Джено просыпается, мурлыча и потягиваясь в постели, а затем смотрит на еще непривычную обстановку в комнате. Руки сразу тянутся к телефону под подушкой. Парень сам не знает, что он хочет видеть на его экране, но листает со сверкающими глазами ленту уведомлений: много-много сообщений от Джемина, что-то в групповом чате класса…и ничего, совершенно ничего от родителей.
«Это хорошо»,– говорит себе парень. А у самого обида комом стоит в горле. Он понимал, что их тишина означает принятие ими его решения, но внутри все-таки теплилась надежда, что сын для них важнее любых принципов. Однако теперь погасла и она.
Он высовывается из комнаты на кухню-столовую, которая является смежной со всеми остальными комнатами, и видит хлопочущего над плитой Тэна.
– Еще пять минут боязливого взгляда, и ты точно опоздаешь на первый урок,–говорит он, не оборачиваясь.
Застигнутый врасплох парень выходит из-за двери и закрывает ее за собой. Что бы Тэн ни готовил, пахнет вкусно.
– Тэн-хён, у тебя глаз на затылке что ли,– смеется парень.
– Неа, обыкновенные человеческие уши – вот и вся магия,– хихикает тот в ответ,– сначала в ванную, а потом за стол, и давай быстрее!
Джено послушно идет в сторону ванной, но на полпути останавливается:
– А мне обязательно сегодня идти в школу?
Тэн, раскладывающий приборы на двоих на узеньком столике посередине комнаты, поднимает на него глаза.
– Милый, я вовсе не против, чтобы ты посидел дома, но твой день пройдет в разы лучше, если отвлечешься от всего этого с друзьями.
После того, как его с Джемином поймали за школой, дела с «друзьями» обстояли не очень: по крайней мере, его никто не навестил, не написал, не позвонил. С того дня Джено еще не появлялся в школе, так что мог только предполагать, сколько из его друзей еще хотят общаться с ним.
– Ты прав, Тэн-хён.
Парень улыбается, сужая свои глаза, и направляется в ванную. Тэн и так разбирается с главной на данный момент проблемой в его жизни, так что Джено не хочет и не будет подкидывать ему еще поводы для беспокойства.
Школа, как он и ожидал, встречает его косыми взглядами и гадкими насмешками со всех сторон. Когда он заходит в класс, в комнате воцаряется гробовая тишина. Все глаза устремлены на него, а Джено, хоть и любитель быть в центре внимания, сейчас хочет спрятаться от всех них.
«Даже Ренджуна сегодня нет, как назло».
Джонни с широкой улыбкой на лице зашагивает в кабинет и садится на свое учительское место. Нескрываемое счастье на его лице не обходит стороной внимание школьниц.
– Учитель Со, вы чего такой довольный?– с хитрым прищуром спрашивает девочка за первой партой. У нее густо подведенные черной подводкой глаза и ярко накрашенные губы. Джонни зависает, думая о том, действительно ли ей нравится наносить макияж, или же ей не нравится то, что она прячет под ним. Он хочет спросить у нее, но вовремя останавливается: за эти пару месяцев пришлось выучить наизусть, что некоторые вопросы звучат колко и обижают людей, даже если ты не нес за своими словами эту цель.
– Меня удивил снег,– честно отвечает Джонни и переводит взгляд за широкое окно в классе. Снег там уже подтаявший, мокрый и грязный.
– Первый снег всегда такой отвратительный, забрызгала свою новую обувь,– подключается и ее соседка.
