Бой с Тенью

      В баре опять была беспросветная толкучка. Все хотели выпить после напряжённого боя и обсудить что-то своё. Многих, кто просто негодовал после полуфинала, ещё сильнее взбесил новый бармен: вместо обаятельного и красивого Алекса в костюмчике дворецкого поставили тонкого, высокого, бородатого мужика в домашней одежде с блёклыми глазами, как у заядлого алкоголика, и надломленным голосом. «У него всё из рук валится!», «Он грубиян!», «Он подал мне не то!», «Наркомана с улицы подобрали, что ли?», и прочие фразочки слетали с уст каждого третьего посетителя. Иные просто отходили от стойки, не желая даже попадать под не менее взбешённый взгляд временного заместителя. А бесился он по понятным причинам: сидишь себе дома после выматывающего дня в кафе, телевизор преспокойненько смотришь, медленно потягиваешь смесь бульдога с носорогом, приправленную перцем и корицей, уже одной ногой в постели, а тут вдруг тебе звонят и говорят: «С Алексом беда приключилась, так что шуруй в бар на Центральной Арене, да побыстрее, а то клиенты не ждут!». Мало того, что весь день начальство нервы трепало, так ещё и это… Его сморщенное в немом гневе лицо нервировало незнакомую девушку в трамвае на протяжении всей поездки.  — Да не лезьте вы под руку, крысы подворотные! Вы мне уже всю стойку залили своими слюнями!.. Пошла вон отсюда, свинья неотёсанная! Только попробуй свои коготочки тут распустить, я тебе их мигом укорочу!.. Эй, а ну-ка поставил бутылку обратно! Ты за неё ещё не заплатил!.. Живо вернул её на место, гнида, или, клянусь, этот нож будет торчать у тебя из глаза!.. Да не лезь же ты! С тебя хватит! Третья бутылка явно лишняя!.. Господи! Иди и блюй куда-нибудь ещё! Хоть на этого алкаша рядом, только не на стойку!.. Охрана! Где эти кретины шляются, когда должны быть тут и разнимать очередную драку?! Боже, дай мне сил! Как Алекс тут вообще работал? — меняя агрессию на уныние, а потом опять поливая распоясавшихся зевак словесной грязью, мужчина изо всех сил старался не воткнуть кому-нибудь соблазнительный нож в печень или висок.       Иногда он всё-таки за него хватался и действительно угрожал какому-нибудь фанатику, кривя лицо на манеру психопата. Иногда это срабатывало. Иногда — нет.  — Ай-ай-ай! Сволочь! Пусти меня, урод! Охрана! — резкий ломаный вскрик и удивил, и повеселил всех присутствующих одновременно.  — А не фиг было мне ножичком перед носом крутить, — оскалился оборотень, сильнее сжимая пальцы на тощей руке и побольнее её выворачивая.       Не только временный бармен был сегодня не в духе…  — Отпусти, псина подзаборная! — прошипел человек, замахиваясь ножом.       Мужчина разжал хватку, не желая потом зализывать рану, убрал руки в карманы и попытался поспокойнее выдохнуть, чтобы не сорваться. Ему просто нужна выпивка, хоть самая дешёвая, хоть какая, а не разборки с этим тощим огрызком…  — И зачем земля таких убогих носит…  — Это ты про себя, глист?  — От бочки слышу!       Друзья оборотня, занявшие последний свободный столик, поначалу просто смотрели на эту картину, что-то говорили и смеялись. Только его девушка с опаской наблюдала, как нервно дёргаются мышцы на уставшем лице партнёра.       Когда же на очередное оскорбление бармен ответил оборотню не колким словечком, а плевком прямо в переносицу, заткнулись все.  — О-о-о-о-о-о… — закрывая глаза ладонью, протянул кто-то из компании. — Ему пи…  — Беги, сука! — прорычал мужчина, бросаясь на опешившего от собственного поступка человечка.  — Охрана! — испуганный крик смешался с треском бьющихся бутылок.       В средней по размерам комнатке, в самом далёком коридоре из всех возможных и извилистых, которые простирались от Арены под Центром города, горели три тусклые лампы, из-за чего пятерым «охранникам» пришлось включить дополнительные фонарики на телефонах, положив их экранами на квадратный стол. Стены, выложенные из тёмного кирпича, но побелённые в некоторых местах, производили впечатление смирительной камеры, в которой держали умалишённых, что было совсем не далеко от истины. У стены напротив большой, тяжёлой, железной двери стояла стальная клетка на небольших колёсиках, привязанная громоздкими цепями к таким же крючкам, вбитым в пол массивными гвоздями. Тот, кто сидел в ней никак не реагировал на громкие вскрики и ругань людей, поглощёнными самыми разными играми с новыми картами, потому что старые слишком сильно истрепались и даже порвались, и, казалось, даже дремал, прислонившись к холодным прутьям понуренной головой, скрестив передние и задние лапы, закованные в тяжёлые кандалы, и мирно выдыхая тяжёлый душный воздух, смешанный с человеческими запахами. Лишь один юнец периодически отрывался от жарких споров товарищей и недолго смотрел на сопящее животное, чем привлекал внимание более старших мужчин.  — Опять ты на неё глазеешь! — в порыве раздражения из-за седьмого проигрыша подряд рявкнул темноволосый с небольшой щетиной и прищуренными от бессонницы глазами. — Ты зоофил, что ли?  — Н-нет! — парень вздрогнул от неожиданного обращения, чуть не выронив карты из рук.  — Тогда на кой хрен она тебе сдалась? У Жоржа Вареушенна такая же бестия есть, и ты её уже видел! — не унимался укротитель, ударяя по столу кулаком.  — Да угомонись ты! — светловолосый отвесил ему подзатыльник. — Ну смотрит мальчик на зверушку и пусть смотрит. Тебе-то что?  — Чё он в ней там не видел? — одарив приятеля гневным взглядом, заворчал тот. — Шерсть, как шерсть, когти, как когти!  — Это же Вендиго! Самая опасная и редкая тварь во всём животном мире! Она быстра, умна и красива! Стоит колоссальных денег! — пафосно повысив голос, сказал третий. — На неё невозможно не смотреть! Она — бриллиант природы! Она…  — Засунь своё восхищение себе в… — договорить ему не дал второй подзатыльник. — Я тебе сейчас ручонки оторву и этой твари скормлю! — он грубо отмахнулся от третьего удара большой рукой. — Уйди от меня!  — Не пугайся его, — улыбнулся парню мужчина. — Поворчит, покричит и перестанет.  — А-ага… — кивнул шатен, глядя на карты, но краешком глаза всё равно цепляя белый густой мех.  — Ты же ведь новенький, да? — спросил четвёртый, бросая карту на стол.  — Д-да, — всё ещё робко ответил рабочий.  — А знаешь ли ты истории, связанные с этой малышкой? — указав кивком на зверя, произнёс черноволосый.  — Только то, что Жорж Вареушенн выкупил её у какого-то богатого человека, которого уже нет в живых, и что раньше с ней ужасно обращались и нельзя, чтобы она оставалась в одиночестве, — юноша перевёл под ещё раздражённого укротителя.  — О! А ты это хорошо придумал! — неожиданно воскликнул темноволосый. — Я тебе сейчас сам расскажу про эту белую тварь!  — А, может, оставишь паренька в покое и не будешь портить ему психику? — как-то погрустнел светловолосый, на что тот ответил:  — Если расскажу, то он перестанет глазеть на неё и бесить меня. К тому же знать историю того, кого охраняешь, очень полезно для дела…       Его приятель вздохнул, все отложили карты, а он приобнял парня за плечи и начал говорить:  — Это было, приблизительно, десять лет назад…       Но тут дверь со скрипом открылась и в комнату заглянул мужчина:  — Ребята, там бесплатную выпивку раздают!  — Да неужели?! О-о-о! Халява! — обрадовался темноволосый, потирая ладони. — Только сейчас другим охранникам звякну!       У чёрного телефона погас фонарик, открылись контакты, активировалась кнопка вызова. Пошли гудки.  — «Алло. Карен, давай-ка, заступай на смену! Я и ребята за бухлом побежим, а то и так «тройничок» пропустили! Всё, давай!» — техника погасла. — Ну, что, пойдёмте, а то всё без нас выпьют!       Встали из-за стола все, кроме шатена.  — Я не хочу, — сказал он, собирая карты. — Я лучше ещё подежурю.  — Глядите-ка, какой порядочный оказался! — оскалился тот, потрепав юношу по голове. — Делай что угодно, но не позволяй воцариться тишине, а то худо всем будет, — сказал серьёзно, подходя к двери. — Они скоро придут, так что не бойся. Удачи!       Четверо исчезли за железной дверью. Он посмотрел на ещё мирно сопящего зверя и почувствовал, что что-то начало разрастаться где-то в области груди и живота, противное, липкое, чёрное. Парень не знал, что случится, если он будет молчать, но говорить с животным… Не странно ли это?       На несколько секунд всё-таки повисла давящая тишина. Самка зашевелилась, открыла оранжево-жёлтый матовый глаз и уставилась суженным зрачком на человека, а у него по позвоночнику пробежались волны мурашек.  — А-а-а… Я, к-конечно, не услышал твоей истории… Н-но, мне кажется, что она д-довольно печальная… — взволнованно произнёс он, глядя в пол, но не на грозного хищника. — Мне… жаль тебя… Сидеть в клетке… Ц-целыми днями… — голос сделался более тихим и жалостливым, из-за чего Вендиго фыркнула, гремя цепями. — Ой! Нет-нет! Я не хотел тебя разозлить! — рабочий замахал руками перед собой и встретился глазами с животным, но лишь на пару мгновений. — Я… Я просто не знаю, что можно тебе сказать… — отвёл взгляд, потупив вгляд в пол. — Это всё… очень неловко…       Опять повисла гробовая тишина. Тишина… Ти-ши-на… Тишина-тишина-тишина… Она обволокла собой все стены, стол, стулья, клетку, этого человека тяжёлой полупрозрачной пеленой, начиная подкрадываться к белому зверю. Пространство начало сужаться и растягиваться, линии предметов постепенно стирались и искривлялись. Цвета расплывались в какие-то кляксы. Охотница задышала тяжело и часто. На белый мех легли чьи-то грубые руки, сжимая между пальцами густую шерсть. Рабочий начал безумно улыбаться. От него исходил яркий, резкий запах кожи и пота. В его руках появились хлыст и нож. С них побежала кровь. Раздался непонятный звук. Потом он усилился на чуть-чуть. Затем ещё на немного. После стал громче и чётче. Это был смех… Жуткий смех. Пробирающий до сочленений позвоночника, врезающийся в кору полушарий головного мозга и заставляющий кровь разгоняться по венам…       Оранжево-жёлтый глаз забегал по комнате, но ни за что не цеплялся. Чёрный зрачок максимально сузился, а могучее тело пробила дрожь.       Внезапно самка рванулась с места и ударилась головой о прутья, заставляя парня дёрнуться от испуга, забила хвостом, зацарапала пол клетки, вскинула голову вверх и попыталась завыть, только из-за намордника издала лишь сдавленный скулёж, вновь ударилась головой о прутья и стала брыкаться, словно пытаясь скинуть что-то с себя.  — Успокойся! Пожалуйста, успокойся! — подбежал к ней шатен, уже проклиная себя за излишнее любопытство и не зная, как можно помочь дикому зверю, но не рассчитал, что подошёл к клетке слишком близко.       Вдруг тонкий кончик хвоста обвил его ногу и дёрнул на себя. Юноша упал спиной на холодный пол, быстро приподнялся и схватил хвост, пытаясь освободиться, но в его лицо впилась когтистая лапа, тут же притягивая и больно ударяя о прутья. Оголённые зубы и влажный нос ткнулись ему в переносицу. Смрадное дыхание ударило по коже. Робкая душа буквально ушла в пятки…       Вдруг железная дверь жалобно заскрипела и открылась. В комнату влетели пятеро укротителей.  — А ну-ка успокоилась! — крикнула на животное женщина в тёмном костюме, пуская ей два транквилизатора в лоб.       Через пару секунд Вендиго отпустила рабочего, отшатнулась и осела на пол клетки. Ноги не удержали его, и он опустился на кирпичи, дотрагиваясь дрожащими пальцами до лица, пачкая их в своей крови. Тело не слушалось, дёргалось, а перед глазами застыли острые бело-жёлтые клыки.  — Доигрался, сопляк? — рявкнула на него та же женщина, резким движением поднимая его под руку и толкая к выходу. — Иди в лазарет, горе-сторож! Чтоб тебя ещё раз с ней оставили!  — Как же хорошо на свежем воздухе… — вдыхая запах мокрого асфальта и выхлопов машин, произнёс парень, облокачиваясь о стену. — Закурить, что ли?..       Мелкая изморось всё ещё оседала на стальных навесах, но хоть ядрёные вывески не раздражали глаза своими радужными цветами, да и кроваво-жёлтых прожекторов здесь нет. Даже последняя лампочка перегорела с жалобным писком, давая полную свободу ночи.       Тёмные переулки — лучшее местечко для разгрузки мозга после возбуждённых криков фанатиков, их хлопанья и топанья. Сырые тёмно-серые стены, запах сигаретного дыма и озона, тихий гул ветра и редкие капельки на щеках — сказка, да и только! Только после Арены можно по-настоящему насладиться тем, что обычно сильно ненавидишь и боишься. После всего этого даже подозрительные личности и бездомные не вызывают никаких эмоций, кроме какого-то пустого смирения и даже облегчения…       Парень поначалу не расслышал дёрганной поступи старых ботинок и очнулся лишь тогда, когда боковым зрением уловил смазанное движение тёмной куртки. Взглянув из-под козырька берета на стоящего рядом человека, он лишь коротко усмехнулся и сделал лёгкую затяжку. Мужчина дёрнулся так, будто где-то в пустой квартире в тёмной комнате упала сковородка, и, поплотнее пихнув руки в карманы, отошёл подальше и продолжил свой «путь» по переулку.  — Дилетант… — сухо произнёс курящий.       Глубоко вдохнув и едва не подавившись, он неспешно запрокинул голову, касаясь затылком холодного кирпича, и медленно выпустил светло-серый дымок. Тот плавно расплылся по воздуху, словно сам ветер пригладил его своей невесомой ладонью, и растворился в нём, оставляя лишь лёгкую горечь на нёбе.       Пальцы выудили из внутреннего кармана телефон, и, быстро найдя нужный номер, человек стал вслушиваться в гудки. В пустом и сыром переулке они звучали громко и бесконечно одиноко.  — «Какие люди! — наконец раздался раздражённый возглас. — Пожалуйста, обрадуй меня чем-нибудь, а то я с этими кретинами совсем загнусь! Ты только подумай: тридцать бутылок водки разбить! Тридцать, вашу бабушку за ногу! И не палёной! А «элитной», чтоб их всех дьявол в подворотне драл! Я этой поставки две недели ждал! Две! Все бумаги перепроверил по нескольку раз! И тут они приходят ко мне и говорят: «Простите, мы случайно всё просрали, у нас руки не из плеч растут и ваши денежки вам никто не вернёт!». Я убить их хотел! Вот прям взять этот деревянный ящик и сломать его об их пустые головы! И сейчас хочу!..»  — Какая потеря… — безучастно выдохнул парень, стряхнув пепел на асфальт.  — «Тебе говорили, что ты — бесчувственная тварь? Просто я повторить хочу: ты — бесчувственная тварь!»  — Если бы это были тридцать бутылок ликёра или моего любимого кефира, то да, я б их тоже хотел убить, а так…  — «Чтоб ты этим кефиром подавился!»  — Я попытаюсь, но обещать ничего не могу… — он сделал последнюю затяжку и выкинул окурок в маленькую мусорку.  — «Чёрт с тобой! Рассказывай давай, что там сегодня было?»  — Надеюсь, рядом с тобой не лежат колющие и режущие предметы…       Недолгое молчание неприятно шипело в динамике.  — «Мне лучше сесть?.. Или я могу постоять?»  — Лучше присядь.  — «Присел.»  — Ты один?  — «Уборщик считается?»  — Да.  — «Эй, Гриля! Иди-ка в коридорчик, там дверь промыть надо, а то некрасиво совсем…»       Шуршание швабры, ведра с водой и тряпок показались парню слегка испуганными.  — «Всё, говори давай! Хватит тянуть кота за…»  — Финал перенесли на неделю вперёд.  — «Ха, и как ты этой новостью… — только хотел посмеяться мужчина, как вдруг резко замолчал и почувствовал, как что-то горячее и большое подступает к горлу, а потом и к лицу из недр груди. — Да гребись оно всё!..»       Парень просто отвёл руку с телефоном подальше от уха, когда вместо криков из динамика вылетели писк и треск и звонок сбросился.  — Земля им всем пухом… — уже с нотками жалости усмехнулся он, понимая, что за неделю тот потеряет половину своего золотого алкогольного запаса, и выудил из пачки новую сигарету.       Не так уж и сильно хотелось курить, но голова опять собирала свинец у висков, так что ещё несколько затяжек лишними точно не были бы…  — Привет самоубийцам! — резкий, хрипловатый и подбешивающий голосок раздался сбоку.       Его запястье обхватили пальцы в обрезанных перчатках и потянули на себя, а обкусанные и разбитые губы нагло прильнули к сигарете, делая быструю и слишком сильную затяжку.  — Кхе-кхе-кхе! Крепкая… Кхе! Собака!.. — закашлявшись, выдал новоприбывший, стукнув себя по груди пару раз.  — А ты думал, что я буду курить ту дрянь из супермаркетов? — изогнув неровную бровь, поинтересовался парень, небрежно стряхивая с руки чужую ладонь. — И да: сделаешь так ещё раз — нос сломаю…  — Да ладно тебе! Я ж не сифозный! — привычная ухмылка расплылась на лице «Ревущего Пламени».  — А, может быть, сифозный я… Хотя, — человек потёр переносицу. — Я забыл, с кем говорю…  — А вот это уже оскорбление!  — Для тебя «Придурок» — это комплимент.  — Только один человек может делать мне такие комплименты… И только она может бить меня безнаказанно!  — Я же тебя и пальцем не тронул…  — В про-о-о-ошлый раз тронул…  — Так почему же я ещё жив? — скептически взглянул на этого непутёвого парень.       Его сообщник прищуренно зыркнул на него из-под чёлки.  — Дай закурить… — боец резко скаканул на другую тему.  — Нет.  — Да не будь ты таким жадиной! — с детскими нотками проговорил тот.  — Иди и купи себе сам.  — Чёрный Рынок — это большой геморрой! Я там просто потеряюсь!  — Как жаль, что у тебя топографический кретинизм… — глубоко вдохнув и не скрывая ехидной усмешки, выдал собеседник.  — Знаешь… — аловолосый коварно оскалился, вплотную приблизившись к его лицу. — Порой так и хочется взять ножичек, отрезать твой остренький язычок, выколоть тебе глазки, зашить рот ниточками и посмотреть, как ты будешь их пережёвывать и глотать без возможности выплюнуть…  — Ты пришёл сюда любезностями обмениваться? Если да, то найди себе более радушного собутыльника… — отмечая запах дешёвого пива, выдал парень в берете.  — Принёс? — холодно и серьёзно спросил «Ревущее Пламя».  — А ты?       Распахнув жилет и вытянув из кармана два листа А4, сложенных вчетверо, он протянул ему бумаги.  — Здесь всё, что мне удалось нарыть на него, но это лишь за последнюю неделю и лишь то, что он делал вне «комнаты». Чем он занимается в ней, никто не знает.       Развернув листы, быстренько пробежавшись глазами по предложениям и снова их сложив, человек достал из внутреннего кармана три ампулы с жёлтой жидкостью и одну с синей.  — Эта дрянь точно работает? — взяв их и покрутив одну между пальцами, фыркнул аловолосый.  — На сто процентов.  — Ты же говорил, что они ещё не закончены…  — Теперь закончены.  — Смотри мне… Если ты меня обманываешь, я на пытки не поскуплюсь, — довольная ухмылка вновь раскрасила загорелое лицо бойца, а ампулы исчезли под жилетом.  — Но, если ты сорвёшь нам всё, я…  — Да не парься ты так! Если она работает на все сто, то всё должно пройти идеально и тебе не нужно ни о чём волноваться! Если ты, конечно, не соврал мне…       Они обменялись холодно-пронзительными взглядами: один нахмурился и всматривался в чужое лицо из-под козырька, слегка прищурив уставшие глаза, а второй свысока метнул в него искрящимся взором весёлого клоуна, кривясь в широкой улыбке с обнажёнными зубами. Рисковое мероприятие всегда обтачивает нервы, и в этот раз первый действительно боялся лишиться шкуры, а другой просто-напросто желал повеселиться в последний раз…       За мусорным баком раздался тихий писк. «Ревущее Пламя» резко дёрнул головой в другую сторону, прекращая улыбаться, а неизвестный посмотрел туда же с какой-то тяжёлой обречённостью. Аловолосый пружинящей походкой прошёл за железную махину и обнаружил двух котят: два чуть подросших, бело-серых комочка жались под изодранной коробкой и вздрагивали от редких капель, падающих с навеса неподалёку. Их шёрстка по низу была грязной, бока впали, а жёлто-зелёные глазки с жалостью и испугом смотрели на парня в меховом жилете, рваных, тряпичных штанах, с взъерошенными волосами, покрасневшими белками и болезненным лицом.       Он сбил дыхание на пару секунд, с трудом заставил себя проглотить слюну и посмотрел на них «пляшущими» глазами.  — Бедняжки… Вас тоже бросили? — хриплый голос с ломанными нотками прошёлся по кошачьим ушкам, как наждачка, но они лишь мяукнули в унисон. Громко и тоскливо. — Вам, наверное, холодно… Да и есть наверняка хотите, так ведь?       Котята повторно мяукнули, но уже смелее, различая в словах незнакомца мягкие, печальные отклики.  — Устали, наверное, прятаться от дворовых собак и страшных людей… Ещё бы: одни рычат и кусаются, а другие такие большие и жестокие: пнут, наступят на лапку и не заметят даже, верно?.. Даже кусочка хлеба не кинут… Да и бездомные коты не жалуют, да?       Два комочка поёжились от ветра и пискнули, но уже потише.  — Ничего, маленькие мои… Это пройдёт. Я знаю, где вам будет хорошо. Это. Очень тихое и тёплое место. Вам там будет хорошо, я уверен… — «Ревущее Пламя» медленно стянул с рук перчатки.       Котята с интересом посмотрели на приближающиеся к ним ладони, покрытые царапинами и редкими мозолями, и слегка попятились к стенке коробки.  — Не бойтесь, маленькие мои… Это не больно… Всего лишь в шейке хрустнет что-то, и всё закончится…       Вдруг сбоку раздалось приглушённое рычание. Аловолосый с удивлением перевёл взгляд на кошку, застывшую справа от него. Её белая шерсть скаталась и смешалась с грязью и объедками из мусорных баков, её правый глаз рассекал кровоточащий рваный укус с чем-то коричнево-чёрным, на её лапе и левом плече виднелись старые и новые раны. Некоторые уже начали гноиться. Она сжимала в жёлтых зубах загрызенную, больную крысу, ощетинивалась и прожигала бойца уставшим, но злобным взглядом. Она предупреждала без слов, она угрожала без единого движения. Её жёлтый глаз слегка подрагивал и выдавал её с головой: так волноваться может только мать.       Котята тоненько запищали и кинулись из коробки к кошке, уходя из-под нависших над ними ладоней. Животное не переставало смотреть на человека, пока её малыши приветственно тёрлись о её напряжённую морду, впалые бока и с интересом обнюхивали кровавую добычу.  — Значит… бросили тебя? — голос не дрогнул, хотя напряжение и сковывало руки. — Твой глаз… Он скоро начнёт гноиться… Будет заражение крови… — слова слетали с губ, но ему казалось, что говорил не он сам, а кто-то другой, словно «Ревущее Пламя» был всего лишь слушателем, зрителем в театре. — Ты… не дашься мне в руки, так ведь?       Мать лишь нервно дёрнула ободранным хвостом и решила медленно отходить, прощупывая асфальт подушечками лап.  — У тебя… нет пистолета с глушителем? — спросил у собеседника, неотрывно следя за кошачьим семейством.  — Есть, но…  — Я заплачу за пули. Точнее, за одну… — он внимательно взглянул в жёлтый, наполненный решимостью и злобой глаз. — Простите… Будет больно…       Когда в замёрзшую ладонь легло оружие, в груди что-то сдавило, потянуло, но стоило выстрелу сотрясти кости и мышцы отдачей, как всё расправилось и опустело…       Когда к небольшому такси подошёл парень с алыми волосами и попросил отвезти его за город, мужчина лишь вскользь поинтересовался, что же такого он держит в пакете, и, не получив никакого ответа, молча отвёз бойца за стены. «Ревущее Пламя» не спеша вырыл небольшую ямку, осторожно положил в неё сначала кошку, чуть приподнял её лапку и положил двух котят так, чтобы они мирно дремали возле её шеи и груди, обхватив мать, как мягкое, пушистое одеялко, а она — легонько обнимала их, закрывая от порывов этого сырого ветра. Он невесомо провёл пальцами по бело-серым шейкам, извиняясь за минутную боль после выстрела, и погладил кошку по усам, скулам, простреленному лбу и ушку, жалея, что нет под рукой голубой ленточки. Знаете, небольшой, шелковистой, нежно-голубой ленточки, которая бы так хорошо смотрелась на её бело-грязной шейке. Завязать бы её бантиком, отмыть шёрстку и чем не красавица? И даже шрам на глазу ничего бы не испортил… А эти малыши? Они же такие мохнатенькие… И все в маму: беленькие, пушистые. Только от отца, видимо, зеленца в глазках досталась…       Но теперь им не будет холодно. Не будет животик урчать, пока дождь хлещет ливнем по размокшей коробке. Не страшны больше зубы бешеных собак и каблуки жёстких ботинок… Никто не посмеётся над их ободранным видом. Никто не захочет поиздеваться над ними…       Их никто уже не разлучит.  — Спите спокойно, маленькие мои… Спите спокойно… — одни губы произнесли это, дрогнув, и лишь слёзы упали на три бело-серых комочка, когда нужно было зарывать могилку: ветер усилился и темнота сгустилась сильнее, предвещая холод и грозу.