Коты-не-очень-людоеды

— Располагайся, — бросает через плечо Сычен, направляясь по коридору и исчезая за поворотом. Юкхей быстро избавляется от кроссовок Юты и идёт следом, не забывая смотреть по сторонам. Впрочем, смотреть особо не на что: квартира совсем не обжита и, кажется, Сычен не особо жаждет её обустраивать. Сам Дун, на кухне спокойно умостивший свою пятую точку на одном табурете, свои ноги — на другом и мирно попивающий что-то, похожее по запаху на чай, лишь подтверждает данную мысль. Сычен поднимает взгляд на замершего в проёме Лукаса и кивает на какое-то подобие древнего стула напротив: — Присаживайся. Садиться на этот стул немного страшно (хотя бы потому, что ему, кажется, больше, чем Лукасу), но обижать Сычена не хочется, поэтому Юкхей покорно усаживается на обгрызанную кем-то матерчатую ткань стула. Мебель под ним угрожающе скрипит и пару раз покачивается из стороны в сторону, но оборотня удерживает. К огромному счастью последнего. — Тебе что-нибудь налить? Или же накормить? Не отказывайся, ведь что-то подсказывает мне, что обратно ты попадёшь не скоро. Юкхей и сам это понимает, поэтому отвечает: — Было бы неплохо перекусить чем-нибудь. Сычен, отставляя кружку, поспешно поднимается и подходит к холодильнику. При резком открывании дверцы холодильник жалобно звякает, словно просит быть аккуратнее, но Дун игнорирует явно далеко не первое предупреждение. Юкхей видит, как глаза парня стремительно переходят от одной полки к другой, прежде чем на мгновение замереть на чём-то, кажется, единственном съедобным в этой квартире. Сычен слегка хмурится, будто обдумывает что-то, а после решительно протягивает руку и достаёт из холодильника небольшую глубокую тарелку. Дверца лёгким движением руки захлопывается, не забывая проскрипеть свою предупреждающую тираду, и на стол прямо перед Лукасом опускается тарелка. — Прости, обычно я не ем дома, — Сычен скромно улыбается, будто извиняясь за пустоту в холодильнике. — Но это вроде ещё живо. В тарелке не очень свежие на вид (и на запах) рисовые пирожки. Юкхею, честно говоря, их измученный вид не очень нравится. Однако желудок требовательно урчит, прося хоть что-то. Юкхей мечтательно думает о стейке, что Джехён принёс с собой из магазина, и, пока запал не исчез, накидывается на пирожки, игнорируя робкое «может, разогреть?» от Сычена. — Очень вкусно, — вкусовые рецепторы явно не согласны, но Юкхей всё же благодарит. Хотя бы потому, что Сычен последнее, что было, ему отдал. — Да не благодари, — весело отзывается Дун. — Мне Чону пиццу пообещал, если достойно тебя накормлю.

***

— Где он? — Слышится тихий шёпот из коридора. Лукас, успешно делающий вид, что дремлет, решает не подавать виду, что всё слышит. Парень как можно удобнее располагается на скрипящем диване и даже слегка ненатурально похрапывает. — Спит на диване, — Сычен аккуратно захлопывает за ночным гостем дверь. До Юкхея доносится непонятное копошение из коридора, а потом едва слышимые шаги по паркету. — Тебе сделать чай? — Спрашивает, судя по всему, всё ещё из коридора Дун. Юкхей, не сдержавшись, всё-таки приоткрывает один глаз, в ту же секунду замечая прямо перед своими глазами ноги в синих джинсах, в которых Чону обычно предпочитает щеголять дома. Едва заметная ухмылка всё же на лицо налезает, но Юкхей поспешно прячет её, надеясь, что Чону ничего не заподозрил. — Да, — негромко, словно боится разбудить. Невесомая тишина, поглотившая комнату на несколько секунд, подстёгивает любопытство, но раскрывать глаза ещё рано — велика вероятность, что Чону где-то поблизости. По крайней мере его присутствие ощущается чётко, хотя это может значить, что он уже в коридоре — квартира у Дуна совершенно небольшая. Юкхей настороженно принюхивается и чуть ли не ловит сердечный приступ — тёплое дыхание ощущается всем лицом, причём очень и очень близко. У Лукаса всё в момент рушится, пока Чону, словно стремясь ещё больше пошатнуть его моральное состояние, молча гладит его по голове, слегка ероша волосы. Хочется приоткрыть глаза, чтобы посмотреть на выражение лица парня, однако Юкхей понимает, что лишь спугнёт Кима. А перестать чувствовать, как длинные пальцы Чону массируют