***
Пусто. Вокруг одна давящая пустота, проникающая в самое сердце и выкачивающая все, ещё оставшиеся в живых, чувства. Откуда-то сверху доносится шум барабанящего дождя и шуршание занавесок. Каждый такой звук стрелой попадает точно по опалённому сознанию, разнося по онемевшему телу электрические заряды и заставляя пульсировать нервные окончания. Страшно. Больно. Вокруг никого нет, лишь пустота и бьющий по мозгам шум дождя. Хочется просто убежать, но тела будто не существует, будто всё, что от него осталось – это пульсирующие нервные окончания. Паника потихоньку накрывает своим плотным колючим одеялом страдающее сознание. Неужели это и есть смерть? В окружающее небытие грозой врываются обрывки воспоминаний, сопровождаемые рваной мелодией грома. Кровь родителей на детской футболке. Вой сирен, разрывающий грозовое небо. Избиения в детском доме. Жизнь на улице после побега. Уже собственная каша из крови на асфальте перед лицом. И всегда дождь, дождь, дождь…. Опять один и тот же кошмар, преследующий его всю жизнь. Может, и не было этих прекрасных трёх лет? Может, это было лишь счастливой иллюзией, сном перед очередным кошмаром? Чимин не знает, но отчётливо начинает ощущать большую тёплую ладонь у себя на голове, резко вырывающую его из этого оцепенения и аккуратно перебирающую между пальцев чужие волосы. С каждым движением она будто возвращает в Чиминово тело жизнь, разнося тепло и умиротворение, какое он не испытывал уже так давно. Парень будто вернулся во времена, когда его хён глубокими ночами прижимал его к себе, принимая в себя чужие всхлипы и ласково целуя в макушку. Эти плавные скольжения по голове кажутся настолько знакомыми и родными, что причиняют боль с каждым осознанием суровой реальности. Парень точно не может сказать, сколько он наслаждался этим, не смея открыть глаз и убедиться в действительности происходящего. Он просто лежал и старался не дышать, не шевелиться и не издавать звуков, рвущихся наружу. Пусть это и сон, он готов навсегда перестать дышать, лишь бы не спугнуть его, готов зацепиться за этот мираж, даже если впереди окажется обжигающий жар пустыни. Какой-то особенно сильный раскат грома разрывает тишину пустого помещения. Чимин, по привычке, резко жмурит и без того закрытые глаза, до побеления костяшек сжимая в руках принесённый кем-то плед. Поглаживания по голове тут же прекращаются, и, где-то со стороны лестницы, разносится еле слышный топот ног. Парень медленно поднимает тяжёлые веки, внимательно разглядывая потолок, фокусируя зрение и пытаясь переварить произошедшее. Ему не послышалось? Не почудилось? Он не знает. Что такого скормил ему Намджун, раз Пак уже не может отличить сон от яви? Чимин аккуратно приподнимается на локтях, тут же болезненно шикая от тягучей боли в руках. Он спускает босые ноги на холодный деревянный пол, с удивлением замечая чистые и новые бинты, тянущиеся от запястий до локтей, и также с удивлением обнаруживая себя в чистой сухой одежде. Неужели мужчина переодел младшего и перебинтовал раны, пока тот спал? Он внимательно оглядел тёмное помещение, освещаемое лишь светом от фар, проезжавших снаружи автомобилей. Ливень уже утих, превратившись в размеренно моросящий дождь, уносящий остатки сна. Чимин ёжится от гуляющего по полу сквозняка, поджимая пальцы на ногах, и неуверенно таращится на свои перебинтованные руки. Белые линии марлевой ткани аккуратно огибают ладонь, закрывают запястья и идут по предплечьям до самых локтей. Красиво и так знакомо. Совсем не похоже на технику, если это можно так назвать, парнишки – абы как крепко замотанные раны мятым бинтом, лишь бы остановить кровь. Вопросов в голове у Чимина возникает всё больше, они осиным роем носятся в голове