Что дальше будет — неизвестно

      Вечер. Маленькая уютная квартира, утопающая в тонком аромате роз и ванили, мерцание свечей и аппетитный запах ужина на столе. Мужская фигура суетится на кухне у большого стола, накрытого просто, но весьма со вкусом.       — Черт! — вслух выругался мужчина, немного не расчитав и врезавшись бедром в угол стола. Скривился лицом, потер ушибленное место, а затем немного отошел в сторону. Быстро окинув взглядом помещение, мысленно заключил, что совершенно от себя такого не ожидал. Это так странно. Стоит весь такой нарядный, в строгих брюках и белоснежной рубашке посреди невероятно красивой романтической обстановки места будущего свидания. И пусть это не дорогой ресторан или иное приличное место. Ну и что? Ему никак нельзя быть узнанным где-либо в обществе молоденькой девочки в романтичной обстановке. Зато здесь, на своей съемной квартире, можно развернуться от души.       Таня хотела, чтобы Кипелов что-то сделал для их отношений. Чтобы их встречи действительно стали таковыми. И он сделал это. Как бы ни сопротивлялось его естество всему этому марафету, он хотел доказать девушке серьезность своего отношения к ней. Он был намерен показать ей, что хочет не только секса, но чего-то более важного. Он и правда чертовски привязался к ней и утопал в сильнейших чувствах, сходил с ума от ревности и желания душевной близости с ней… Поначалу вся эта затея с романтическим вечером при свечах его самого ужасно смешила. Но мало-помалу он свыкся в будущей ролью не то принца на белом коне, не то героя-любовника девичьих грез, купил вполне приличные вещи и даже со временем приспособился к такому необычному для себя стилю одежды. А что? Как выяснилось, сидит на нем костюмчик весьма не дурно. И ходить во всем этом великолении относительно удобно. Но воротничок рубашки все-таки расстегнул. К черту все эти удавки! Что угодно, только не этот кошмар. Роль пуделя с бантиком на шее Валерия совсем не прельщала. Да и галстуки что-то слишком официально выглядят. Хватило собственной свадьбы много лет назад.       Все утро и день мужчина провел сначала в душе, а затем на кухне. Начинались приготовления со скрипом и внутренним сопротивлением, но постепенно он втянулся в процесс, и вся эта суета ему даже начала нравиться. Делать что-то для прекрасной девушки, в которой залип как в сладком варенье со всеми потрохами — это то еще наслаждение, как выяснилось! Кто бы знал! Ближе к вечеру Кипелова начало потряхивать от волнения. Волосы он расчесывал и собирал в хвост особенно тщательно. Мелкая дрожь предательски не давала быстро застегнуть рубашку. Пальцы упорно не желали слушаться. Последний штрих — облако парфума вырвалось из флакона. Чуть не прыснул себе в глаз. Нервы, нервы надо лечить. Природу своего волнения мужчина никак не мог понять.       Время неумолимо летело к пяти часам вечера, а сердце с каждой секундой ускоряло свой темп. Адреналин разносился по венам, нагнетая жар в висках. Свечи Кипелов зажег с трудом. Пару спичек сломал неуклужими от трепета пальцами. «Черт побери! Как успокоиться-то?! Трясет как мальчишку. Робею. Натурально робею! В шестьдесят лет! Вдох, выдох, вдох, выдох! Кипелов, расслабься. Все хорошо, все отлично. Все просто пре…» Будильник! Пять часов! Прошибло на месте насквозь словно молнией. Мужчина подошел к входной двери и замер. Сколько прошло времени, он не знал, но успел немного успокоиться. Вдруг тишину нарушил топот каблучков на лестничной площадке. Шаг, еще, еще… Остановка. Валерий приложил ладонь в двери прямо под дверным глазком, но не посмотрел в него. Она рядом, в нескольких сантиметрах, разделенных только дверью. Почему-то медлит. Не знает, что