easy operator

      — Вон тот, — говорит Хёна, без энтузиазма проворачиваясь вокруг шеста. Хёджон висит вниз головой, зацепившись коленями за гриф трапеции. У них есть всего пара секунд, чтобы поговорить, когда траектории их вращений совпадают — однако это нисколько им не мешает.       — Который только вошёл? — спрашивает Хёджон, соскальзывая вниз и удерживаясь на весу теперь только за счёт лодыжек; он раздвигает ноги, упираясь в перекладину ступнями. Кто-то смеётся и пытается сунуть ему денег, но он слишком занят поиском парня, о котором сказала Хёна, так что просто отмахивается. — М-м. Он мой.       — Неа. Мой! — не соглашается та, чуть энергичнее начиная трясти телом, когда видит группу новых посетителей, пробирающихся от входа ближе к сцене. — Как думаешь, что у них? Корпоратив?       — Разбитое сердце, — через некоторое время отвечает Хёджон. — Я уверен.       — И почему же ты так решил? — любопытствует Хёна. Но ладно, она понимает, что он имеет в виду. Её милашка успел заказать уже три напитка, и его друзья всё продолжают время от времени сочувственно похлопывать его по плечу. Скорее всего, болезненно расстался с кем-то либо же попал под сокращение на работе. Как бы то ни было, у Хёны на него большие планы: уж она-то точно знает, как заставить его почувствовать себя намного, намного лучше. — Ну, всё равно я его первая застолбила.       — Мы оба его застолбили, — поправляет её Хёджон, раскачиваясь на трапеции, чтобы сначала зацепиться за неё руками, а потом томно, по-кошачьи, спрыгнуть на пол. — Что ставим? — он проходит к пилону, чтобы было удобней разговаривать, и Хёна прогибается в спине, покачивая бёдрами и подмигивая одному из посетителей, отчего тот краснеет и отворачивается.       — Может… если я выиграю, ты, наконец, пойдешь со мной по магазинам, как и обещал, — говорит она, выпрямляясь и поворачиваясь, чтобы положить Хёджону руку на плечо. Он обнимает её за талию, и Хёна запрыгивает на него, оборачивая ноги вокруг его бёдер и начиная тереться. — А если выиграешь ты, я одолжу тебе свою рубашку на всю неделю. Ну, знаешь, ту, в сетку, по которой ты так тащишься.       — По рукам, — говорит Хёджон, приподнимая её выше в момент, когда песня подходит к концу. Он прижимается к Хёниным бёдрам, чтобы, пару секунд сохраняя такое положение, с небрежностью отставить её в сторону сразу же, как только начинается новый трек. В следующий момент он оказывается уже в противоположном конце клуба у столика, окружённого другими стриптизёрами, где сидит предмет их спора. Хёна смотрит почти с обидой, как Хёджон пускает в ход всё своё очарование: сидит на краю мини-подиума и притворяется, что с интересом слушает, что говорят ему посетители. Очевидно, что реально его интересует лишь один, вполне конкретный — Хёна практически слышит, как Хёджон говорит: «Каково мне работать со всеми этими девушками? Не поверите, но довольно весело. Хотите, покажу насколько?»       — Поверить не могу, — бормочет себе под нос она, снова возвращаясь к пилону и делая пару оборотов, при этом не спуская глаз с Хёджона и его выходок. Он в любую минуту может… и точно, вот он уже забирает у её милашки выпивку и чуть толкает его, заставляя облокотиться на стул для приватного танца. Естественно, на коленях. Такое дикое неуважение к их священному правилу вызывает у Хёны лишь раздражение, но всё же это было бы слишком жестоко — прерывать его на середине, когда он так старается: положил одну руку пареньку на плечо, а второй опёрся на стул, чтобы беспрепятственно двигать бёдрами вверх-вниз.       Ей ничего не остаётся, кроме как отдать дань уважения такому рьяному отношению Хёджона к работе.       Хёна ждёт, пока тот закончит, и параллельно прорабатывает собственный план атаки. Новичкам она обычно кажется напористой — не настолько, конечно, как Хёджон, уже раздетый наполовину и толкающийся бедному парню почти в лицо — но в этот раз будет разумней изменить тактику и начать мягко. Остаться на сцене и заставить его самого ждать, пока она спустится. Дразнить и доводить до нужной кондиции, а когда он будет готов, пустить в ход все свои умения. Шанс показать себя будет у каждого из них.       Но почему же так долго? Хёджон всё ещё у него на коленях и, по всей видимости, чувствует себя замечательно. Нечестно, нельзя совмещать такую улыбку с такими движениями, это же должно было быть дружеское соревнование… Этот парень похоже, и вправду особенный, раз так сильно понравился Хёджону — Хёна знает: тот в жизни так ни для кого не старался. Она меняется местами с одной из девушек, чтобы лучше видеть зал, но к сожалению, лица паренька не видно даже отсюда — только кусок затылка и плечи. Хёджон разворачивается и укладывается на того почти всем телом, заставляя Хёну нахмуриться (конечно же, сексуально, на случай, если кто-то смотрит). Похоже, она не узнает, стоит ли этот цветочек такого внимания, пока не окажется перед ним лично.       Наконец, песня кончается. Цветочек, похоже, совсем новичок в посещении стрип-баров: он неловко возится под Хёджоном, пытаясь достать деньги из кошелька, и пока они разбираются со всем этим, Хёна переходит со своего места на подиум прямо перед сидящей компанией. Кто-то замечает её мгновенно, однако Хёджон всё ещё закрывает ей вид на самое интересное.       И вот, наконец, просто наконец, Хёджон слезает с его колен и смотрит на неё. Приподнимает брови, и Хёна приподнимает свои в ответ, потому что Хёджон внезапно облокачивается на край подиума, как если бы тоже собирался насладиться представлением.       Начинается новая песня.       Однако вначале Хёне нужно понять, с чем она имеет дело. Она смотрит прямо в центр группы парней, рассевшихся за ближайшими к сцене столиками, и о боже. Он симпатичный, сладенький как персик, с огромными невинными глазами, и ему совершенно точно не разбивал сердце никакой придурок, не достойный даже дышать рядом с ним. Хёна пальцами зачесывает волосы назад, позволяя им каскадом упасть на плечи, и улыбается парню своей самой интимной, самой намекающей улыбкой, прежде чем прикусить губу, откинуть голову назад и начать танцевать.       Через пару минут Хёджон тоже, подтягиваясь на руках, забирается на подиум, подходит к ней сзади и кладёт руку на талию, давая понять, что он рядом. Хёна надувает губы и облокачивается на его торс, не забывая, однако, всё так же покачивать бёдрами, а затем нащупывает руками его тело и вжимает в себя.       — Как всё прошло? — выдыхает она, в то время как Хёджон опускает голову, прижимаясь лицом к ее шее и крепко держа её руками за бёдра.       — Непонятно, — бормочет он. — Удачи тебе там.       Хёна замечает, что Цветочек смотрит на них, и улыбается ему, чуть прикрывая глаза и закусывая губу, прежде чем откинуть голову Хёджону на плечо и положить его руку себе на грудь.       — Натурал?       — Нет, — говорит Хёджон, двигаясь в такт с Хёниным телом. — Увидишь.       — Ладно, — с нескрываемым интересом соглашается та, прежде чем оттолкнуть его от себя. Хёджон ласково и даже с неким одобрением шлёпает её по заднице и уходит, но внимание Хёны уже полностью захватил их Цветочек: она опускается на колени, не разрывая зрительного контакта, и широко разводит ноги. Двигает бёдрами пару раз вверх и вниз, а затем переворачивается и выгибает спину, чуть шагнув руками вперёд, чтобы лучше показать свою грудь. Конечно, ей хочется, чтобы тот заценил и задницу, однако лучше не прерывать с ним зрительный контакт на случай, если Хёджон снова решит что-то выкинуть. На данный момент (Хёна уверена) она точно заполучила его внимание, и этого достаточно — по крайней мере до тех пор, пока она не решит перейти ко второму пункту своего плана.       Какое-то время всё идёт, как и задумано, но внезапно, лёжа на спине и водя руками по собственному телу, Хёна замечает, что Цветочек разговаривает — без сомнения, очень вежливо — с одной из официанток, видимо, заказывая себе ещё выпить. Хёна хмурится, садясь и свешивая ноги с края сцены, прежде чем спрыгнуть. Возможно, вторую часть плана придется реализовать немного раньше, чем планировалось — она потеряла его интерес и теперь ей нужно заполучить его обратно. Она одним лишь взглядом отправляет девушку подальше, откидывает волосы за плечи и соскальзывает со сцены, чтобы затем, покачивая бёдрами и стуча каблуками, направиться прямо к группе сидящих парней.       Мужчины свистят ей в след, параллельно пытаясь засунуть деньги за все предметы одежды, до которых только могут дотянуться, и Хёна чуть подрагивает от радости, чувствуя их прикосновения, однако всё её внимание сосредоточено на кое-ком конкретном. Цветочек снова смотрит на неё, и Хёна, прикусив губу, начинает медленно накручивать на палец прядь волос: тот всё ещё выглядит максимально скромно. Вблизи он ещё более очаровательный, и Хёне приходится бороться с желанием потрепать его за щеку и одновременно прижаться так близко, чтобы он не мог не касаться её.       У него в руке напиток с коктейльной вишенкой внутри. Идеально. Хёна улыбается и, прежде чем тот успевает осознать, что происходит, она ловко вытаскивает ягоду из его стакана.       — Привет, — с вызовом говорит Хёна, засовывая вишню в рот.       — А. Я её съесть хотел, — говорит Цветочек, ничуть не выглядя расстроенным при этом и даже улыбаясь Хёне в ответ.       — Съешь лучше меня, — предлагает Хёна, и один из его приятелей тут же заходится в истерическом кашле. — Меня тоже называют Вишенкой. Ты не заметишь разницы, — она медленно и аккуратно открывает рот, чтобы продемонстрировать парням связанный в узелок стебелёк от вишни, а затем отдает его своему милашке. — А как тебя зовут, сладенький?       — Вау, — отвечает тот, прежде чем взять стебелёк в руки и начать внимательно рассматривать. Он очень стеснительный или что? Может, боится показаться женоненавистником и поэтому не смотрит на неё? Это мило, но в какой-то степени разочаровывает, и теперь Хёна, кажется, начинает немного понимать, что тогда имел в виду Хёджон. — Я Хвитэк. Классные шорты.       — Хочешь, сниму? Тебе понравится, что под ними, — мурлычет Хёна, закидывая ногу на подлокотник его кресла и цокая об него шпилькой.       — М? — только и отвечает на это Хвитэк. — А вы еду сюда подаёте?       Пиздец. Похоже, без Хёджона здесь не обойтись. Быть может, хотя бы вместе им удастся выбить хоть какую-то реакцию из этого фрика. Он очень симпатичный, и это хорошо — Хёна уже эмоционально вложилась во всё это дерьмо и нацелена на успех. — Я могу приготовить тебе что-нибудь, — говорит она, отводя плечи назад и снова лучезарно улыбаясь. — Просто скажи, чего ты хочешь.       — Сырный тост, если можно, — задумчиво отвечает Хвитэк.       Хёна лишь натянуто улыбается в ответ. Этот парень гораздо более похож на Хёджона, чем она думала. Сырный тост? Об этом он думает, видя перед самым своим лицом её грудь? Просто, блять, невероятно. Хёна не хочет признавать поражение: она просто изменит тактику.       — Пойду узнаю, что смогу сделать, — с очаровательной улыбкой отвечает она, убирая ногу с кресла, прежде чем развернуться и уйти — но не просто, а целенаправленно, к Хёджону.       — Думаю, ты её задел, — слышит она голос кого-то из компании. Хёна лишь хмыкает на это, игнорируя все тянущиеся к ней на пути руки. Хёджон занят — танцует с Китти, и потому Хёна решает для начала дать им закончить и заодно прогуляться до бара, чтобы смочить горло.       Новый план: объединить силы с Хёджоном. К чёрту соревнование. Да, конечно же, она хочет, чтобы Хвитэк умолял её обратить не него внимание, как делают это все находящиеся здесь мужчины — Хёна даже привыкла к этому в своем роде — однако сейчас её цель вовсе не заполучить его (честно говоря, она даже не возражала бы, если бы Хвитэк предпочёл ей Хёджона). Ей просто хочется посмотреть. Он человек или кто? Как может он устоять перед ними? Это банально обидно — и даже не столько за них с Хёджоном, сколько за всех тех людей, кто вообще когда-либо пытался склеить этого парня, но тот… не оставил им и шанса? Потому что если Хёна с Хёджоном не могут вызвать у него никакой реакции, то вряд ли это вообще кому-нибудь под силу.       Она допивает воду как раз в тот момент, когда Китти с Хёджоном заканчивают свой танец, и медленно, с чувством дефилирует к маленькой сцене, чтобы всем посетителям открылся хороший вид на задницу. Хёджон распахивает руки, и Хёна подходит, обвивая руками его шею и чуть потираясь об него. Она немного замёрзла — её наряд очень, очень откровенный, да и прошло уже достаточно времени с последнего танца, она успела остыть — но Хёджон теплый всегда, и как только он оборачивает руки вокруг ее талии, Хёне сразу же становится хорошо. Она чуть хмурит брови, игриво щёлкая на того зубами. Хёджон безэмоционален, и это так в его стиле, однако Хёна точно может сказать, что его забавляет вся эта ситуация с Хвитэком.       — Нет, мне тоже не свезло, — отвечает она прежде, чем Хёджон успевает открыть рот.       — Я же говорил, — отзывается тот, лениво выписывая восьмёрки их бёдрами. — Сдаёшься?       — Ни за что, — решительно возражает Хёна. Они продолжают танцевать, и она закидывает голову в притворном удовольствии, прежде чем снова наклониться близко к Хёджону, возвращаясь к разговору. — Предлагаю перемирие и объединить силы.       — Какова наша цель? — спрашивает Хёджон. Хёна лишь корчит рожу на эти слова, и Хёджон отвечает ей тем же, не прекращая шарить руками по её телу, прежде чем отвести к ближайшему пилону. — Хочешь склеить его?       — Что-то в этом духе, — пожимает плечами она. — Если он предложит поехать к нему, я не откажусь.       — Как, впрочем, и я, — оборачиваясь через плечо, чтобы посмотреть, чем там занимается в их отсутствие Хвитэк, отвечает Хёджон. — Эй… хах.       Хёна прекращает танцевать и тоже оборачивается: у Хвитэка на коленях уже другая стриптизёрша. С Хёниного ракурса невозможно понять, нравится это ему или нет, однако пока она может сказать одно: этого не должно было случиться.       — О господи, блять, нет, — шепчет она, слезая с пилона, и быстро хватает Хёджона за руку, чтобы в следующий момент решительно потянуть за собой. — У него джинсы расстёгнуты?       — Нет, но если ты так сильно хочешь… — Хёджон ухмыляется, — я могу снять их совсем.       — Может, и хочу, — говорит Хёна, продолжая тащить его через весь клуб по направлению к Хвитэку. — Просто подыграй мне, окей?       Хёджон едва успевает что-то согласно промычать в ответ, прежде чем они добираются до знакомой группы столиков. Хёна отпускает его руку и становится рядом со стулом Хвитэка; к её облегчению, та девушка уже слезла с его колен и теперь спрашивает остальных, кто хочет быть следующим. Хёна кладёт руку Хвитэку на плечо, чтобы привлечь его внимание, отчего тот быстро и немного испуганно вскидывает на неё глаза. Она лишь лучезарно улыбается и убирает прядь волос за ухо.       — К сожалению, сырного тоста у нас нет. Но у меня есть для тебя кое-что вкусненькое, — говорит она, указывая на Хёджона, выходящего вперёд. — Как тебе здесь? Нравится?       — Ничего так. Атмосфера приятная, — отвечает Хвитэк. — Но если честно, над интерьером я бы ещё поработал.       Хёна очень, очень хороша в своей работе. Клиенты всегда были довольны её обслуживанием, и не только сейчас — раньше тоже, когда она ещё работала в магазине. Хёна знает, что лучшая. И всегда гордилась своим ангельским терпением. Но даже с ним, как и с ясным осознанием того факта, что Хвитэк, очевидно, сейчас просто испытывает её на прочность, ей приходится прилагать неимоверные усилия, чтобы не схватить того за плечи и не начать трясти — до тех пор, пока он не воспримет сигналы, которые они с Хёджоном так активно посылают в его сторону. Она продолжает, всё так же не прекращая улыбаться:       — Я знаю, окей? Но здесь есть на что посмотреть, — она жестом подзывает к себе Хёджона, и тот становится рядом, покорно ожидая инструкций. — Думаю, с Идоном ты уже знаком?..       Хвитэк кивает, смотря на Хёджона.       — Да.       Ей кажется, или Хвитэк выглядит немного взволнованным?       — И, конечно же, ты знаешь меня, — продолжает улыбаться она, кладя руку Хёджона себе на талию. Тот послушно пробегается пальцами по её бедру, ожидая других подсказок пару секунд, а затем берет инициативу на себя и кладёт вторую руку ей на ягодицу. — А ещё мы друзья.       — …ладно, — говорит Хвитэк, очевидно, не совсем понимая, к чему та ведёт.       — Не хочешь потанцевать вместе с нами? — предлагает Хёна. Она протягивает руку и чуть перебирает пальцами от нетерпения. Хёджон легонько сжимает её бедро — Хёна дёргается немного и улыбается, откидывая голову ему на плечо. — Или же мы можем станцевать для тебя для начала, если хочешь знать, на что соглашаешься.       Друзья Хвитэка снова начинают свистеть и улюлюкать, а Хёна всё так же терпеливо улыбается — даже когда Хёджон убирает рукой ей волосы с лица, чтобы оголить ещё больше кожи — и затем непринужденно облокачивается на него. Лицо Хвитэка на секунду принимает испуганно-взволнованное выражение, однако ему, по крайней мере, уже совершенно точно не плевать.       — Могу я ещё подумать?       — Сколько угодно, — Хёна лишь подмигивает ему в ответ. Она легонько подталкивает Хёджона, и тот ведёт её обратно к подиуму, где больше места. Может, Хвитэк просто стеснительный. Хёна не вправе винить его, если честно. Им с Хёджоном довольно тяжело сопротивляться по отдельности, но когда они действуют заодно — почти невозможно.       Хёджон ведёт рукой вверх, фиксируя её на Хёниной талии, и Хёна разворачивается к нему лицом, чтобы в следующий момент закинуть ногу ему на бедро и откинуться назад; Хёджон наклоняется к ней, но смотреть продолжает всё равно на Хвитэка. Хёна запрокидывает голову назад так сильно, что её волосы почти касаются пола — чего допустить нельзя — и потому она выпрямляется, хватаясь рукой за Хёджоновы волосы для равновесия, чтобы в следующую секунду прижаться к тому всем телом. Хёджонова ладонь ложится ей на ягодицу, и Хёна подаётся бёдрами вперёд — раз, затем второй — чтобы затем медленно наклониться, будто бы собираясь поцеловать его. Но прежде чем они успевают оказаться настолько близко, она опускает ногу и снова разворачивается, потираясь об его пах и красиво выгибаясь в спине.       Они с Хёджоном прекрасная команда, думает Хёна, когда тот поднимает её в воздух, чтобы усадить на край подиума, а затем опускается между её ног; она не останавливается ни на секунду, двигая телом и вкладывая в эти движения всю свою страсть — пока Хёджон зарывается головой между её бёдер, а руками продолжает шарить по талии. Хёна притягивает его к себе ногой ближе — снова — и смотрит на Хвитэка из-под полуприкрытых ресниц. Тот тоже смотрит на них, явно впечатлённый, и Хёна манит его к ним, призывно протягивая руки. Хвитэк не двигается, всё ещё зачарованный, пока один из его друзей не наклоняется к нему через весь стол, разливая свой коктейль в процессе, и не встряхивает, буквально спихивая с места. Хвитэк лишь нервно смеётся, но другой его приятель уже подталкивает его в их направлении; Хвитэк колеблется, раздумывая, стоит ли ему сейчас переступить черту, после которой он уже не сможет остановиться, и в итоге сдаётся, когда Хёна цепляет каблуком спину Хёджона, чтобы вернуть себе его внимание.       — Ну наконец-то, — выдыхает она, и Хёджон встаёт, разворачиваясь, чтобы встретить Хвитэка. Он ничего не говорит — он и не должен, конечно — просто двигает бёдрами настолько сексуально, что даже Хёна, которая видит это каждый день, чувствует лёгкое головокружение. Хёджон выглядит так опасно, будто может сделать сейчас всё что угодно, и то, с чего он начинает — хватается за воротник Хвитэкова пиджака и сдёргивает его, не глядя откидывая в сторону компании его друзей. Хвитэка немного потряхивает — он не ожидал от них чего-то подобного, но он не отступает и не делает попыток снова сесть, хотя ничего не мешает ему это сделать. Он стоит на месте, когда Хёджон обходит его, и Хёна бы обязательно посмеялась над таким решительным настроем последнего, если бы тот не выглядел сейчас так чертовски горячо. Она аплодирует стоя в своей голове.       Хёна стоит, ожидая, пока Хёджон закончит и вернётся (что он и делает после того, как медленно, оценивающе, ещё раз оглядывает тело Хвитэка). Он кладёт руки Хёне на талию, и когда она обнимает его за шею, осторожно поднимает и ставит рядом с Хвитэком. Она хотела заполучить себе его на всю ночь и теперь, когда Хёджон снял с него тот мажорский пиджак, и Хвитэк остался в одной лишь в футболке, Хёна близка к исполнению своего желания как никогда. Она кладёт одну руку ему на плечо, другую — на бедро, и делает волну телом, прижимаясь ближе. Мимолётно замечает боковым зрением, как один из его друзей достаёт телефон, чтобы сделать фото, и заботливо прикрывает Хвитэку лицо ладонью, придвигаясь совсем уж близко и прижимаясь к его лбу своим, всё так же не прекращая двигать телом. Она слышит его дыхание, когда Хёджон становится позади и чуть скользит своей ладонью по её руке на Хвитэковом бедре — чтобы она знала, что он тоже там.       — Расслабься, — мурлычет Хёна, зарываясь пальцами Хвитэку в волосы. Они у него мягкие и сухие; затем подаётся бёдрами вперёд и покачивает ими, устраивая целое представление. Грудью прижимается тоже и тянется руками к Хёджону, который, без слов понимая, что он него требуется, тут же хватает её за предплечья, чтобы она не потеряла равновесия. Хёна откидывается, прогибаясь в спине, на пару секунд назад, и её волосы рассыпаются красивым ореолом вокруг, а затем быстро выпрямляется и проводит рукой по груди Хвитэка, смотря на него из-под полуприкрытых ресниц.       И, неожиданно, это срабатывает. Хвитэк не в силах выдержать её взгляда, но когда он отводит глаза, то тут же натыкается на Хёджона без рубашки, двигающего бёдрами так плавно и опасно, что невозможно не восхититься его мастерством. Хёна торжествующе улыбается, когда Хвитэк давится воздухом и старается спрятать лицо у неё где-то в плече, в то время как она придвигается только ближе.       Она кладёт руки ему на плечи так же, как делала это с Хёджоном, и потирается об него, но смотрит всё равно на Хёджона позади. Тот одновременно расслаблен и максимально сфокусирован: прямо как в самый первый раз, когда они с ним развлекались подобным образом (как, впрочем, и во все последующие разы). Одно только воспоминание вызывает мурашки; но затем Хёна снова переключает внимание на Хвитэка и кладёт его руку себе на бедро, побуждая танцевать вместе. Он начинает двигаться не сразу, но когда всё-таки начинает, его ладонь соскальзывает чуть ниже и в сторону, и Хёна прячет улыбку за волосами, прежде чем развернуться и дать ему то, чего он так хочет: нагнуться и покачать бёдрами, чтобы открылся хороший вид. Она выгибается в спине, чуть приподнимаясь, а затем прижимается задницей к его бёдрам, потираясь о них в такт музыке. Проходит пара мучительно долгих секунд, прежде чем она, наконец, чувствует руку Хвитэка на своей талии. Хёна закусывает губу, искренне удивлённая, но от этого не менее радостная, и оборачивается, чтобы подарить ему яркую, искреннюю улыбку через плечо. Хвитэк такой трогательный и притягательный, что она остаётся в таком положении совсем не долго, быстро разворачиваясь к нему лицом к лицу, чтобы в полной мере насладиться его реакцией на то, как она качает бёдрами, и как подпрыгивает её грудь при каждом движении.       Хёджон чуть подаётся вперёд, трогая её за руку, и Хёна сразу понимает, чего он хочет; она берёт Хвитэка за запястье и разворачивает его от себя.       На Хёджона лучше смотреть издалека, когда видишь его тело целиком, потому что вблизи он доминирует, подавляет — двигает бёдрами так, будто у него под ногами горит земля, будто вот-вот упадёт, не в силах выдержать темп, который задал сам, а затем снова ловит равновесие, чтобы выложиться с утроенной силой. Огни освещают его высветленные почти добела волосы как раз в тот момент, когда он хватается за плечо Хвитэка, опускаясь вниз; Хёна тоже стоит вплотную, играясь с тканью его рубашки в районе талии.       — А у тебя, эм, — вежливо начинает Хвитэк, и дыхание чуть сбивается (Хёна безмерно рада это слышать), — два члена?       — Один фальшивый, чтобы казалось, что у меня постоянно стоит, — отвечает Хёджон куда-то в район его живота. — Но второй настоящий. Попробуй догадаться, какой есть какой, — он поднимается и резко подаётся вперёд; Хвитэк аж отшатывается от неожиданности, но Хёна со смехом ловит его, опаляя горячим дыханием шею. Хвитэк заметно вздрагивает — Хёна видит, как за секунду он весь покрывается мурашками, и еле сдерживается, чтобы не прижаться губами к его коже прямо сейчас.       — Есть планы на вечер? — спрашивает она, и Хёджон смотрит на неё через плечо Хвитэка, коротким кивком подтверждая, что она всё делает правильно. — Мы скоро закончим работать. Через два часа. Если не против подождать…       — Вы серьёзно? — неверяще спрашивает Хвитэк. Хёна чуть замедляет свой танец, чтобы лучше его слышать. — Они ведь не заплатили за это? Ну, мои друзья.       — Нет, — обещает Хёна, качая головой. — Конечно, нет. Мы просто… хотим, — она улыбается, когда Хвитэк оборачивается, чтобы взглянуть на неё, и быстро пробегается по его руке пальцами. — А ты нет?       Хвитэк сглатывает, смотря сначала на руку Хёны, а потом на Хёджона, уже не танцующего, а больше расслабленно покачивающего бёдрами под конец песни.       — Может быть, — хриплым шёпотом признаёт он. — Я просто не уверен, серьёзно вы это или…       — Абсолютно, — заверяет его Хёна, откидывая волосы за спину. Она чувствует, что близка сейчас к успеху как никогда, потому что «может быть» от такого парня, как Хвитэк, означает: «Я подумаю над этим ещё полчаса и соглашусь». У Хёны давно не было секса втроём, а ещё Хвитэк просто, блять, великолепен. Она ярко улыбается, и Хвитэк, вроде как, даже улыбается в ответ, прежде чем отвлекается на то, как она двигается, потираясь об него. Хёна с уверенностью может сказать, что ему мало прикосновений и — явно хочется уделить больше внимания Хёджону. А ещё она действительно надеется, что Цветочек их дождётся. Что позволит отвести себя домой. Но так это или нет, покажет только время, потому что сейчас Хвитэк заметно колеблется; и они с Хёджоном могут сделать многое, чтобы переубедить его, прежде чем сомнение возьмёт над ним верх.       Они прижимаются к Хвитэку — каждый со своей стороны — шарят руками по его телу и друг другу, и продолжают стоять так даже когда песня кончается. Хёна поднимает голову, чтобы посмотреть на Хвитэка, и тот заливается краской, но глаза не отводит — как и Хёджон от Хёны, удобно устроивший подбородок на Хвитэковом плече. Губы Хёны неосознанно расползаются в улыбке, потому что Хвитэк всё продолжает смотреть на неё, но затем они слышат: «Вишенка!» откуда-то с другого конца зала, и Хёна прикусывает себе щёку с обратной стороны.       — Мне пора, — говорит она, легонько кладя руку Хвитэку на плечо. — Но Идон скажет тебе, где нас ждать и когда точно мы закончим, окей? Уже скучаю, сладенький.       Хвитэк кивает немного заторможенно: он будто бы хочет ещё что-то сказать, но Хёне приходится сделать шаг в сторону — медлить дальше нельзя, или она рискует ввязаться в неприятности. Она посылает обоим воздушный поцелуй, широко улыбается и, громко стуча каблуками, направляется обратно к пилону, качая бёдрами по пути, чтобы парням было на что посмотреть, раз уж так вышло, что ей пришлось их покинуть.       Добравшись до сцены и прокручиваясь на пилоне в первый раз, она высматривает Хвитэка с Хёджоном в толпе: те как раз возвращаются к столикам — Хёджон близко и шепчет Хвитэку на ухо, куда идти через два часа, когда закончится их смена, как долго ждать и что сказать охране, если та спросит, что он там делает. Они ещё никогда не проворачивали ничего подобного — тем более с посетителем, но Хёна верит, что Хёджон всё сделает верно. Но долго смотреть нет возможности, нужно возвращаться к работе: забраться на пилон, прокрутиться, опуститься, повторить — и Хёна слишком сосредотачивается на этом, чтобы следить за парнями. В момент, когда ей удаётся-таки чуть перевести дыхание и осмотреться, столики уже пусты, а Хёджон болтает с какой-то девчонкой в баре. И нет даже лишней минутки, чтобы подойти к нему и узнать, как всё прошло: нужно снова вернуться к танцу.       Примерно полчаса спустя Хёджон подходит сам, и Хёна чувствует его — его руки на своих ягодицах и дыхание на шее — раньше, чем видит. Она улыбается и облокачивается на него, тихо вздыхая и своим вздохом будто бы спрашивая: «дождётся ли?»       — Может быть, — отвечает Хёджон, хотя Хёна так ничего и не произносит вслух. Он просто знает, о чём она думает. — Посмотрим.       — Ладно, — говорит она и проводит рукой по его щеке, чтобы их танец выглядел более чувственным. — Но даже если он не придёт, останешься на ночь?       — Как хочешь, — пожимает плечами Хёджон, большим пальцем поддевая край её обтягивающих, почти ничего не прикрывающих шорт. Хёна закусывает губу, улыбается и пихает Хёджона задницей, намекая, чтобы тот оставил её в покое. Остался несчастный час, Хёджон подождёт; они оба знают, что в действительности скрывается за «ночевкой»: это происходило так много раз — случайно и не очень — что теперь для них нет ничего странного в том, чтобы планировать подобные ночи целенаправленно. Хёджону пора бы уже усвоить: терпение — добродетель. Он быстро это смекает и позволяет Хёне вернуться обратно к пилону, прежде чем снова ухватиться за свои канаты и подтянуться на руках. Хёна смотрит пару секунд, как тот забирается всё выше, и возвращается к своему танцу, окрылённая мыслями о сегодняшней ночи. Вне зависимости от того, дождётся Хвитэк или нет, сегодня у неё будет секс, и одна только эта мысль заставляет её выкладываться сильнее, показывать больше. Она думает о том, как хорошо ей будет уже буквально через пару часов, во время того, как сексуально опускается на пилоне вниз и снова забирается наверх, когда флиртует с беспомощными зрителями и откидывает голову назад, обводя изгибы собственного тела руками.       Когда она добирается до гримёрки после окончания смены, Хёджон уже ждёт внутри. Поначалу другим девушкам было странно видеть его здесь — но затем, когда стало ясно, что он не заинтересован ни в ком, кроме Хёны, они попросту перестали обращать на него внимание, и никто больше не жаловался на его присутствие. Сейчас они с Хёной одни. Молчат, потому что слишком устали после долгой смены. Хёна в последний раз перетряхивает одежду, собирая купюры, которые пропустила до этого — свои чаевые за ночь, быстро убирает их в кошелёк и проскальзывает в платье, в которое была одета до работы. Оно очень свободное и в цветочек — резко контрастирует с обтягивающими шортами и едва ли прикрывающим что-то лифом, которые она носила всю ночь. Хёна хмурится, смотря на своё отражение, и чуть приспускает молнию, открывая немного груди. Не слишком ли? Хотя, Хвитэк ведь уже практически видел её голой... Быть может, скромность сейчас — правильный ход. Она покажет ему весь спектр, заставит хотеть узнать, какие стороны у неё есть ещё.       Хёджон замечает, что она делает, и понимающе улыбается её отражению.       — Вот так нормально.       — Думаешь? — задумчиво спрашивает Хёна, сжимая ладонями свою грудь с двух сторон и приподнимая её чуть-чуть. — Может, лифчик надеть?       — Не надо, — говорит Хёджон и, ни капли не смущаясь её присутствием, полностью раздевается, прежде чем натянуть свою повседневную одежду: джинсы и простую однотонную футболку. — У платья вшиты чашечки. Он тебе не нужен.       Хёна даже не пытается спросить, как или почему он это заметил — лишь кивает и оставляет своё платье в покое.       — Тогда я готова, — говорит она и берёт свою сумочку, предварительно сложив рабочую одежду и убрав её в шкафчик. — Ты ведь сказал ему, куда идти, да?       Хёджон кидает на неё обиженный взгляд и натягивает обувь.       Хёна хмыкает, облокачиваясь на туалетный столик.       — Ладно, ладно, я поняла. Как думаешь, он придёт?       Хёджон пожимает плечами, затем выпрямляется и подходит к ней; Хёна протягивает ему руку, и Хёджон принимает её, выводя девушку из гримёрки. Они проходят по коридору и выходят через служебный вход, попадая в знакомый переулок.       Хёна, несмотря на свою всепоглощающую уверенность в том, что им с Хёджоном удалось-таки завоевать сердце Хвитэка, начинает нервничать сразу же, как только они оказываются на улице. Что, если он не появится? Возможно, дело будет даже не в них — наверняка Хвитэку завтра рано вставать, и он не захочет ждать их до двух ночи. Хёна не будет винить его, честно. Однако, если он не появится — независимо от причины — она расстроится и проведёт большую часть ночи, жалуясь Хёджону. Тот, в свою очередь, будет кивать время от времени, но больше — просто смотреть на неё, и закончат они в итоге в чьей-нибудь постели. Всё. Не то чтобы это было плохо, но... Хёна ненавидит оставаться без желаемого, а Хвитэка она хочет очень сильно, и чем дольше она думает об этом, тем хуже становится.       И, (ну просто, кто бы мог подумать!), конечно же, того на условленном месте нет.       Хёна выдыхает, в последний раз оглядывая улицу и стараясь выглядеть не слишком разочарованной.       — Ну, что ж, — бормочет она, беря Хёджона под локоток. — Пойдём.       Тот ничего не отвечает — лишь накрывает её ладонь, и они продолжают идти вдвоём к главной улице.       Хёна делает глубокий вздох, берёт себя в руки и собирается спросить уже было Хёджона, куда он хочет пойти на их традиционно поздний ужин, но тут они заворачивают за угол и внезапно врезаются в кого-то — человек извиняется, а затем внезапно восклицает:       — Стойте!       Хёна удивлённо поднимает голову, но смотрит сначала на Хёджона, потому что он ближе. А Хёджон улыбается, улыбается той своей особенной улыбкой, чуть прищурив глаза. Хёна переводит взгляд на влетевшего в них человека и резко выдыхает, чувствуя, как моментально поднимается настроение. Это Хвитэк, одетый в серый бомбер и запыхавшийся от быстрого бега. Хвитэк!       — Привет, — говорит она, быстро оправляясь от шока, и широко улыбается, отпуская руку Хёджона, чтобы взять под локоть уже Хвитэка. — Вот это встреча.       — Я потерялся, — оправдывается тот, застенчиво улыбаясь, и это так… чертовски великолепно? — Мы приехали сюда на такси, и я не особо смотрел по сторонам, но теперь, вот, вернулся своим ходом, так что…       — Всё в порядке, — заверяет его Хёна, протягивая Хёджону руку. Тот снова принимает её, и они продолжают идти по улочке — но уже все вместе, и просто один факт наличия Хвитэка рядом заставляет Хёну улыбаться. — Мы собирались зайти куда-нибудь перекусить. Ты с нами? Можешь даже проголосовать, куда пойдём.       — Хм, а какие варианты? — спрашивает Хвитэк, мимолётно улыбаясь Хёджону.       — Так поздно мало что работает, так что обычно это Макдональдс, — со смехом признается Хёна. — Но иногда мы в настроении пошиковать и ходим в одну кафешку с классными молочными коктейлями.       — Звучит неплохо, — кивает Хвитэк, и Хёджон тоже кивает в знак одобрения. Хёна улыбается, укладывая голову на плечо Хвитэку на пару секунд, пока они идут, и совершенно игнорируя тот факт, что такое публичное проявление близости от едва знакомого человека может оказаться для того слишком. Её всегда тянет на нежности, когда она счастлива, а сейчас она счастлива просто до невозможности: просто от того, что Хвитэк вернулся ради них. — Эм, как остаток смены прошёл?       — Нормально, — без раздумий отвечает Хёна, сжимая его руку. Не такой накачанный, как Хёджон, но определенно мускулистый; она просто дождаться не может, когда увидит его чуть менее одетым. — Мы скучали! А как твоя ночь? Куда съездить успел?       — Да никуда особо, — пожимает плечами Хвитэк. — Приехал домой, поел и вернулся сюда.       — А я уж думала, ты нас своим присутствием больше не удостоишь, — поддразнивает его Хёна, флиртуя, отчего парень снова заливается краской. — Думала, продинамить решил! Это стоило бы одного грустного молочного коктейля.       — Двух грустных молочных коктейлей, — тихо поправляет её Хёджон, и Хёна закусывает губу, сильнее переплетая их пальцы.       Хвитэк улыбается немного смущённо, потирая шею свободной рукой.       — Ну… Я сам не был до конца уверен, что приду, но… вот. Пришёл.       — Пришёл, — с улыбкой повторяет Хёна и указывает на противоположный конец улицы. — Как и мы. Вот то местечко.       Она осматривается по сторонам, прежде чем потянуть парней за собой на другую сторону — даже не пытаясь пройти по нормальному пешеходному переходу.       — Есть хотите? — спрашивает Хёна больше у Хёджона, но также и у обоих в целом. Хёджон кивает (что значит, что он наверняка голоден сейчас как волк), а Хвитэк отвечает, что уже поел и не очень хочет. Итак, где-то полчаса они, скорее всего, проведут в кафе, и так как Хёна с Хёджоном живут неподалёку — дома они окажутся примерно через час. Хёну пробирает приятная дрожь предвкушения, когда она думает об этом; а тем временем Хёджон открывает для них дверь кафе, и они заходят.       Они садятся у барной стойки: Хёджон с Хёной по бокам, и Хвитэк посередине; Хёна выбирает коктейль, который хотела, и даёт Хёджону сделать заказ, прежде чем снова начать увлечённо строить глазки Хвитэку. Тот замечает и снова смущается, но Хёна будто бы и не видит его реакции, и даже наоборот придвигает свой стул к нему ещё ближе.       — Итак, — начинает она, постукивая пальцами по чёрно-белой поверхности барной стойки, — как ты оказался сегодня в клубе? В чём причина?       — Ох, я… — лицо Хвитэка чуть краснеет, — Ну, я пролетел с повышением на работе, и парни хотели немного меня подбодрить, и…       — То есть сердце тебе никто не разбивал? — недоверчиво щурясь, перебивает его Хёджон.       Хвитэк бросает на него непонимающий взгляд, удивлённый тем, что тот заговорил так внезапно.       — …нет?       