***
Паша реагирует всегда очень остро, у него эмоции через край, Паша постоянно ведет диалог с самим собой в голове, анализирует, да только его анализ сбой дает, если что-то не получается. Маленькая ошибка, а деструктивные мысли уже крутятся и крутятся в голове, мешают работать, Паша их заталкивает подальше и берет на себя еще какие-то задачи. У Паши эмоции очень яркие, слишком яркие, думает Маккой, и он не уверен, что однажды Чехов сумеет справиться с ними. Он справится, иначе и быть не может. Он же гений. [То, что у этой мысли горький привкус, не оставляет Боунза в покое.]***
Паша, когда ему нужно со своими чувствами разобраться, в инженерный идет, там Скотти, у которого постоянно какие-то улучшения для Железной Леди, там спокойно и комфортно. Он крутит в руках какую-то деталь, механически устраняет простейшую неполадку, а когда идет к себе в каюту, собственные чувства кажутся ему простыми и понятными.***
У Паши сил не хватает после смены на мостике и еще одной в инженерном на какое-либо общение, он замыкается, закрывается, его лучше от собственных мыслей не отвлекать разговорами, ему время нужно. Маккой знает это. Садится рядом, гладит по кудряшкам. Чехов обнимает доктора крепко-крепко, отпускает себя, расслабляется. Маккой думает, что Паша совсем еще ребёнок. Как же его занесло на этот чёртов корабль?***
У Паши механизмы защиты, способы справляться с эмоциями более здоровые, отмечает про себя Маккой, пьющий третий (или четвертый?) бокал виски после смерти пациента. Он снова не смог спасти. Он задается вопросом, когда этот ребенок успел обзавестись навязчивыми мыслями. Он слишком мал, слышите, слишком, ему бы солнечно улыбаться и часами говорить о своей любви, то есть о звездах и космосе, а не сидеть над решением какой-то заковыристой задачи, условие которой Маккой даже не сумел понять, из-за того, что он думает, что делает недостаточно, из-за того, что ему сказали, мол, никакой он не гений. Сколько раз ты так засиживался допоздна, малыш? Сколько раз ты углублялся в точные науки, только чтобы не чувствовать слишком сильно? Сколько раз ты сомневался в себе самом из-за чужих слов? Сколько раз?***
Чехов опять на дополнительной смене в инженерном, а они с Джимом пьют в капитанской каюте виски, найденный в шкафчике Чехова. Зачем тебе алкоголь, малыш? — Ты знаешь, Джим, твой корабль еще страшнее Летучего Голландца. У тебя каждый из экипажа как немного поломанная игрушка, с которой еще можно поиграть, хоть она и с дефектом. Командование вот и играет, собрав нас на одном корабле. Джим кивает и задумывается. Спустя несколько минут задает вопрос: — ...и Чехов тоже? Маккой вздыхает. — И Паша тоже.***
У Маккоя за душой ничего, только кости и остались. У Маккоя на душе вина лежит за каждого, кто умер на операционном столе, за отца. Говорят, у него сердца нет. [Тогда почему в груди так болит, когда Чехов не в порядке?] У Чехова душа светлая-светлая, не испорченная. У Чехова на душе слишком много, он словами выражать свои чувства не умеет совершенно. Сердце Чехова, его нежное, нежное сердце, отдано одному сломанному, не верящему в любовь доктору. [Но если это не она, то что это?] У них на двоих множество ран, несколько друзей и слишком глубокие чувства. У них на двоих страхов столько, что справиться по одиночке не выйдет, не получится, сколько не пытайся. Только сломаешься окончательно. ...но они есть друг у друга. И этого достаточно, чтобы попытаться. Вместе.