Когда Локи встретил Дарси

Утро следующего дня застало Дарси разбитой и опустошённой. Она всю ночь не могла сомкнуть глаз, раз за разом вызывая в памяти разговор с Локи. Внимательная Шарлотта предприняла было попытку выяснить, что стало виной состоянию подруги, но ей так и не удалось ничего добиться. Мистер Коллинз, также заметивший бледный вид Дарси, пустился в рассуждения о медицинских средствах, укрепляющих здоровье, и о бережном отношении к оному. Дарси с вежливой улыбкой кивала ему, думая о том, под каким предлогом она могла бы удалиться в свою комнату. — Мистер Локи Одинсон и мистер Фандрал уезжают! — с этой новостью в дом вбежала Мэри, уже успевшая после завтрака сходить на прогулку. — Я встретила мистера Фандрала по пути, и он просил кланяться вам всем. — Вот как? — переполошился мистер Коллинз. — Но ведь завтра большой приём у господина Голдблюма, и они также приглашены! — Не сомневаюсь в том, что их отъезд вызван неотложными обстоятельствами, — добродушно сказал сэр Уильям. — В противном случае они никогда бы не пренебрегли таким приглашением. Дарси побледнела ещё сильнее и ничего не сказала. Оставшись, наконец, в одиночестве, она рассудила, что отъезд Локи принесёт ей облегчение, и попыталась убедить себя в том, что всё складывается наилучшим образом, однако душа её преисполнилась неясным томлением. Полагая, что сборы в дорогу не позволят Локи тратить время на прогулки, Дарси отправилась в Хансфордский парк, уже исхоженный ею вдоль и поперёк. Обычно она неизменно любовалась пейзажами, каждый день находя новые живописные уголки, но теперь шла по тропинке, глубоко погружённая в свои мысли, почти не поднимая глаз. Оклик Локи — а голос его она не спутала бы ни с чьим другим — вернул её к действительности, и Дарси вздрогнула, увидев, как близко он подошёл, оставшись незамеченным. — Не пугайтесь так, — отрывисто сказал Локи. — Я не задержу вас дольше, чем на миг, и не доставлю вам хлопот неугодными просьбами. Прошу лишь принять моё письмо. С этими словами он протянул ей конверт из плотной зеленоватой бумаги, и Дарси приняла его, отрешённо разглядывая затейливую печать. Локи выполнил своё обещание: он не произнёс больше ни единой фразы и откланялся, сию минуту затерявшись среди листвы. Если бы в руках не осталось письма, Дарси могла бы решить, что встреча с мистером Лафейсоном была лишь плодом её воображения. Она ещё долго бродила по парку, не решаясь открыть послание Локи. Постепенно состояние её сделалось совершенно невыносимым, Дарси измучилась, то уговаривая себя поскорее прочесть письмо, то порываясь порвать его, не читая. Весеннее солнце, не встречая на чистом небе преград, грело в полную силу, но Дарси бил озноб, и в конце концов она, испытывая настоящее недомогание, почла за лучшее вернуться в дом. Сославшись на головную боль, она заперлась у себя до вечера. Конверт пролежал на секретере не один час, прежде чем всё же был распечатан. Листы, исписанные острым беглым почерком, живо напомнили ей о том, чья рука выводила эти буквы. Дарси с лёгкостью могла представить себе, как Локи с горделивой осанкой восседает за письменным столом и водит пером по бумаге. Отогнав от себя назойливый образ, она принялась за чтение. Приветствие и заверения в том, что он не станет повторять своё предложение, Дарси пробежала глазами бегло, едва вникая в суть изложенного. Впрочем, дальнейшее содержание послания заставило её вчитаться тщательнее. Локи писал: «Я нисколько не сомневаюсь, что вчера вы не пожелали бы выслушать меня: столь велика была ваша праведная ярость, что любые мои попытки оправдаться не достигли бы вашего сердца. Тем не менее, я всё ещё питаю призрачную надежду быть услышанным и понятым, хотя мне претит необходимость отстаивать своё доброе имя перед кем бы то ни было, и даже перед вами, несмотря на моё особое