Раба чужих страстей

Хогвартс торжествовал удивительную победу: внушающий ужас дух Волан-де-Морта с позором изгнан из его стен. И кто его изгнал? Трое первокурсников, среди которых Гарри Поттер, уже однажды победивший в схватке с сильнейшим темным волшебником современности! Радостные, веселые ученики медленно стягивались на праздничный пир в Большой зал, наполненный аппетитными ароматами. Хотя на дубовых столах не появилось еще ни одного кушанья, чувства присутствующих услаждали необычайные запахи тушеной баранины с овощами, жаренной на углях форели, томатов с фасолью и запеченным сыром, пастушьего пирога, свиного окорочка в медовом соусе. Оставалось лишь гадать, доносятся ли они с кухни, расположенной под замком, или же это один из волшебных сюрпризов Большого зала, наподобие заколдованных свечей под потолком, передающим краски бескрайнего неба. Каждый в Хогвартсе в этот день был счастлив: экзамены сданы, впереди лето и каникулы, а значит, долгожданная встреча с семьей и вымученный кипами домашнего задания отдых. Слизеринцы, однако, считали себя счастливее всех и не без основания: Кубок школы вновь достался их факультету. Часы в конце зала, позади профессорского стола, были неумолимы: нелюбимый всеми Слизерин вырвался на первое место со значительным перевесом, несмотря на то что Кубок по квиддичу завоевал Гриффиндор. Нарисованные, но от этого не менее живые люди с портретов во всех коридорах собирались вместе и пили во славу Хогвартса. Призраки, не имея возможности пить, пели триумфальные гимны и устраивали победоносные сценки, чем еще больше веселили студентов и, что греха таить, преподавателей. Пивз бил стекла и пытался бить золотые тарелки (которые, между прочим, оказались чрезвычайно прочными), вереща, что это «на память», и заставляя Аргуса Филча вспоминать, вероятно, лихую молодость: престарелый завхоз пыхтя носился за хулиганом вверх-вниз по движущимся лестницам, не разлучаясь с прыткой миссис Норрис. Всё в Хогвартсе, казалось, светилось упоением и весельем. Однако если бы читатель заглянул с нами в сердце замка, в кабинет директора, он бы увидел совсем иную картину, тяжелую, мрачную, угнетающую. Там портреты скорбно молчали, грустно взирая из своих древних рам, пламя свечек не плясало под летним ветерком, а как будто, стесняясь и робея, хотело скорее потухнуть и источало бледный, замутненный свет. Стареющий Фоукс, опустив ярко-красную голову с большим коричневым клювом на грудку, тихо сидел на золотой жердочке и почти не шевелился. В центре кабинета стоял достаточно длинный стол, а к нему приставлены пять стульев. Четыре из них были заняты, а один, левый, пустовал. Напротив стола расположился еще более скромный, жесткий и малоудобный стул. Мрачную картину довершала скамья, на которой сидели два пожилых волшебника. Все шестеро в кабинете напряженно молчали и иногда бросали обеспокоенные взоры на часы в затенённом углу. Стрелка слишком неторопливо ползла к восьми часам и томила присутствующих неприятным ожиданием. Сюда, на башню, через открытые окна проникали задорные звуки из Большого зала, тем самым усиливая чувство неприязни: шестерым волшебникам предстояло разобраться со сложным делом, в то время как там, внизу, уже вовсю разыгрывался праздник. Наконец отбило восемь. С поразительной пунктуальностью, как только прогрохотал в тишине последний удар с металлическим отзвуком, дверь в кабинет директора Хогвартса открылась. Лишь одна ученица в этот вечер не праздновала со своими товарищами грандиозного окончания года. Более того, она была не просто невесела — она была удручена, измотана, раздавлена. Ночь, предшествовавшая последнему дню учебы, стала для нее самой ужасной в жизни. Об этом свидетельствовали, впрочем, лишь слегка порозовевшие веки, которые ярко выделялись на матово-бледном лице. Ни живая ни мертвая, похожая более на привидение, нежели на человека ученица Слизерина вошла в кабинет директора, овеянный гробовой тишиной. Сейчас вместо факультетской мантии с зелеными полосами и гербом Слизерина ее стройное, как стебелек, тело окутывала широкая повседневная черная мантия с символикой Хогвартса на груди и рукавах. Ее слегка покачивало, словно под ней был не твердый пол, а палуба корабля, заигрывающего