Хёджон рассматривает его почти с подозрением.       — Точно?       — Э-э… да? — неуверенно отвечает Хвитэк, смотря на Хёну. Та лишь улыбается и ободряюще кивает. — Вообще даже не близко. Мы просто думали, что я получу повышение, и казалось, что это уже решённый вопрос, но на деле оказалось, нет, и…       — Где ты работаешь? — теперь очередь Хёны перебивать.       — В газете, — отвечает Хвитэк. Он заметно розовеет, когда начинает говорить о себе, и Хёна так сильно хочет его себе… для многих целей. Забрать домой, но не тупо ради секса, но и в качестве друга, потому что Хвитэк такой красивый и такой застенчивый… как можно вообще удержаться и не оставить его себе в коллекцию? (Да и Хёджон, честно говоря, привлекал её по похожим причинам.) — Была вакансия на руководящую должность… главного редактора, но… ладно, не вышло, так не вышло. Плюс, у Майкла был день рождения, и мы…       Хёна с Хёджоном оба прыскают, но по-разному, и Хвитэк удивлённо приподнимает брови:       — Что?       — Ты говоришь, там у парня был день рождения, а мы… вау, — говорит Хёна, снова качая головой. — У нас могут быть проблемы. Не серьёзные, не волнуйся! Но просто это так уморительно! Ваш именинник хоть приватный танец получил? На коленях или ещё какой…       — Кажется, нет, — отвечает Хвитэк, начиная улыбаться. — Но всё нормально, не думаю, что он особо расстроился.       — Упс, — бормочет Хёджон, наклоняясь через Хвитэка, чтобы пульнуть трубочкой в Хёну. Она лишь хихикает, ещё ближе придвигая к тому свой стул, и убирает за ухо выбившуюся прядь волос.       — Жаль, что ты не получил повышение, — серьёзно говорит Хёна. — Я знаю, мы ещё не особо близко знакомы, но ты кажешься умным малым. Ты журналист?       — Пишу иногда, но в основном я технический редактор, — отвечает Хвитэк. Он вздыхает, пожимая плечами, и тоже улыбается Хёне. — Но ничего страшного. Я просто продолжу работать, думаю. Но все равно спасибо, Вишенка.       Хёна моргает в замешательстве пару секунд, а затем взрывается хохотом, прикрывая рот рукой.       — Боже! Я совсем забыла! Не нужно больше меня так называть, прости пожалуйста, совсем вылетело из головы. Я Хёна, а это Хёджон. Ну, то есть, можешь звать его Идоном иногда, но его зовут Хёджон.       — Ладно, я уже понял, что это были сценические имена, — говорит Хвитэк, улыбкой стараясь скрыть свою неловкость. — Приятно познакомиться.       — Нам тоже, — отвечает Хёна легонько накрывая его руку своей ладонью. Она не убирает её даже тогда, когда им приносят их коктейли, сохраняя близость и время от времени посматривая на того краем глаза.       Они сидят в дружелюбной, ненапрягающей тишине, неторопливо потягивая свои коктейли (Хвитэк и Хёна) и жуя миниатюрные вафельки (Хёджон), пока наконец, Хвитэк не прочищает горло и не спрашивает будто бы ни в чем не бывало:       — Так значит, вы двое вместе?       Хёна наклоняется, чтобы посмотреть на Хёджона, и тот пожимает плечами.       — Иногда, — следует игривый ответ.       — То есть… то сходитесь, то снова расходитесь? — уточняет Хвитэк.       Хёна качает головой.       — Нет, нет, не так. Ну, мы больше как друзья с привилегиями, полагаю, если уж надо как-то это назвать.       — А, — Хвитэк раздумывает над этим пару секунд. — То есть без чувств?       — А вот такого я не говорила, — поправляет Хёна, и лицо Хёджона тут же принимает странный оттенок, и он отводит глаза. Хёна улыбается, пожимая плечами. — Иногда.       — Понял, — отвечает Хвитэк, при этом все ещё выглядя немного растерянно.       — Ты разберёшься, — заверяет его Хёна. — Смысла объяснять нет, но на практике все познаётся быстрее, так?       — Ага, — бормочет Хёджон. Он все ещё выглядит немного смущённым — Хёна не может налюбоваться; как, видимо, и Хвитэк, с улыбкой наклоняющийся к тому ближе.       — Ну так, — снова начинает Хвитэк, как только замечает, что Хёна почти допила свой коктейль. Они уже попросили у официантки счет, и Хёна понимает: Хвитэк собирается сейчас сказать что-то очень важное. И осторожные взгляды, которые он бросает на неё время от времени, только подтверждают её подозрения. — Куда двинемся дальше? Если только, — добавляет он, быстро идя на попятную, — это и не было тем, зачем…       Хёна смеётся, в глубине души всё ещё не веря, как тому вообще пришло подобное в голову, и обрывает его:       — Нет-нет-нет, ты чего! Сейчас мы идём либо ко мне, либо к Хёджону, — она кивает. — А куда лучше, как думаешь, м?       — Не знаю, — отвечает Хёджон. — У тебя светлее, у меня больше растений.       — Твоя правда, — задумчиво соглашается Хёна. — Ну, ладно, решим, когда придём.       Хвитэк явно сбит с толку этим высказыванием, но спросить ничего не успевает: возвращается официантка с их счётом. Хёна думает, это весело — намеренно ничего не объяснять, чтобы тому приходилось догадываться обо всем самому. Она с детства хотела стать главой какого-нибудь шпионского агентства и раздавать всем указания направо и налево, а потом наблюдать, как агенты ломают голову, пытаясь решить порученные ею загадки. И хоть жизнь в итоге сложилась совсем иначе, сейчас отличная возможность наверстать упущенное.       — Ну что, идём?       Хёджон кивает и поднимается со своего места, ожидая, пока Хёна с Хвитэком присоединятся к нему. Хёна снова обнимает того за руку и укладывается на плечо — Хвитэк лишь кидает на неё быстрый взгляд и улыбается.       — Веди меня, — мягко, но уже не так застенчиво, как обычно, говорит он. Хёна хмыкает и кивает на дверь, и он придерживает её для Хёджона, идущего позади.       Хёна с Хёджоном живут в многоэтажке примерно в пятнадцати минутах ходьбы от клуба (восьми, если они опаздывают и приходится бежать). Они болтают по пути, но не особо оживлённо — в основном Хёна расспрашивает Хвитэка о его работе, и затем Хёджон немного разговаривает с ним о музыке, прежде чем они входят в здание.       — Ну так что? — спрашивает Хёна, ведя парней к лифту. — В чью идём?       — Может, на камень-ножницы-бумага? — предлагает Хёджон, и Хвитэк едва заметно морщит нос.       — Простите, я… не понимаю. Разве мы не должны были решить, в чью, до того, как пришли в здание? — вежливо, как и всегда, спрашивает он. — Потому что, как бы… мы уже здесь, но чей этот дом?       — Мы оба здесь живём, — с улыбкой поясняет Хёна, нажимая кнопку их этажа. — Мы соседи, квартиры буквально через дверь.       Хвитэк непонимающе моргает пару раз.       — Что? Но почему бы тогда вам просто не съехаться?       Хёна с Хёджоном смотрят друг на друга, и Хёджон пожимает плечами.       — Она слишком неряшливая, — говорит он, отчего Хёна смеётся и делает попытку пнуть его. — Плюс, у нас разные взгляды на интерьер... Пойдёмте в мою уже!       — Ладно, ладно, — вздыхает Хёна. — Думаю, мы и так уже получили суточную норму неоновых огней за эту ночь. У меня большая коллекция винтажных неоновых ламп, — тут же поясняет Хвитэку она. — Я нахожу их на блошиных рынках, и они очень крутые, но после рабочей смены… немного слишком, думаю.       — Сюда, — говорит Хёджон, выходя из лифта и следуя по коридору к своей квартире, параллельно доставая ключи. Хёна задерживает на нем тёплый взгляд на пару мгновений, а затем снова цепляется за Хвитэкову руку и идёт следом. Она прижимается к нему ближе, мысленно наслаждаясь его манерами — за всё это время с его стороны не было ни одной попытки поприставать к кому-либо из них — и Хёна внутренне отсчитывает секунды до момента, когда сможет разгадать этого парня и увидеть, что скрывается под этой вежливой и красивой оболочкой. Она не уверена даже, что ей хватит терпения предложить ему сначала выпить — она лучше сразу перейдет к делу и посмотрит, что случится.       Хёджон отпирает дверь, бормоча что-то о том, что ему надо полить цветы и он вернётся через минутку. Внутри квартиры тепло и влажно — что совсем не удивительно из-за количества пышной растительности. Темно; лишь свет от фонаря, пробивающийся через окно, заставляет листья отбрасывать на стены зелёные тени. Хёна уже более или менее привыкла к этому: она отодвигает лезущий в глаза лист фикуса и проходит дальше, снимая туфли и внезапно оказываясь почти на восемь сантиметров ниже. Хвитэку, наоборот, это всё ново — он с интересом осматривается вокруг, пробегаясь пальцами по листьям папоротника и наклоняясь, чтобы обнаружить целую полку суккулентов.       — Круто, да? Он до ужаса любит свои растения, — с улыбкой говорит Хёна. — Ботаник в буквальном смысле. Подарил мне как-то на день рождения крошечный кактус, но малышу очень трудно пришлось за те полгода, что он у меня прожил, так что я просто позволяю Хёджону ухаживать за всеми растениями, которые я хочу держать у себя.       — Очень круто, — соглашается Хвитэк. Хёна провожает глазами его фигуру, пока он медленно проходит в главную комнату, продолжая осматриваться. Слышно, как Хёджон что-то двигает на кухне, наполняя водой банки или что-то такое, а у Хёны чувство, будто она во сне; приходится привыкать к этому новому ощущению — она так долго этого ждала. Хвитэк проходит к эркеру, выглядывая из него и осматриваясь по сторонам.       — Кажется, я вижу твои вывески.       — Да, я оставила парочку включёнными, чтобы не приходить домой в кромешную темноту, — кивает Хёна. — Может, покажу тебе позже. Мы ведь всегда можем зайти ко мне.       — Конечно, — говорит Хвитэк. Он отходит от эркера и разворачивается, чтобы посмотреть на неё. Сейчас они одни: Хёджон в другой комнате и вернётся в любую секунду. Хёна снова начинает нервничать. Ей хочется, чтобы Хёджон пришёл поскорее — у нее лучше получается работать в команде, чем одной, как бы её гордость ни убеждала её в обратном временами. Однако она скрывает это и, улыбаясь, поправляет волосы — ветер сдул их назад, за плечи, когда они входили в квартиру. Хёна думает: уж если она нервничает, то каково сейчас Хвитэку?.. И улыбается: судя по опыту, её улыбка успокаивающе влияет на людей.       И, кажется, это срабатывает. Хвитэк шагает к ней, и Хёна не двигается, ожидая, пока тот подойдёт ближе сам. В тусклом, зелёном свете она не может отчётливо разглядеть его выражение лица или на что он смотрит, и поэтому просто ждёт. Хвитэк останавливается, когда между ними остаётся сантиметров тридцать — в последний раз они были на таком расстоянии в клубе, но не после. Хёна обводит его взглядом, в попытке найти подсказку и всё ещё ожидая. Она хочет, чтобы Хвитэк поцеловал её — так чувственно, по-киношному, как изредка осмеливается целовать её Хёджон, когда они не видятся долгое время. Когда Хвитэк поднимает руку, Хёна чувствует, как радость почти на уровне самодовольства разливается по всему её телу, будто у кошки, добравшейся до любимой сметанки. Она чуть раскрывает губы и приподнимает подбородок в предвкушении.       Но Хвитэк не целует её. Его рука останавливается на молнии Хёниного платья и медленно тянет её вниз. Хёна стоит, не шелохнувшись, но чувствуя, как мурашки пробегают по телу, и на секунду отводит глаза. Хвитэк не торопится, но его движения твёрдые, уверенные; он смотрит Хёне в глаза, а не на оголяющуюся под его руками кожу — молния скользит, открывая сначала грудь, затем живот, и наконец заканчивается где-то чуть ниже бёдер, оставляя платье полностью расстёгнутым.       Только после этого он смотрит на неё. Не трогает — не пытается стянуть платье совсем, не подходит ближе, но и не отступает. Просто смотрит на все её тело от головы до пят так, будто смакует, будто пробует на вкус, либо же хочет это сделать. Ранее, когда на ней были колготки в сетку, да обтягивающие шортики — и едва ли что-то ещё — все её тело было напоказ, но почему-то только сейчас Хёна чувствует смущение. Сейчас, когда Хвитэк просто смотрит, не двигаясь. Она как никогда остро ощущает, что грудь не прикрыта, тёплый воздух на своей коже, хлопковые трусики и считанные сантиметры между ней и Хвитэком.       И затем Хёна понимает. За этой застенчивой оболочкой скрывается нечто кардинально противоположное, и сейчас она увидит это. Хвитэк смотрит так, что хочется отвести глаза, его взгляд приковывает; но даже когда Хёнино лицо наливается румянцем и всё её тело начинает дрожать — она продолжает смотреть прямо. Хвитэк обводит, не торопясь, глазами её с ног до головы, а когда, наконец, поднимает их, встречаясь с ней взглядом, Хёне приходится приложить все свои силы, чтобы не издать какой-нибудь странный хныкающий звук, что выдаст с потрохами её желание чувствовать на себе его руки. Хвитэк ведь даже не сделал ещё ничего — к тому же, она считала, что никто уже не сможет удивить её в постели, но вот сейчас она уже не может терпеть — не может выдержать этот жар в воздухе между ними, постепенно проникающий в голову и немного тормозящий сознание.       Хвитэк подходит, и Хёна закусывает губу сильно, до боли, достаточно, чтобы удержать себя и не выгнуться ему навстречу в ту же секунду. Она остаётся неподвижной, пытаясь сдерживать дрожь. Он кладет ей руку на талию и осторожно проводит большим пальцем по тазобедренной косточке, и Хёна чувствует, как тянет между ног, и что соски уже встали одновременно от резкой смены температур и от шока первого прикосновения. Но, к её разочарованию, Хвитэк не двигает рукой — и это так мучительно, что хочется сдаться и начать хныкать, заставить его сделать это — в комнату входит Хёджон. Хёна видит краем глаза, как он ставит на пол банку с водой и подходит, чтобы потянуть за края её платья и заставить его соскользнуть на пол совсем.       — Нечестно, — выдыхает Хёна, отводя взгляд от Хвитэка на достаточное количество времени, чтобы хорошо рассмотреть Хёджона. — Почему одна я раздета…       — Ну, не совсем ты и раздета, — замечает Хёджон, и Хвитэкова рука наконец двигается, поддевая пальцами резинку её белья, отчего Хёна густо краснеет, отпихивая его и разворачиваясь к Хёджону в поисках тепла.       — О господи, — бормочет она, — Идон, он скрывал от нас это, запомни мои чёртовы слова, он чокнутый. Пойдём в кровать?       — Хорошо, — соглашается Хёджон, и в его голосе слышится улыбка. Они с Хвитэком обмениваются взглядами через Хёнину голову, прежде чем Хёджон берёт девушку за руки, чтобы отвести в спальню. — Пойдём, Хвитэк.       Хвитэк хмыкает, обгоняя обоих и разворачиваясь, как и Хёджон, к Хёне лицом, шагая спиной вперёд и ведя её за собой. Он чуть сжимает её руку, безмолвно спрашивая, всё ли хорошо и в порядке ли она, и Хёна решительно сжимает его руку в ответ. О, ещё как в порядке. И справляется просто отлично. Если на деле Хвитэк исполнит своё безмолвное обещание, пустившее между ними такое напряжение, сегодня ночью она будет просто королевой.       Спальня у Хёджона маленькая, и кровать занимает большую часть комнаты. Он отпускает Хёнину руку, чтобы осторожно обхватить Хвитэка за запястье; Хёна стоит поодаль, чуть дрожа, когда Хёджон мягко толкает Хвитэка на кровать.       — Включить музыку? — спрашивает он, кивая на магнитофон в углу комнаты, прежде чем стянуть с себя футболку, благо причины для этого придумывать уже не нужно. Футболка оказывается на полу, и Хвитэк — опять же — не трогает, просто смотрит, хотя Хёджон и стоит так близко, что не надо даже тянуться.       — Нет, — мурлычет Хвитэк. Он смотрит задумчиво, чуть склонив голову, и Хёна снова чувствует, как её начинает потряхивать, несмотря даже на то, сколько внимания она получила от него в этот раз. Хвитэков взгляд медленно, словно тягучий сироп, стекает по Хёджонову телу сначала вниз, а затем, ненамного быстрее, вверх, и Хёджон делает вдох, прежде чем неуверенно посмотреть на Хёну. Она лишь приподнимает немного брови — «Я же говорила», — читается в её взгляде. Хёна обходит Хёджона и садится на кровати рядом с Хвитэком.       — Так и собираешься смотреть всю ночь, или всё же сделаешь что-нибудь? — ворчливо бормочет она, укладывая голову ему на плечо. Инстинкты немного берут над ней верх, но соблазнение — её работа, и Хёна знает, что хороша. Хвитэк поворачивается, чтобы посмотреть на неё, и Хёна улыбается, тоже чуть разворачивая голову в его сторону.       — Я так много всего хочу сделать, — отвечает Хвитэк своим низким и мягким голосом, внезапно возвращая руку на её талию, отчего у Хёны по коже пробегают мурашки.       — Так сделай. — В знакомом, тысячи раз отпрактикованном тоне проскальзывает нотка реального желания. Хёна придвигается ближе, почти садясь ему на колени, и Хвитэк берет её за талию, прежде чем снова поднять взгляд на Хёджона.       — Иди к нам, — говорит он, поддевая пальцем пряжку Хёджонова ремня. — Что любит Хёна?       На пару мгновений Хёджон выглядит так, будто этот вопрос застал его врасплох, но к счастью, он знает ответ.       — Она любит грязно. Любит насаживаться на мои пальцы и делать все самой. Любит долгий римминг. Иногда даже когда её тянут за волосы, но сначала нужно спросить разрешения. Два пальца на точку джи, и она твоя.       Хёна кидает на Хёджона уничтожающий взгляд, и Хвитэк с улыбкой обращается к ней:       — А что любит Хёджон?       Противостоять его притяжению сложно, так что Хёна оборачивает руки вокруг Хвитэковой шеи и легонько целует его в уголок губ.       — М-м-м. Он любит, когда я собираю волосы, чтобы отсосать ему. Заводится настолько быстро, что потом ему нравится, когда я медленно дрочу ему, так что если захочешь подразнить его — не торопись, — ему понравится. Если он сильно устал за день, то любит, чтобы его душили, когда он кончает. О, и ещё ему нравится, когда я сверху, — Хёна сладко улыбается, глядя на смущенного Хёджона, и снова прижимается своими губами к Хвитэковым, желая, чтобы тот поцеловал её.       — Спасибо, — благодарит Хвитэк, пробегаясь пальцами вверх по её позвоночнику и останавливаясь на шее. Он чуть поворачивает голову и соединяет их губы уже нормально, продолжая придерживать Хёну за шею. Поцелуй становится более страстным; Хёна подаётся вперёд, выгибаясь в спине так же, как делала это в клубе. Но в этот раз всё по-настоящему, и сейчас она хочет Хвитэка так сильно, что буквально может почувствовать это — и так же она знает, что если они продолжат в том же темпе, она очень быстро останется без трусов.       Хёджон, соблазнённый открывшимся ему видом, залезает к ним на кровать и целует Хвитэка сначала в плечо, а затем почти с жадностью переходит на шею. Хёна, зная, каким нежным всегда он становится в порыве страсти, нехотя разрывает поцелуй, чтобы дать Хёджону шанс показать себя в действии. Хвитэк разворачивается, чтобы поймать Хёджоновы губы, но руку от шеи Хёны не убирает, не давая ей отстраниться и даже на секунду почувствовать себя брошенной. Хёна смотрит зачарованно пару секунд, как они целуются, а потом тянется, чтобы расстегнуть Хёджонов ремень, делая это максимально осторожно, чтобы не отвлекать их. Хёджон под её руками дрожит, и это еле заметно, но Хёна замечает всё равно. Она расстёгивает ему джинсы, и решает остановиться на этом: с остальным справится сам.       