к вам отношение. А потому прошу простить меня, если тон письма покажется вам недостаточно заискивающим. Я не собираюсь вымаливать у вас прощение и лишь излагаю факты, которые, возможно, помогут вам отнестись к случившемуся с большей долей справедливости». Рассерженно поджав губы, Дарси подумала, что в заносчивости мистер Лафейсон действительно не знает себе равных. Вместе с тем, хоть его тон и пробуждал в ней бурю негодования, прекратить чтение она уже не находила в себе сил. «Намедни вы поставили мне в упрёк то, что я смею вершить чужие судьбы. Конечно, смею, ведь я бог, наивное вы создание! И если вы решили, что я слишком много возомнил о себе, то отриньте свои подозрения. Это не фигура речи. Скурдж, которого вы так рьяно рвались защищать, уверенная в том, что он пострадал из-за меня, не был с вами честен. По крайней мере, он побоялся открыть вам всю правду — по вашим словам я догадался, что Скурдж не упомянул о моём истинном происхождении. Вы считаете, что я бастард, но не знаете, что Асгард, долгое время приходившийся мне домом, находится вовсе не в скандинавских землях. Это один из девяти миров, которым правит Один Всеотец, и от Земли, которую мы называем Мидгардом, наш мир отделяет огромное расстояние». Дарси готова была рассмеяться, пусть этот смех прозвучал бы скорее болезненно, нежели радостно, однако вдруг ей вспомнилась модель, по случайному совпадению увиденная ею в Недерфилде. — Так не бывает, — сказала она себе, сообразив, что ровно девять миров там и было представлено. — Я решительно отказываюсь верить этому! Вместе с тем ей на ум пришли слова Джейн. Сестра не раз заговаривала о том, что Тор наделён знаниями, превосходящими знания любого другого известного ей учёного, при том, что Тор учёным даже не являлся. Почувствовав головокружение, Дарси прижала пальцы к вискам и продолжила чтение, надеясь, что в письме найдутся ответы на самые невероятные вопросы. Локи, впрочем, не щадил её. Дальнейшие его пояснения только поражали Дарси всё сильнее и сильнее. Описания Асгарда казались ей немыслимыми, а история самого Локи, в чьих жилах текла кровь ледяных великанов, заставила вспомнить способ, который мистер Льюис когда-то давно советовал дочерям для определения, спят они или нет. Она не стала щипать себя за щёку, но была близка к тому, чтобы счесть Локи опасным безумцем. «Вероятно, вы утвердитесь в мысли, что я не вполне здоров умом, — писал он, с лёгкостью предсказывая её реакцию. — Но по прошествии времени, преодолев предубеждение, вы сможете заметить, что я ни разу не соврал вам, пусть моя натура и обязывает меня лгать и обводить всех вокруг пальца. Ни я, ни Тор не должны раскрывать смертным свою истинную сущность, но, познакомившись с вами, я нашёл в вас черты, показавшиеся мне необычными и свидетельствующими в пользу того, что я могу доверить вам тайну. Вы не станете источником слухов и сплетен, я всецело уповаю на ваше благоразумие». На этом моменте Дарси испытала прилив гордости, видя свою значительность, и тут же, опомнившись, удручённо подумала о том, как искусно Локи играет на человеческих чувствах. Он же, обрисовав подробно своё прошлое, перешёл к делам не столь отдалённым во времени. «Надеюсь, первая из ваших претензий ко мне, тем самым, снимается. Я имею неоспоримое право ставить себя выше любого смертного и, спешу вас заверить, пользуюсь им с умеренностью, вопреки вашему мнению обо мне. Второй ваш упрёк относится к участи Скурджа. Что ж, судите сами: пусть меня можно считать мятежником и предателем трона, действия мои были продиктованы лучшими намерениями и мечтой добиться справедливости, чего не скажешь о Скурдже. Он — интриган и подлец, использовавший тайные связи с Хелой, чтобы подорвать власть Одина. Я не стану говорить о Хеле много, дабы не ввергать вас в ужас, но скажу главное: если ей