с морскими волнами, и она постоянно путалась с сборках ткани, неловко спотыкаясь. Вот и на пороге девушка на миг замялась и, как будто чего-то испугавшись, слегка отклонилась назад. При этом она попала в полоску света, шедшую от люстры над входом, и присутствующие смогли рассмотреть ее получше, как и она их. Уставшие глаза, прикрытые светлыми ресницами, были полны противоречивых чувств, когда она подняла взор на взрослых волшебников, казавшихся тенями в полумраке комнаты. Слизеринке шел лишь шестнадцатый год, но из-за высокого роста и короткой стрижки она казалась значительно старше своего возраста. Вьющиеся темно-русые волосы были аккуратно уложены и кудрями обнимали круглое миловидное личико. Крупные, мягкие губы, когда-то алеющие, как свежий бутон, увяли, приобретя болезненный синеватый оттенок. Тонкий, округлый подбородок с кокетливой родинкой под нижней губой плавно переливался в изящный изгиб шеи, который ныне портила сутулость. Обычно девушка держалась прямо, высоко вскинув голову, об этом говорили стройная фигурка и ровная спина. Но несколько дней назад непосильный груз лег на ее плечи и как будто пригнул к земле, заставив сутулиться, прятать обольстительные зелено-карие глаза и ходить неровной поступью. Вслед за слизеринкой в кабинете появился декан ее факультета Северус Снейп, и он же, подтолкнув ее внутрь, плотно закрыл дверь, после чего уверенным быстрым шагом прошел к столу и, приветственно кивнув, занял пустое место. Портреты экс-директоров почти одновременно испустили тяжелый вздох. Девушка озадаченно взглянула сначала на стены, словно вопрошая их, потом на двоих, что сидели на скамье. Она как будто совсем не понимала, что происходит и зачем она здесь находится. Плавный старческий голос, однако, быстро вывел ее из замешательства. — Садитесь, мисс, пожалуйста. Девушка, не выказывая никаких эмоций, повиновалась. Она присела на самый краешек отдельно стоящего стула и впервые осознанно осмотрела тех, кто был напротив нее. По центру, оперевшись на высокую резную спинку, сидел директор Дамблдор, по его левую руку — профессор Макгонагалл в качестве заместителя и профессор Снейп. Еще двоих, мужчину и женщину, что были по правую руку от Дамблдора, слизеринка не знала, но по их фиолетовым мантиям, с вышитыми переплетающимися буквами «ММ», догадалась, что они являются работниками Министерства магии. Сердце больно, тревожно ухнуло, сжатое отчаянием, как в тиски. Из всех пяти членов особого совета только Альбус Дамблдор смотрел на девушку ласково и доброжелательно, остальные же лица выражали лишь суровость или строгость. Несчастная мгновенно схватила этот светлый, ясный лучик, посланный понимающим взглядом, как спасательный круг, и ее собственные глаза вдруг увлажнились. Усилием воли она прогнала непрошеные слезы и сглотнула ком, вставший в горле. Убедившись, что все наконец готовы, мужчина из Министерства встал и объявил: — Заседание комиссии по отчислению можно считать открытым. В заседании комиссии участвуют судьи, утвержденные приказом руководителя Отдела обеспечения магического правопорядка: Гербиус Паклок, Вельветта Линсей, Альбус Дамблдор, Минерва Макгонагалл и Северус Снейп. Волшебное самопишущее пёрышко позади стола подскочило и, как пика, нацелилось на пергамент и стало строчить. — Встаньте, мисс. Слизеринка поднялась на ноги. — Представьтесь. — Лора Камелия Миддлтон. Мужчина из Министерства, который был председателем комиссии, сделал едва заметный жест. В его взоре читался вопрос, и девушка, вырвавшись из своих невеселых мыслей, запоздало сообразив, повторила, при этом голос звучал хрипло, бесцветно: — Лора Камелия Миддлтон, ученица факультета Слизерин, пятый курс. — Садитесь. Лора села. — Вы выбрали себе защитника? — Нет. У меня нет защитников. — Вы можете взять в защитники одного из свидетелей процесса. Мистер Паклок указал ладонью на двух пожилых волшебников на скамье. В ответ девушка только грустно усмехнулась. — А есть ли смысл?.. Я сама себе защитник. — Хорошо, — продолжил он. — Мисс Миддлтон, вы знаете, в чем вас обвиняют? — Предполагаю. Председатель, расценив этот ответ как неудовлетворительный, достал из тонкой папки два листа. Ровным тоном он стал зачитывать серьезное