнать, — пойдемте скорее, не хочу я оставлять его одного.       — А я еще как, — буркнул Рон. — Может если мы дадим ему побыть в одиночестве, он аппарирует к дракклавым чертям отсюда?       — Не аппарирует, — безмятежно бросил Гарри, как будто бы не замечая негативно настроенного друга, вытирая края подошвы ботинок о неестественно желтую для этого времени года траву, — я забрал у него палочку.       Рон тихо взвыл, вовсе не обрадованный этой новостью.       Гарри, вышагивающий к более твердой и менее склизкой земле, снова поскользнулся, мысли его занимал Драко Малфой. Он никогда об этом не задумывался напрямую, но Малфой оказался совсем не сведущ во всем, что касалось каких-либо нормальных взаимоотношений. Раньше у него были Кребб и Гойл — точно не друзья, скорее крепкие физически и слабые умом последователи, от которых легко можно было добиться того… что пытался, собственно, добиться Малфой, охраны, престижа, верных последователей или еще бог знает что. Далее из наиболее приближенных была Паркинсон, всегда хвостом бегавшая за ним из-за влюбленности, и Блейз Забини, который хвостом бегал за Паркинсон. Еще у Малфоя был сам Гарри — извечный противник/неприятель/соперник и так далее. Гарри кивнул на вопросы Гермионы о том, как все прошло с миссис Малфой и усмехнулся. Больше у Малфоя не было никого, не считая семьи, но это совсем другая история. Гарри подозревал, что тогда, на шестом курсе, слишком уж настроил на Малфоя все свои инстинкты и теперь понимал о нем слишком много, видел за его надменно-высокомерной рожей больше, чем хотел. Тот был на самом деле одинок, несчастен и пуглив.       «Жалей живых, Гарри, в особенности тех, кто живет без любви…»       У Малфоя любви было в каком-то смысле куда больше, чем у Гарри — любовь отца и матери. Поттер не сомневался, что те готовы были пойти ради сына на многое, они баловали его в детстве, покупали ему все, во что был указан его палец; Нарцисса ради того, чтобы увидеть его, в лицо соврала Волдеморту, а этому мерзавцу Малфою все было мало. Гарри понимал, что дружеская любовь сверстников, их участие в жизни и поддержка значат столь же много, сколько и родительская, что это огромный пласт, под влиянием которого формируется личность, но Гарри это все равно злило. Злило то, что Малфой имел семью — любящую семью — и все равно умудрился вырасти заносчивым, асоциальным говном, который не умел ни с кем общаться, боялся пытаться и лишь бесконечно грубил, отталкивая всех еще дальше.       Малфой тем временем, подойдя к Норе вплотную, оглянулся с таким выражением, которое отлично запомнилось Гарри с того самого шестого курса, и даже голос его, если бы он сейчас открыл рот, конечно, Гарри был уверен, донесся бы будто издалека — через бесконечность этого года. Эта была странная иллюзия, но она была — стояла с таким выражением, будто пыталась понять, откуда это так отвратительно пахнет, и смотрела сквозь Гарри на Уизли. Вся нежность, которую Гарри испытал раннее, скукожилась как скисшее под палящим солнцем молоко.       — Вы проходите, — сказал он друзьям, оттесняя Малфоя в сторону, — мы сейчас.       — Ну какого черта тебе надо, Поттер? — тихо зашипел Малфой, не позволяя себя толкать, Гарри придержал его за талию и заглянул в глаза.       — Малфой, — с нажимом произнес он, — Уизли — моя семья.       — Вот и праздновал бы со своей семьей, — Драко ни на октаву не изменил свой тон голоса, — а меня бы оставил со своей… со своим остатком семьи или добился бы разрешения посещения не только для мамы, но и для меня. И все были бы счастливы.       Гарри глубоко вдохнул, прикрыв глаза, призывая все имеющееся у него терпение на помощь. Он знал, что легко не будет. Он сам это сказал.       — Тебе нравится меня злить?       Щека у Малфоя дернулась в намеке на усмешку, почувствовав надвигающуюся со стороны Поттера грозу, он в одно мгновение преобразился из ядовитого игольчатого ужа в играющего дикого кота. Гарри молча уставился на него, ожидая ответа и ощущая раздражение.       — Может быть я действительно не понимаю, зачем я здесь.       — Может быть, Малфой, тебе стоит об этом подумать вместо того, чтобы вести себя как последний ублюдочный ублюдок на земле?       Драко, кожей ощутивший это раздражение, стал смелее, будто нащупал привычную землю под ногами, услышав родные уху оскорбления. Его уголок рта нахально пополз вбок и только он открыл рот, чтобы выдать что-нибудь гадкое, как…       — Заканчивайте флиртовать, мальчики, и проходите в гостиную.       Голова Артура Уизли, высунувшаяся из проема входной двери, заставила Драко ощутимо вздрогнуть и закрыть рот. Выглядел тот не удивленным и не шокированным, веснушки на его лице светились и выражали чистое в своем виде добродушие.       — Идем уже, — беззаботно улыбнулся Гарри, повернувшись к Артуру. Голова, подмигнув одним глазом, тотчас исчезла, и как только это случилось с лица Поттера пропало всякое радушие, он серьезно произнес: — Ну Малфой, будешь паинькой?       Драко одарил его скептическим взглядом и шаркнул носком ботинка.       — Ради… — Гарри замялся и на короткое мгновение потупил взгляд, тут же возвращая его на слегка вытянувшееся бледное лицо, — того, что между нами происходит. Для меня это важно — провести Рождество и с тобой, и с ними; пойми, я не хочу выбирать. Я не жду, что ты станешь с кем-то из них лучшим другом и разом всех их полюбишь, но просто не… не сиди там со своим любимым выражением лица и будь хотя бы немного более приветлив. Больше нет никаких сторон и тебя никто не ненавидит.       С Малфоя слетело немного спеси, но он все еще выглядел не убежденным. Тишина длилась очень долго, даже звон и музыка, и шум семьи Уизли не могли проникнуть под этого полог заворочавшегося в темноте мгновения, сжимавшего их в свое плотное кольцо. Сердце у Драко в груди, замершее было, ударилось неожиданно в самое горло тяжело, как осадное оружие, разомкнешь губы — того и гляди выскочит. И Драко не разжимал, опасаясь сам не понимая чего и невольно ожидая чего-то. Гарри казалось, что он улавливает отзвук чужого дыхания, но этого, конечно, никак не могло быть — вокруг было много звуков, но они не слышали ни одного, смотря друг другу в глаза.       Одеревеневшая на талии Малфоя ладонь конвульсивно дернулась и, восприняв это как сигнал своего организма, Гарри подался вперед. Каждый их поцелуй почему-то был похож на удар тока. Болезненно, страшно, волнительно, а выработанный на неделю вперед адреналин уговаривал на повторение. Малфой инициативу не проявлял от слова «совсем», и Гарри каждый раз хотел поставить эксперимент — сколько тот будет бояться, прежде чем поймет, как это глупо и не поцелует его сам. Ставил эксперимент и сам же его проваливал. Трусость Малфоя была крепче алмаза, терпение Гарри было всего-навсего корундом.       Он сжал ладонь, притиская Малфоя к себе плотнее, второй рукой зарываясь в его волосы на затылке, чувствуя упругие волны магии укладки и фиксации, а еще тонкий цветочный аромат, ставший уже привычным дополнением близости.       — Чем ты таким пахнешь все время? — спросил Гарри, не открывая глаз и отодвигаясь от чужих губ меньше, чем на дюйм.       — Магически отстоянной водой, в которой полоскают мои вещи, — выдохнул Драко. Гарри распахнул глаза, чтобы выразить вопрос. — Лаванда, роза, герань и ландыш в базе или розовое дерево, гвоздика и мята, — затараторил Малфой, не отодвигаясь, но ощутимо напрягаясь всем телом. Они стояли нос к носу, губами касаясь губ и тяжело дышали, Малфой снова выглядел по куньи настороженно, готовый в любую секунду отпрыгнуть и забраться в какую-нибудь нору.       Гарри подумал, что хорек это все-таки не про него. Хорьки — прирученные животные, Малфой был диким, может быть горностай или ласка, или росомаха подошли бы больше. Гарри погладил большим пальцем напоследок его порозовевшую щеку, оттягивая кожу, и отодвинулся.       — Ты еще помнишь, о чем я говорил две минуты назад?       Малфой закатил глаза, его физиономия приняла вид покорности, немного смазанный уехавшим уголком рта. Он толкнул Поттера в плечо и твердым шагом возвращенной уверенности пошел к входной двери.       Это был их пятый поцелуй… не то чтобы Драко считал.       ***       Внутри дома царил хаос, стилизованный под Дух Рождества. Драко замер на пороге, сраженный этим диким множеством разнообразных безвкусных вещей и людей вокруг. Он беспомощно огляделся, не понимая, куда должен идти, потому что Уизли не были в каком-то одном месте, они были везде — Артур был прямо перед ним, он зачаровывал висящий под потолком еловый венок, пытаясь сделать его больше и то и дело туша его от перекинувшегося со свеч огня; Уизли, имя которого Драко забыл, на пару с француженкой Флер бегали из кухни в гостиную, расставляя тарелки и раскладывая приборы; Грейнджер и Уизела видно не было, а Уизлетта пронеслась мимо с чем-то дымящимся в руках. Драко отшатнулся назад, чувствуя знакомые руки на своей талии.       — Ты трусишка, — смешок Гарри раздался над самым ухом.       Драко неприязненно на него покосился.       — У нас почти все готово! — уверил их Артур, пытаясь сохранить равновесие на шатающейся лестнице. — Гарри, идите на кухню, там Молли, она давно тебя ждет.       Гарри кивнул, обойдя Малфоя и ухватив его за запястье, потянул в глубь дома. Драко слышал, как схлопнулись челюсти у него за спиной, и попытался вырвать руки и хоть как-то замедлить их решительное продвижение в эту громкую какофонию всего и вся. Интерьер повергал в ужас, Драко не увидел даже двух каких-то вещей в одном стиле, даже свечи и те отличались одна от другой. Отсутствие высокого вкуса просматривалось в каждой — даже самой мельчайшей детали, не было ничего изящного или утонченного, глазу отдохнуть было не на чем. Мебель, вплоть до самых мелких предметов, была расставлена столь неискусно, что становилось физически плохо, дисгармония цвета и ужасные контрасты будто спрашивали его о том, чем он так нагрешил, что имеет возможность зреть их. Диван в гостиной был сдвинут к окну, посреди стоял большой стол в окружении десятка разных стульев, несколько кресел были притиснуты к книжным шкафам, и на каждом было наброшено жуткое подобие вязаного пледа самых разных цветов и конструкций — в виде паутинки, узорчатые, стеганные из лоскутов разного материала, с кисточками, круглые, квадратные и все вместе. Они спорили друг с другом и не сочетались, накинутые один на другой и на третий — розовые и красные, оранжевые и пурпурные, голубые и желтые, разноцветные орнаменты, цветы и геометрия, в полоску, в крапинку и в волну.       Драко спешно отвернулся от этого уродства, кричащего о помощи, и тут же наткнулся носом на макушку Поттера. Он засмеялся и одной рукой привлек проходившую мимо Флер.       — Арри! — воскликнула она. — Я уже пе’реживала, что ты не п’ридешь.       — Все в сборе, да? — усмехнулся Гарри, отпуская ее и пожимая руку подошедшему следом Уизли. — Не знал, что вы тоже будете.        Уизли, имя которого Драко не помнил, хлопнул Поттера по плечу и, не единым своим движением не показывая сомнений, добродушно протянул руку навстречу Драко. Поборов секундное замешательство и уверовавшись в хроническом уизеловском добродушии более старшего поколения («Обноску и Уизлетте явно было чему поучиться», — подумалось Драко), протянул руку в ответ.       — Драко Малфой.       — Билл Уизли, — в ответ кивнул старший брат Рона. — Давно мы не собирались… В этот раз у нас есть радостные вести, — сказал он, переключая внимание обратно на Гарри, и притянул к своей груди Флер, недвусмысленно положив руку на её живот. Бывшая Делакур с нежностью сплела с ним пальцы и счастливо улыбнулась, засияв всем своим вейловским очарованием. Она была одета в свитер, что обычно носили все Уизли на рождественноском прощальном ужине в Хогвартсе, Драко задержал внимание на вышитых на груди инициалах Флер и Билла, которые «равнялись» магически вышитому сердцу, скакавшему из стороны в сторону. Это было так мило, по мнению Драко, что даже тошно.       — Ничего себе! — воскликнул Поттер в самом деле удивленно, хотя живот у Флер уже просматривался. — Черт, не представляете, как я рад за вас. Давно? Совсем незаметно…       — Мы узнали недавно, — засмеялась Флер, оборачиваясь к своему Уизли в точно таком же свитере. — Я на т’ретьем месяце. Мы уже всем сообщили, не дождались ужина, вы узнали последние, извини, Арри.       Драко почувствовал себя лишним, он толком не знал этих двоих и понимал, что новость не была рассчитана на его уши, но Поттер продолжал держать его запястье и выбора, вроде как, не было. Раздался перебивающий все во всем смыслах запах индейки, все синхронно обернулись к кухне, замолчав. Миссис Уизли шла за позади левитируемой огромной золотистой, скворчащей туши.       — Ну наконец-то все собрались! — воодушевленно сказала она, уперев руки в бока.       Блюдо со звоном опустилась на стол, капля жира с ножки индейки упала на удивительно для этого дома белоснежную скатерть, и Драко всеми силами магии захотел это развидеть. Молли, тем временем, уже сделавшая несколько шагов вперед, обхватила Поттера за щеки, сжав их, и вдоволь его тискала.       — Гарри Джеймс Поттер, — строго по слогам произнесла она, что рознилось с ее действиями, — почему ты идешь ко мне в последнюю очередь? Теряешь всякий стыд.       — Со мной он тоже еще не здоровался, мам, так что ты не последняя.       Драко едва не подпрыгнул от неожиданности, позади него стоял Джордж. Его свитер с вышитой буквой «F» был безбожно измят, а волосы не свежи и не уложены, они торчали во все стороны похлеще иголок чистополоха, выглядел он, мягко говоря, не очень, Анжелика, державшаяся за его локоть, наоборот, выглядела великолепно в своей бордовой расстёгнутой полумантии, пудрового цвета свитером под ним и с этими ямочками на смуглых щеках. Она скованно кивнула Драко и мягко улыбнулась Поттеру, отчего ямочки стали еще явственнее. Захотелось скривиться, но Драко задушил в себе этот порыв.       Свободной рукой он расстегнул застежки мантии, понимая, что кажется в семье Уизли царит какой-то негласный свитерский дресс-код, о котором Поттер, конечно же, не счёл нужным ему сообщить. Впрочем, сам Поттер тоже был все еще одет в верхнюю утепленную мантию и не думал даже раздеваться, это вселило в Малфоя хоть какое-то подобии уверенности в себе.       — Какое облегчение, что я не последняя, — картинно вздохнула Молли, отодвигаясь от Гарри, но продолжая удерживать его за плечи и любоваться им. Лицо у нее было такое простое и доброе, что Драко усомнился в чистокровности ее семьи, оно было прямо-таки крестьянским, как только он это подумал, крестьянское лицо Молли повернулось к нему. —Драко, я рада приветствовать тебя в своем доме, дорогой, ваши с Гарри места вон там у камина, где зеленые салфетки, но прежде, чем мы все сядем за стол, — она выдержала многозначительную паузу и хитро посмотрела сначала на Гарри, а потом на Драко, сохраняя широкую, открытую улыбку, — вы должны соблюсти традиции.       — А я уж было подумал, что в этом году меня обделят.       Поттер принялся снимать мантию, отпуская наконец запястье Драко, тот тоже начал раздеваться, смутно догадываясь, что сейчас ему придется сделать. Без прикосновения Поттера его сознание охватила какая-то сковывающая неуверенность, застежки не поддавались, сопротивлялись с отчаянностью загнанного зверя; Гарри, тем временем, уже справился, его мантия пролетела мимо, обратно к входной двери, а сам он проворно разорвал появившийся в воздухе сверток и проворно натянул на себя красный свитер грубой вязки. Такой же сверток настойчиво тыкался Малфою в руку, он смотрел на него с опаской и сверток отвечал ему тем же.       — Ну же, Малфой, я уже есть хочу, — проныл со стороны стола Уизли, когда он появился в гостиной, Драко не заметил, зато заметил его свитер неопределенно земляного коричневого цвета с блеклой буквой «R» и странными пуговицами по всем периметрам шва.       Драко незаметно сглотнул, и аккуратно надорвал оберточную бумагу. Возможно миссис Уизли обладала какими-то пророческими способностями, но свитер оказался практически идентичного бирюзового оттенка, что акцентно был распределен по всему образу Малфоя. Его мантия дернулась назад, и Драко выпутался из ее рукавов, под насмешливым взглядом Поттера, и с опаской надел свитер, качественно выправляя воротничок рубашки. Молли тут же бодро хлопнула в ладоши и подтолкнула их обоих в сторону камина.       Драко проследил взглядом, безошибочно натыкаясь на истинно слизеринского цвета бумажные квадраты, и несмело кивнул ей, пытаясь подобрать какие-то слова благодарности, однако его слов ждать никто не стал.       — Зеленые салфетки? — хохотнул Поттер, потянув Драко в указанную Молли сторону, вновь ухватывая его за руку, но в этот раз не за запястье, а за ладонь.       — Я говорил ей, что это… — Джордж, последовавший за ними следом, сделал паузу, будто бы ожидал, что за него договорят и тут же спохватился, но Анжелика спохватилась на полсекунды раньше и звонко закончила:       — Странно.       Джордж вымученно ей улыбнулся, а Драко передёрнул плечами, будто бы желая стряхнуть с себя эту мрачную скорбь, исходящую от близнеца. Зеленые салфетки на этом фоне были не так уж и страшны. Драко оглядел стол, у всех остальных салфетки были красными. Гарри сел по левую сторону от Драко, закатал длинные рукава свитера и принялся крутить салфетку между пальцами, справа от Драко на углу был пустой стул, а через него сел Джордж. Драко поежился повторно и опустил взгляд в тарелку. Зеленая салфетка смотрелась также, как зажатый со всех сторон цветами гриффиндора факультет Слизерина на последнем квиддичевом матче — жалко и бедно, физическое воплощение слова «недоразумение».       Молли снова звонко хлопнула в ладоши и, встав во главе стола вместе с Артуром, взмахнула палочкой, приглушив свет свечей, вторым взмахом она зажгла позади Драко камин.       — Мама! — возмущенно вскрикнула Джинни, сидевшая впереди и сбоку от Малфоя, напротив Рона, подпрыгнув на стуле. — Я же говорила, что позже придет Блейз!       — Ай, точно, — Молли поспешно затушила огонь и сконфуженно вернула висящим свечам прежнюю яркость, — я о нем совсем забыла, извини, детка.       Джинни громко плюхнулась обратно и прошипела Рону угрожающее: «Заткнись». Тот пробормотал что-то про дурдом и надулся, словно стоявшая на столе индюшка. Гарри, повернувшись к Драко, поймал его ошалелый из-за всеобщего хаоса взгляд и шепнул одними губами, наклонившись очень близко, чтобы не перебивать начавшую Молли речь: «Блейз. Подумать только». Поттер наморщил нос так сильно, что очки задрались до бровей, это выглядело немного очаровательно. Драко был с ним согласен: и с его мимикой, и с тоном, которым он это произнес. Он не мог поверить в то, что сюда мог добровольно заявиться им известным сноб до мозга костей похуже Драко Забини. Это было сюрреалистично. Этого не могло случиться ни в какой из миллиарда вселенных. Драко посмотрел на девчонку Уизли, та сидела, мечтательно складывая красную салфетку гармошкой на своих коленях, и улыбалась той легкой, беззаботной улыбкой, что Драко не раз доводилось видеть на лицах многих десятков разномастных девчонок Хогвартса. В последние недели перед каникулами Панси ему говорила, что он выглядит точно так же, когда думает, что его никто не видит. Зрелище было так себе, впрочем, куда бы Драко не пытался приложить свой взгляд — везде было так себе, не на Поттера же пялиться ему в конце концов до конца этого ужина.       К счастью, Артур и Молли закончили на радостной ноте появления будущего Уизли — возможно даже не рыжего, в кои-то веке, потому что гены Флер вполне могли оказаться сильнее — и сели на свои места. Не успели их пятые точки соприкоснуться с сидушкой стула (они тоже были покрыты всевозможными вязаными узорами), как над столом будто поднялся рой озверевших ос. Все молниеносно раскрыли рот, будто только и ждали этой возможности, в единодушном желании что-то срочно поведать своему соседу. Уизел не успел набить рот едой, как уже оказался на полу, подкошенный заклинанием Джинни, он слетел со стула, чуть не своротив скатерть за собой следом, сверху на него грохнулась тарелка, Грейнджер начала квохчать, Молли принялась его отчитывать, Артур воодушевленно разливать огденского, Анджелина, наклонившись через стол, пыталась что-то рассказать Флер, та перебивала ее со своим французским акцентом и при это со всем сторон раздавился мерным стук приборов о посуду, звенели фужеры, играл радиоприемник, Перси спорил с Биллом о новых поправках в законе, Артур уговаривал Молли успокоиться и «дать детям немного свободы», Рон скрежетал то ли ножками стула по полу, то ли зубами, Джинни демонстрировала карманный фейерверк прямо над столом, Молли снова повышала голос. Тарелка с гарниром мельтешила вперед и назад, вбок и вверх, и снова вперед. Казалось, что с каждой секундой рой ос набирал обороты, звуча всё громче и громче, вбиваясь Малфою в висок своим невозможно навязчивым шумом.       Выпрямившись, Драко решил, что разумнее всего не брать никакую еду, а просто переждать этот ад, но Гарри его мысли не поддержал и в течение нескольких минут завалил его тарелку всем, до чего смог дотянуться, а потом с тем же воодушевлением навалил ровно такую же кучу на свою.       Несмотря на все, что было так чуждо его нутру, Драко не смог не признать, что с кухней миссис Уизли справлялась прекрасно. Рождественский стол, при всей своей скромности, был замечательно приготовлен и вполне себе годно сервирован, хоть и с некой характерной для большинства Уизли небрежностью. Во всем чувствовалась милая рука любви и заботы. И не успел Драко освоиться и приноровиться к царящим здесь традициям, как время с удивительной прытью понеслось вперед.       — К этому довольно быстро привыкаешь, — сказал ему Гарри в самое ухо, ладонью он уперся в малфоевское колено, и они встретились взглядами. — Мне нравится, когда ты такой растерянный, это почти мило. Что тебе налить?       — Заткнись, Поттер, — Драко демонстративным движением подвернул длинные рукава и взял со стола ближайшую к нему бутылку, пытаясь скрыть в движении накатившую на него волну смущения. Совпадение это или нет, но в руках у него оказалась та самая бутылка шампанского, которую он так упорно пытался похоронить в грязи.       — Жалеешь, что не можешь сказать это всем присутствующим, да? — Драко почувствовал ухом чужую улыбку и бахнул пробкой, неаккуратно ее дернув; рука на его колене смещала фокус его восприятия, а горло сжималось от внезапной сухости. — Скоро Молли и Артур уйдут, Билл и Флер скорее всего тоже отправятся к себе, а мы продолжим с пивом, огневиски, шампанским, вином или пуншем в более спокойной обстановке.       — И так каждый год?       Вместо ответа Гарри поднял рокс с шипящим ядерно-желтым пуншем и ударил о край длинного, изящного бокала в бледных руках Малфоя, свеженалитое серебристое густое шампанское в нем игриво плеснулось.       — Под цвет волос подбирал, а, Малфой? — прогнусавил Рон, откуда-то сзади.       Драко обернулся к нему, балансирующему на двух ножках стула и держащимся двумя пальцами за край стола, и вскинул брови.       — Рональд Уизли, если ты хоть что-то разобьешь… — Артур быстро склонился над ухом Молли, а в следующее мгновение уже вел ее — счастливо залившуюся румянцем — танцевать, в гостиной сделать это было невозможно, и они отошли на кухню. Молли смеялась, но до последнего угрожала своему сыну расправой за разбитые тарелки.       — Рон, давай без этого, Малфой не трогает тебя, а ты его, — Грейнджер наколола маленький кусочек индейки на вилку и держала его так уже с минуту, не начиная есть.       — Да я спросил просто, Мерлин! — Рон с шумом опустил зависшие в воздухе ножки стула на пол и всплеснул руками. — Его шампанского же реально под цвет его волос, и будь я проклят, если он не сделал это намерено.       — Даже если и сделал, то что? — Грейнджер нацелила нанизанную индейку Уизелу в грудь. — Мы с тобой это уже обсуждали, дай Гарри спокойно насладиться его обществом, а Малфою быть… Малфоем. Это важно — пытаться и оставаться самим собой.       — Кроме тех случаев, когда ты Малфой, — буркнул Рон. — Тогда ты просто обязан быть кем-то другим.       Гермиона грозно на него посмотрела.       — Ой, да пожалуйста! — воскликнул Рон и нервно затолкал себе в рот целую индюшечью ножку. — Как будто бы я против, всего лишь напоминаю ему, что по его левую руку находятся еще люди. Близкие люди! Когда-то мы даже назывались друзьями… Славное было время!       Гермиона покачала головой и съела наконец-то свою индейку.       — А теперь одну интересует этот…       — Рон, я тебя предупреждала, — грозно проговорила Джинни, и Драко отчетливо услышал моллины строгие нотки в ее голосе, — хоть слово про Забини и…       — Ой, и что?       Губы у Уизли блестели от жира, но он хотя бы проглотил мясо и больше не говорил с набитым ртом, Драко патетично отвернулся и пригубил магическое шампанское, наколол брюссельскую капусту и с опаской отправил ее в рот. Оказалось вовсе неплохо, хотя съедать все, что наложил ему Поттер, он все равно не собирался, хоть и знал, что отказываться от еды неприлично. Поттер, тем временем, убрал руку с его колена и вступил с Уизли в шутливую перепалку, умудряясь при этом быстро есть; с его тарелки исчезла уже почти половина еды. Музыка из гостиной переместилась в кухню и стало тише, но ненамного, молчал за столом только Джордж. Драко бросил в его сторону осторожный взгляд — он почти не ел, но регулярно присасывался к стакану с огненным виски, Анжелика время от время гладила костяшки его свободной руки, но втянуть в разговор не пыталась.       