– По дороге сюда я видел такую картину: лужу подтаявшего снега и двух людей по разные ее стороны,– Джонни проверяет время на телефоне. До начала урока всего пара минут.– Это были мальчик лет четырех-пяти и примерно ваш ровесник. Первый в своих резиновых маленьких сапожках прыгнул в лужу и весело смеясь, водил в ней ногами. Второй же брезгливо смотрел на эту картину и не решался опустить в воду ногу, обутую в «модные» кроссовки. В этом смысле дети мудрее взрослых, они живут в свое удовольствие и радуются каждому событию в своей жизни. Взрослые же сами заковывают себя в эти кандалы. Сами подумайте, этот подросток за достаточно большую сумму купил кроссовки определенного бренда, и не может позволить себе то же, что ребенок в сапогах в четыре раза дешевле его обуви – он не может радостно попрыгать в луже из-за «крутых» кроссовок, которые сам и купил. Лишение свободы по собственному желанию. Однако все взрослые были детьми, а все дети вырастут во взрослых.– Он поднимается с места и сразу с этим в коридоре начинается шум школьного звонка, оповещая о начале урока.– Об этом мы сегодня и поговорим – о взрослении, и замечательной книге Бредбери«Вино из одуванчиков».
Из всех учителей в школе, Джонни лучше всех умел заинтересовывать детей в своем предмете, причем, даже не стараясь это делать. Все дело было в его восприятии: он не чувствовал своего авторитета или превосходства над школьниками. Парень даже считал ребят более «опытными» – ни один из них не поверил бы ему, но это не отменяет того, что каждый из них прожил намного больше своего учителя. Джонни кажется, что не только он учит этих ребят, но и они, в свою очередь, помогают ему разобраться в себе, как в человеке. А еще, эти дети любят его, как минимум, уважают, он это чувствует.
– Учитель, так счастье в том, чтобы прыгать по лужам?– подняв руку, спрашивает парень за вторым рядом.
Джонни задумывается.
– Я честно могу ответить «нет». Но ты ведь захочешь узнать, в чем тогда это самое счастье, верно, Ёнхун?– Ученик неуверенно кивает.– Тогда мне снова честно придется ответить, что я не знаю,– Джонни, будто провинился, грустно смотрит парню в глаза,– меня делают счастливым очень много самых разных вещей, тот же первый снег, например.– Джонни решает умолчать, что это первый снег в целом в его жизни.– Не уверен, что знаю ответ на этот вопрос, может быть, кто-нибудь из вас нам поможет, ребята? Джено?..
Парень вскакивает на месте, когда учитель называет его имя.
– Что, учитель Со?
– Что сделало тебя счастливым в последний раз?
Джено не успевает ответить.
– Точно что-то гейское,– хихикает кто-то сзади.
Учитель стоит с неловкой улыбкой на лице и не знает, как на это реагировать. Атмосфера в классе накаляется, все будто ждали, когда на Джено обратят внимание, чтобы наброситься стаей гиен.
– Говорят, твой отец лечить тебя пытался…
– Может сразу в психушку, а?..
– И дружка своего забери…
Джено молча сидел на месте и с каменным лицом смотрел на стол перед собой. Терпеть – не в его характере, но сейчас парень сдерживается, думая лишь о том, что это может навредить Тэну. По сравнению с метающимся перед доской Джонни, школьник спокойно выслушивает все острые слова. Учитель же будто воспринимает их на свой счет вместо самого Джено, кажется, вот-вот заплачет.
Внутри него плещется безумная смесь обиды, отчаяния, непонимания… Он расстроен беспочвенной ненавистью этих людей к другому человеку, подавлен тем, что не владеет ситуацией. Но ни капли злости, ни капли гнева.
Гнев – не хорошо и не плохо. Это нормально. Это человеческое чувство. Но все, что Джонни чувствует к этим детям – жалость. С одной стороны его жутко напугало только что сделанное им открытие, но с другой…
Ему хочется просто выйти, уйти домой, позвать своих «маму» и «папу» и весь день рассказывать им об этом отвратительном дне.
«Но так нельзя»,– думает Джонни,– «я взрослый, а эти дети под моей ответственностью. Да, я хочу по-детски умчаться отсюда по лужам в резиновых сапогах, но моя нога на детский сапог уже не налезет».
Что-то в его мыслях о ребенке в сапогах, подростке в кроссовках, луже между ними и вопросе о счастье начинает проясняться.