обвинение, составленное длинно и витиевато. Однако суть его была незамысловата. Лора Миддлтон сознательно оказывала активную помощь профессору Квирреллу в похищении ценнейшего артефакта — древнего Философского камня, которым хотел овладеть Волан-де-Морт, чтобы вернуться к жизни. Она помогла Квирреллу справиться с защитой, установленной профессорами Хогвартса, и проникнуть в комнату, где был спрятан Философский камень. — Вы признаете первый пункт обвинения, мисс Миддлтон? — спросил, окончив чтение и отложив одну страницу, председатель. — Да, признаю, — спокойно ответила слизеринка. — Что вы можете сказать в свою защиту? — Я сделала это ради своей семьи. Твердый ответ, произнесенный безнадежным тоном, заставил Паклока слегка вздрогнуть. В его душу как будто на долю секунды просочилась безысходность, источаемая бледной, похудевшей Лорой. Она хоть и выглядела ослабевшей и потерянной, но оставляла впечатление человека с кристально чистой совестью. — Объяснитесь точнее, — потребовал он. — С какой целью вы вступили в заговор с профессором Квирреллом и Сами-Знаете-Кем? — Я хотела помочь своей матери и сестре. — Каким образом? — Мою мать спаивает ее же любовник, мой отчим. Она пьет денно и нощно, а маленькая сестра, которая еще младенец, оставленная без внимания, едва не умирает от голода и холода, — отчеканила Лора с неприкрытым раздражением. — Сами-Знаете-Кто обещал мне помочь, если я помогу ему. — Почему же вы не обратились в органы опеки и другие надлежащие службы? — с изумлением спросил председатель. — А зачем? Чтобы они лишили мать родительских прав, а меня с сестрой отдали в сиротский дом?.. — холодная, измученная усмешка пробежала по губам слизеринки. — Нет уж, благодарствую. У нас несколько сиротских домов в округе. И я узнавала про них. В том году один младенец умер, выпав из люльки, второй был отравлен скисшим молоком, третий, неправильно запеленутый, задохнулся в собственной кроватке. Мальчик тринадцати лет был избит старшими до смерти. К несчастью, я не знаю точного числа девочек, над которыми было совершено насилие. Женщина, сидевшая рядом с мистером Паклоком, поморщилась. В кабинете несколько мгновений был слышен только хруст пишущего пера. — Сиротский дом – это гроб, в который остается забить гвозди. Увы, сэр, времена пастора Мюллера в Бристоле давно миновали... Мы теперь живем как Оливеры Твисты.* — Вы могли бы направить запрос в Министерство. Возможно, вам бы выделили достойное место проживания, где вы были бы уверены в своей безопасности. — Я направляла. Но не получила ответа. Тут уж председатель нахмурил густые брови. Он склонился к миссис Линсей и велел ей тотчас же связаться с Министерством по каминной сети. С безукоризненной расторопностью она выполнила поручение и вернулась за стол судей. — Я расценила отсутствие ответа как отказ, — сказала Лора, когда председатель попросил ее продолжить. — В прошлом году, во время четвертого курса, я обратилась также к профессору Дамблдору, попросив его предоставить нам приют здесь, в Хогвартсе. Он ответил, что это невозможно в связи с тем, что моя сестра — магл, а маглы не могут попасть на территорию Хогвартса. Но директор... Лора взглянула на Дамблдора, который тоже, не отрываясь, смотрел на нее сквозь очки-половинки. — Я тотчас же отправился к Корнелиусу, — деликатно продолжил он, вняв этой просьбе, — и изложил ему беду мисс Миддлтон. Оказалось, со слов Корнелиуса, что Министерство бессильно в данном вопросе, потому что, во-первых, родители девушки — маглы, и, следовательно, ими должны заниматься магловские службы, а во-вторых, Министерство не обладает соответствующими полномочиями, чтобы выбрать сиротский дом для мисс Миддлтон. — Когда я узнала, что министр лично отказал директору, — подхватила Лора, — я пошла к профессору Снейпу, так как он декан моего факультета, и попросила его что-нибудь сделать, однако профессор... Извините, не совсем прилично повторять, чтó именно мне ответил профессор, но это был безоговорочный отказ. Снейп лишь презрительно хмыкнул, не пропустив намек на его отнюдь не джентльменские манеры. — После этого я пошла к профессору Стебль, но она на все лето уезжала на какие-то острова, в экспедицию, и не могла взять меня с собой. У профессора