Мечты сбываются

      Своих будущих подопечных я нашла в двух комнатах, вместе с ними были и дети, всем от одного до двух лет. Видимо, Винне заменили новенькой, потому что в каждой комнате было по две девушки, трое из них — с детьми. Четвертая, юная забрачка, была беременна, и она одна оказалась совсем не сломлена. В ее глазах горел огонь ненависти, который быстро сменился растерянностью, когда я разъяснила им ситуацию.       Я же многое узнала о своей «покупке». Каждая из этих девушек оказалась одарена. Каждая! У каждой был свой минимальный небольшой дар, который они использовали, я предполагала у Винне интуицию, но на самом деле даром была удача: отчим ее ненавидел, а когда умерла ее мать, оставив ферму в наследство ей, а не мужу и его сыновьям, он захотел жениться на падчерице, но на ферму напали и вырезали всех, кроме нее. Она сильно болела в детстве, и ей поставили диагноз бесплодие, но одаренные сами по себе живучи, так что когда она встретила более сильного одаренного — у нее появился сначала сын, а потом уже и еще раз забеременела. Она могла попасться к любому садисту, ее могли разделить с сыном и продать их отдельно друг от друга, но она встретила меня, которой в принципе насрать, есть у нее дети или нет, мне было даже лучше, учитывая, что моим деткам было бы скучно жить на планете, где они бы были единственными детьми. Винне была лидером этих пленниц, она поддерживала их, любила как сестер, которых у нее никогда не было. По-моему, стоило мне сказать, что я узнала о них от Винне, — и можно было брать их всех с потрохами. Я реально походу Орден создам, поняла вдруг я, глядя на этот гарем. Меня будто погладили по голове, с отчетливым хохотом в Силе. Я вздрогнула и поняла, что слишком ушла в себя, когда забрачка аккуратно дотронулась до моего плеча и сказала:       — В подвале мой брат, с ним что-то делали. Я давно его не видела, но между нами всегда была связь, мы ощущали друг друга всю жизнь. Ему было очень плохо все эти дни.       Забраки — одна из самых гордых рас, а эта, судя по всему, полукровка, ибо она выглядела человеком, только два маленьких рожка торчали из лба. Да и отсутствие татуировок о многом говорило: ее бы не приняли на родной планете, ведь тату им нужно будет заслужить, а по ней видно, что она еще ничего для этого не сделала. У забраков существует множество ритуалов, в которые они не стремятся посвящать окружающих, но знающие люди многое могли из них вынести. Например, каждый может понять, что конкретно эта забрачка — пока еще нуль полный.       В общем, домик мы решили обыскать. Девушки, тихо переговариваясь, бесцельно ходили по комнате, я же сразу последовала именно за забрачкой. Она постояла неуверенно на месте, а после пошла в сторону подвалов, из которых вылезла я.       Дверь была заперта аж на три замка, благо ключиков у меня теперь много.       То, что я увидела — не смогла сразу осознать. Руки с вывернутыми суставами, прижатые к друг другу позади спины, в несколько рядов соединенные наручниками, были посиневшие и опухшие, а наверху наручники соединялись с толстой цепью, прикрепленной к потолку. Ее длина позволяла сидеть на коленях, но не позволяла опустить руки вниз. На коже были вырезаны символы, из некоторых сочилась кровь из-за постоянного натяжения кожи и в целом неудобной позы, другие в более «спокойных» местах покрылись струпьями. Штаны потемнели от застарелой крови, черноволосая голова безвольно склонилась над грудью, а длинные волосы скрывали черты лица.       Забрачка с невнятным всхлипом тяжело оперлась на мою руку. Я аккуратно прислонила ее к стене — некогда мне разбираться с ее истеричным поведением — и подошла к парню. Поселенец из голокрона уже кое-чему обучил меня, например, определять состояние больного. А также он жил во времена, когда ситхи были вполне себе живыми, а не легендой, пугающей детишек, так что ситхскую символику я поняла сходу, как и примерное содержание текста, вырезанного на коже парнишки: ему хотели увеличить резерв. Такое насильственное расширение резерва в принципе ни к чему хорошему не приводит. Во-первых, пациенту нужно конкретно расшатать всю систему жизнедеятельности, а это пытки. Во-вторых, не всякий разум выдержит это. Вот и стоило мне подойти поближе, как парень резко поднял голову и сквозь завесу волос уставился на меня ярко-желтыми глазами. Что-то мне подсказывало, что это не его родной цвет глаз, а падение света в нем.       Я поняла, что мы с минуту играли в гляделки. Я ощущала себя очень странно: отчетливо чуяла в нем тьму, но при этом она не вызывала отвращения, как в том же убитым мной «джедае». По идее, ситхи — мои естественные враги, а с другой, ну убью я его — и это отвратит от меня девушек, да и Винне тоже. А мне она нужна. Решение было принято, дальше я не колебалась.       — Я сейчас буду снимать наручники и веревку, будет больно. Что смогу, я вылечу: вправлю суставы, помогу с ушибами.       — Кого ради этого мне придется убить?       Голос паренька хрипел, я же сжала кулаки: судя по всему, он даже не заметил сестру, а я быстро поняла, как они заставили его «упасть». По сути, сколько ему лет? Тринадцать? Его никогда не готовили к чужой смерти, тем более к тому, чтобы убить кого-то самому. Даже многие рыцари светлой стороны сходили с ума на войне, чувствуя постоянную смерть, не говоря уж о падаванах. А тут… его сознание, истощенное пытками, практически не сопротивлялось тонкому вхождению для чтения воспоминаний. Я узнала, что при встрече падший сделал ему предложение, от которого сложно было отказаться: «Либо ты убьешь родителей своими руками, либо мы будем пытать их у тебя на глазах, до тех пор, пока они не сдохнут».       Когда на их ферму напали, у них были гости. Так что начал падший с гостей. Он пытал их, и все быстро осознали, что их ждет и что помощи ждать не от кого. Так что маленький забрак сломался после изнасилования его матери и сестры, увиденные бесчинства с родными пробудили в нем ненависть, та толкнула его в тесные объятья тьмы, а смерть родных от его руки заставила изначально светлого ребенка упасть со свистом. С тех пор прошло три недели и были лишь постоянные пытки. Хочешь есть — убей того-то по приказу. Иногда его выпускали найти своих жертв, а чтобы он вернулся, проводили сеанс легких пыток его сестры, единственной, кто остался от его семьи, но, видимо, все же боялись, что он плюнет на сестру, все-таки тоже пал, и поэтому большинство жертв приводили к нему. Надо отдать им должное, убивать его научили. Чудо, что он не влетел во тьму еще больше, превращаясь в зверя тьмы, безвольного убийцу. Я же искренне сожалела об одном: та тварь умерла слишком быстро. Слишком милосердно. Если бы я знала больше, я бы отрезала от него кусок за куском, а вот сердце или член подарила бы этому пареньку, терпеливо ожидающему сейчас мой ответ.       Я спокойно и тихо сказала:       — Я пришла освободить вас. Мне ничего не нужно. А Джорох мертв, я убила его.       Джорохом звали ублюдка, благодаря которому у меня теперь есть гарем.       Щитов на сознании у него не было, так что мне, как чувствительной к Силе, без труда удалось поймать оттенки эмоций — злость, облегчение и боль.       Я стала освобождать его от первых наручников, когда услышала свистящий шепот с оттенками безумия:       — А эти боялись вставать рядом со мной, думали, я им горло перегрызу.       Я подмигнула ему и, сладко улыбнувшись, сказала:       — А ты не боишься, что я тоже могу тебя убить?       Агрессией от него перло так сильно, что я, как носитель светлой стороны, ощущала ее буквально кожей, я чувствовала ее и языком, она отчетливо кислила. Я подавила желание отпрыгнуть или сделать ему больно, да и вообще вытворить то, что превратило бы меня во врага, которого надо давить, но сбить уровень агрессии я могла и другим способом, что и сделала.       Я прижалась к нему всем телом, давая почувствовать тренированные мышцы сквозь тонкую одежду, а также сбивая его с агрессии. Ибо я красивая тогрута, на мне лишь тонкая футболка и не менее тонкие штанишки, легко было почувствовать, что белья под ним не было, также помимо моих подтянутых мышц хорошо ощущалась высокая и упругая грудь, как минимум второго размера, и мягкие округлые бедра, которые с таким финтом чуть ли не уселись ему на колени. Как бы его не натаскивали на убийство, он все еще оставался подростком с цветущим пубертатом. Он покраснел даже сквозь потерю крови, вся агрессия ушла ему в брюки, и он отвернулся от меня. А вскоре ему и вовсе стало не до этого: крепко стянутые руки почувствовали приток крови, а потом я и вовсе резким рывком вправила руку. Он закричал. Дав ему немного времени, я сказала:       — На счет три вправлю вторую. Раз…       Резко вставила на место плечо. Он снова вскрикнул и потерял сознание.       Ну, что ж, тем лучше. Я легкой медицинской техникой, что успела выучить, убирала последствия передавливания, да и своего далеко неаккуратного вправления костей тоже. Плотно перевязав его своей рубашкой, я привела в чувства забраков. Сестра смотрела на него заплаканными глазами, полными боли и жалости, а после прижалась к нему, стараясь ни на что не надавить, и заплакала.       Он посмотрел на свои перевязанные руки, потом осознал, что они не болят, и перевел взгляд на меня. При том абсолютно не обращая внимание на сестру.       Я ответила на вопрос, который читался в его глазах.       — Во Вселенной много рас. Некоторые разумные, некоторые не очень. Некоторые высокоразвиты, некоторые нет. Но среди всех них есть отдельная каста — одаренные, форсюзеры. По сути, они сильнее своих сородичей, умнее, красивее. Говорят, что сила любит своих носителей, но на самом деле это далеко не так. Она жестока, и ей плевать на носителей, у нее всегда своя игра. Одних она может вести, а потом бросить. Других толкает всю жизнь. Некоторые идут сами, не дожидаясь благословенного пинка. Суть в том, что мы улучшенной породы и способны на многое. Суставы хоть и будут одним из твоих слабых мест на ближайшие пару месяцев, но хотя бы не на всю жизнь, потому что одаренные живучее и сильнее обычных жителей Вселенной. У нас своя мораль и логика, потому что мы видим этот мир по-другому, воспринимаем его по-другому.       Почему-то перейти на лекторский тон оказалось легко.       — Ты джедай?       — О, меня выгнали из Ордена два года назад. С тех пор я не ситх, но и джедаем назвать меня сложно.       — И что с нами будет?       — Вы можете пойти со мной, можете пойти куда хотите, я никого не держу.       — «С тобой» означает куда?       Он выделил интонацией «С тобой», как бы намекая, что доверяет мне примерно в расчете никак помноженное на ничто.       — Есть дикая планета. Людей, кроме нас, там не будет, в случае чего я смогу ее отстоять. Планетарная бомбардировка не страшна. Есть пара силовых техник, которые позволят защитить от бомб.       — Ты сказала, что была джедаем.       Я кивнула, глядя на него с интересом.       — И ты спасла нам жизнь?       Я снова кивнула, подтверждая очевидное.       Он прикусил губу, что-то решая для себя.       — Я тебе должен.       Я хотела сказать, что это необязательно, но промолчала, ожидая, что он еще скажет.       Он выпрямился, хотя это явно причиняло ему боль, а после вздернул гордо подбородок и заявил, сверкая желтыми глазами:       — Я могу быть вашим учеником. Я… быстро учусь. Вы говорите о бомбардировке, значит, у вас есть враги. Я умею убивать, я стану защитником тех, кого вы укажете.       Я стояла как громом пораженная, слыша заливистый хохот в Силе: ей очень понравилось то, что она услышала. Я уже осознала ее ответ, она однозначно за. Но что мне делать с абсолютно темным мальчишкой? Вот так и придется распечатать ситхские голокроны.       — Хорошо, ученик. Считай, что уговорил.       Его сестра смотрела на нас огромными глазами, но почему-то молчала и не встревала.       А я ведь и не мастер. Я ушла из Ордена даже не рыцарем — падаваном, а теперь обзавелась учеником. Вот так и вспоминается Кеноби, который говорил Энакину, что, мол, ученик находит учителя, несмотря на все протесты учителя. Он ведь тоже не хотел ученицу, ждал ученика лишь Кеноби, он ведь, по сути, воспитал лишь одного — Энакина, а вот подогнали тогда ученицу рыцарю, а не мастеру. Да и я с самого начала упиралась, даже не словам Совета, который мне дал выбор: Кеноби или Энакин — но я тогда с упорством носорога твердила о том, что рыцарь Скайуокер должен стать моим мастером. Даже доброжелательно настроенный ко мне Кеноби не менял ситуацию.       Стоило мне только увидеть Скайуокера, как меня словно током ударило: это мой учитель. Мне говорило об этом все, хотя я даже не могла понять, почему меня с него так унесло. С первой встречи и секунды. Я ведь по дороге размышляла о Кеноби, что учиться у Кеноби было бы куда престижнее, от такого мастера многому можно было бы научиться, много получить, да и поначалу репутация учителя будет работать и на меня. Но я уперлась монтралами и, став ученицей Энакина, поняла, что сделала все правильно. Хотя Скайуокер достаточно часто пренебрегал своими обязанностями, иногда казалось, что ему абсолютно похер, есть у него ученица или нет. Лишняя работа, которую он не просил. Иногда я абсолютно не понимала, зачем же тогда меня взял? Ведь когда я уходила, именно он разорвал между нами связь, которая и так нарабатывалась с огромным трудом. Я уходила не от него, а из Ордена, но он, видимо, посчитал это личным оскорблением.       Я поняла, что стою перед своим будущим учеником и молча пялюсь ему в его желтые глазенки. Он со своей гордостью второй раз не предлагал, а я слишком задумалась.       Я протянула руку к его волосам и стала заплетать косичку, чувствуя, как с каждым переплетением волос между нами образуется связь. Когда я закончила плести, связь была еще тонкая, но я уже чувствовала своего ученика, его физическое состояние и эмоциональное потрясение. И это без использования Силы. Я открыла глаза, которые даже не помнила, как закрыла, и увидела, как он стоит, держась за грудь, и очень часто дышит. Я поняла одно: это работает и в обратную сторону. Прислушавшись к себе, я убедилась, что по связи не передала ему ничего отрицательного.       Что же, теперь у меня официально есть ученик. Я покачала головой. А ведь по сути, у меня изначально было только два желания — это спасти детей и Энакина. А тут я обросла связями, словно сам мир решил оплести меня потуже.