за дверью стоит он. ***       В это время в подъезде Таня изо всех сил пыталась спрятать остатки так не кстати нахлынувших чувств. Кипелов позвонил сам сразу после ее возвращения в Москву. Он позвал ее к себе и попросил одеться по-особенному. На все вопросы девушки он деликатно переводил тему, распаляя ее любопытство. Неужели свидание? Неужели он сделал наконец-то то, о чем она когда-то так страстно мечтала?! Неужели это не просто очередное приглашение раздвинуть ножки пошире и трахнуться на кухонном диванчике или подоконнике, а что-то по-настоящему необычное? А что если ей просто показалось, и он снова будет грязно ее домогаться, и снова нужно будет играть холодную стерву и динамить любовника? Ей так это все чертовски надоело, что вдруг прямо в лифте захотелось разреветься. Разреветься, как когда-то в детстве у мамы на коленках. Слезы предательски покатилишь горячими потоками по щекам. Как же, твою мать, не вовремя! Угораздило родиться в женском теле… «Почему? Почему так больно??? Почему так чертовски обидно, что аж зубы скрипят?! И какого черта я все еще плачу из-за него?! Почему все еще бегаю к нему?! Бегаю, вопреки всему. А может я попросту придумываю все эти отговорки, что я якобы сильная и только играюсь, а как наиграюсь, сразу брошу его, как того зайку из всем известного детского стихотворения Агнии Барто…» — думала в движущемся наверх к заветному этажу лифте девушка, пугаясь собственных мыслей и сгорая изнутри от горькой смеси досады и ненависти. Ненависти за то, что даже сейчас, когда она выстроила глухую оборонительную стену в своей душе, когда ей наконец показалось, что чувства к Валерию навсегда умерли в ней, он каким-то образом все равно умудряется делать ей больно, сам о том не подозревая. Было до боли обидно, хотелось выть и царапать стены маленькой подъемной коробочки жилого дома, орать на пределе сил и возможностей голосовых связок и метаться загнанным зверьком по замкнутому пространству. Нет! Нет! Нет! Ни за что! Больше он не сделает ей больно. Да, она понимала, что по какой-то неведомой причине снова и снова безвольной куклой будет бегать к нему, к своему роковому мужчине. От похоти, которая все еще жила в ней, или от желания отыграться, взять реванш — но летела она к нему, не помня себя, вловно птица в небесах. Но раз так, тогда остается лишь одно — ни за что, ни при каких обстоятельствах не подавать вида, что она ранена и обижена. Аккуратно вытирая слезы и медленно успокаиваясь, Таня, облокотилась о стену лифта, поклялась себе больше никогда не давать себя в обиду и растоптать все эти сохранившиеся в ней руины чувств, ломавших ее волю. Когда-нибудь она почувствует себя абсолютно свободной. Свободной от него. Свободной от его взгляда и голоса. Перестанет тянуться к нему даже телом, наиграется как следует. И тогда бросит. Не дрогнув. Не испытывая при этом ничего. Холодо и цинично. Когда-нибудь это обязательно случится… Лифт остановился, распахнул двери перед той самой дверью, в которую что-то влекло по-прежнему неудержимой силой, и к которой испытывало жгучую ненависть израненное сердце. Несколько шагов — словно зеленая миля, остановка, рука касается двери. Где-то там — мужчина, перед которым она не смотря ни на что почти бессильна. И именно сейчас так нужно собраться с мыслями, силами и волей. Вдох, выход, пальцы на кнопке звонка. Игра начинается…       Валерий немного помедлил, затаившись у двери, сделал несколько звучных шагов и повернул ключ в замке на 2 оборота. Отступил чуть назад, пропуская гостью в сумрак своей съемной квартиры. В нос ударил свежий цветочный аромат туалетной воды со сладкими нотками ванили. Пара звучных ударов каблучков по полу, и в помещение зашела девушка в легком плащике цвета кофе с молоком и поставила мокрый зонтик у двери. У Кипелова на мгномение перехватило дыхание и вспотели ладони. Таня была роскошна. Идеально ухоженные локоны, нежный естественный макияж — все так просто и со вкусом!       -Классно выглядишь! — игриво прощебетала Таня, легким движением ручки приподнимая чуть отустившийся в изумлении подбородок Кипелова. — Тебе идет!       Валерий встрепеннулся, вышел из ступора, едва заметно смутился и на мгновение слегка опустил глаза. Как-то неловко он ощущал себя в рубашке и брюках, не привык носить подобные вещи. Случалось такое крайне редко. И всегда мужчина чувствовал себя настоящим клоуном в цирке. Другое дело — кожаные штаны и простая черная майка без рукавов имени себя. В таком виде на концертах он чувствовал себя как рыба в воде — уверенно, брутально и максимально привлекательно.       Смущенно опущенные несколько мгновений назад глаза Кипелова как-то спонтанно поднялись наверх и встретились с игривым взглядом девушки. Эти глаза не против. Желание развязать манящую ленточку на подарке нестерпимо. Руки мужчины сами потянулись к поясу, аккуратно развязали его, расстегнули несколько пуговиц плаща, ловко проскользнули внутрь к плечикам девушки и скинули ненужную одежду. Кровь моментально прилила и к голове, в куда-то вниз, куда сейчас совсем не нужно было ей приливать — невовремя и слишком, слишком рано! Но глаза уже намертво вцепились в ярко красное, цвета свежей крови, платье Тани с умопомрачительным декольте, в котором как в океане тонуло сознание мужчины.

Ты пришла под пенье ветра Из неведомой страны.

      Это было жестокое, слишком жестокое декольте… Кипелов нервно сглотнул слюну, с трудом перевел взгляд на лицо девушки, легко и деликатно коснулся ладонью ее щеки, медленно приблизился губами к нежному личику, влекомый чем-то средним между бьющей в голову сотней орудий страстью и щекотливой бархатной нежностью, на мгновение почувствовал влажное учащенное дыхание девушки на своей коже, уже почти провалился в этот омут с головой и сдался без боя…       — Валер, мы долго так стоять будем? — Таня невинно похлопала длиннющими, почти кукольными ресничками, театрально надула губки и произнесла уже такую привычную и ожидаемую фразу. — Я так хочу есть, просто умираю с голода! У тебя так пахнет вкусно! Что там?       Девушка ловко вывернулась из цепких рук, словно невзначай скользнула рукой по паху мужчины, прошла в кухню и плюхнулась на стул.       — М-м-м! Сколько тут всего! Умираю, как хочу есть! Ой, клубничка!       — Сам собирал… На даче, — с досадой в голосе произнес Кипелов, так и не сумевший произвести фурор на девушку. Она снова сломала всю заготовленную романтику своим полудетским поведением. Ну что ж — пусть будет так. Да и потом — это все-таки невозможно мило! У нее аж щеки раздулись как у маленького пушистого хомячка. Уплетает так, что за ушами трещит. Губы в клубнике, руки в клубнике! Наверное, такие сладкие…       — Что? Что-то не так? Ты на меня смотришь, как маньяк на потенциальную жертву, — не дожевав, выдала Таня, невинным ангелом глядя Валерию в глаза. Тот моментально покраснел как рак. Словно застуканный на месте преступления. Ведь он и впрямь сейчас смотрел на девушку с нескрываемым вожделением, невозможным образом перемешанным с умилением и восторгом.       