– Отвратительное поведение!..– громко заявляет он на весь класс.– Оскорбления на этом уроке не приемлемы! Мы буквально два дня назад говорили о важности доброты и понимания к окружающим…
– Учитель, Вы не поняли? Он грязный гей!..– продолжает настаивать один из мальчишек. Кажется, именно его Джонни видел в тот день у директора, когда они с Куном приходили забрать Джемина и Джено.
– Грязный здесь только твой рот!..– вдруг вскакивает с места ученица за первой партой.
Вся эта ситуация грозит перерасти в настоящую вражду, которая будет продолжаться до конца учебного года, а может, еще и долгое время после выпуска из школы.
– Я знаю, как это решить,– говорит Джонни, осматривая класс,– сейчас же начинаем писать эссе о своем отношении к однополым отношениям и приводим аргументы за и против. Я, как и всегда, тоже буду писать.
Шум понемногу стихает, дети всерьез принимаются за ручки и усердно что-то пишут в своих тетрадях. Джонни опускается на стул и делает глубокий вдох. Все уже «устаканилось», но на груди как будто тяжелый груз.
Дети быстро расходятся после звонка, хоть некоторые из них и метают друг в друга злостные взгляды. Едва ли они разошлись, класс наполняется новыми ребятами. Джемин радостно приветствует учителя, и Джонни с трудом улыбается в ответ.
– Что-то случилось?– спрашивает парень, встав перед учительским столом.
– Да так, трудный день,– нелепо пытается отмахнуться учитель, но сразу за этим из глаз брызжут слезы. Он стыдливо отворачивается, а Джемин стоит столбом.
У всех детей и подростков есть непонятная убежденность в том, что взрослые, такие ответственные, умные, сильные не плачут никогда. Вероятно, потому что никогда не заставали «взрослых» за этим занятием. Потому парень стоял, нависнув над столом, и думал, что будет правильным с его стороны, чтобы успокоить старшего.
– Хён, я могу чем-то помочь?– наклонился ближе и шепотом спросил Джемин, оглядываясь вокруг – в классе еще мало людей, так что никто пока не обратил на них внимания.
Джонни сделал глубокий вдох и вытер глаза. Что-то непонятное скребло у него на душе, и это были точно не кошки. А даже если кошки, то наверняка огромные когтистые мейн-куны.
– Извини, я немного расстроился, но сейчас все хорошо, не беспокойся,– он улыбается и хлопает мальчика по плечу.– Как у тебя дела?
– Это кто-то из того класса тебя расстроил?– насупив брови, спрашивает На, будто уже готовый догнать их и отругать.
– Меня никто не расстроил, я сам расстроился, Джемин,– учитель неловко пожимает плечами.– Люди не могут тебя расстроить, пока ты сам не позволишь себе расстроиться. Я только что обнаружил, что являюсь одним из тех, кто принимает многое близко к сердцу. Я…чувствительный. Но ведь эмоции и чувства – это нормально для людей,– Джонни скорее утверждает, но Джемин все равно кивает в знак согласия.
– Перемена скоро закончится,– спохватывается парень,– я хотел увидеться с Джено. Он уже собирается бежать, как учитель снова окликает его, заставляя громко тормознуть резиновой подошвой кед.
– Слушай, Джемин, а… Тебя в классе не обижают? Ну…
– Хён такой милый, когда проявляет заботу,– хихикает Джемин,– все уже почти смирились и только изредка вспоминают об этом, когда совсем уж скучно и не к кому пристать, не беспокойся. А еще, оказывается, я не единственный «особенный» в нашем классе,– он ставит кавычки в воздухе и широко улыбается.– Я получаю весомую поддержку от этих ребят, особенно Йерим, так что можете расслабиться.
Не дождавшись ответа Джонни, он машет ладонью и быстро выбегает из кабинета. Тот смотрит ему вслед, но думает уже не о парне.
«Эмоции и чувства – нормально для людей».
«Чувствовать гнев – тоже нормально для людей. Так почему…»
«Почему у меня не получается почувствовать ни злость, ни гнев?.. Я ведь тоже…человек?»