Хвитэк отрывается от Хёджона и смотрит на неё, жестом приглашая присоединиться. Хёна не хочет отходить от них далеко, но всё равно усаживается у изголовья кровати и завязывает волосы резинкой с запястья — чтобы не мешались. Она ловит взглядом глаза Хёджона, и они улыбаются друг другу в момент внезапной передышки посреди этого намечающегося безумия. Это, однако, длится недолго: Хвитэк кладет руку на Хёнину лодыжку, и каким-то образом она оказывается настолько на грани, что её прошибает пот лишь от одного этого действия. Она закусывает губу и сводит ноги вместе, чтобы немного облегчить это дикое напряжение.       Рука Хвитэка скользит выше, и хоть его ладонь тёплая, Хёну с головы до ног пробирает дрожь. Когда он доходит до её колена, то разворачивается, подтягиваясь на кровати поближе к ней; Хёнино дыхание ускоряется, заставляя её дышать через рот, как при лихорадке, когда она чувствует его руку на своем колене, а затем выше. Она снова начинает дрожать, не в силах оставаться в одном положении, притом что все, что Хвитэк сделал — это посмотрел на нее, поцеловал один раз и положил руку на колено.       Так вот, что такое животный магнетизм, почти с досадой думает она. И вот это всё с ней сделал вежливый, среднего звена редактор из какой-то газетёнки, который выглядит, будто наливает молоко в тарелку раньше хлопьев и уступает бабушкам места в общественном транспорте. Кто бы мог подумать?       Хёна разводит ноги, ни капли не стыдясь того, как сильно она этого хочет, но Хвитэк не поддаётся на её провокацию, наклоняясь, чтобы поцеловать сначала её колено, а затем начать подниматься выше. И делает это чертовски медленно: с одной стороны, эта неспешность безумно заводит, но с другой — Хёна уже начинает терять терпение. Хвитэк доходит примерно до середины бедра, но всё ещё не делает ничего, в то время как Хёна лежит с раскинутыми ногами перед ним — она разочарованно хнычет и тянется, чтобы запутаться пальцами в его волосах и дёрнуть. Хёна не знает, нравится ли ему такое, да и это сейчас не имеет значения: она не пытается сделать ему хорошо, она хочет заставить его сделать ей хорошо. Хвитэк удивлённо хмыкает, приподнимая голову, чтобы взглянуть на неё.       Хёджон смеётся мягким и хриплым смехом.       — А ещё, — запоздало добавляет он, — она ненавидит, когда её дразнят.       — Я заметил, — с лёгкой улыбкой отвечает Хвитэк. Он оставляет осторожный поцелуй на её бедре, спрашивая разрешения, и только затем (наконец-то) располагается между её ног. Хёна чуть расслабляет хватку на его волосах, и Хвитэк поддевает пальцами её трусы, отодвигая их в сторону — даже не стараясь снять — и от этого по всему её телу снова проходит дрожь. Обычно эта часть происходит неловко и неудобно, но каким-то неведомым образом Хвитэку удалось даже нечто подобное как-то обратить в свою пользу. Он наклоняется и — Хёна знает, что наверняка уже вся мокрая, но даже не успевает смутиться по этому поводу, потому что Хвитэк погружает свой язык внутрь, заставляя все её тело задрожать в ответ.       Он чертовски хорош. В один момент двигает языком быстро, в другой — медленно, прямо на грани, дразня, но в конце концов удовлетворяя раньше, чем она успевает разочароваться. Вверх, вниз, Хвитэк умудряется достать языком везде, заставляя Хёну неосознанно насаживаться глубже. Когда она немного привыкает к этому, он обхватывает губами, посасывая, ее клитор, мгновенно выбивая из Хёниной груди вздох и заставляя ее выгнуться в спине, широко распахнув глаза. Хёна не знает, куда деть руки, можно ли снова схватить Хвитэка за волосы или нужно держаться за простыни; у неё, наверное, сейчас ужасное выражение лица и она даже думать не хочет, какие звуки издаёт в процессе — это не важно, не может быть важно, когда Хвитэк делает ей так хорошо.       Причем делает так, будто жаждал этого, и когда он погружает внутрь ещё и пальцы, Хёна откидывает голову назад, растворяясь в новом ощущении. Она протягивает руки к Хёджону, желая, чтобы он был ближе, чтобы держал её, иначе она просто улетит. Тот придвигается, накрывая её ладони своими, и если бы Хёна сейчас была быть состоянии мыслить здраво, она обязательно пошутила бы про то, как быстро Хёджон умудрился раздеться, пока она не смотрела, но — видит бог, сейчас она еле держится. Хвитэк работает языком так искусно, быстро и уверенно двигая пальцами — прямо так, как ей нравится — что она не может даже выдохнуть полностью, как он снова заставляет ее судорожно втягивать воздух.       Хёджон ложится рядом, отпуская Хёнину руку, чтобы поцеловать её в губы, нежно обхватив лицо ладонями. Это мило — даже слишком для того, чем они здесь занимаются, и Хёна чуть прикусывает его нижнюю губу, чтобы он понял, что она не нуждается в поддержке подобного рода. Хёджон отстраняется, но всё ещё близко и так же целует её, и от этого Хёна действительно чувствует себя более приземленно: желание кричать заметно уменьшается, как и ощущение полёта.       Они просто целуются ещё какое-то время, оба с полуоткрытыми глазами, потому что обоим нравится смотреть, и всё хорошо, Хёна даже чувствует себя в значительно меньшей степени истеричкой, как вдруг Хёджон замирает и выдыхает тихое: «Бля-я-ять» прежде чем уронить голову ей на плечо. Хёна непонимающе приподнимается и видит, что Хвитэк теперь работает в многозадачном режиме, обхватив своими красивыми пальцами Хёджонов член, едва касаясь — прямо как тот любит. Как и всегда, Хёджон заметно напрягается, желая большего, но Хвитэк лишь дразнит его лёгкими прикосновениями. Его пальцы даже не замыкаются в кольцо: он просто водит большим пальцем по Хёджоновой длине, а затем нажимает на головку, выбивая из того вздох. В это сложно поверить, но это ничуть не отвлекает его от того, что он вытворяет своим ртом, и всё вместе это просто слишком — то, как хорошо он делает Хёне, и то, как Хёджон стонет ей в плечо, осознание, что ему так же хорошо.       Хёна шарит рукой где-то внизу, наощупь находя Хвитэкову голову и путая пальцы в его волосах, давая понять, что он всё делает правильно. Теперь её глаза открыты полностью, внимательно наблюдая за Хёджоном. Ей нравится смотреть, как он распадается на части; он такой чувствительный, что не может скрыть ни одной эмоции в таком состоянии. Хотя он пытается — он всегда пытается, закусывает губы и отворачивается, скрывает глаза за чёлкой. Это мило, но недостаточно, чтобы отвлечь Хёну от Хвитэкова рта и пальцев надолго. Потому что пока её внимание было занято Хёджоном, Хвитэк не останавливался ни на секунду, и к своему огромному удивлению, Хёна понимает, что уже близко — её тело вытягивается, а бёдра начинают дрожать. Как там Хвитэк вообще? У него рука не устала? Он вообще может дышать? Будто читая её мысли, Хвитэк поднимает на неё полуприкрытые глаза, прежде чем обхватить губами клитор. Хёна хочет, чтобы он трахнул ее, чтобы он трахнул Хёджона, а затем хочет трахнуть их обоих. Она хочет так много всего, но не может даже сосредоточиться сейчас на этой мысли, она слишком близко, просто чтобы быть в состоянии думать в данный момент.       Она отпускает Хвитэковы волосы и опускается рукой ниже, круговыми движениями потирая клитор. Хвитэк лижет её пальцы, и эта безумная комбинация быстрых, мокрых движений его языка, постоянного давления её собственных пальцев вкупе с Хвитэковыми, так охуительно движущимися внутри — слишком. Слишком хорошо; обычно ей требуется больше времени, чтобы кончить, но, видимо, что-то особенное есть в Хвитэке, как что-то особенное есть и в Хёджоне, тихо, полузадушенно стонущем ей в плечо — это доводит её до грани гораздо быстрее, так что приходится даже попросить Хвитэка притормозить; Хёне совсем не хочется, чтобы это так скоро заканчивалось.       Но пути назад уже нет — Хёна и сама это знает, как знает и то, что уже максимально оттянула момент. Она выгибается в спине, чувствуя, как капли пота стекают по телу, и насаживается глубже на Хвитэковы пальцы, кончая. Это так безумно хорошо: его пальцы ощущаются внутри так правильно, его горячий рот почти обжигает, и Хёна стонет, не сдерживаясь. Это настолько хорошо, что улыбка сама расплывается на лице; Хёна не может даже вздохнуть, сотрясаясь в экстазе всем телом, но всё равно улыбается при этом: удовольствие накрывает волнами от каждого Хвитэкова движения. Она убирает руку у себя между ног, чувствуя, как тяжелеет от усталости грудь, и смотрит на Хвитэка почти с обожанием.       — Тебе хорошо? — спрашивает тот так, будто это не он заставлял её кричать каких-то пару секунд назад. Хёджон хрипло смеётся ей в плечо. Хвитэк садится, подпирая рукой подбородок и продолжает, еле касаясь, дрочить Хёджону. Он крепко обхватывает его член, испытывая Хёджона на прочность, и Хёна, следуя его примеру, накрывает ладонью Хёджонов пресс, спускаясь ниже, к самому паху, а затем снова перемещаясь наверх, внутренне радуясь любой возможности его потрогать. Хёджон, не готовый к такой атаке, кусает ее за плечо и взбрыкивает, невольно зажмуривая глаза.       Хёна знает, как трахается Хёджон, когда пьян: все его внутренние тормоза просто срывает, и он становится властным, настойчивым, уверенным в себе; она знает его обычный темперамент в постели, когда он более сдержан, как и в повседневной жизни. Но то, что происходит сейчас — очень и очень нетипично для него, что только подтверждает, сколько неожиданной власти имеет над ними Хвитэк. Хёна знает: Хёджон уже близко, и наклоняется, чтобы прошептать ему на ухо, что они должны сделать для Хвитэка в ответ. Хёджон едва успевает кивнуть, не дыша. Весь раскрасневшийся, он притягивает Хёну к себе, чтобы тоже, как и она в свое время, почувствовать на себе чей-то вес, прежде чем кончить. Внезапно, Хвитэк тоже придвигается к ним вплотную, полностью сокращая дистанцию между телами.       