Кипелов не нашел ничего лучше, как просто промолчать. Он нервно отодвинул стул, задел ногой ножку стола, чертыхнулся, покраснел еще сильнее и мешком неуклюже рухнул на сидение. Краснеть перед девочкой втрое моложе себя — это просто феерия в комедийном жанре! Мужчина мысленно обругал себя за такой нелепый конфуз, предложил Тане сок, получил отказ и сам выпил залпом целый стакан. Нервозность от этого ничуть не уменьшилась, а скорее прибавилась, угрожая сдать неудачливого джентльмена со всеми потрохами внезапным приступом Паркинсона. Вот только этого сейчас и не хватало для полного провала! Боже, как все нелепо получается… В попытке справиться с неловкостью и желанием провалиться сквозь землю, мужчина нервно барабанил вилкой по тарелке и усиленно жевал собственноручно приготовленное мясо по-французски, упорно не поднимая глаза на свою прекрасную визави.       Кипелов чуть не подавился очередным куском, когда по его коленкам что-то едва заметно проскользнуло наверх, а затем между ног ощутил мягкое, но настойчивое давление. Мужчина инстинктивно резко подался торсом вперед и врезался в край стола, загремев посудой. Он не успел опомниться, как маленькая девичья ножка уже активно двигалась на его моментально привставшем члене, попеременно надавливая то пальчиками, то пяткой, заставляя его немного двигаться в тесных трусах. Моментально волна дикого сексуального возбуждения накрыла Валерия с головой. Это было так неожиданно, что щеки снова запылали огнем. Даже не столько от неловкости, сколько от того, что приходится сдерживать собственные внезапно пробудившиеся первобытные инстинкты. В брюках стало безумно тесно и жарко, если так пойдет дальше, то он попросту сварится в них или взорвется на мириады осколков…       — Валерочка, милый, мы так и будем с тобой играть в молчанку? Ты же вроде хотел что-то узнать обо мне, поговорить о чем-то? Так что тебе рассказать, дорогой? — Таня говорил совершенно беззаботно, как ни в чем ни бывало, словно это вовсе не она сейчас трахала его ногой под столом. Эта чертова игра, прикрытая столешницей эротическая сцена сносила крышу начисто, а она сидит перед ним, беззаботно по-детски накручивая прядь волос на палец, о чем-то мурлыкает, а он на пределе сил пытается осознавать ее слова, усиленно напрягая отказывающий мозг. Ведь если он сейчас снова проигнорирует ее, то потеряет уже навсегда. Он это знал и боялся больше всего на свете. Но именно сейчас она делала все, чтобы свести его с ума, спровоцировать и довести до точки кипения, задав максимальный уровень сложности для такого важного и желанного разговора.       — А-а-а. Да-а… Ох… — Кипелов никак не мог собрать мысли воедино и произнести что-то членораздельное. — Расскажи об уче-е-е… О-о-о…       Договорить не получилось. В этот момент уже две девичьи ножки ловко обхватили сильно выпирающий в штанах член.       — Что, что ты сказал? Я не расслышала, — издевательски наигранно переспросила девушка.       — Об уче-е-е… О-о-о… м-м-м, — Кипелов никак не мог выговорить это простейшее слово, при каждой попытке ощущая, как Таня делает какой-то новый головокружительный финт, нежно выжимая очередную каплю солоноватой смазки. — Об учебе-е… На кого ты у-у… учишься?       — М-м, Валер, у тебя взгляд стеклянный! Тебе точно это интересно? — озабоченно спросила Таня, хмуря бровки.       — Д… да-а-а! — особенно страстно выдал Валерий, превозмогая очередную сладкую ласку милых ножек под столом.       — Ты сегодня такой странный… Ну ладно, сам напросился. Слушай!       