кожу головы, не хочется ни на миг. — Ты невероятный, — шепчет Чону, продолжая свои нехитрые манипуляции. Лукас еле сдерживается, чтобы не замурлыкать от удовольствия. — Вроде и пугающий, но в то же время абсолютно потрясающий. Уверен, даже среди своих ты такой один. Юкхею это льстит, определённо. Как там говорил Джехён? «Под покровом ночи с людей слетают все их маски»? Чёрт возьми, он абсолютно прав. Чону никогда бы не позволил себе подобное, не будь он полностью уверен, что его не поймают. Он же абсолютно безынициативный, когда дело касается оборотня. Их отношения не доходят до планки «удачно признавшиеся влюблённые», но, кажется, стремятся к ней. И пусть Чону никогда не заявит об этом вслух, но Лукас уверен, что он парню симпатизирует. Об этом говорят редкие внимательные взгляды и забота, которой Чону окутывает его с каждым днём всё больше и больше. Ну что это, если не банальная симпатия? — Джехён сказал, что мы подходим друг другу, — продолжает Чону. — Но это пока он не знает, кто ты. А что будет, когда он узнает правду? Оставит ли тебя дома? Отнесётся с пониманием, как это сделал я, или просто растрезвонит на весь мир? Хотя нет, хён не такой. Он так никогда не сделает. Юкхей думает о людях, что встречались ему на всём его жизненном пути. Среди них было немало мерзавцев, которым он доверял и думал, что те его понимают. Но их покладистость объяснялось лишь одним — страхом. Страхом перед неизвестным доселе чудовищем, что в любой момент мог разорвать их на мелкие кусочки. Поэтому, подгоняемые страхом, они выдавали тайну оборотня, нередко даже созывали отряд на его поимку. Но Лукас каждый раз успевал скрываться прежде, чем его найдут. Он перебирался в новую местность, заводил новые знакомства и вновь по-глупому доверялся не тем людям. И всё повторялось снова. Но были люди, которые относились с пониманием. Они не боялись его, а уважали, принимали такого, какой он есть. Да, этих людей всегда было меньше, но они были. Именно эти люди полностью не растоптали веру Юкхея в человечество. Именно они не дали ему стать беспощадным чудовищем, который есть в каждом оборотне, но до поры до времени не проявляется. Эти мягкосердечные, добрые люди помогли ему. Одним из этих людей как раз является Чону. Пожалуй, и Сычена тоже можно причислить к этому разряду. — Эм, Чону, — весьма неловко зовёт Сычен, явно испытывая смущение из-за того, что прервал столь интересный монолог. — Чай готов. Пошли пить. — Да, иду, — парень отходит на несколько шагов от Юкхея, но, стоит Сычену скрыться, тут же снова приближается к лицу спящего. Юкхей уже собирается раскрыть глаза, чтобы дать понять, что всё слышал, и окончательно разобраться в том, что между ними, как вдруг чувствует жаркие губы на своей щеке. Тепло ощущается не больше двух секунд, но потом остаётся гореть меткой даже тогда, когда Чону, явно смущённый, поспешно покидает комнату. Дождавшись начала тихих разговоров, Лукас мгновенно распахивает глаза и садится. Пружины предательски скрипят, но Лукас более чем уверен, что его не услышали. Да и вообще неважно всё это. Потому что Чону, чёрт возьми, коснулся его своими губами. Своими прекрасными, божественными губами, которые красиво очерчены и часто изгибаются в совершенно потрясающих улыбках, что Ким дарит этому миру. И если это не симпатия, то Лукас не знает, что это ещё может быть. Выждав для приличия пять минут, чтобы Чону не заподозрил ничего, Юкхей специально громко зевает и поднимается с дивана. На кухне ожидаемо воцаряется молчание, которое длится вплоть до заглядывания Лукаса на кухню. Оборотень мельком смотрит на покрасневшего Чону, после чего спрашивает: — А пицца осталась? — Да, пару кусочков найдётся, — отвечает Сычен, кивая на кухонную тумбу, на которой удобно расположилась аппетитно пахнущая картонная коробка. — Присаживайся на моё место, я уже поел. Хочу прогуляться ненадолго. Дун решительно поднимается, будто вовсе не замечая направленного на него умоляющего взгляда Чону. Парень аккуратно огибает застывшее в проёме тело Лукаса и скрывается в коридоре. Всё то время, пока хозяин квартиры натягивает на себя верхнюю одежду, на кухне тишина. Ким с любопытством осматривает