***
Ренджун проснулся в чужой постели и первое, что он сделал – запаниковал. Голова трещала, будто он не спал всю ночь, хотя часы ясно утверждали, что уже давно не утро. Он выбрался из-под одеяла и сел в постели, утыкаясь руками в кровать. В голове творился какой-то хаос: парень не мог понять – это отрезки настоящих воспоминаний или кусочки уже забывающегося сна.
Он узнал спальню Куна – бежевые стены, высокая двуспальная кровать, зеркало, шкаф, тот самый комод, в котором он недавно искал себе одежду. Парень взглянул на свои голые ноги и принялся снова рыться в воспоминаниях о вчерашнем вечере.
«Так все это… правда было?...»
Он догадался, что Кун сейчас наверняка в школе и первым делом решил заняться поисками своего телефона, чтобы позвонить ему. Он не совсем четко представлял, что ему скажет, но это сейчас казалось не очень-то важным. Важнее – услышать его голос.
Одежда, которая была на Ренджуне вчера, уже чистая и свежая лежала в сушилке. Парень встал перед раковиной и быстро умылся. Пушистое полотенце приятно пахло кондиционером для белья, что парень ненадолго завис, прижимая его к щеке. В доме дяди полотенца так никогда не пахли. И никогда не были такими мягкими.
Вытеревшись, он вышел в зал и, наконец, обнаружил свой гаджет на столе перед диваном. Сообщений было не так много: всего три чата – недавно созданный групповой чат с Джемином, Джено, Марком и Донхёком, групповой чат класса и сообщения от «Кун-гэ».
08:54 Кун-гэ
Я не хотел тебя будить, надеюсь, ты не испугаешься, когда проснешься один
08:55
Включи телевизор, а то в квартире очень тихо, так и с ума сойти недолго ахах
08:56
На плите есть суп, поищи что нибудь и в холодильнике, учти, что если ты не поешь суп, я буду расстроен
08:57
У меня скоро начнется урок, так что мне пора
08:57
Ни о чем не переживай и просто отдыхай, я приду домой после обеда
08:57
Я люблю тебя, малыш
Хорошо проведи время
11:13 Малыш Джуни
Уже почти обеденное время, значит, скоро ты будешь дома
11:14
Я рад, что так много проспал, теперь быстрее тебя увижу :з
11:15
Спасибо, Кун
11:15
Я тебя тоже очень люблю
***
– Круто же, что Джено и Джемин снова могут вместе ходить домой!– привычно эмоционально восклицает Марк.
– Да…– вяло отзывается плетущийся рядом Донхёк.– Я рад за них.
Он, как под гипнозом,топтал ногами мокрый снег, пряча нос в вороте своей толстой зимней куртки. Марк нахмурился и взглянул в лицо парня, преградив путь, встав перед ним.
– Послушай,– говорит он, кусая губы,– я никогда не был особо наблюдателен в отношении других людей, но я вижу, что тебе нужно поговорить.
– Да не-ет…– Донхёк округляет глаза и смотрит в чужие почти напугано,– все в порядке, Марк.
Он начал идти вперед, но Марк не сошел с пути, продолжил смотреть в его лицо, шагая задом наперед.
– Хёкки, ты обещал поговорить с тем, кто может тебе помочь, но все еще этого не сделал, я… Я, вообще-то, волнуюсь за тебя!..
Оба остановились. Всего на мгновение между ними установился зрительный контакт, но парни тут же отвели взгляд, смущаясь друг друга. У Донхёка внутри начали лопаться мыльные пузырики, а щеки, и так красные от холода, заалели еще гуще.
– Я поговорю!..– только и может выдавить он из себя.
– И с кем же?
Ходьба Марка задом наперед возобновляется.
– С Доён-хёном, он просил меня писать и звонить, если… Если будет нужно. Он врач и он взрослый!..– зачем-то заявляет Хёк, немного заикаясь.