Флитвика очень большая семья и, как он мне сказал, для меня с сестрой просто не найдется ни места, ни денег на содержание. А профессор Макгонагалл... В этот момент камин защелкал и вспыхнул зеленым. Председатель, кажется, обрадовался и, стерев пот со лба, привстал. Судьи обернулись, в кабинет быстро вбежал низенький работник Министерства. Он передал председателю бумажку, шепнул пару слов на ухо и исчез в камине. Мистер Паклок развернул принесенное донесение. Лицо его сделалось пасмурным, точь-в-точь, как душное черное небо за окном. — Прошу засвидетельствовать, — хмуро произнес он, — здесь представлено письменное ходатайство мисс Миддлтон от... — председатель всмотрелся в неразборчивый почерк, чтобы понять дату. — От одиннадцатого сентября тысяча девятьсот девяностого года. На обратной стороне ходатайства стоит комментарий заместителя министра магии, Долорес Джейн Амбридж, гласящий: «Дело отложить до востребования». Председатель передал документ заинтригованной миссис Линсей, затем он перешел в руки Дамблдора, который долго рассматривал его. Последними новое доказательство бегло прочли свидетели. Лора, вздохнув, опустила голову. — Теперь вы понимаете, у меня не было выбора, — печально промолвила она и снова взглянула прямо и хладнокровно на председателя. — Спросив профессоров, я обратилась к знакомым, к ребятам. Но... по разным причинам... На Слизерине меня не очень любят, потому что моя мама – сквиб, а папа – магл, ну, а на других факультетах... не так много друзей... — она снова вздохнула, не договорив. — Только в этом году профессор Квиррелл... вернее, Сами-Знаете-Кто согласился мне помочь. После этой реплики снова всё умолкло ненадолго. Даже совы не покрикивали в лесу, как это бывало обычно, сверчки, сидевшие в зарослях, бренчали еле-еле, неохотно — словно сама ночь поражалась порочному кругу, в который угодила юная, запутавшаяся в жизни слизеринка. Председатель, у висков которого собрались глубокие морщины, поочередно посмотрел на каждого из судей, не проронивших ни слова, и взял второй лист обвинения. — Есть ли у кого-нибудь из членов комиссии вопросы к мисс Миддлтон по первому пункту обвинения? — Нет, по-моему, все и так очевидно, — улыбнулся Дамблдор и обнадеживающе подмигнул Лоре. Он как будто пытался сказать: «Не волнуйся, все будет в порядке, на твоей стороне большинство». — У меня есть, — сказала миссис Линсей. — Пожалуйста. — Мисс Миддлтон, вы понимаете, что своими действиями вы нарушили один из важнейших декретов Министерства магии? — Нет, не понимаю. Что я нарушила? — наивно спросила Лора. — В постановлении Министерства магии «Об особо опасной преступной группировке» сказано, что недопустимо каким-либо образом споспешествовать членам организации, именуемой «Пожиратели Смерти». В случае нарушения сего нормативного акта волшебнику или волшебнице может быть назначено до десяти лет заключения в Азкабане. Это очень серьезное преступление. — Ну, если там сказано именно так... то да, я понимаю, что я его нарушила. — Вы сделали это добровольно? — Ведь вам профессор Снейп с самого начала, еще до заседания, доказывал, что я была не под Империо, — с легкой насмешкой, вызванной совершенной безысходностью, ответила Лора. — И могу еще раз подтвердить это, — вставил Снейп. — Когда я обнаружил мисс Миддлтон, она была в полном сознании и действовала добровольно. Председатель взглянул на девушку, словно предлагая ей либо согласиться, либо опровергнуть заявление. — Профессор прав, — кратко сказала она. — Никто не накладывал на меня Империо. Пожилой свидетель сзади пробормотал что-то, вроде: «Ох-ох-ох, и это-то слизеринка... Глупая! Прикинулась бы...» Лора услышала эту горькую досаду и надменно улыбнулась, вдруг выпрямившись на стуле. Зачем ей прикидываться, унижаться, вымаливать милости? Она совершила оплошность, за которую следует отвечать по всей строгости. Однако Лора ни разу не пожалела, ибо она сделала то, что должна была: она старалась ради маленькой Трэйси, ради мамы, она хоть как-то попыталась вытащить семью из той ямы, в которую ее столкнула судьба. Стойкость и необычное упорство девушки заронили сомнение и в мистера Паклока, и в миссис Линсей, против воли вызвав их восхищение. Для них было удивительно, с