Коты-не-очень-людоеды

Утро следующего дня Чону не приносит ничего, кроме стрёмного ощущения разбитости, головной боли и желания сбежать из дома, хотя он уже не подросток. С кровати вставать тяжело — Чону словно откуда-то сверху большим несдвигаемым булыжником накрыло, да так крепко, что как бы парень его не пытался спихнуть, всё бестолку. Приглушённые подушкой стоны не слышит вообще никто, и даже не понятно, к счастью это или же наоборот. Можно, конечно, подумать, что Чону ужасно ленивый, но с кровати он ранее всегда вставал относительно живым, а не как сейчас. Чувство, будто ты уже разлагаешься, но всё ещё дышишь, Чону, кажется, будет преследовать весь день. Кое-как отодрав себя с кровати, парень ужасно медленно идёт к двери. Перед глазами — белая пелена, вызванная то ли головной болью, то ли ещё не до конца раскрывшимися глазами. К боли прибавляется и головокружение, из-за которого порой приходиться стены руками нащупывать, но Чону героически идёт по коридору, медленно, но верно направляясь то ли на кухню, то ли в ванную, что на самом деле ближе. Ким всё ещё думает, куда ему пойти, но живот очень вовремя переливается трелью умирающего будильника, который остался у Чону ещё, кажется, с начальной школы (и парень не виноват, что его будильник не звенит, как обычные его собратья, а поёт китам новые мотивы, причём каждый день что-то новое). В кухню парень практически вваливается, лишь в последний момент находя в себе силы баланса и чудом не падая лицом прямо в заляпанную кетчупом плитку. Кто-то что-то у него спрашивает, на что парень лишь мотает головой. Заботливые руки, кажется, Джехёна сжимают его плечи и направляют в нужную сторону. Вскоре Чону оказывается на мягком стуле и усиленно пытается сфокусироваться хоть на чём-то на кухне. Глаза потихоньку восстанавливают способность различать окружающий мир, но то, что они видят первым, Чону однозначно не нравится. Напротив, на его, между прочим, любимой табуретке, сидит Тэён, мирно попивая чай. Старший молча смотрит на Кима своим незаинтересованным взглядом, после чего фыркает, явно что-то надумав про себя, и переводит взгляд на стоящую перед ним на столе чашку. Места вчерашних побоев аккуратно обработаны и кое-где заклеены детским пластырем с динозавриками. И хотя по идее Тэён должен выглядеть в них мило, но даже так он остаётся тем ещё мудаком. Что ж, раз он ещё тут, значит, Лукас недостаточно постарался. — Тебе плохо? — Спокойным голосом спрашивает Джехён, ставя перед Чону чашку с зелёным чаем. — Выглядишь не очень. — Спасибо, — не своим голосом отвечает Чону, тут же пугаясь. Он ещё что-то силится произнести, но вместо слов из горла вылетают хрипы. Парень расширенными от ужаса глазами вопросительно смотрит на нависающего над ним Джехёна, но тот лишь руками разводит, тоже не понимая, где Чону умудрился заболеть. Краем глаза Ким видит довольную морду Тэёна и молит своё внутреннее «я» быть спокойнее. — Так, сейчас пьёшь чай, потом быстро в комнату и под одеяло. Спи, сколько захочешь, только перед этим обязательно прими лекарства, я принесу их тебе. В голове у Чону крутятся миллион противоречий, начиная тем, что нужно готовиться к сессии, и заканчивая самым абсурдным на свете, но он быстро понимает, что уж лучше на сегодня взять передышку, а потом уже корпеть над учебниками. Поэтому парень кивает и аккуратно сёрбает горячий чай, надеясь на скорое выздоровление. Что-то мягкое касается его голой лодыжки, и Чону опускает взгляд вниз. Лукас ластится, тычась мокрым носом в голую кожу и хвостом чуть ли не всю ногу обвивая. Громкое мурлыканье звучит излишне нежно и как-то очень сильно напоминает слова утешения, из-за чего Чону улыбается и гладит Лукаса по голове. Оборотень тут же активнее трётся, словно пытается всю свою любовь через такие простые действия передать. — Не думал, что вы когда-нибудь так подружитесь, — говорит Джехён, с улыбкой наблюдая за ними. — Ты же боялся его, как огня. Чону лишь плечами пожимает, не прекращая улыбаться и поглаживать Лукаса вдоль шерсти. Окончательно разнежившийся оборотень валится на спину, подставляя под тёплые ладони брюхо. Чону тихонько посмеивается и ловит себя на мысли, что ужасно хочет чмокнуть глупого кота в нос. Тэён со своего места в очередной раз фыркает, и мурлыканье вмиг заменяется яростным шипением.