обычную белую плитку под ногами, словно на ней какой-то невероятный узор. На Лукаса, всё время разглядывающего его, парень не обращает никакого внимания. Не то, чтобы это как-то оборотня не устраивает, но хотелось бы, что бы Чону был… решительнее, что ли. Иначе действовать будет Юкхей, причём не факт, что щадяще. Хлопок входной двери отдаётся в Чону лёгким вздрогом. Надежда, что Лукас тоже ушёл, даже не имеет право существовать. Ким всей своей кожей ощущает чужое присутствие и, хоть старается и не показывать этого, слегка боится. Нет, не Лукаса. Той ситуации, что между ними. Это не обострение отношений, но что-то такое, что приводит к этому. Чону знает, что не в правилах Лукаса медлить. Он и сам медлить, по правде говоря, не хочет, просто всё это боязно как-то. Исход может быть каким угодно, как и положительный, так и не очень. Чем именно является это «не очень», Чону пока представляется смутно. — Как всё разрулилось? — Первый заговаривает Юкхей, больше не собираясь терпеть молчание Кима. Парень подходит к тумбе, хватает сразу несколько кусков пиццы и вместе с ними садится на только недавно освобождённый Сыченом табурет. От оборотня не утаивается, что Чону чуть-чуть отодвигается от него, словно боясь случайно соприкоснуться любым участком тела. — Ну, Тэён остался ночевать у нас, а Юта просто ушёл, — пожимает плечами Чону. — Я поэтому и пришёл сюда, чтобы не оставаться с ними в одной квартире, хотя это, наверное, эгоистично с моей стороны. — А я думал, что ты пришёл за мной, — прямо говорит Лукас и с плохо скрываемым наслаждением наблюдает, как Чону, отпивший в этот момент чай, начинает кашлять. Помочь надо, но пусть Ким немного пострадает за все свои грехи. — Зачем мне приходить за тобой? — Кое-как кряхтит Чону. Парень слегка отодвигает от себя чашку, видимо, решив, что на сегодня с него неожиданностей хватит. Разумное, на взгляд Лукаса, решение. — Чтобы забрать обратно? — Сомневаюсь, что в ближайшую, ну, скажем, неделю двери нашей квартиры для тебя гостеприимно открыты. — А ничего так, что я ваш кот? — Скептически спрашивает Лукас, на что Чону сначала замирает, а потом резко бьёт себя по лбу ладонью. Мило. Юкхей бы даже хихикнул, не будь бы Чону так серьёзен. — Чёрт, точно! — Чону вскакивает со своего места, прихватывая чашку, и спешит подойти к мойке. Быстро ополоснув чашку, парень кладёт её на нужную полку, после чего торопится убрать оставшийся одиноко лежать в коробке кусочек пиццы в холодильник. Юкхей не понимает, почему Ким так внезапно начал суетиться. Неужели это из-за того, что Лукас в обличии кота не дома? Юкхей как-то очень сомневается, что Джехён сейчас думает о коте. На все сто можно быть уверенным, что сейчас его заботит лишь состояние своего ненаглядного Тэёна. Лукас чуть ли не зубами скрипит, думая о том, какой же Джехён всё же мягкосердечный. Даже с таким ублюдком, как Тэён, ведёт себя доброжелательно. И ладно бы было это показное, так, чтобы лишний раз не бередить старые раны, так Джехён же действительно заботится о Тэёне. Да что он вообще нашёл в этом придурке? — Что Джехён вообще нашёл в этом Тэёне? — Вслух спрашивает Лукас, не особо надеясь на ответ, но Чону, уже протирающий стол тряпкой, всё же отзывается: — Просто любит он его, и всё тут. — Стрёмно это как-то. Сомневаюсь, что это любовь. Привязанность скорее. — Поверь, если любишь, то даже мудака рядом с собой вытерпишь. Чону говорит так уверенно, будто сам на себе это проверил, поэтому Лукас спрашивает: — И что, ты сможешь вытерпеть меня рядом с собой? Тряпка на несколько секунд замирает на месте, но вскоре снова продолжает облизывать деревянную поверхность столика. Чону молчит, а Лукас, честно говоря, и не торопится снова спрашивать. Это скорее так сказано, веселья ради. Чисто риторический вопрос. И Лукас с самого начала не ждал ответа, однако услышать он его всё-таки хочет. Не обязательно сегодня. Хотя бы когда-нибудь. И обязательно от Чону. Это очень важно. Оборотень поднимается с табурета и выходит в коридор, направляясь сразу в том направлении, где бросил кроссовки Накамото. Однако чуткий слух позволяет уловить такое тихое, едва произнесённое, но очень нужное: — Смогу.