какой самоотверженностью она признавалась в преступлении и с каким достоинством держалась. — Я получила ответ, — выдержав паузу, промолвила миссис Линсей. Тогда председатель стал зачитывать второй пункт обвинения: мисс Миддлтон, используя темномагические заклинания, нанесла увечья Гарри Поттеру и сильно ранила Гермиону Грейнджер. — Вы признаете это обвинение? — спросил Паклок. — Да, признаю. — Вы хотели их убить? — Я хотела их спасти. Такой ответ ввел в ступор министерских судей, окончательно смешав их мысли. — Как? — Когда мы спустились вниз, — продолжила Лора, — и преодолели Силки, и летающие ключи, и шахматы, и тролля, в последней комнате с зельями Сами-Знаете-Кто велел мне ждать его у входа, что был загорожен огнем. Он отправился дальше, а я осталась. И потом вдруг пришли Поттер и Грейнджер. Я испугалась, потому что они были настроены весьма решительно, — девушка слегка улыбнулась. — Они очень хотели попасть к Сами-Знаете-Кому. Если бы я дала им пройти, они оба были бы уже мертвы. Но я не дала. Мне нужно было только помочь семье, но не убивать других... — Как наивно! — ехидно промолвил Снейп. — Вы полагали, что, согласившись на предложение Темного Лорда, сумеете не замарать свои белые ручки? — Да, я так и полагала, — невозмутимо ответила на выпад Лора и снова обратила взор на председателя. — Я крикнула им, чтобы они убирались прочь. Но они заупрямились. Навязали схватку. Я намеренно ранила и Поттера, и Грейнджер, чтобы они ослабели и сбежали, не помышляя о встрече с Сами-Знаете-Кем. И у меня практически получилось. Они сбежали в смежную комнату, где лежал тролль, а там... — она прервалась, хмыкнув и на миг склонив голову. — Ну, а там столкнулись с уже явившимися профессорами. Девушка умолкла и смежила веки. Она незримо покинула опротивевший кабинет директора, и мысли унесли ее в далекие мирные просторы, где она была бы бестревожна. Задумчивого нежного лица касался голубоватый лунный отсвет, подчеркивавший прозрачность и тонкость кожи, питавший мерцающие, но неподвижные глаза. Так истерзанная страданиями душа, ослабляя внимательность к происходящему, защищалась от новых напастей. Лора где-то подсознательно знала, что весь этот процесс обернется для нее еще большей бедой — так всегда с нею происходило. Что бы она ни предпринимала, в итоге всё приносило один только вред. Апатия, которую наблюдали судьи, была следствием смирения и усталости. Она вовсе не значила, что Лора не боится или ей все равно. Наоборот, Лора до дрожи, до спазмов в животе боялась вердикта комиссии, хотя благодаря Дамблдору надежда на удачный исход теплилась в душе, да и сочувствующие взгляды Макгонагалл давали основание верить в лучшее. Председатель демонстрировал комиссии еще какие-то важные документы и тексты законов, они спорили с Дамблдором о трактовке отдельных статей того постановления, о котором упомянула миссис Линсей. И позиция Дамблдора была намного прочнее, однако навряд ли эти дискуссии могли обернуть дело в пользу Лоры. Но вот наконец Паклок, сняв большие очки и положив на стол бумаги, обратился к слизеринке. — Мисс Миддлтон, прежде чем комиссия примет окончательное решение, вы можете что-либо сообщить нам. Лора равнодушно пожала плечами. И вдруг ладонь подняла Макгонагалл — Паклок предоставил ей слово. Она подалась вперед, уперевшись на локти и сцепив пальцы рук. — Мисс Миддлтон, ваш поступок дерзок и безрассуден, — сказала женщина. — Вы кинулись в омут с головой, не поразмыслив о последствиях, к которым могла привести эта авантюра. Северус, хоть и в резком тоне, — она с укором взглянула на коллегу, — выразил верную мысль: если бы Сами-Знаете-Кто получил Философский камень, в скором времени погибли бы сотни достойных волшебников. И все же каждому свойственно ошибаться, тем более в молодости. Скажите, мисс, вы раскаиваетесь в содеянном? Этот вопрос озадачил Лору. Конечно, она понимала, сколь опасен Волан-де-Морт. Но какое ей может быть дело до «сотен волшебников», если они отвергли ее, если они позволили ее семье умирать в нищете? Почему Лора вдруг должна задуматься о судьбе абстрактных «сотен», если они сами бросили ее на произвол этой же судьбы? Лора не раскаивалась, но ответить искренне «нет» было бы смехотворно и