без малейшего намёка на какой-либо хотя бы немного вразумительный ответ. Всё слишком непонятно, слишком запутанно. Что с ним произошло? Нет. Что вообще произошло? Такое количество событий за последние несколько часов на фоне столь долгих однотипных скитаний просто вводят в ступор. На самом деле, парень думал, что он умрёт. Пак аккуратно встаёт на ноги, опираясь на подлокотник дивана и пробуя пошевелить повреждённой ногой. Не болит. Зудит, конечно, и немного ноет, но не болит. Парень хмурится, отталкиваясь от своего ложа, и уверенно направляется в сторону лестницы. Он обязан узнать, что находится за той дверью. Мазохист ли он? Самоубийца? Возможно. Но сейчас Чимину просто жизненно необходимо попасть в ту комнату. Его тянет туда с такой силой, будто в ней находятся все ответы на его вопросы. С каждой ступенькой дышать становилось всё труднее, грудь сжимало в тисках страха, он появился так внезапно и давил настолько, что парнишка, вновь очутившись в коридоре, весь осунулся и часто задышал от наступающей паники и неуверенности. Что-то, что буквально секунды назад, будто магнитом, тянуло его туда, теперь с той же силой отталкивает, заставляя отступить, убежать, сделать всё, что угодно, лишь бы оказаться подальше отсюда. Чимин рухнул на колени, хватаясь за стоящий рядом столик с какими-то буклетами и брошюрами, что вместе с парнем очутились на деревянных половицах. Нет, он не может отступить вот так, всего в шаге от цели, определённо не может. Пак пытается подавить подступающую к горлу истерику, глубоко вбирая в лёгкие воздух и восстанавливая сбившееся дыхание. Взгляд бегает из стороны в сторону, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь, сфокусироваться на любой детали, лишь бы уцепиться и успокоиться. Вот оно. Брошюра. Чимин останавливается на разбросанных вокруг него аккуратно сложенных цветных листах бумаги, рекламирующих в своём содержании этот кафе-отель. «Smeraldo House», - читает парень одними губами, и его сердце пропускает удар, а в ушах начинает сильно звенеть. - Smeraldo House, - повторяет он уже вслух и шёпотом добавляет, - …204, - эти два слова и три цифры уже давно стали его проклятием и молитвой, остающихся на руках уродливыми ранами, начинающих сейчас жутко жечь и покалывать. Чимин поверить в это не может, совсем не понимает, что происходит, чувствует лишь огромную скребущую панику и пустоту внутри себя. Он боится поднять голову, боится, что всё это вновь окажется лишь злой шуткой, боится, что вновь опоздал. Но запястья нещадно зудят, говоря совсем об обратном. Парень осторожно, словно боясь спугнуть что-то, поднимается на деревянных ногах и, одну за одной, осматривает номера комнат. 201... 202… 203… 204. Пак делает один неуверенный шаг, мнётся на месте, сам не понимая, почему он, собственно, так медлит. Сомнения рушатся на него, будто окатывая холодной водой, и он продолжает топтаться на месте. А что если он ошибся? Юноша не выдержит ещё одного провала, он чувствует, что если сейчас, за этой дверью, его встретит лишь пустота, шансов на следующую погоню у него больше не будет. Попытки закончились. Он всегда был таким. Всегда требовал от себя чего-то невероятного, завышал ожидания, доводил тело и разум до изнеможения и если вдруг чувствовал, что может оступиться, всегда останавливался. И в эти моменты большая, тёплая рука Юнги ложилась на его плечо, рождая в парнишке огромный источник уверенности. Ведь с этим мужчиной не бывает страшно, ведь он всегда будет рядом, он никогда не оставит его одного. Пак рвано выдыхает через нос, сжимая края футболки. Тишина сильно давит на уши, и он просто не может заставить себя сдвинуться с места: - Ты соврал мне, хён… - Одними губами шепчет Чимин, - Ты оставил меня одного…Я..