Кипелов слушал. Вернее, думал, что слушает. Честно пытался. Таня с упоением рассказывала что-то про свою будущую профессию, про одногруппников и веселые прогулки с подружками после пар, с таким же упоением и страстью трахая мужчину под столом ногами. Пару раз он врезался грудной клеткой в стол, цеплялся за столешницу до посинения пальцев, с трудом сдерживая стоны. Таня периодически останавливалась, замечая в любовнике чрезмерное напряжение и близость развязки. Кипелов протек в штанах, вспотел, часто дышал, сходя с ума от похоти. «Боже, как же хочется трахаться!!!» — мысленно орал рокер фа-диезом. Он сгорал от желания завалить ее прямо здесь и сейчас на диван, на стол или подоконник и выебать со всей нежностью и страстью, сойти с ума в ее объятиях и умереть в оргазме. Влить в нее все — обожание, похоть и семя… Бурным потоком до капли. Желание волнами прокатывалось по всему телу, выгибая в струну, учащая до максимума сердечный ритм, а все чувства и мысли сконцентрировались на желании сладкой бурной разрядки. Но Таня буквально припечатала мужчину к стулу. Нет, не ножками конечно же, а морально. Сложнее всего было бороться с проскальзывающими животными позывами полужестокой диковатой сексуальной агрессии. Он пугался ее, сдерживал изо всех сил и не пускал в сознание. Нельзя, нельзя, нельзя!!! От этого Валерий почти оцепенел, ощущая каждой клеточкой тела острое болезненное непреодолимое желание оргазма.       — Валера, ау-у-у! Ты меня слушаешь вообще? Кому я все это рассказываю? — на краю помутившегося сознания едва расслышал Кипелов. — Тебе нехорошо? Ты весь красный и взмокший, у тебя кажется жар! Господи! Может окно открыть? Или водички налить?       Девушка быстро убрала ноги с его паха и поспешила к плите, оставляя за собой жестокое разочарование и недосказанность… Недотрахнность. Неудовлетворенность. Хоть иди в ванную и дрочи! Внизу все сводило спазмом, почти до боли, неприятной и тянущей. Член весь был сжат чертовски тесными трусами, которые к тому же еще и неприятно подмокли…       Таня быстро достала из шкафчика кружку, налила воды.       — У тебя корвалол есть? Давай накапаю!       — Таня! — у самого уха внезапно прозвучал хрипловатый от скопившейся в горле слюны мужской голос. Девушка инстинктивно вздрогнула от неожиданности, чуть не опрокинув кружку с водой на себя. Она не расслышала, как он оказался у нее за спиной.       — Не издевайся надо мной… Прошу! Перестань…       Девушка задохнулась на мгновение. Его горяченное дыхание у самой шеи, похоть, которая моментально намагнитила воздух между ними, руки, впившиеся в ее плечи… Реальность перед глазами девушки поехала, сердце сорвалось с ритма и низ живота мгновенно взвыл и загорелся огнем, словно раскаленная печь. Разум не успел опомниться, как тело почти сдалось в плен без боя любовнику.

Между нами лишь дьявольский зной.

      Таня не успела ничего осознать, как сильные мужские руки развернули ее резким движением, подхватили за бедра и усадили на столешницу кухонного гарнитура, быстро проскользнули по коже под платье, зацепились за трусики и стянули их вниз. Слишком быстро. Слишком хочется трахнуться здесь и сейчас. Слишком соскучилась по его телу и члену внутри. Язык во рту, вздох, короткий приглушенный стон, горячие губы на шее. Короткий укус, вскрик. Девушка в блаженстве прикрыла глаза и откинула голову назад, прогибаясь в пояснице. «Я схожу с ума… Схожу с ума в твоем омуте…» Горячие ладони почти до боли сжимают грудь, спускают по очереди бретельки платья. Губы в ложбинке между грудей… Трусики упали на пол. Так всегда бывает рядом с тем, кого до безумия хочешь. Ноги расступились под натиском сильных рук, пуская мужчину к телу. Близко, совсем вплотную. Стоны сдерживать бесполезно…       Остатки разума сработали молниеносно. Короткое движение руки — кружка с водой полетела вниз, со звоном и всплеском приземляясь на кухонный пол. Кипелов не сразу разорвал глубокий поцелуй… Едва отстранился, все еще глядя на девушку остекленевшими голубыми глазами, мутными от похоти. Тонкие губы чуть припухли и покраснели… Мужчина медленно опустился на колени и начал собирать осколки. Девушка по прежнему сидела на столешнице, покусывая губу. Почему-то было немного неловко… Нехороший знак. Нужно избавляться от подобных чувств во что бы то ни стало. Нужно собраться. Успокоиться.       