А назавтра опять мне играть свою роль, И смеяться опять невпопад. Помнишь, ты говорил, что любовь – это боль?! Ты ошибся, любовь – это ад... Анна Ахматова
В десять лет мы смотрим на двадцатилетних девушек и думаем, что в этом возрасте станем совсем другими – умными, решительными, получившими возможность делать все, что вздумается, свободными и счастливыми. А гадкие утята превратятся в прекрасных лебедей, потому что пластического хирурга уже можно посетить. Хотя большой разницы между двадцать и тридцать здесь не понимаем, но вот сорок – уже старость. В пятнадцать, получая очередной выговор в школе, в сотый раз пытаясь накраситься поярче, чтобы фэйс-контроль поверил в фальшивые восемнадцать, сбегая из дома ради «единственного и самого лучшего», в знак протеста прокалывая все, что реально проколоть, набивая непонятные татуировки, о которых потом пожалеем, мы всеми силами хотим приблизить заветные двадцать. В двадцать оказывается, что изменилось только фото в паспорте. Пропали школьные учебники из сумки, экзамены стали чаще, а попытки учиться – реже. В кармане надежно осели банковская карточка и ключи от машины, на прикроватном столике – полупустая пачка успокоительного и журнал с новой, невероятно популярной диетой. А проблемы остались теми же или выросли вместе с нами.***
Кривые зубы пытающемуся выглядеть очаровательным и потому широко улыбающемуся водителю определенно привлекательности не добавляли – только усиливали желание поморщиться, родившееся ещё при виде неприметной серой Хонды, поданной к подъезду. Помятая дверь и трещины на лобовом стекле не внушали доверия. Возможно, не стоило действовать на эмоциях. – Куда едем, красавица? Следующим пунктом стали потрёпанные якобы-кожаные сиденья с детским креслом на одной из половин: пришлось максимально сжаться, чтобы сесть и не задеть ни его, ни многострадальную дверцу. К счастью, закрывшуюся с первого раза. – В любой ближайший бар. Приличный. Её терзали сомнения в способности разума сейчас листать рейтинги и выбирать себе подходящее заведение: легче уповать на то, что сегодня откровенных забегаловок уже не осталось, тем более на западе Москвы. И на порядочность водителя, кажется даже понявшего её необщительное настроение и просто кивнувшего, прежде чем отвернуться и завести свою развалюху. Больше никогда не станет оставлять машину дома. И являться чаще одного раза в месяц в эту квартиру – тоже. Потому что иначе придётся запросить у психотерапевта более сильные таблетки: ещё пара попыток общения с будущей семьей сделает текущие абсолютно не эффективными. И никакие медитации не помогут сохранить доброжелательность и мирный настрой. Правда, пока оставались более простые «успокоительные», транквилизаторы могут подождать. Хотя бы в этой ситуации. Впрочем, стоило увидеть по правую сторону башни Сити и осознать, что машина съезжает с ТТК, стало ясно, что планка настроения грозится упасть ещё ниже. Из всех баров города (да даже округа!) таксист выбрал именно тот, который она ненавидела сильнее всего. Хотя ехали действительно недолго, главный критерий соблюдён. – Приехали, красавица! – возвестил таксист. И эти слова скрывали за собой «ты больше не будешь слушать эти невнятные песенки по радио и задыхаться от отвратительного запаха якобы клубничного освежителя». Хотя не компенсировали факт визита в Mondello. – Вчера девчонок подвозил – сказали, крутое место, – отрекомендовал таксист, вновь демонстрируя кривые зубы. Ну конечно, крутое, если учесть, чьё это было детище. И на кого владелец ориентировался. Молодежь, готовая за ночь оставить пятизначную сумму, стекалась сюда огромным потоком, подтверждая: создавать нужно не то, что хочешь ты, а то, что хочет большинство. Только тогда бизнес не постигнет судьба Титаника. В протянутую руку водителя легла пятисотка. Открывшаяся дверца втолкнула в машину порцию ночного воздуха, остывшего после вечернего снегодождя, и тонкие шпильки опустились на влажную землю в считанных сантиметрах от слякотной лужи – рейтинг таксиста неумолимо снижался. Обнулившись, когда Хонда тронулась, стоило только задней двери закрыться, и чудом не окатила на прощание грязными брызгами, газанув. Очень хотелось верить в то, что на этом причины для паршивого настроения иссякнут, но алая светящаяся вывеска намекала на обратное.***
