***
Ему надоело. Ему чертовски всё надоело. В тесной комнате жутко душно, прелый воздух давит на грудную клетку, а громкие крики вместе с раздражающей музыкой и скрипами за стеной заставляют пульсацию в висках быть просто невыносимой. Чимин переворачивается на другой бок, хмурясь, когда пружина старого матраса впивается ему в спину, и пытается сфокусироваться на часах. Половина четвёртого утра. Если это можно назвать сном, то спал он от силы часа три. Парень поднимается, безбожно насилуя своим весом несчастно стонущую кровать, и подходит к умывальнику, устало потирая опухшее лицо. В последнее время он старается не смотреть в зеркало. А зачем? Чтобы увидеть, как, в очередной раз, мешки под глазами увеличиваются в ширину, а синяки хвастаются новым оттенком? Юноша хмыкает размытому отражению на грязной зеркальной глади и включает воду, пытаясь хоть как-то привести себя в чувства. Отдыхать нельзя, просто непозволительно. Отдых – роскошь в этом чёртовом мире. По крайней мере, для Чимина уж точно. Когда в последний раз он нормально ел? Спал? Просто позволял себе расслабиться? Пак давно уже сбился со счёту, сколько живёт вот так, постоянно находясь в пути, ночуя в придорожных отелях, пропуская через себя сотни лиц, анализируя тысячи слов, пытаясь ухватиться за пару нужных. Чиминова жизнь – это погоня за чем-то столь призрачным, что иногда кажется, будто и вовсе несуществующим. Парень ненавидел это. Ненавидел всей душой. Терпеть не мог каждую потраченную зря секунду, что резко отдавалась острой болью в запястьях, заставляя бинты на руках вновь краснеть и требовать перевязки. Тяжёлый вздох вырвался из лёгких, растворяясь в пыльном воздухе комнаты. Парень согнал остатки сна холодной водой, и, взяв стоящую рядом с умывальником сумку, вышел из комнаты. Яркий свет коридора ударил в уже привыкшие к темноте глаза, заставляя жмуриться и спешить уйти. Внизу, в баре, громко играла надоедающая музыка, и сильно пахло алкоголем вперемешку с кислым запахом пота. Чимин поспешил как можно незаметнее ускользнуть от пьяных тел посетителей отеля. Улица встретила его свежим ночным холодом, кусая ещё не успевшую высохнуть кожу лица и шеи. Поёжившись, юноша с наслаждением вдыхает полной грудью, избавляя лёгкие от мерзкой грязи заведения. Оставленный им на парковке несколько часов назад пикап бодро подмигнул хозяину, когда тот нажал на кнопку ключей. - Ну что, малышка, успела соскучиться? – Хриплым голосом поприветствовал машину водитель, бросая сумку на соседнее место. Уже долгое время она приходится ему верным другом и компаньоном во всех этих нескончаемых поисках, и, кажется, звук заводящегося двигателя – это единственное, что до сих пор доставляет ему наслаждение. Ведь Юнги так любил этот автомобиль. Всё в нём, а особенно – звук начинающего работу мотора. Чимин грустно улыбнулся, поглаживая руль и нажимая на кнопку старта. Этот пикап – единственное, что осталось от мужчины с мятными волосами и шепелявым голосом. Единственное, что заставляет Пака верить в то, что он действительно существовал. – Помнишь, где мы остановились, родная? - На дисплее встроенного навигатора появился составленный ранее маршрут, в колонках заиграла ненавязчивая мелодия и, развернувшись, парень выехал на безлюдную трассу, быстро набирая скорость. За окном мелькали деревья, одинокие заброшенные дома и редкие указатели. Линия горизонта уже понемногу начинала окрашиваться в светлые тона. Всему этому раньше Чимин бы даже восхитился, жадно сохраняя в своей памяти красивые пейзажи. Сейчас же он лишь равнодушно опускает козырёк, как преграду первым солнечным лучам. Все эти «пейзажи» сидят у него уже в печёнках. Вся его жизнь уже там сидит. Весь мир со всеми его порядками. Он просто хотел быть счастливым, разве это желание так грешно? Водитель поглядывает на дисплей – до пункта назначения ещё около четырёхсот километров. Долго. Сколько