Драко подумал, что даже если бы попыталась, то ничего бы не вышло, так тосклив был взгляд Джорджа, обращенный на пустой соседний стул. Мрачная тень навсегда легла на его лицо, и лишь на недолгие мгновения она его покидала, когда Джордж обращал лицо к Анжелике и соприкасался с ней рукой. В те мгновения отпечаток утраты становился меньше, заменяясь нежностью.       Вспомнились родители, и острая как разбитые стекла благодарность ни к кому конкретному, но к каждому участвующему в этой войне, вспорола Малфою глотку. Он бы хотел сейчас оказаться в тихой камере отца, обнять его и сказать, что они с мамой ждут его возвращения, воссоединения их семьи, что они оба скучают по нему, и что без него Малфои вовсе и не Малфои. Но Драко был здесь. Он обернулся к Поттеру, посмотрел на его хорошо очерченный кадык, на блестящие губы, широкий нос и дужку очков, и уголок рта сам собой, наперерез воли, пополз вбок. Драко хотел быть со своей семьей в этот праздник, он мог представить на своих плечах крепость отцовских объятий, но вместе с тем он знал и понимал, как сильно мама хотела бы побыть с отцом наедине.       — Черт, ты мне надоел уже! — вскликнул Гарри, привлекая внимание Драко. — Люблю я тебя, Рон, точно также, как и раньше, хватит уже ревновать меня к Малфою, это просто смешно!       Драко, только положивший себе в рот вареную морковку, закашлялся.       — Я НЕ РЕВНУЮ тебя к Малфою!       Рон крикнул это так громко, что на секунду все замолчали и замерли, стал слышен только легкий смех Молли с кухни и музыка из радиоприемника, а потом Поттер с Джинни синхронно засмеялись, откинув головы, их смех подхватила Грейнджер и Билл, Флер спрятала улыбку в бокале, даже Джордж фыркнул от смеха, встречаясь с Драко взглядом.       — По-моему, кому-то уже хватит, — пряча в строгом тоне смешок, сказала Грейнджер, вырывая из рук Рона стакан.       — Я серьезно! — лицо у Уизелла стало такое несчастное, что Драко не смог подавить улыбку. — Даже не мечтай, Малфой, и хватит там лыбиться, Гарри мой лучший друг, а я — его лучший друг, и это ты должен меня ревновать… то есть его ко мне!       Поттер снова засмеялся, Драко тоже не смог удержаться и прыснул, массируя веки, а в следующую секунду они с Поттером уже смотрели друг на друга, увязая во взглядах сильнее, чем в самом топком болоте Англии. Шампанское немного туманило голову, Драко тоже хотелось, как раннее сделал Поттер, облокотиться о его колено и шептать что-то в эти губы снова и снова, зарываться пальцами в волосы, снять к чертям эти очки и увеличить площадь их физического взаимодействия. Хотелось быть ближе так сильно, что у Драко подогнулись бы ноги, если бы он стоял, но он сидел, и единственное что подгибалось от вида Поттера — сердце.       — Нет, ну вы посмотрите на них! — Гермиона предупреждающе хлопнула Рона по бедру. — Я вообще не могу на них смотреть, когда они начинают так пялиться друг на друга. Кошмарно!       Внезапно камин затрещал, полыхнул зеленым пламенем и в гостиную вышел Блейз Забини.       ***       Драко налил себе полный бокал шампанского, сел в особо жуткое кресло, сдвинутое в самый угол, поставил бутылку около ноги и из-под бровей наблюдал за происходящим. Билл и Флер уже собрались и по каминной сети отчалили домой, Молли оперативно убирала со стола лишнее, Артур куда-то исчез, а Рон планомерно и целенаправленно напрашивался на какое-нибудь мерзкое блейзовское проклятие исподтишка. Они то кричали, ругаясь и рассыпаясь оскорблениями, то расходились в разные углы — Джинни и Блейзом в один, Гермиона с Роном — в другой, а Гарри прибивался то к Перси, то к Джорджу, вероятно, он хотел дать возможность брату и сестре разобраться в своем вопросе доверия самостоятельно, а может быть просто не хотел быть предвзятым, а в том, что к Забини он отнесется предвзято, сомневаться не приходилось.       — МЫ идем в мою комнату, Рон! — кричала Джинни.       — Нет, ВЫ не идете ни в какую комнату вообще, Джинни! — не менее громко отвечал ей Рон. — И остаетесь у меня на виду.       Казалось бы, любой на месте Блейза Забини чувствовал себя «не в своей тарелке» и был бы смущен или, как Малфой, даже напуган после своей тихой аристократии попав в такой дом как «Нора», где нельзя была остаться в одиночестве больше, чем на минуту, попав в такое общество как семья Уизли — шумное, крикливое, смелое, где личные границы были размыты, где все всегда имели отношение ко всему и могли панибратски хлопнуть тебя по плечу и положить зеленые салфетки из самых лучших побуждений. Любой бы, не вхожий в такую категорию людей и не будучи знаком с этим заранее, был бы в смятении, но не Блейз.       Поцеловав руку миссис Уизли и пожав ее мистеру Уизли, он без каких-либо промедлений напялил на себя свитер и сел за стол с таким видом, будто только его тут и ждали, расхвалил десерт, подмигнул Рону и раскидывал очаровательные улыбки направо и налево. Драко наблюдал за этим, стоя будто за стеклом на уизеловской лужайке в куче резиновых сапог… или даже будучи этим сапогом. Блейз Забини с первой минуту перетянул на себя абсолютно все внимание этой семье: и отрицательное, и положительное, и даже равнодушный Джордж поглядывал на него с каким-то любопытством. Драко даже позавидовал, что сам не произвел, судя по всему, никакого особенного впечатления; да, Уизли на него позалупался, но на этом, собственно, все. Драко Малфой был не столько интересен, как Блейз Забини, и это ощутимо его кольнуло. И вот он делит угол с книжным шкафом на кресле в жутком розовом вязании. Забини же развалился на диване, спокойно улыбался морщинками глаз и уголками губ, сохраняя вопиюще развязно-вызывающий вид. Носок его ботинка качался вверх и вниз, а глаза бегали от брата к сестре и обратно.       Гарри, смотря на него, догадывался, чем именно он привлек Джинни — он мог ее обуздать, вступить с ней в громкий спор на равных, показать свою внутреннюю силу и авторитет одним лишь прищуром. Джинни обладала сильным характером и ей нужен был кто-то в два раза ее сильнее и резче, упрямее и настойчивее. Гарри мог справиться с этой ролью, но не сложилось, и его место вполне успешно занял харизматичный Забини. Гарри проводил Анжелику и Джорджа, поцеловал в щеку Молли, заверил её, что никто не подерется, и уверенно кивнул Артуру, но не успел он выдохнуть, как камин снова вспыхнул, являя всем Панси Паркинсон.       — У нас тут не проходной слизеринский двор! — завопил Рон не своим голосом, хватаясь за волосы и обращая к Джинни какой-то безумный взгляд. — Какого черта?       Но Джинни, кажется, и сама не знала какого такого черта происходит и передала ронов взгляд по цепочке дальше, вперив его в Забини. На Забини в то мгновение появления Паркинсон уставились все, находившиеся в гостиной, и того это ни на йоту не смутило, не меняясь в лице он сделал приглашающий жест и сказал:       — Панси, я рад, что ты приняла мое приглашение.       — Ты пригласил Паркинсон в мой дом?       На Уизли всегда было страшно смотреть, но сейчас он побивал какие-то личные рекорды, по мнению Драко, становясь еще более неприятным. Алкоголь ему был явно не к лицу. Паркинсон, как и Блейз, не выглядела особо растерянной, оглядев всех и задержавшись на сидящем в тени шкафа Драко свой взгляд на секунду дольше, она вальяжно продефилировала через гостиную и скромно села на диван, закинув ногу на ногу, и высоко вздернула брови.       — С праздником! — просто сказала она, слегка разведя ладони в стороны, пытаясь излучать приветливость и благодушие. Попытка была жалкая, как дохлый слизняк.       — Либо вы сейчас же объясняете, что здесь делаете, — Поттер задал весьма угрожающее настроение предстоящему разговору, — либо я вас вышвыриваю голыми руками.       — Поттер, обижаешь, — Забини снова качнул носком ботинка, что могло быть следствием некой нервозности, но Драко не был в этом уверен до конца, и задорно подмигнул Джинни, — к девушке я своей пришел и к другу, — он отсалютовал стаканом в дальний угол, стрельнув в Малфоя взглядом и вызывающе глотнув огненную, дымящуюся жидкость. — А Панси неотъемлемая часть нашей компании, разве мог я так обидеть ее и не позвать на эти милые посиделки?       