Без всяких излишеств или каких бы то ни было попыток в соблазнение, Хёна с Хёджоном быстро помогают Хвитэку избавиться от одежды и укладывают под собой на кровать, готовясь взять реванш. Что происходит дальше — это два часа безумного, умопомрачительно прекрасного и активного секса: они меняются друг с другом, используют страпон, тянут друг друга за волосы и щедро осыпают засосами, заставляя ножки Хёджоновой кровати жалобно поскрипывать. Это продолжается до тех пор, пока Хвитэк не зарывается лицом в подушку и не стонет оттуда:       — Всё, я больше не могу.       — Уверен? Я могу продолжить, — говорит Хёна, хотя на самом деле чувствует себя так, будто целиком сделана из желе. Надо бы послать Хёджона принять ванную с английской солью, потому что за эти пару часов произошло много всего, и она не хочет, чтобы ему было завтра больнее, чем должно быть. Тот, однако, выглядит совершенно удовлетворённым, и лежит, руками и ногами обхватив Хвитэка и все ещё тихонечко пытаясь отдышаться. Хёна не может сдержать улыбки от этой картины; она распускает хвост, позволяя волосам свободно рассыпаться по плечам и груди.       — Иди сюда, — бормочет Хвитэк, раскрывая руки, и она слушается, легонько отпихивая Хёджона, чтобы улечься между ними.       — Который час? — спрашивает Хёджон, поглаживая Хёнины ягодицы.       — Поздно, — пожимает плечами она. — А какая вообще разница? Или, чёрт, у тебя работа?       — Я взял больничный, — улыбаясь, с закрытыми глазами отвечает Хвитэк.       — Что? — Хёна садится, чтобы лучше его видеть. — Когда успел?       Хвитэкова улыбка становится только шире.       — Как только вышел из клуба.       — Ах ты ж засранец, — хохочет Хёна. Она наклоняется, чтобы нежно поцеловать его, а потом ложится обратно на свое место. — Вот это наглость, конечно.       — Может быть, но это значит, что я смогу отоспаться до завтра, даже если вы меня вышвернете отсюда, — говорит Хвитэк. — Если… эм…       — Не глупи, — обрывает его Хёна, переплетая их ноги. — Идон, можно мы останемся?       — Дай подумать, — бормочет Хёджон. — По моим расчетам… — он обнимает её, зевая. — Звучит довольно неплохо.       — Значит, решено, — довольно заключает Хёна. — Я отлучусь на секунду в свою квартиру, мне нужны нормальная расчёска и пижама.       — Давай недолго там, — говорит Хёджон.       — Ага. — Хёна выпутывается из объятий и садится, потягиваясь. — Не скучайте, мальчики, я скоро вернусь! — она снова улыбается им, на секунду обхватывая своё лицо ладошками — просто потому что Хвитэк с Хёджоном так чертовски мило смотрятся вместе — затем слезает с кровати и идёт в гостиную искать своё платье. Сейчас поздняя ночь, или, может быть, даже раннее утро. Комната остыла, и Хёна чувствует, как тело мгновенно покрывается мурашками от холода, прежде чем проскальзывает обратно в своё платье и застегивает молнию. Часы в коридоре показывают почти пять утра, и она снова вспоминает о том, что Хвитэк взял отгул на сегодня — может надеялся на повторный марафон утром? Она улыбается сама себе, когда выходит на лестничный пролет, чтобы пройти к себе в квартиру.       Оказавшись внутри, она невольно ускоряется (как же хорошо!..), хватая средство для снятия макияжа, зубную щётку, большую футболку, в которой будет спать, и тапочки. Она останавливается лишь на секунду, чтобы самодовольно улыбнуться своему отражению в зеркале — будто бы говоря: «хорошая работа!», прежде чем вернуться к Хёджону в квартиру.       Там было тихо, когда она уходила, но теперь, по ощущениям, стало ещё тише; Хёна на цыпочках входит в спальню, чтобы обнаружить спящего Хвитэка, мирно зарывшегося в простыни, и спокойно смотрящего на него Хёджона. Он поднимает на неё взгляд и кивает, и Хёна улыбается ему в ответ, прежде чем уйти в ванную умываться и переодеваться.       Всё, вроде бы, так же, как и во время обычных их с Хёджоном ночёвок — весело и сумбурно — однако примешивается что-то ещё. Что это — пока непонятно, и единственный способ узнать — провернуть это ещё разок. Или два. Или три. Ну, просто чтобы убедиться. Хёджон определенно будет в деле, а Хвитэк… ему, вроде как, сегодня тоже понравилось? Хёна чистит зубы, увлажняет лицо и оставляет своё платье висеть на крючке в Хёджоновой ванной, прежде чем вернуться в спальню. Хвитэк определенно уже уснул; она с нежностью смотрит на него пару мгновений.       — Он мне нравится, — шепчет Хёна тихонечко, чтобы не разбудить его.       — Да, — так же шепотом отвечает Хёджон, вставая с кровати, чтобы дать Хёне лечь.       — Тебе тоже? — спрашивает она, успевая быстро поцеловать его в щеку, прежде чем тот успевает отойти.       — Да, — повторяет он, легонько улыбаясь, и скрывается в ванной. Хёна укладывается на кровать и, когда слышит шум воды, внезапно осознаёт, что тоже неплохо было бы принять душ, а ещё сделать что-нибудь с головой, чтобы с утра не распутывать колтуны. К тому же, она не помнит, выпила ли сегодня витамины (но скорее всего, да), и завтра ей выходить на работу на час раньше, чем Хёджону, но они все равно могут выйти вместе, и…       Она просыпается, не понимая, где находится, но чувствуя, что ей очень жарко; она ворочается, пока не обнаруживает рядом с собой спящего Хвитэка — и тут же успокаивается, не желая будить ни его, ни Хёджона. В комнате очень светло, и, как всегда, со всех сторон их окружает зелень — скорее всего, уже девять утра или три часа дня: Хёна не может сказать точно. Она очень аккуратно выскальзывает из объятий парней и встаёт с кровати, зевая и потягиваясь. Немного придя в себя, она оборачивается, чтобы посмотреть на них, и в груди тут же разливается тепло. Хёджон лежит, раскинув руки и ноги в стороны и занимая почти всю кровать, а Хвитэк, наоборот, спит, свернувшись клубочком. Хёна вспоминает вчерашнюю ночь, и по телу невольно пробегают мурашки от счастья, но она быстро их отгоняет и направляется прямо на кухню проверить, остались ли ещё там вафли.       Она ставит на плиту турку с кофе, и через некоторое время — видимо, почувствовав его аромат — на кухню вползает сонный Хёджон. Он не снял вчера макияж, и теперь у него красные, раздражённые глаза, и вся подводка размазалась, а на щеке красуется след от подушки. Хёна улыбается ему, и Хёджон на автомате улыбается в ответ, до сих пор не до конца отойдя ото сна. Хёна отсылает его за стол, поручив возиться с тостером и вафлями. Через некоторое время на кухню входит Хвитэк, тоже помятый, но с немного маниакально сияющими глазами, что может значить только одно: жаворонок.       — О, нет, — ничуть не расстроенным, тем не менее, голосом приветствует его Хёна. — Доброе утро.       — «О, нет»? — повторяет Хвитэк. Он улыбается сначала ей, затем Хёджону, и надевает футболку (что преступление против человечества, не иначе), прежде чем облокотиться на столешницу. — Почему?       — Ты ведь жаворонок, так? — спрашивает Хёна, бесстыдно обводя его фигуру взглядом и вспоминая все до единого грязные приёмчики, которыми они пользовались вчера, чтобы заставить друг друга кончить, прежде чем облизать ложку с медом (она делала Хёджону чай), чтобы не дать тому капнуть на столешницу. — Это было ожидаемо.       — Может быть, — пожимает плечами Хвитэк, присоединяясь к мирно завтракающему Хёджону. Стол настолько маленький, что они соприкасаются коленями. — Ты готовишь?       — Сегодняшнее меню включает вафли и, может быть, яичницу, если мне захочется порисковать, — отвечает Хёна, покачивая бёдрами. — Как думаешь, стоит нам пуститься во все тяжкие?       — Хм-м, давай, — говорит Хвитэк. Хёджонова рука мирно покоится на столе, и ему просто до ужаса хочется переплести пальцы с Хвитэком, но тот пока не понимает его отчаянных сигналов и не обращает на это внимания. — Какую делать будем? Обычную или болтунью?       — В этом и есть риск, — объясняет Хёна. Она закидывает в тостер ещё две вафли и лёгким движением усаживается на столешницу, чуть потирая ноги друг от друга, чтобы не мёрзнуть. — Мы не узнаем до самого конца.       — Ну что? Дерзаем? — спрашивает Хёджона Хвитэк, и тот, успевший заснуть в сидячем положении, издает неопределенный звук и пожимает плечами.       — Давайте сначала доедим вафли, а потом уже решим насчёт яичницы? — предлагает Хёна. Она тянется, чтобы открыть один из кухонных шкафчиков, всё так же сидя на столешнице. — Идон, что у тебя есть?       — Шоколадная крошка, — лениво отвечает Хёджон, отпивая из своей кружки. — Кленовый сироп ещё должен где-то быть.       — Прекрасно, — говорит Хёна, быстро находя бутылку с сиропом и ставя его рядом с собой. — Что думаешь? Не хочешь немного сиропчика с утра? — обращаясь к Хвитэку, спрашивает она, немного разводя ноги и закидывая голову назад.       Тот вздыхает.       — Так, вафли у нас уже с шоколадной крошкой или без ничего?       — Эм, без ничего, — отвечает Хёна, сбитая с толку тем фактом, что Хвитэк не понял её намёк. Снова! Она думала, они покончили с этим ещё в клубе!       — Тогда да, — говорит Хвитэк, смотря Хёне прямо в глаза. Затем он обводит взглядом все её тело, задерживаясь на разведенных ногах. Его лицо трогает лёгкая улыбка, прежде чем он снова смотрит на Хёнино лицо. — Я хочу сироп.       Хёна закусывает губу, приятно удивлённая ответом, и ухмыляется, когда Хёджон издает заинтересованный звук.       — Тогда иди и возьми его.       Утро сегодня определенно будет добрым.