***

Чону слегка не понимает, когда к его тельцу под одеялом присоединяется ещё одно, уже менее тщедушное. — Эй! Ты совсем охренел? А как же Джехён? — Он ушёл по делам, вроде не скоро вернётся, — почему-то шепчет Юкхей. Он прижимается близко-близко к Чону, и хоть Ким не собирался совершать поползновений в его сторону (пока), то сейчас неосознанно жмётся поближе. Кожа у Лукаса горячая, прямо рай для замёрзшего Чону. Они лежат бок о бок, и пусть никто из них больше не двигается, но Чону чувствует смущение. Лукас, кажется, впервые к нему так близко, если не считать тот эпизод в квартире Сычена. От такой близости Чону легче ну никак не становится, но он предпочтёт так лежать, даже если ему станет до невозможности жарко и захочется не только одеяло с себя скинуть, но и Юкхея подальше убрать. Это редкое мгновение, и кто знает, когда они ещё так смогут полежать, в одиночестве, близко друг к другу, чуть ли не полностью телами прижимаясь. Чону аккуратно кладёт голову на плечо Лукаса и невольно подмечает, как у того дыхание сбивается. Между ними — непонятности. Неразрешимые сейчас, но такие приятные, до боли в груди, до томления и глагола «ждать» в голове. У Чону и так больная голова, так она, кажется, ещё больше начинает дурить, потому что фантазия услужливо подсовывает широко улыбающегося Лукаса, лицо которого в пару сантиметрах от его лица. У Юкхея прекрасное лицо, безумно красивое. Чону даже завидует, хотя сам себя считает довольно привлекательным. Юкхей и сам по себе прекрасный до невозможности. Глупенький, но уютный, домашний, как… как всё тот же кот, которым он притворяется при Джехёне и личину которого тут же сбрасывает, стоит лишь старшему куда-то уйти. Чону тысячу раз мысленно произносит «прости» для Джехёна и желает ему покидать дом почаще, лишь бы дольше оставаться наедине с Лукасом. Юкхей внезапно поворачивает голову в его сторону, и Ким поспешно прикрывает глаза, надеясь, что оборотень этого не заметил. — Ты спишь? — Спрашивает Лукас, и, не дождавшись ответа, поворачивается к Чону уже всем телом. Ким чувствует, как его талию оплетают чужие руки, прижимая ближе к своему торсу, а дыхание смещается в район шеи, обжигая и окончательно растопляя и без того уже поплывшего Чону. Он всхлипывает от раздирающей нежности, но продолжает делать вид, что спит. Лукас закидывает на него свою ногу, окончательно и бесповоротно захватывая в своё владение. — Милашка, — шепчет Юкхей прямо в ухо, а после (Чону думает, что умрёт от счастья прямо в своей кровати) касается губами мочки и оставляет там лёгкий чмок. У Чону в голове — апокалипсис и рождение новой вселенной в одно и то же время. Через пару минут дыхание Лукаса становится размеренным, и парень засыпает, при этом не ослабляя хватку. Он прижимает Чону к себе, как какую-то драгоценность, которую боится потерять. И пусть Киму немного больно, но он и не думает выбираться из крепкой хватки. Потому что это до жути приятно, а ещё доказывает, что чувства у них друг к другу взаимные. Хочется прыгать на месте, но Чону позволяет себе лишь радостно зажмуриться и восторжённо пискнуть. Если Лукас всегда будет таким, как сейчас, то Чону готов признаться первым хоть сразу после их пробуждения. А пока ему нужно отдохнуть, поэтому Чону тоже поворачивается всем телом к Лукасу, правую руку позволяет себе положить на бок оборотня, а носом уткнуться в ключицу. Засыпает он лишь с одной мыслью: чтобы всё это не оказалось счастливым сном.