Я не могу сделать этого. Я так боюсь… Почему-то именно в этот момент парень слышит у себя в голове ту прекрасную мелодию фортепиано, что сочинил для него Мин. Это бьёт по его разбитому сердцу ещё сильнее, пока он не понимает, что слышит её слишком… По-настоящему? Слишком живо. Она аккуратно пробирается сквозь толщу тишины, наполнившую до краёв коридор, и так по-домашнему обволакивает хрупкое, измотанное тело Чимина. Выученный наизусть мотив заставляет сделать ещё один шаг и сорваться на бег. Его соулмейт никогда не оставлял его одного. Именно он всё это время помогал двигаться дальше. Помогал выжить в этом нескончаемом кошмаре. Парень со всей силы выкручивает ручку нужной ему двери, руки пронзает острая боль, заставляя открыться даже те раны, что уже давно зажили, оставив место сухой корочке и рубцам. Юноша только сильнее закусывает щёку, налегая на кусок железа, срывая бинты и пачкая кровью дерево. Он должен попасть в это чёртово место. Должен. Замок недовольно щёлкает и Чимин вваливается в холодную комнату, по лицу хлещет сырой воздух из открытого окна, а привыкшие к приглушённому свету коридора глаза режет яркое освещение улицы. Пак жмурится в попытке разглядеть хоть что-нибудь в комнате, интуитивно ориентируясь на мелодию, заглушаемую трепетом занавесок. Чертыхается и шипит, когда руки вдруг безбожно начинает щипать и клянётся, что слышит такой знакомый смешок откуда-то из глубины помещения. Он замирает и медленно поднимает голову, промаргиваясь и видя сидящий впереди такой родной силуэт, аккуратно перебирающий длинными пальцами по клавишам пианино. Юноша, кажется, забывает, как дышать, думая, что сделай он любое лишнее движение и этот мираж развеется, словно и не было ничего, вновь оставляя его одного, как и всегда. Но вот он решается протереть глаза и всё остаётся на своих местах. Лишь мелодия понемногу сходит на нет, и мужчина, слегка сгорбившись, медленно разворачивается к нему на стуле. Искусанные губы предательски начинают дрожать и слёзы скатываются по худому лицу. Чимин уже и не надеялся вновь увидеть эту неуверенную и такую сладкую десневую улыбку. - Чимини. - Родной хриплый голос вызывает в парнишке новую волну слёз, на что Юнги поднимается и уверенно подходит к младшему, беря его лицо в свои большие ладони, бережно проводя большим пальцем по скуле и размазывая солёные дорожки. – Ты нашёл меня, малыш. Юнги улыбается счастливо – счастливо, А Чимин поверить не может, прикоснуться боится, будто старший вот-вот исчезнет. Мин аккуратно берёт руку юноши и прижимает её к своей груди, заставляя почувствовать своё сердцебиение. - Это не сон, малыш, - руку крепче к груди прижимает и почти шепчет, - я настоящий. Чимин чувствует, как сердце в чужой груди отбивает быстрые удары, заглядывает в глаза напротив, такие родные раскосые глаза, где любовь с нежностью плещется, и истерика его с головой накрывает. Ноги подкашиваются так, что Юнги еле успевает подхватить его за талию, обнимая крепко и шепча что-то глупое на ухо, покрывая россыпью коротких поцелуев заплаканное лицо. Чимин рыдает навзрыд, дрожащими руками Минову шею обхватывает, вжимается в мужчину, судорожно вдыхая любимый запах, и всё еще поверить не может в реальность происходящего. Но родные ладони нежно и успокаивающе оглаживают его тело, вселяя в душу долгожданный покой. Юнги отстраняется немного, рассматривает черты лица Чимина и проводит пальцем по дрожащим губам. - Я так долго ждал этого, - Юнги младшего за подбородок к себе притягивает и в глаза смотрит так, будто видит всего насквозь. – Я люблю тебя, Пак Чимин, - мужчина в поцелуй улыбается, невесомо сминая чужие губы. Теперь всё хорошо. Теперь всё так, как и должно быть.***