– Лия, какой сюрприз! Удивительно, что за довольно громкой музыкой, включённой для тех, кто после полуночи стремился на танцпол, удалось очень четко расслышать чьё-то приветствие и понять, что обращаются именно к ней. Хотя возможно виной всему было не самое распространённое имя. Которое она периодически то любила, то ненавидела. Последнее лет с восемнадцати случалось все чаще. К барной стойке, за которой она устроилась с вполне четкими целями, танцующей походкой и с излишне радостным выражением лица, чтобы это было правдой, продефилировала какая-то девица с блондинистым каре. Память ничего не подсказывала, поэтому пришлось просто расцвести ответной очаровательной улыбкой (ничуть не менее фальшивой) и согласиться: – Неожиданная встреча. Блондинка предприняла попытку обняться; Лия препятствовать не стала, следя только за тем, чтобы слишком веселая девица не опрокинула ненароком бокал мартини на светлый шёлк. – Не хочешь к нам? – с видом, будто они всю жизнь были подружками, предложила блондинка. Память все так же упрямо молчала. Подруг (насколько искренним было это звание?) в школе и в универе Лия имела предостаточно, но ни на одну эта блондинка лицом не походила. Хотя если знала её имя, значит они точно пересекались. Стерев за время коротких объятий-поцелуев фальшивую улыбку с лица и заменив ту снисходительным выражением, с которым принято встречать дальних родственников, которых совсем не помнишь, но сбрасывать со счетов нельзя, Лия уточнила: – К нам – это к кому? – Ой, там Крис, Олька и Вика. Астахова, помнишь? Ева со своим Юркой танцевать ускакала, – блондинка почему-то скривилась, вызывая подозрение, что ей эти отношения поперёк горла, – а девчонки тебе рады будут. Никакую Астахову Вику она не помнила, как и остальных перечисленных. И о том, какого пола неясный/ая «Крис», догадаться не могла. Но у неё была не самая лучшая память на имена – с лицами дело обстояло лучше. Однако в любом случае присоединение к каким-то непонятным женским тусовкам в планы на ночь не входило. Сделав глоток из бокала, не отрывая пристального взгляда от блондинки, Лия подарила той ещё одну улыбку – на сей раз уже фальшиво-извиняющуюся. – Чуть позже. Где вы устроились? – Ближе к танцполу, в крайней нише, – махнула рукой куда-то вдаль блондинка и воодушевлённо просияла: – Давай не задерживайся! Счастье, что новой попытки обнять предпринимать не стала, а той же танцующей походкой, прихватив три бокала (так все же шла сюда она к бару), упорхнула, позволяя облегченно выдохнуть. И отвернуться обратно к бармену, чтобы попросить повторить. Ни к каким Викам, Олькам и прочим она не собиралась ни через пять минут, ни через пятьдесят. Женская компания в этот вечер её точно не интересовала – только головной боли добавит. Ей требовалась мужская, чтоб расслабиться и вспомнить, что существуют не только такие, как Даниил. Если в самом начале отношений она верила, что сумеет сделать своими руками идеального мужчину, сейчас в сознании все крепла мысль, что эту битву она проиграет. Женщины из её семьи никогда не проигрывали, но иногда они сталкивались с не менее сильными женщинами. И задумывались, стоит ли сражение заявленного приза. Мартини ощущалось почти обычной водой и улетало за пару глотков. Градус небольшой, не критично, но больше двух бокалов она обычно себе не позволяла. Сейчас пришлось заказать третий – все шло как-то неправильно: то ли поясняя, что зря она приехала именно сюда, то ли говоря, что лучше всего было просто отправиться домой. Оливка на дне вальяжно перекатывалась, повинуясь движениям руки и бокала в ней. Но все же пресекать лично нарисованную черту не пришлось. – Скучаете, леди? Два слова, произнесённые вкрадчивым голосом за спиной, заставили утопить торжествующую улыбку за стеклом поднесённого к губам бокала, только после этого опущенного на барную стойку. Все эти жесты, движения, взгляды, прикосновения уже давно были отточены идеально: не в поисках любовника на одну ночь – ради ощущения собственного совершенства. Одна из первых истин, которые вложила в её голову почти десять лет назад бабушка: привлечь мужчину, который хочет с тобой переспать, не достижение – важнее привлечь того, кто умрет за одно только прикосновение к твоей руке. Именно поэтому секс на первом свидании в её понимании был неприемлем, а то, что происходило в барах и клубах (о её визитах сюда бабушке бы лучше не знать), даже под категорию свидания не попадало и имело лишь одну цель – расслабленный флирт. Опустошение головы. – Увы, интересных собеседников здесь не так много. Мужчина воспринял фразу верно – заняв место слева и заказав себе шот, все тем же вкрадчивым голосом предложил: – Возможно, я смогу утолить вашу потребность в общении? И не только, – последние слова, слишком предсказуемо, были произнесены многообещающим тоном. Очередную улыбку пришлось утопить в фальшивом глотке мартини. Склонив голову вправо, Лия неспешно обернулась к нему; уложенные классической волной темные волосы, практически не шелохнулись. – Попробуй... Фраза оборвалась на полуслове, стоило только в поле зрения попасть лицу её собеседника. Даже в полумраке, разбавленном лиловыми и жёлтыми вспышками, легко распознавались чуть сощуренные глаза, шрам на левой брови, тянущийся к самому виску и не скрываемый целенаправленно, изогнутые в обольстительной ухмылке губы, два мелких золотых колечка в левом ухе и острые линии татуировки на шее, выглядывающие из-под воротника темной рубашки сбоку. Нет-нет-нет. У неё галлюцинации на фоне двух бокалов мартини и перед ней совсем не главная причина её ненависти к этому бару. Впрочем, судя по заметно побледневшей ухмылке на лице напротив, эта встреча реальна и восторга не вызывает у обеих сторон.