Тень, легшая после этих слов на Джинни и Гермиону (из-за, вероятно, женской солидарности), была темной и холодной, как глубокие воды Ледовитого океана, и волны этого океана были готовы потопить под собой Забини, набирая силу.       — Давай-ка выйдем, — с многозначительным нажимом проговорила Джинни, недобро сощурив глаза, — Забини. А ты, Панси, можешь угощаться, гостей из своего дома, Рон, мы не прогоняем, — сказала она все тем же отрывистым тоном, но словно желая показать, что она не питает к этой гостье никакой неприязни.       Гарри посмотрел на ее реакцию с интересом, и с тем же интересом проводил удаляющуюся пару взглядом. Несмотря на всю свою ревность, Джинни была на редкость бескорыстной. Гарри любил в ней это и, заметив знакомые проявления ее характера, не смог сдержать ласковой улыбки. Для Гарри не было на свете ничего лучше преданного сердца и немудреного проявления любви, Джинни была именно такой, как он любил. Малфой со своей сомнительной нравственностью не мог с ней сравниться, но каким-то немыслимым образом все же смог оставить ее далеко позади. Как только воинственно настроенная Джинни скрылась за углом вместе с расслаблено ухмыляющимся Забини, Гарри повернулся к Паркинсон. Та пару раз картинно хлопнула глазами, ответив на его взгляд.       — Драко, милый, а почему ты так далеко? — спросила она, посмотрев мимо его плеча. — Ты обидел его, Поттер?       — Что?       Гарри, сбитый с толку ее предположением, обернулся. Малфой сидел совершенно неподвижно, будто позировал для портрета. Он сидел слегка откинувшись, балансируя на тонкой грани элегантности и пошлой, схожей с блейзовской вульгарностью, локтем он уперся в подлокотник и придерживал костяшками пальцев подбородок, вторая его рука была занята бокалом и откинута с таким видом, будто именно с такого положения кисти произошло слово «изящество». Гарри обнаружил, смотря на него, что Малфой был тут как будто бы к месту. Впрочем, по мнению самого Гарри, Драко Малфой оказывался к месту везде, такова уж была его манера держаться. Как бы он не тушевался и не кривил лицо, все равно он рано или поздно устраивался в любом новом месте так, будто всегда здесь был — за столом у Уизли в их фирменном свитере, в кресле посреди вересковой пустоши или посреди розового покрывала и у Гарри в сердце; везде он мог побороться за право главного гостя или даже хозяина. У него были стройные ноги, узкие брюки и выделяющиеся носки, обтягивающие тонкие голени. И ничто его не портило: ни аура недовольства, ни грубой вязки свитер. В теплом свете свечей его акцентная бирюза то и дело норовила сверкнуть исподтишка истинно слизеринского цвета зеленой насмешкой, и в этой зачарованной детали его туалета заключалась, пожалуй, основная черта самого Малфоя.       — Не говори чушь, Панс, иди сюда, мне не хочется вставать, — лениво растягивая гласные отозвался Драко. — И не смей ее прогонять, Уизли, считай, что она, как и я, пришла вместе с Поттером.       Рон удивленно крякнул, возмущенно смотря на Гарри.       — Смотришь на него как на Давида, — тихо поддела Поттера Паркинсон, напрочь игнорировавшая пытавшегося указать ей на камин Рона. — Кто бы мог подумать, да?       Гарри, вынырнув из задумчивости, обернулся к ней.       — Зачем ты явилась?       — Блейз не ясно выразился? — Панси убрала за ухо прядь волос и вкрадчиво посмотрела на своего собеседника. — Я ценю своих друзей, как я могу оставить их в таком обществе, когда они в ссоре? На Слизерине, вопреки всеобщему мнению, далеко не каждый сам за себя. Мы все друг за друга. Приглядываем, — она пожала плечами, — присматриваем.       — Ну конечно, — фыркнул Рон, складывая на груди руки, Гермиона, стоявшая рядом, положила на его плечо руку, привлекая внимание, и одним движением бровей попросила его не начинать конфликт. Рон сразу же как-то надулся, покрутил головой, схватил стул и сел перед напряженно замолчавшей Панси. — Гарри… Разбирайся с ней сам короче, она же с тобой пришла.       Гермиона разлила в два бокала вино и протянула один незваной гостье, та приняла его с постным видом, коротко кивнув и сделала поспешный большой глоток, тут же кривя нос.       — Давайте соберем здесь всех слизеринцев выпуска, — продолжал бурчать Рон, закидывая в рот закуски, — а что? Гарри же у нас теперь их фанат. Я бы даже не удивился, если бы ты поддался в последнем матче Малфою… просто за красивые глаза, странное дело, что этого не произошло.       Желваки у Поттера напряглись от короткой вспышки раздражения.       — Рон, хватит, — одернула его Гермиона. — Ни Гарри, ни Малфой на такое бы не пошли.       — Это Малфой бы не пошел? — искренне изумился Рон, оборачиваясь к ней и тыкая большим пальцем себе за спину в сторону Малфоя. — Пф-ф, конечно.       — Рон, — сдержано выдохнул Гарри, потирая лоб, — если бы я поддался Малфою, то он бы не сидел сейчас здесь…       — Черт! Тогда я жалею, что ты не поддался.       Панси опрокинула в себя бокал и протянула его Гермионе, мягко намекая на добавке.       — Теперь я понимаю, почему ты сидишь так далеко, дорогой, — улыбнулась она и тут же обернулась к Грейнджер, которая не сделала и полу-движения в ее сторону, — пожалуйста?       Тон у нее был ни разу не просящий и не извиняющийся. Фыркнув, Гермиона забрала у нее бокал и наполнила до самых краев, надеясь, что этого ей хватит. Некоторое время сидели в тишине. Из прихожей, куда ушли Джинни и Блейз, не доносилось ни звука, Рон не сводил с темного проема напряженного взгляда.       — Глаза себе все просмотришь, Уизел, и все зря, — привычно растягивая слова отозвался Малфой, — они уже давно ушли в комнату.       С громким: «Как?» Рон вскочил со стула и побежал в прихожую, звук его шагов переместился и вот уже до всех донеслись его ругательства со второго этажа. Гарри покачал головой, только было он развернулся, чтобы дойти до Малфоя, как приглушенный голос Паркинсон заставил его развернуться обратно.       — Я повелась на его внешность и загадочность, а за этой загадочностью оказалось говно, — она уже успела осушить половину бокала, и Гермиона молча поставила около нее еще одну бутылку. — Тебя, Поттер, ждет тоже самое.       Гарри весело хмыкнул, затылком чувствуя малфоевский недовольный прищур, Паркинсон проговорила это так тихо, что он никак не мог ее услышать.       — Я с его говном познакомился раньше, чем с ним в целом, неожиданностью оно точно не станет. Я готов.       Малфой следил за Поттером, разговор с Панси у него был короткий, но в нем было что-то решительное. Все, что делал Поттер было именно таким — коротким и решительным. Драко весь обратился в слух, но что ответил Поттер и что сообщила ему Панси, он так и не понял, и тонкие, узкие губы, миндалевидный разрез глаз и даже крылья его носа дрогнули превентивной насмешкой, что-то оборонительное мелькнуло в красивых чертах лица. Они поговорили всего несколько секунд, затем Поттер обернулся с легкой, доброй усмешкой, прошелся взглядом по лицу Малфоя и пошел в его сторону.       Гарри уселся на подлокотник и толкнул его в плечо.       — Как тебе здесь?       Драко глотнул шампанского, демонстративно обвел взглядом пространство перед собой и запрокинул голову, затылком упираясь в спинку кресла, смотря на Поттера снизу вверх.       — Потрясающий стиль маниакального примитивизма.       Гарри посмотрел на него с прямым укором и еще раз слабо его пихнул.       — Что? — возмутился Малфой, дернув носом и ногой одновременно. — Я же говорю это не им, а тебе. Неужели я не имею право сказать то, что думаю?       Гарри смягчился и рассеяно погладил кончиками пальцев его плечо.       — Ты прав, — кивнул он. — Мне можешь.       Губы Драко несмело дрогнули в улыбке, пальцы Поттера поползли от плеча к шее и огладили коротко стриженные волосы. Малфой сразу же поплыл от этой нехитрой ласки и прикрыл глаза.       — Они меня не пустили! — запыхавшийся Рон, ворвался в гостиную, освещая помещение свои багровым лицом. — И кажется повесили заглушающее! Ну я задам Джинни, когда она выйдет, — он принялся ходит взад и вперед, взад и вперед мимо стола. — А Забини… Я этому Забини!       Гарри наклонился к Драко и потерся носом о его висок.       — Пошли в комнату?       