tell me about your wounds

У Чехова руки-ноги холодные всегда, буквально ледяные. Чехов тактильный очень, Боунзу непривычно поначалу, когда Паша прикасается к нему, потом привыкает. У Чехова кожа тонкая и бледная, под ней ребра выделяются очень чётко. Синяки после небольшой аварии в инженерном (снова Скотти со своими улучшениями) выглядят на ней такими яркими, что Боунз проверяет пашино состояние трикодером по второму разу, на всякий случай. Маккой сам обрабатывает их регенератором, потому что Чехов забывает, не считает это нужным, мол, само пройдет. Заботу о себе никто не отменял, милый. Чехов хрупкий такой, когда Маккой отвечает на его объятие, что Боунз боится сломать его. Когда Маккой говорит ему это, Паша отшучивается, что он прочнее стали, прочнее титана, прочнее выдуманного вибраниума. При слишком низких температурах металлы становятся ломкими, малыш.

***

Чехов подставляется, подставляется глупо и необдуманно, прикрывая собой Маккоя, и его ранить успевают. Черт бы побрал эту первую директиву с невмешательством. Боунз зажимает рану, пока Кирк вызывает Скотти, и ругается сквозь зубы, потому что крови слишком много. Багровые пятна на желтой форме режут глаза. Не нужно было закрывать меня собой, Паша. После операции Чехов лежит на кровати в медотсеке, у него руки еще холоднее, чем обычно, пульс еле прощупывается. Мне жаль. Пожалуйста, приди в себя. Маккой дежурит у его кровати, потому что волнуется, хоть и знает, что с Пашей всё будет в порядке, потому что сам проводил операцию, сам зашивал рану, да только на сердце всё равно тяжело. Он всё равно винит себя. Чапел отправляет Маккоя спать в его каюту, когда уже далеко за полночь. Он думает и думает, но когда опускается на кровать, тут же засыпает, совершенно вымотанный и разбитый.

***

Паша приходит в себя часов в шесть утра по корабельному времени. Будь они на Земле, солнце бы уже поднималось над горизонтом. Но они в космосе, так что Чехов просто лежит и смотрит в потолок. Сонная Кристин проверяет его показатели и говорит, что всё в порядке, он скоро поправится. Пашу волнует совсем другое. — Он дежурил у твоей кровати, но пару часов назад я отправила его поспать. Ему нужно отдохнуть. Паша кивает. Он надеется, что с Боунзом всё в порядке.

***

Маккой ураганом врывается в медотсек, начинает ворчать, что его не вызвали сразу, как Паша очнулся, что Чехов не должен был закрывать его собой и много чего еще, но к концу своей тирады выдыхает и успокаивается. Садится рядом. — Пообещай мне, что больше ты так не сделаешь. — Обещаю. Они оба знают, что Паша сделает именно так, что Паше на первую директиву не плевать, он фазер не достанет, если что-то пойдет не так. — А если бы я слишком сильно испугался за тебя? Не среагировал? Паша скользит пальцами по его шершавой ладони, потом поднимает на него взгляд. — Знаешь, как говорят в России, Ленн? Глаза боятся, а руки делают. Всё было бы хорошо. — Ты еще скажи, что хирургию изобрели в России. Я же всего лишь доктор, а не Асклепий, в конце концов. Паша смеется и тянется обнять ворчащего доктора. Маккой гладит его по мягким кудряшкам и думает, что с ранением-то он способен справиться.