даже жестоко: в конце концов она все еще слизеринка и не забыла, что есть такая полезная штука, как ложь. Разумеется, Лора, поникнув, сказала: «Да». То же выражение неподдельного сочувствия промелькнуло на челе Макгонагалл, и она объявила, что получила вполне удовлетворительный ответ. Тогда Паклок, убедившись, что больше вопросов к ученице нет, встал и продекламировал: — Комиссия по отчислению заслушала все материалы дела мисс Лоры Камелии Миддлтон. Я попрошу судей подготовиться к голосованию, посредством которого будет вынесено решение: либо мисс Миддлтон оправдана, либо виновна. В первом случае профессор Дамблдор, как директор школы чародейства и волшебства Хогвартс, назначит провинившейся ученице дисциплинарное взыскание, соответствующее степени тяжести проступка, если сочтет нужным. Во втором случае, так как мисс Миддлтон не достигла совершеннолетия и не может быть привлечена к уголовной отвественности, по решению комиссии, наделенной Министерством магии особыми полномочиями, она будет исключена из Хогвартса и лишена магии с последующим запретом на восстановление... Лору тряхнуло, словно она получила удар током, как только прозвучали последние слова. Мгновенно она вырвалась из прострации, в которой пребывала все заседание комиссии, слегка покрасневшие, впалые глаза впервые заблестели всеобъемлющим страхом. — Лишена магии?! — повторила она срывающимся голосом, к великому неудовольствию председателя перебив его. Он мягко, но уверенно осадил ее, напомнив о приличиях, и продолжил что-то вещать о процессуальных тонкостях. Лора страшно побледнела, стала лихорадочно искать поддержки в лицах судей, однако сейчас все их внимание приковал председатель. Только Снейп холодно поглядывал не девушку, но его взгляд не выражал совершенно никаких эмоций. У Лоры ком встал в горле. — Боже мой, нет, нет, нет... — пролепетала она, вытирая вспотевшие ладони о мантию. Она не сможет вернуться в дом без магии, да ведь там ждет верная погибель: отчим-пьяница давно точит на нее зуб. Чтобы он не трогал ни ее, ни мать, ни сестру, Лора припугивала этого бессовестного бандита магией, и пока что он шугался волшебной палочки, как огня. Но что будет, если Лору, действительно, оставят без магии?.. Страшно представить! — О Господи, он же с меня шкуру сдерет... — прошептала девушка сама с собой. А председатель тем временем продолжал: — Голосование будет открытым. Каждый из членов комиссии подаст свой голос по очереди, вслух, в присутствии мисс Миддлтон. Как председатель комиссии, я выскажу свое мнение первым. Мы должны следовать букве закона. Сочувствие здесь неуместно. Если мы будем сочувствовать преступникам, наше отечество окажется в опасности. Да, мисс Миддлтон находилась в бедственном положении, но это не может служить ей оправданием. Ничто не может быть оправданием, когда кто-либо соглашается идти за Сами-Знаете-Кем и выполнять его поручения. Ничто, заметьте. Есть множество законных способов добиться справедливости, и мисс Миддлтон, не будучи заколдованной, не будучи принужденной, сама осознанно выбрала незаконный. Я подаю голос за обвинение. Волшебное перо тотчас зафиксировало один голос против мисс Миддлтон. — Слово за старшим судьей. Директор Дамблдор, ваше мнение. Председатель сел. Старец, напротив, величаво поднялся, расправив тяжелое серебристое одеяние, отороченное светлым куньим мехом и расшитое флористическими узорами. — Всем известно, что Волан-де-Морт прекрасно умеет играть на слабостях людей. Его жертвами, польстившись на сладкоречивость и заманчивые обещания, становились волшебники и волшебницы, взрослые, более искушенные и более благополучные, чем мисс Миддлтон. Вы говорите, ничто не может быть оправданием? А как же были оправданы такие люди, как мистер Малфой, мистер Яксли, мистер Макнейр?... Нет, оправдания могут и должны быть для человека несчастного, бессильного, брошенного в одиночестве, каким и является мисс Миддлтон. Я полагаю, что судить нужно не ученицу, а все Министерство, которое отказалось предоставить ей должную помощь в столь трудной ситуации, ссылаясь на то, что ее родители — маглы. — Профессор! — возмущенно вскрикнул мистер Паклок. — Вы намекаете... — Я не намекаю, мой друг, я прямо вам говорю, — твердо