Малфой отклонился и сдержанно заглянул ему в глаза, лицо у него приняло какое-то непроницаемое выражение. Он, видимо, пытался побороть себя, и эта борьба отражалась на его лице, по которому словно пробежала тень каких-то смутных страхов и подозрений, борясь и пробиваясь через непроницаемость.       — Ты ведь останешься на ночь? — тут же поняв в чем дело, спросил Гарри. — Я… ну да, я забыл спросить у тебя раньше, — он, посмеиваясь, почесал затылок, — ну так, что скажешь? Правда спать придется в комнате Рона…       Драко умудрился перебить его, не открывая рта, одними увеличившимися от ужаса глазами.       — Боже, Малфой, не стоит так реагировать, я там каждое лето сплю, все нормально, просто других свободных комнат тут нет… — он покусал губу. — Джордж, конечно, съехал, но спать в их комнате мы не можем, сам понимаешь.       Малфой на это ничего не ответил, долил себе остатки шампанского в бокал и выпил залпом.       — Подожди, — Гарри наклонился и посмотрел на бутылку, — ты что, все выпил?       Драко пожал плечами, в глазах у него немного плыло, и он подозревал, что когда он встанет, кровь в усиленном режиме побежит разгонять алкоголь, и станет в три или даже в пять раз хуже.       — От тебя я такого не ожидал.       Когда они упали на узкую кровать в роновской комнате, у Драко перед глазами уже начались фейерверки, тело было неподъемным как валун и, одновременно, будто пыль, поднимающаяся к этим ярким далеким вспышкам света. А еще он чувствовал Поттера, и как только осознание этого достигла его рассудка, он попытался его схватить.       — Спать, Малфой, — проговорил поттеровский голос, Драко не видел его, потому что не понимал, открыты его глаза или закрыты, но в его ладони точно были знакомые грубые пальцы, которые он тут же решил дернуть на себя. — Боже…       Гарри засмеялся и навалился на Драко.       — Такого Малфоя я вижу впервые.       — Все для тебя, Поттер, — в ответ протянул он, цепляясь руками за шею Гарри, — только снимай обувь.       Уперевшись на локти, Гарри завис над Драко, всматриваясь ему в лицо, оно было довольным и расслабленным, губы Малфоя были растянуты в незнакомой улыбке, а глаза блестели то ли от удовольствия, то ли от выпитого в соло шампанского. Гарри подумал, что Малфой редко так улыбается — прищуривается глазами, складывая губы в ухмылку, кривится и изгибает губы в обратную улыбке сторону — да, но иногда все же Гарри открывалось это — нежное, ласковое выражение, запечатленное на тонких язвительных губах. Обычно Малфой застревал где-то между «обними меня и заставь чувствовать себя нужным» и «прикоснись ко мне, и я вырву твои кишки», но сейчас, по крайней мере на эту ночь, он точно свалился с этой грани в бездну объятия, просьба — моленье — близости была видна во всем — в томном взмахе ресниц, приоткрытых губах, в прозрачных — будто солнце ворвалось в окна — глазах. Снова на них обоих накатывало что-то мрачное и извилистое; невозможно было отследить его появления — коварное и незаметное — оно каждый раз заставало врасплох и выворачивало внутренности.       Гарри не удержался от соблазна и поцеловал развалившегося под ним Малфоя в шею. Один раз и второй, и третий, прошелся губами по линии челюсти, носом коснулся мочки уха. Драко вновь улыбнулся, как беспомощный дурак, стоило только Гарри покрыть его этими рассеянными, легкими поцелуями, и он тут же заставил себя нахмуриться.       — Поттер, — язык его перекатывался во рту так тяжело, что Драко даже не был уверен, что у него получается говорить то, что он хочет, — перестань, а-то у меня встает.       Гарри фыркнул ему в щеку и снова завис сверху, Драко, медленно моргнув, погладил его бровь, а потом скулу.       — Ты красивый.       — Вот теперь я действительно убежден, что ты ничего не соображаешь, — Гарри наклонился и поцеловал его в губы, тут же чувствуя ответные ленивые движения языка Малфоя.       — М-м, — оторвавшись, Драко облизал губы и закатил глаза, ресницы у него быстро-быстро затрепетали, — шестой…       Гарри перекатился на бок, толкнул бедра Малфоя, сдвигая их ближе к стене, и повозился, устраиваясь на узкой кровати хоть с каким-то подобием комфорта. Было жарко, и только устроившись, Гарри тут же завозился снова, стаскивая с себя свитер и футболку сначала с себя, а потом и с Малфоя.       — Что шестой? — небрежно спросил он, расстегивая пуговицы его рубашки.       — Это наш шестой поцелуй, — ответил Драко, не раскрывая глаз и не пытаясь помочь Поттеру с рубашкой. — Я не считал… ты не думай… просто…       Что «просто» он так и не договорил, лишь снова чувственно облизал губы, жмурясь, и Гарри замер, смотря на него, чувствуя, как что-то оборвалось в груди, словно под ногой не оказалось ступеньки. Малфой считал их поцелуи. Это знание было подножкой, откровением, чем-то, что переворачивало все и аннулировало имеющие о нем знания. Зашевелившись, Драко кое-как стянул рубашку через голову и щелкнул застежкой ремня.       — Спать в брюках я не буду, Поттер, — Драко зевнул, пряча лицо в подушке, — снимешь их с меня?       Гарри вздохнул, приходя в себя, и встал с кровати, чтобы раздеться самому и раздеть Малфоя. Не так он себе представлял предложение снять штаны, конечно.       Когда он закончил и лег под горячий малфоевский бок, укрыв их обоих, Драко уже сопел. И снилось ему воспоминание об их четвертом поцелуе — просторное обычно, но тесное в тот конкретный момент купе поезда, смуглые руки, спутанные вихри волос, солнечный зайчик от поттеровских линз очков, что бил прямо в глаз, и топот ног за дверью. Поезд уже встал, все ринулись на выход и только эти двое продолжали стоять, наконец-то встретившись. Смялись губы, быстро забились сердца. Драко просыпался и засыпал, вновь и вновь чувствуя запах поезда и привкус шоколада на губах.       — Хочу отпраздновать Рождество с тобой, — шепнул Гарри, — и спросить тебя, зачем ты меня избегал всю дорогу до Лондона.       — Я не избегал, — упрямо возразил Драко, не позволяя Поттеру обнимать себя слишком явно, каждую секунду норовя отстраниться после того, как их губы разомкнулись. Руки Поттера удерживали его за ребра, а хмурый взгляд сверлил дыру в сердце. — Рождество я праздную с мамой, не хочу оставлять ее одну.       Гарри кивнул. Как-то прохладно и даже раздраженно. В жизни на том они и закончили, а во сне… Во сне Драко снова начинал его целовать, не боясь быть навязчивым и показаться слишком в этом заинтересованным. Вновь и вновь. Пока количество поцелуев не перевалило за сотню — запах угля и чего-то еще горького и теплый, яркий вкус шоколада. Во сне Драко сотню раз слышал влажный чмок, с которым они отрывались друг от друга, и это был самый ненавистный ему звук во всем мире — звук окончания поцелуя.       Когда он открыл глаза, за окном все еще было темно, а на соседней кровати все еще было пусто, то ли Уизли решил дать им возможность побыть вдвоем, то ли не смог подняться с дивана в гостиной и остался ночевать там же. Драко, в общем-то, было глубоко плевать, он попытался понять, где именно находится и тут ему показалось, что он, верно, еще не совсем проснулся: потому что, после глубоко вдоха, он явственно ощутил тяжелый запах Поттера и открыл второй глаз. Он лежал у Поттера на груди, уткнувшись носом ему в подмышку и крепко обхватывая его одной рукой поперек груди. Было спокойно и тихо. Гарри неслышно дышал ему в макушку. Драко, теперь уже убедившись, что не спит, все еще не верил себе, у него даже мелькнуло подозрение, не продолжается ли это все тот же прекрасный сон с бесконечной чередой поцелуев. Он пытаясь приподняться и заглянуть ему в лицо.       — Малфой, спи, а, — хрипло проворчал чуткий на чужую возню Поттер, бодая его подбородком в макушку, пресекая перемещения.       — Я не помню, — так же хрипло ото сна ответил Драко, настойчиво приподнимаясь, щекой прикладывая к волосатой груди, чувствуя отчетливые удары сердца, — мы вчера целовались?       — Боишься сбиться в подсчетах? — добродушно хмыкнул Поттер и громко зевнул, неожиданно лаская малфоевский затылок, проводя рукой по плечам и спине, прижимая его ближе. — Вчера был шестой.       — Не понимаю, о каких подсчетах ты болтаешь, Поттер, тебе что-то не то приснилось.       Гарри одним слитным движением съехал вниз и оказался к Малфою лицом к лицу, подслеповато сощурившись он схватил его, собиравшегося уже было отстраниться, за основание шеи, большим пальцем нажимая на острый угол челюсти.       — Хочешь седьмой?       — Сначала чистить зубы, Поттер, — сварливо одернул его Драко.       