– Я…
– Ты сейчас споткнешься и упадешь,– парень хватает его за ладонь ровно в тот момент, когда Марк пяткой чувствует выступ, об который он уже запнулся,– встань рядом и иди правильно, потому что я тоже…
Глаза парня так и бегают по сторонам, а Марк, будто догадываясь, ехидненько улыбается и наклоняет голову ближе к нему:
– Что «тоже»?
– …Тоже волнуюсь.
Марк не задает больше вопросов, зная, как смущен сейчас парень. Просто идет рядом с довольной улыбкой, а слова в голове сами собой складываются в рифмы.
***
Тэён припарковал машину и устало поплелся к дому. Парень протяжно зевал, пока преодолевал этажи ступень за ступенью. Неразборчивый график работы отнимал у него много сил: один день он мог поработать всего пару часов, в другой – рекордные двадцать, а изредка мог и вовсе просидеть весь день дома. И все же, пожалуй, он любил то, чем занимался. Мысль о том, что его работа помогает людям, грела его доброе сердце – под оболочкой комичного самообожания крылась огромная любовь к людям. Тэён не умел ее выражать, но в последнее время очень старался этому научиться. В основном, ради Джонни.
Ум этого парня стремительно рос, его любознательность давала свои плоды, но эмоционально он не был закален вовсе. Он не рос, как все люди, познавая природу человеческих эмоций по чуть-чуть. Его просто бросили в этот мир, в тело уже социально-ответственного взрослого, так что в какой-то степени, это было нечестно, по мнению Тэёна.
Последние пару недель ему не удалось провести с Джонни побольше времени. Из-за этого он чувствовал вину: Джонни, может и взрослый мужчина с работой и шикарными костюмами, но Тэён знал, что в ответе за него. Да, как за сына, и что с того?
Он открыл дверь, уже предвкушая, как голова коснется холодной подушки,и сознание быстро улетит далеко-далеко отсюда, заставляя расслабиться все мышцы тела. Но не тут-то было.
– Тэён-и, мне кажется, я неправильный.
Этими словами встречает его парень прямо у дверей. Тэён хватается за сердце и тут же причитает:
– Я, конечно, не верю в бога, но, Господи Иисусе, ты какого хрена не спишь?
– Ты злишься сейчас?– спрашивает Джонни.
– Скорее, обеспокоен,– отвечает Тэён, снимая обувь.
– А если твою машину сейчас кто-нибудь исцарапает, ты будешь злиться?
– Ну, скорее всего…– парень заходит в зал, а Джонни хвостиком плетется за ним.– К чему ты ведешь? Ты поцарапал чью-то машину?
Он присел на диван и откинул голову на его спинку. Глаза сами собой начали слипаться, и парень даже не стал противиться желанию сомкнуть их. Джонни сел рядом и продолжил тараторить у уха.
– Да нет же, но твоя первая в списке, если не будешь меня слушать!..
– Я слушаю-слушаю,– отвечает парень, приоткрыв один глаз и поглядывая на сидящего рядом.
– Ты часто испытываешь злость и гнев, да все люди это испытывают. А я нет. Понимаешь? Значит, я – не человек? Это ведь плохо, да? Или хорошо? Может, это сбой в моей сети?...
Тэён терпеливо слушал парня, слушал, пока голова не закипела от количества вопросов.
– Я не зна-аю-ю,– почти заскулил парень,– прости, я так сильно хочу спать.
– Ну вот, ты чувствуешь раздражение, раннюю стадию злости, а я даже этого не чувствовал. Я просто расстраиваюсь и плачу. Это не нормально, разве нет?...
Тэён пытается слушать, но сознание медленно отключается, а плечо Джонни вполне себе неплохо заменяет «холодную подушку», о которой он грезил всю дорогу. Голос парня вдруг превращается в колыбельную, монотонную и спокойную, пока не утихает совсем. Он отрывочно слышит что-то про Доёна, какие-то извинения, пожелания спокойной ночи.
– Да-да, спокойной, Доён, и ты меня прости…– безразборчиво лепечет парень и, наконец, проваливается в сон.