ответил Дамблдор, — что сейчас наше Министерство выставляет себя подобным Лорду Волан-де-Морту, если разделяет детей на чистокровных и нет, — не давая возразить, он окончил: — Я подаю голос за оправдание. — Миссис Линсей, говорите, — мрачно велел председатель, уязвленный уничижительной речью директора. Женщина поднялась. Но она, казалось, не видела ни Лоры, ни председателя: ее взор устремился на золоченную птичью жердочку и смотрел на нее, точно в бездну. — Вина мисс Миддлтон доказана абсолютно, — наконец заговорила миссис Линсей. — Все детали преступления выяснены и подтверждены самой обвиняемой. В законе же сказано ясно и коротко, а мы руководствуемся только законом, ибо это высшая сила. Я за обвинение. Лора комкала мантию на коленях, почти разрывая черную ткань. Следующей встала Макгонагалл. Она смерила строгим взором вжимающуюся в стул слизеринку и промолвила: — Разве я могу осудить эту девушку, пока настоящие Пожиратели Смерти не просто разгуливают на свободе, а работают в самом Министерстве магии? Абсурд. Девушка совершила преступление, но Министерство, как правильно заметил господин директор, не меньший преступник. Оно выбросило мисс Миддлтон, полноценного члена магического сообщества, за борт, отговариваясь какой-то компетенцией, полномочиями, и не поморщилось даже, а потом удивляется, почему же мисс Миддлтон нарушает их законы. Для меня этот ваш закон, конечно, ясен, но следовать официальному закону, попирая законы человеческие?.. Нет уж, увольте. Я за оправдание. Лора взволнованно выдохнула и облокотилась на спинку стула. Два против двух. Не высказался только профессор Снейп, но он, хоть и злится наверняка, все же декан Слизерина, а нет в Хогвартсе другого профессора, кто так же защищал бы своих подопечных. Девушка ощутила прилив хлесткого неудержимого счастья, так что даже хохотать захотелось. Она измученно улыбнулась, взглянув на бесстрастного профессора зельеварения. — Сэр, — председатель повел рукой, предлагая последнему члену комиссии встать. В отличие от миссис Линсей, Снейп буравил слизеринку черными глазами, как будто ввинчиваясь в страдающую душу. Спустя несколько томительных мгновений он заговорил, и голос его был точно лед. — Я неоднократно предупреждал мисс Миддлтон, что заигрывания с Темной магией окончатся плачевно. Но она, видимо, в силу безграничной самоуверенности или легкомыслия не желала послушаться моих предостережений и не оставила своих увлечений, за что и поплатилась нынче. Она вновь доказала — и теперь уж безоговорочно, — что так и не научилась разумно применять данную ей магию. В очередной раз спускать безрассудства этой мисс только из-за ее соплей я не намерен, ей-ей, уже надоело до тошноты смотреть на таких «мучеников». Я за обвинение. У Лоры прервалось дыхание, словно жизненно важная струнка внутри порвалась. Она бессмысленно смотрела не Снейпа, который уже отвел взор и не отвечал ни возмутившейся Макгонагалл, ни изумившемуся Дамблдору. — Профессор... — прошептала она, не веря. Сердце надрывалось от боли, а председатель, кажется, вполне довольный, подводил итоги. — Профессор, как же... Лора забылась. Она не верила. Было мучительно — взлетев уже от счастья ввысь, с треском разбиться о стальную душу железного человека, пронзительно смотрящую сквозь аспидные глаза. Белые щеки смочили теплые щекочущие слезы, а ротик приоткрылся, ведь Лора столь многое хотела прокричать, а язык не слушался, мысли не подчинялись... Председатель объявил, что большинством голосов трех против двух комиссией по отчислению вынесено решение об исключении Лоры Камелии Миддлтон из школы чародейства и волшебства Хогвартс. А дальше все было как в тумане. На глазах осужденной Лоры миссис Линсей переломила ее палочку и убрала в какой-то чехол, который сразу сожгли. И тут же, на месте, был подписан соответствующий приказ об отчислении и некоторые дополнительные бумаги. Затем из коридора позвали двух дежурящих там мракоборцев, чтобы исполнить решение комиссии. Они внесли с собой сундучок и поставили его на скамью рядом со свидетелями. Оттуда были бережно извлечены странного вида наручники, металлические, очень тяжелые, кольца их соединялись короткой цепью. К одному из колец был прикреплен сосуд, похожий