Гарри пожал плечами и вернулся в прежнее положение.       — Тогда спать. Нет так нет.       Драко с изумлением запрокинул голову, надеясь, что это шутка, но Поттер действительно выровнял дыхание и закрыл глаза, лицо у него было расслабленно, поглаживать спину Драко он перестал.       — Эй, я не сказал нет.       Поттер никак не отреагировал. Драко смотрел на него несколько секунд с выражением полного недоумения, потом несмело потянулся и беззвучно клюнул его в подбородок. Щетина уколола губы, Поттер оставался неподвижным и равнодушным.       Тишина длилась очень долго, Гарри впитывал ее, втягивал как воздух, невольно ожидая хоть какого-нибудь еще проявления инициативы от Малфоя, признака, помимо его веса, что он все еще здесь, что Нора не поглотила его, и что сам он не сбежал, подталкиваемый неуверенностью и страхом. В доме стояла странная для него тишина, ни звука, кроме бесплотного шороха пыли и трепыхания малфоевских ресниц. Драко выдыхал горячий воздух ему в шею, потом он сглотнул и снова потянулся вперед, прикасаясь губами к нагревшейся от его дыхания коже. Медленно. Так медленно и осторожно, что не было ни звука. Его губы прижимались, напрягались, имитируя поцелуй, а потом расслаблялись, чтобы беззвучно отстраниться. Малфой будто боялся, что влажный чмок поцелуя как-то его скомпрометирует, и после него случиться что-то страшное.       Когда он прижался очередной раз к кадыку, Гарри удержал его голову на месте, не позволяя отстраниться, тут же раздалось возмущенное мычание.       — Малфой, поцелуй меня нормально. — Драко дернулся назад, но Гарри только сильнее надавил ему на затылок. — Обещаю, что не укушу.       Драко хлопнул ресницами, щекоча поттеровскую шею, и, приоткрыв рот, влажно и звучно поцеловал кадык и тут же вздрогнул от собственной смелости. Гарри расслабил руку, позволяя ему отодвинуться, но Драко не воспользовался этим, скользя губами вверх, царапая их о щетину. Поттер хитро на него посматривал, но Драко не открывал глаз, не пропуская ни сантиметра кожи, пока не добрался до губ.       — Ты все еще пьян? — ляпнул Гарри, тут же осознавая свою ошибку, Малфой уперся в него тяжелым взглядом и медленно отодвинулся, намереваясь встать с кровати.       Гарри оперативно перевернулся, подминая его под себя.       — В таком случае я тоже, ради Мерлина, не злись, Малфой.       И насилу его поцеловал, Драко тут же укусил его за губу, углубляя поцелуй. Чтобы он не говорил, плевать ему было на его несвежее дыхание.       Раньше у Драко было множество причин для ненависти, он искал и находил их каждый год, рассматривая под увеличительным заклинанием и важно опуская в копилку, но в то мгновение понял, что причины могут быть только для ненависти, — чтобы любить не нужно было ничего. Все доводы были пусты, и ничего не существовало, кроме этих губ и пальцев, стискивающих его бока.       Гарри съехал губами в сторону, поцеловал его щеку, спустился поцелуем ниже — к горлу, пока не нашел то, что искал — пульс под своими губами, рвущуюся по венам кровь, сильные удары загнанного сердца Малфоя. Он притиснул его ближе к себе, вжимаясь в него бедрами. Драко, почувствовав его вставший член, охнул и уперся руками ему в плечи.       — А какой у тебя любимый цвет, Поттер? — спросил вдруг он, сглатывая тяжелую слюну.       Гарри оторвался от его шеи, посмотрев с недоумением, приподнимая брови, даже с расфокусированным зрением, он четко видел чужую панику и покорно отстранился. Возбуждение тянуло низ живота, Гарри потер лицо обеими ладонями и громко откинулся спиной на кровать, легонько подпрыгивая на пружине. Драко, опиравшийся на локоть, поджал губы, ему захотелось извиниться за себя, но он не стал, не смог разомкнуть губы, стянутые ниткой стыда.       — Иди сюда, — Гарри приобнял его и потянул на себя. — Именно так в жизни всегда и бывает — тот, кто громче всех говорит про минет, боится чужого стояка как огня, а может еще и собственного боится ровно так же.       — Заткнись, Поттер, — Драко прижался к нему горячей щекой, — я не боюсь твоего члена, просто это как-то внезапно… И мы даже не почистили зубы.       — Ты… — Гарри сжал руку на его плече, будто боясь, что Малфой сейчас даст деру, — девственник?       По тому прерывистому выдоху, что ошпарил его грудь, Гарри понял, что да. Малфой молчал, лишь медленно и горячо дышал, волосы у основания его шеи были мокрые. Взлохматив их, Гарри сказал:       — Золотой.       — Что?       — Мой любимый цвет, — повторил Гарри, стараясь вернуть хоть какую-то атмосферу между ними, убрать это напряженное молчание, — золотой… вроде как небо на рассвете. А твой?       — Влюбленной жабы.       — Что? — так же как секунду назад Драко, переспросил Гарри, приподнимаясь, чтобы заглянуть ему в лицо, но Малфой отвернулся.       — Цвет, Поттер, — свои излюбленным тоном глухо повторил Малфой, потому что прижимался нижней частью лица к поттеровской груди, пытаясь этим тоном передать зашифрованное послание: «Ты идиот», — цвет влюбленной жабы.       — Окей, —протянул Гарри, мышцы его живота сократились из-за вибрации голоса и касающихся влажных губ, и он на силу попытался расслабиться.       В этот раз молчание длилось действительно долго. Гарри рассматривал потолок, а когда он наскучил — дальний угол, а потом бесчисленные плакаты. Цикличное движение оранжевых Пушек действовало, как прыгающие через забор стада овец — успокаивающе, вскоре Гарри стал отключаться, чувствуя тепло тела Малфоя рядом и мирный стук его сердца.       — Повтори-ка ту фразу, Поттер.       — Какую? — сонно отозвался Гарри, силясь приподнять веки.       — Ту, что Дамблдор сказал в конце… — Драко задрал голову, губы у него горели алым, — длинную такую.       — А, — Гарри почесал нос о малфоевскую макушку и зевнул, — я уже не помню. Жизнь высшая будет в надежде, и наоборот… высшая надежда… ну, будет твоей жизнью. Что-то такое… Зачем она тебе?       Драко скосил глаза на засыпающего Поттера и против воли улыбнулся, он приподнялся на локтях и, сказав мысленное: «Восемь», тягуче его поцеловал. Оторвавшись, он с минуту наблюдал, как мышцы его лица расслабляются. И заговорил лишь тогда, когда убедился, что его не слышат.       — Просто хотел сказать, что моя надежда и жизнь — ты, Поттер, и посмотреть, не противоречит ли это смыслу изречения Дамблдора, — он убрал кончиком пальца челку Поттера с глаз, тот же, раскрыв рот, спал.       Драко лег обратно на его грудь, уткнулся в нее носом, вдыхая терпкий запах тела, который должен был быть ему неприятен, но почему-то не был. Для него все было в новинку. Он еще долго безотчетно улыбался в темный потолок комнаты Рона. Стояла глухая зимняя ночь и полная, звездная тишина. У них оставалось еще несколько часов, а потом они обязательно проснутся под звуки падающих подарков и многочисленных шумных Уизли за стеной, но сейчас у них было еще несколько часов, и Драко не собирался выбираться из этих объятиях до самой последней возможной минуты.       ***       — Молли всегда говорила, что несмотря ни на что я везучий, типо баловень судьбы… — Гарри поскреб ногтями щетину, не сводя задумчивого взгляда с горизонта. — Интересное, конечно, баловство остаться сиротой в первый год жизни…       Драко издал неопределенное мычание, скорее похожее на согласие с ним, чем нет, но Гарри не был уверен.       — Своеобразное.       — Но вот с тобой мне реально не повезло…       Драко громко фыркнул. Они сидели на террасе, плечом к плечу, оба в вязанных свитерах миссис Уизли — цвета враждующих факультетов, и оба с золотыми семерками на спинах. Драко было интересно, что Молли хотела этим сказать, но спрашивать он не решался. Вокруг все играло, но не ярым дыханием набирающего силу дня, а долгоиграющим спокойным выдохом, билось медленным, синхронным пульсом. Безукоризненный воротничок рубашки и манжеты, как и сама рубашка, остались в спальне Рона, Драко сидел в свитере на голое тело и как всегда щеголял своими туго обтянутыми брюками бедрами и икрами, и не чувствовал холода. Глубокое сосредоточение и внимание к миру овладело им, между бровей пролегла морщинка, он медленно прокручивал тонкое нефритовое колечко на указательном пальце — рождественский подарок Поттера, небо больше не казалось ему равнодушным. Гарри с ним действительно не повезло... Драко был с этим согласен.       — Зато повезло мне, — с ехидной усмешкой выдал он, проскальзывая взглядом по расслабленному лицу Гарри, его темные, непослушные от стоявшей в воздухе влаги волосы вились как сумасшедшие. — Не будь жадным, Поттер, должно же хоть иногда что-то доставаться мне, а двоим в таком деле повезти уж никак не могло, признай.       В выдохе Гарри чувствовалась улыбка, между пальцев он крутил теплый янтарный обруч подаренного ему кольца. Это было чертовски странное совпадение, о котором они конечно не сговаривались.       Вряд ли во всем мире Драко смог бы найти более уютный уголок, нежели тот, в котором они сейчас были. Нора больше не скалилась, а мягко переливалась разноцветными огнями и щербатыми ставнями, милая округа была полна утреннего тумана и слабо обозначавшейся рассветной искры. Квохтали запертые в курятнике куры. Веяло покоем и уединением. Маггловская деревушка была в отдалении и ее еще не захватила цивилизация в полной мере, так что кругом росли густые кипы кустарников и деревьев, далеко простирались степенные луга, пестревшие летом полевыми цветами, а сейчас же просто и минималистично припорошенные белым покрывалом свежего снега. Рождество добралось и до сюда. Свежий сельский воздух делал Драко добрее и мягче, снисходительнее ко всему, что касалось его взора. В этой пристани ненавистного ему семейства он смог пришвартоваться и найти то, что так давно искал.       Состояние покоя обрушилось на него не пучиной, но легким касанием ветра и щекоткой мороза, что таяла в близости Поттера.       — Как-то Рон спросил у меня, как я могу быть с тобой, если ты омерзителен.       Драко, заинтересовавшись выражением лица Гарри, заглянул ему в лицо.       — Хм, и что ты ответил?       — Гермиона сказала, что тебе не хватает сострадания, поэтому ты впадаешь в диссоциативное состояние и делаешь ужасные вещи, а я сказал, что ты просто на любителя, прям как в анекдоте, — хмыкнул Гарри и наклонился, напористо сминая прорезавшуюся брезгливую ухмылку на тонких губах, которая всегда появлялась, стоило только упомянуть имя Рона. — Девять, Малфой. Де-вя-ть.       Драко ответил, прикрывая глаза, гладя большими пальцами скулы, на место ухмылки пришла улыбка, светившаяся даже через поцелуй. Когда-то Гарри был способен высечь из потухших углей Драко искры одним своим присутствием; сейчас же эти искры раздулись до огромного, полыхающего костра. Горячая ладонь Гарри, соскользнув со спины, забралась под свитер. Драко дернулся от неожиданности.       — Не знаю, могу ли я тебе такое позволить, Поттер, — заявил он, продолжая целоваться между словами. — Это было бы неразумно.       — Было бы неразумно мне препятствовать, Малфой, — серьезно ответил ему Гарри, чувствуя пальцами побежавшие по позвоночнику Драко мурашки. Вышедшая из дома Гермиона ойкнула и остановилась, как вкопанная.       — Герми? — обернулся Гарри, мягко завершив поцелуй. — Ты чего тут?       — Ничего, — поспешно качнула головой она, смущаясь. — Скоро завтрак будет готов. И... вы такие... контрастные.       — Точнее и не скажешь, — поддакнул из угла террасы Джордж, зажимавший между пальцами сигарету, — я за ними уже минут двадцать наблюдаю и лучше синонима не подобрал.       Гарри засмеялся, потирая лицо.       — Джордж, черт, мог бы и сказать, что мы тут не одни. И ты же вчера вечером ушел?       Джордж пожал плечами и затянулся.       — Вернулся на завтрак, но надо было остаться, когда я пришел, девчонка с черным каре спала в обнимку с Блейзом и Джинни, а у их ног спал Рон, пуская слюни, я пропустил все веселье, просто немыслимо, — он сбросил пепел в стоящую его его ступни пепельницу. — И вы в Норе, тут никто не бывает один.       Гермиона села рядом с Гарри и тоже устремила взгляд в туманную утреннюю даль, она все еще выглядела смущенной. Драко понял, что пора уходить. Никто его не гнал, но оставаться дольше положенного он не хотел, дома его уже ждала мама с вестями о состоянии отца и травяной чай с классическим английским завтраком. Драко дотронулся костяшками до ладони Поттера в заключительном жесте прощания, жадничая, желая напоследок еще ощутить ласку и тепло, ладонь тут же развернулась и переплела с ним пальцы. Жизнь не стала проще на самом деле, но стала казаться проще. И тише. Будущее было туманным, но Драко казалось, что он точно знает, что за этим туманом нет ничего, кроме бесконечного солнечного луга. Их с Поттером день только начинался.       — Вы подарили друг другу парные кольца? — спросила внимательная Гермиона.       Гарри поглядел на их сцепленные ладони, янтарное и нефритовое кольца соприкасались боками. Сквозной луч солнца, пробившийся сквозь низко зависшие серые облака, преломился через застывшую когда-то смолу, пятном падая на зеленое кольцо Малфоя.       — Поттер, — Драко тоже внимательно рассматривал их кольца, — а давай поменяемся?       ***       Свежеотремонтированная комната, все в колеблющемся теневом узоре и больших световых пятнах, была полностью готова к раннему завтраку. Драко смотрел из окна своего родового поместья на возродившиеся ухоженные зачарованные сады, по которым бегал маленький выводок белых павлинов, так любимых отцом. Теплая улыбка глубокого душевного удовлетворения рвалась на его губы. Впервые в своей жизни он мог с уверенностью сказать, что у него все замечательно.       На его плечо опустилась тяжелая рука Люциуса.       Несколько месяцев назад Драко мечтал оказаться в этом промежутке времени со слезами на глазах, захлестнутый холодной неопределенностью своей судьбы, придавленный тяжестью равнодушного к его страданиям неба, а сейчас за его плечом стоял тихий как каменная статуя отец — невыразительный после Азкабана, подавленный и физически слабый. И Драко не охватывал ни страх, ни дрожь.       — Поттер? — произнес Люциус нечитаемо спокойной интонацией.       — Поттер, — кивнул Драко без стыда и увертывания, чувствуя одну лишь затаенную гордость и счастье от этого простого сочетания букв.       — Что ж… — Люциус саркастично ухмыльнулся — знакомо, по-малфоевски. — Я не знаю, как это комментировать. Хотел бы я сказать, что в мое отсутствие ты постарался и не угробил наш род, но кажется все же угробил.       Хотел бы Драко отнестись к этим словам серьезно, но почему-то не получалось, что-то ребяческое играло в мимике его лица, и он был рад, что Люциус стоит позади.       — Я решу вопрос наследника, отец. Я знаю свои обязанности.       Пальцы на его плече сжались, но не властно, как бывало раньше, а словно ободряюще, будто Люциус хотел сказать, что верит ему, но не решался произнести это вслух, лишь дал этим словам возможность просочиться между его пальцев.       Летний день тускло посматривал в натертые до блеска окна поместья, чувствовалось дыхание мира, непреходящее равнодушие и спокойствие того, что не умирает. Ладонь отца мягко соскользнула с его плеча синхронно с ворчливыми замечаниями вошедшей в столовую матери о том, что Поттер опаздывает. Поттер часто опаздывал, Мерлин знает почему. Драко это, как ни странно, ни капли не злило. На маленьком кованом столике лежал свежий номер Пророка, с главной страницы которого пытался ускользнуть запечатленный папарацци Поттер с последнего приема в Министерстве.       Дверь столовой отворилась. Драко обернулся, натыкаясь на темные и улыбчивые зеленые глаза. Поттера можно было любить за сотню… тысячу вещей, за все, что он делает и будет делать, за его гриффиндорство и упорство, честь, но Драко было наплевать и на его поступки и даже на внешность. Просто так получилось, что им овладело что-то столь большое, не умещающееся в столь обыденное слово. Мама его понимала, отец долго думал, что это плохая, затяжная шутка. Драко чувствовал к Поттеру то, что чувствовал ни за что конкретное, но за все в общем. Вопреки воспитанию и предубеждения, вопреки поттеровскому кретинизму и собственному снобизму, вопреки многолетней ненависти, вражде и попыткам убийства и спасения.       — Поттер, — сказал Драко вместо приветствия, с тонким намеком дотрагиваясь до часов на запястье.       — Малфой, — вместо извинения кивнул Гарри.       Они сцепились хмурыми взглядами как в старые добрые времена. Позже Люциус выскажет им обоим все, что думает по поводу кое-чьего воспитания, но это будет потом. Все-таки их отношения даже по прошествии полугода были чем-то чертовски странным, но они были и их поцелуи перевалили-таки за сотню, больше Малфой их не считал.       Он ухмыльнулся, его личный покой стоял на пороге его столовой и ухмылялся ему в ответ.