Пока Кипелов возился с разбитой кружкой, небрежно промакивая целой пачкой салфеток воду на полу, девушка быстро спрыгнул вниз и поспешила в комнату. Нужно что-то делать. Сменить локацию, придумать на ходу, что делать дальше. Таня занервничала. Нельзя сейчас так просто сдаваться. Она чувствовала — еще рано. Лечь под него она всегда успеет. Да, трахаться с ним хотелось до визга, до чертиков, до умопомрачения. Живот сводило спазмом, в груди все свело какой-то щекотливой вибрацией, по спине разгуливали по-хозяйски большие породистые мурашки. Девушка кожей чувствовала движение Валерия позади. Он шел за ней. А что он еще мог делать? Он не успокоится. Он себе уже не принадлежит. Сама виновата. Перегнула палку. Завела его до предела. Надо выкручиваться, импровизировать. Но как?       Мысли прервал ударивший в нос аромат роз.       — Стой, Таня, подожди! — Кипелов схватил девушку за руку, отдернул от распахнувшейся двери, но поздно. Она увидела усыпанную лепестками постель. Все как в сопливых мелодрамах с эротическим уклоном. Классика свидания. Сердце моментально растаяло, Таня чуть не заревела. Для нее! Для нее он все приготовил, пусть и хотел в итоге, как она и думала, просто потрахаться… И все равно так красиво и романтично! Щеки запылали от смущения и счастья. Такого глупого наивного счастья неопытной девочки-подростка, которую романтикой заманивают в пучину разврата. «Стой! Приди в себя! — истошно орало ослабевшее сознание. И сработало! Чертики заплясали в темных глазах девушки, когда она вдруг обернулась и коротко посмотрела на любовника. Так, что Валерий успел на мгновение испугаться. Он уже видел однажды этот взгляд…       Наглый влажный поцелуй. Тонкие теплые пальчики одновременно ловко расстегивали пуговицы рубашки. Кипелов простонал девушке в рот, ощущая, как снова натянулась на максимум плотная ткань брюк. Нежные ладошки медленно двигались по гладкой груди, животу, и вдруг одна ручка Тани быстро проскользнула через оттянутый ремень вниз под брюки и белье, ловко подхватила почти окаменевший член и подняла его вверх. Мужчина схватил девушку за бедра и с силой притянул к себе, но та ловко повернулась прямо в его руках спиной и плотно припечатала его попой к стене. Вверх, вниз, чуть надавить, повертеть, снова вверх, еще вниз, вздох, почти рычание, пальцы впились в бедра до боли. Таня завела руки назад и обвила их вокруг шеи мужчины, чуть притянула к себе и в этот момент с силой прижалась к его паху, поясницей ощущая теплый плотный и профессионально чуть выдающийся живот любовника. Он звучно вздохнул почти с хрипом, откинул голову, ударившись затылком в стену, но внезапно ощутил проскользнувшую между их телами прохладу. Таня вырвалась из на мгновение ослабевших рук Кипелова, вальяжно подошла к постели, повернулась к нему лицом, игриво облизала губы, раскинула ручки и блаженно упала в гору лепестков роз. Несколько мгновений спустя ее сопротивляющиеся губы пытались поймать губы Валерия. Девушка с силой брыкалась под тяжелым телом рокера, уходя от его грубоватых ласк. Эта игра заводила обоих, будоражила и срывала крышу. Мужчина попытался схватить девушку за запястья и вжать в постель, чтобы наконец усмирить гордую лань, но та каким-то чудом выскользнула из-под него и оказалась сверху. Кипелову ничего не оставалось, как развернуться к ней лицом и, лежа теперь спиной на кровати, получать удовольствие. Но в это мгновение пальчики девушки сомкнулись на его шее. Чуть надавили, вызвав легкую нехватку воздуха. А затем Таня начала нежно и настойчиво трахать его сверху прямо в одежде. Она нежной кошечкой чувственно терлась промежностью о его член, иногда чуть придушивая мужчину, когда он пытался схватить ее за ягодицы или грудь. Нет ничего восхитительнее, чем полная власть над зрелым сильным мужчиной. Мужчиной, который перед тобой абсолютно беспомощен как котенок.       