раз в минуту он повторяет у себя в голове это слово? Запястья опять начинают болезненно ныть, стоит только подумать о потраченном времени впустую, вот так находясь в пути. Когда всё это началось? Наверное, с самого зарождения этого чёртового мира, когда вселенная решила засунуть сюда, вместе с законами физики, все эти принципы истинности и родственных душ. В подростковом возрасте Чимин с восторгом читал сказки о прекрасных историях любви соулмейтов. Все они были трогательны и красивы. Но, на деле, оказались лишь мишурой, мусором и пылью, брошенной в глаза юным умам. Вместо меток – ноющие и незаживающие шрамы, вместо вечной взаимной любви – нескончаемые поиски. Юноша не знает, чем заслужил всё это, правда, не знает. В ночь, когда Пак осознал, кто его родственная душа – Юнги бесследно исчез, а на левом запястье рваной раной вырезалось слово: «Ищи», ставшее первым в череде бесконечных незатягивающихся шрамов. И чем дальше, видимо, находился от него Мин, чем дальше Чимин медлил и ошибался, тем глубже и больнее становились порезы, норовя дойти до самого сердца. Его соулмейт бесследно исчез не только из жизни парнишки, он пропал и из памяти всех знающих его друзей, знакомых, коллег – никто, кроме Чимина, не знал и в помине никогда не слышал о «каком-то Мин Юнги». Это заставляло юношу сходить с ума, впадать в отчаяние и агонию от безысходности, ночами срывать криком голос, прокручивая в голове все эти болезненные воспоминания. Может он и правда сумасшедший? Может, и не было никаких мятных волос и шепелявого голоса? Он определённо точно придумал себе всё это, точно придумал, точно, нужно просто смириться, смириться… А потом на его телефон пришло смс о готовности какого-то автомобиля и просьбе забрать его из ремонта. Именно это и стало отправной точкой продолжительных Чиминовых поисков – тот самый пикап Мина, купленный им в прошлом году, которому он, наверное, отдал бы всю душу, не будь у него предназначенного судьбой. В этом автомобиле каждый сантиметр был пропитан Юнги и воспоминаниями о нём. В салоне до сих пор пахло им. Этот, почти осязаемый, запах вернул всё на свои места, встряхнув перед этим и раздав пару пинков. В этот же день, вернувшись домой, Чимин собрал вещи в любимую Юнгиеву клетчатую сумку, всегда находившуюся в машине с запасными вещами, и уехал. Уехал, не оставив никому ни контактов, ни надежды на возвращение, ведь зачем ему держаться за мир, в котором нет вечно ворчливого и так сладко улыбающегося мужчины? Парень устало сводит брови к переносице, заглаживая волосы назад. Воспоминания минувших дней тяжело осели в его сознании, заставляя хмуриться и ныть от постоянной боли в руках. Бинты опять намокли и теперь неприятно липли к коже, требуя немедленной перевязки. Юноша вздохнул и остановил машину на обочине, доставая из бардачка аптечку, попутно стягивая марлевые повязки, уже успевшие потемнеть. Они открывали вид на уродливые шрамы и раны, складывающиеся в слова и цифры. Тихо шипя и жмурясь, Чимин протирает всё это месиво перекисью, задерживаясь на последних двух ранах, говорящих лишь два слова и три цифры, ставшие его мантрой в последние несколько дней. Навигатор приятным голосом уведомил водителя о том, что им осталось продержаться ещё пару сотен километров. Это заставляет того улыбнуться от приятных воспоминаний, как они вместе переписывали программу приложения, чтобы подстроить её под себя и свои многочисленные поездки, путешествия. Старший работал программистом в крупной IT-компании, куда, в последствии, затянул и самого Пака, разглядев в оборванце и мелком хакере большой потенциал. Юноша грустно хмыкнул и, быстро перевязав израненные руки, двинулся дальше навстречу уже вставшему солнцу, выжимая педаль газа. Сегодня он должен успеть. Должен поймать хоть какую-нибудь зацепку, помимо двух слов и трёх цифр, вырезанных на его запястье. Должен.***