на флакон для духов. Лора кричала, как сумасшедшая (а впрочем, в эти минуты она и впрямь была сумасшедшей), и вырывалась, когда на нее пытались надеть жуткое приспособление. Она едва не сбежала, и только усилиями троих волшебников ее удалось удержать. Снейп прижал девичьи плечи к спинке стула, один мракоборец схватил ее руки, а второй нацепил наконец наручники. Лора потеряла сознание. Наручники засветились фиолетовым, и волшебные искрящиеся песчинки, как светлячки, опутали цепи. Эти песчинки, скользя по металлу, попадали прямо в стеклянный сосуд и собирались там, вместе похожие на жидковатый порошок. Лора вскоре очнулась, снова стала биться и бесноваться, как загнанный гончими зверь. Но припадок продлился недолго, очередной крик сорвался, и она обмякла на стуле, почувствовав, что голову будто бы прокалывают десятком копий. С начала заседания прошло каких-то сорок пять минут, а всем участникам трагического процесса казалось, что они пробыли здесь не менее двух часов. Как только процедура по изыманию магии была завершена, мистер Паклок и миссис Линсей в сопровождении мракоборцев и свидетелей спешно покинули кабинет директора, унеся с собой заветный сосуд. За ними вышел, не удостоив вниманием свою бывшую ученицу, Снейп. Остановившись у двери, он только невозмутимо простился с директором и напомнил ему, что в Большом зале вот-вот должен начаться праздник. В этот момент он был, несомненно, столь же бездушен, как камень на дороге, подумала Лора, закрыла лицо ладонями и, согнувшись, тихо зарыдала. Макгонагалл что-то сказала безутешной девушке, но та была не в состоянии воспринимать, что происходит вокруг. Ей, вроде бы, настойчиво предложили позвать медсестру, мадам Помфри, на что Лора помотала головой. — Я не понимаю... не понимаю... зачем им моя магия... — бессвязно пробормотала она, осушая слезы и пытаясь собраться с духом. — Пусть исключат, но не забирают магию... он же меня убьет... что мне делать... бедная Трэйси, что с нею будет... почему профессор так поступил... он ведь знает... он видел... он же декан... за что он меня так ненавидит... — Альбус, по-моему, все же нужно позвать Поппи, — тихо заметила Макгонагалл. — Девочка не в себе. Дамблдор, в чьем взоре померк лучистый свет, склонился к слизеринке, дотронувшись до ее пропитанной слезами руки, безвольно лежавшей на подлокотнике. Он старался отыскать в бледном лице хоть толику жизненной энергии и не находил. — Мисс Миддлтон, вы должны понимать, что хоть они и забрали много вашей магии, но это лишь часть, — уверил проникновенно Дамблдор, взывая к здравомыслию. — Ибо невозможно исторгнуть всю магию из волшебника. Если вы в будущем займётесь тренировками... — Я могу идти? — вдруг перебила отрешенным тоном Лора. Она в этот миг ненавидела весь волшебный мир и не ощущала ничего, кроме глухой, саднящей боли во всем теле. Дамблдор печально вздохнул, как будто понимая чувства бывшей слизеринки, и отпустил ее руку. Он сожалел о еще одной судьбе, испорченной Лордом Волан-де-Мортом, однако притом лицемерил. У директора была достаточная власть, но он не стал бороться за мисс Миддлтон, потому что эта девушка, пусть и очень одаренная, не могла быть полезна ему, в отличие, например, от Снейпа, которого он много лет назад буквально вырвал из когтей правительства. Судьба Лоры Камелии Миддлтон не представлялась Дамблдору в будущем блестящей и, по большому счету, ему, как и остальным, было глубоко безразлично, что станется с нею. Он бы, конечно, подыскал ей, как в свое время Хагриду, какую-нибудь должность при школе, если бы не знал, что Лора откажется. Она весьма горделива, как все представители змеиного факультета: обиду, нанесенную ей в Хогвартсе, простить сможет еще нескоро. — Идите, конечно, — позволил Дамблдор. Лора поднялась со стула, посмотрела на свои ладони и, убедившись, что магии, действительно, у нее не осталось, неслышно, как призрак, направилась к двери. — Вы можете присутствовать, если хотите, на последнем пиру, — добавил Дамблдор, желая скрасить горе отчисленной. — Смеетесь? — бросила она через плечо. Дверь хлопнула с красноречиво громким звуком. На следующее утро представители Министерства магии доставили Лору к порогу родительского дома на окраине Бристоля.