Таня ощущала, как сильно трясет Валерия от страсти и жажды обладать ею, желания войти в нее и получить желанную разрядку. Разрядку, которую она оттягивала весь вечер, начиная с игры на кухне. Мужчина был переполнен, метался в сладкой агонии на постели, не сдерживая низковатых утробных стонов и рычания, иногда перекрываемых на горле маленькой ладошкой с острыми ноготками… Почти теряя сознание, Кипелов услышал вскрик и громкий продолжительный стон девушки, почувствовал, как ослабела ее хватка, а в следующий миг пылающее огнем личико припало к его плечу. Инстинктивно мужчина задрал платье, впился пальцами в упругую девичью попу, и, с трудом понимая, что снимать штаны уже просто не способен и доведен почти до пика, сходит с ума от вожделения, несколько раз с силой продвинул ее вперед и назад вдоль члена, заорал в голос, рефлекторно приподнимаясь корпусом вверх несколько раз в след за интенсивной пульсацией в паху и в такт вырывающейся потоками в собственные трусы спермой.       — Класс! — по-кошачьи прошептала на ухо мужчине Таня.       Так странно. Спустил сам себе в штаны, а Таней так и не овладел. Вроде бы все было, но ничего не было. Это так унизительно, но все равно как в раю… Внизу промок насквозь, там почти болото, но совершенно плевать. «Трахай меня как угодно, готов кончать себе в штаны хоть каждый день, только будь моей!..» Кипелов изо всех сил почти до хруста костей притянул девушку к себе, задыхаясь от щемящей нежности, смакуя запах ее волос, вцепившись губами в шею и прижимаясь пахом к ее промежности.       — Блин, Валер, иди помойся! Неприятно же! Фу…       Как пощечина по лицу. Словно пендалем под зад вышвырнули из рая, не дав насладиться всем существом последними каплями блаженства… А она права — нужно подниматься, плестись в ванную, раздеваться и смывать с себя все это безобразие. Надо. Иначе через какое-то время весь его генофонд начнет засыхать и слипаться у него в штанах. ***       Вечер. Закатные лучи проскальзывают в небольшую спальню. Разбросанные по полу помятые лепестки роз. Маленькая хрупкая девичья фигура на подоконнике. Худенькое плечико со спущенной бретелькой кроваво-красного вызывающего платья. Уже не такого вызывающего, как пару часов назад. Задравшийся подол и стройные ножки вызывают уже не похоть, а трепетную нежность. Девушка сосредоточенно смотрит в даль за окно почти неподвижными глазами. Легкий ветерок из приоткрытого окна мягко разбрасывает по плечам русые волнистые волосы. Что-то необычное было в облике девушки. Кипелов видел ее такой впервые. Какой-то трогательной меланхолией веяло от нее. Мужчина был заворожен. Остро захотелось сгрести ее в объятия и не отпускать ни за что, даже под угрозой расстрела. Он подошел медленно, деликатно, почти бесшумно. Чтобы не напугать, не потревожить ее мысли. Таня не отреагировала. Лишь продолжала безучастно смотреть на подсвеченную карамельным закатным солнцем полоску горизонта. Валерий обнял Таню за плечи, крепко прижал к груди. Несколько секунд тишины. Кожу руки обожгла горячая капелька слезы. Вторая… Еще сильнее сжал хрупкие плечики.       — Я с тобой… Поделись. Прошу…       Пара минут звенящей колючей тишины. Короткий тихий всхлип. А потом… Потом слова полились рекой. Горькие слова, полные боли. Наивной полудетской боли. Глупой, но такой живой и настоящей. Слова о том, как девочке не хватает папы. О том, как папа требователен и возлагает слишком большие надежды. О том, как страшно подвести его, как страшно осознавать, что не дотягивает, как ни старайся. Слова о том, как редко папа бывает рядом, как он сух и далек и физически, и душевно. Серьезный, заботливый, мудрый папа! Которого почти нет рядом… Который даже никогда не обнимал. Может и вовсе не любит? Может просто заботится из чувства долга и искренне хочет воспитать лучшее в ребенке? А душа до крика просит ласки! Просто полежать на коленях, рассказать о своих горестях, а потом сладко уснуть. Так хочется всего лишь немного любви и нежности. Не знать, но чувствовать себя любимой. Таня рассказывала о том, что ради этой любви, чтобы заслужить ее, готова на все. Быть кем-то другим, такой, какой ее хочет видеть отец, и не быть собой. Не плакать, быть сильной, лишь бы не расстроить его. Учиться на пределе сил, лишь бы оправдать его надежды. Она говорила, как сильно устала и уже забыла, какая она есть на самом деле. Скупые редкие слезки падали на руку Кипелова. Таню сильно трясло. Он слушал внимательно все, что она говорит, ловил каждое слово, а сердце разрывалось на части от осознания, что не может заменить ей отца. Наверное, она что-то ищет в нем. Что-то хочет получить от него, сама не знает что. Что-то, чего он никак не может дать… На короткое время она вдруг открылась ему, а он не знал, что сказать. Слова потерялись. Слишком много всего, слишком сложно, слишком странно. А может, он просто не хотел стать для нее кем-то другим, что-то поменять в их отношениях и принять ее такой, какая она есть на самом деле. Так долго хотел, чтобы она открылась ему и пустила в сердце, но вдруг испугался в самый важный момент… Он молчал. Обнимал изо всех сил, но молчал. Долго. Минуты бежали друг за другом в ту самую даль за окном, торопя наступление ночи. А две фигуры в комнате все так же сливались у распахнутого окна в единое, но не совсем целое…       — Тань. Кто это был с тобой, когда я тебе звонил.? — тишину прорезли сбивчивые, неловкие, но горячие слова.       Таня вздрогнула, вся сжалась, напряглась. Дыхание сорвалось с ритма, почти остановилось. Трясти ее вдруг перестало. Несколько долгих секунд тишины. Тишины, взрывающей мозг. Кипелов с содроганием сердца ждал ответа как первоклассник у доски. Было неловко за этот эгоистичный вопрос. Но ему важно было знать. Во что бы то ни стало. Здесь и сейчас. Он сгорал от ревности.       — Мне нужно ехать домой.       Словно молотом по голове с размаха. Что угодно, только не этот ее холодный как лед тон. Острые как бритва металлические слова. Жестокие и безапелляционные. Все. Она снова закрылась. Наверное, теперь уже навсегда. С досадой и осознанием собственной ошибки Кипелов обнял девушку так, что она взвизгнула.       — Пусти! Валера… Мне больно!!! — она пыталась оттолкнуть любовника, ударить его. Слабо пыталась. Сил почти не было. Моральных сил.       — Не пущу тебя. Никуда. Никогда. Останься со мной. Прошу…       — Пусти. Я не шучу.       Ее взгляд не оставил шансов. Сам того не осознавая, Валерий выпустил девушку из горячих отчаянных объятий. Она медленно свесил ножки вниз, поправила бретельку платья и непослушную прядь волос и спрыгнула с подоконника. Медленно оделась, вызвала такси. Несколько секунд они оба стояли у двери, опустив головы, и молчали. А затем короткий взгляд, чуть заблестевшие глаза Тани, чуть дрогнувшие губы Валерия, быстрое «Прощай… До встречи…», холодный металлический грохот закрывающейся двери. Снова каблучки по полу за дверью, но тонущие в тишине подъезда.

Острее боли твой прощальный крик.

      Ночь будет длинной. Без сна…