удалось бы воплотить в жизнь свои замыслы и, перессорив претендентов на трон, занять его самой, все девять миров погрузились бы во тьму, и ваш, как самый слабый, едва ли просуществовал бы долго. Скурдж стал её пособником, и, как только я прознал об этом, то поспешил доложить обо всём Одину». — Спешит выставить собственные козни в белом свете, очернив другого! — воскликнула Дарси. — Поистине неслыханная дерзость. «Скурдж был изгнан, и Биврёст — мост, соединяющий наши миры — для него закрыт навсегда. Вскоре, однако, меня постигла та же участь, поскольку мою попытку доказать Одину, что я заслуживаю трона не меньше, чем Тор, не оценили по достоинству. Моё вмешательство в предначертанный ход коронации повлекло за собой ряд событий, которые я предпочёл бы подробно не описывать. План мой, к сожалению, не принёс желаемых плодов, и я был обвинён в измене. Сколь ни удивительно, Тор, узнав об этом, а также узнав о моём происхождении, решил вступиться за меня и не позволил отцу отправить меня в темницу. Разгневавшись, Один изгнал нас обоих, и с тех пор мы обречены скитаться по Мидгарду в поисках возможности вернуться назад». Дойдя до этих строк, Дарси невольно улыбнулась. Сердце её согрелось при мысли о том, что Тор Одинсон поступил так, как должно поступить истинному джентльмену, хотя допустимо ли называть бога джентльменом? Тут было, над чем поразмыслить. Сию же минуту она спохватилась, поняв, что думает о рассказанной истории так, словно это сущая правда. «Засим я взываю к вашему острому уму: стоит ли Скурдж вашего сочувствия и одобрения? Здесь я мог бы перейти к последнему обвинению, брошенному вами в мой адрес, но сообщу вам о ещё одном обстоятельстве, которое, вероятно, вызывает ваше любопытство. Мы с Тором в течение года путешествуем по мидгардским странам, не являясь больше теми, кем были раньше. Я лишён своей магии, а Тор — молота Мьёльнира, обладающего непостижимой мощью. Прежде лишь Тор мог поднять это оружие, а теперь это и ему не удаётся. Мьёльнир упал вслед за нами, а где он находится — вы, смею предположить, уже догадались». — Пемберли, — прошептала Дарси и, читая дальше, убедилась в правильности своего предположения. «Оттого мы раз за разом принуждены возвращаться в Англию, и Тор не теряет надежды, что он сумеет вновь поднять Мьёльнир. Я же с не меньшей силой жажду вернуть магию, но пока ни он, ни я не преуспели». Раздался стук в дверь, и Дарси, погружённая в чтение, едва удержалась от испуганного возгласа. Она позабыла о том, что не одна в доме. — Мистер и миссис Коллинз приглашают вас спуститься к чаю, — оповестила её служанка. — Мистер Коллинз настоятельно просит вас не задерживаться. — Прошу, передайте, что я не могу в точности исполнить эту просьбу, — ответила Дарси. — Моё самочувствие по-прежнему вынуждает меня оставаться здесь, но я постараюсь всё же выйти к столу в течение получаса. Служанка с поклоном покинула комнату, и Дарси поспешно перешла к заключительной части письма. «И, наконец, рассмотрим ваше обвинение, касающееся мнимого счастья вашей сестры и моего брата. Я неслучайно назвал его мнимым. Тор до сих пор являет собой пример порывистого и легкомысленного юнца, о чём явственно свидетельствует его недальновидное поведение. Мисс Льюис, несомненно, вскружила ему голову, и он забылся, упустив из виду, что не должен давать смертной деве надежды на совместное будущее. Для Тора подобная связь — очевидный мезальянс, и, если он слеп для того, чтобы признать очевидное, за него это делаю я. Вы не можете отрицать, что ваши родные обделены как высоким статусом, так и достойными манерами. Но даже будь ваша семья королевской, всё равно в подмётки бы не годилась даже простому жителю Асгарда. Тор уже навлёк на себя гнев отца, а оставшись с мисс Льюис и прекратив попытки вернуться домой он впадёт в немилость до скончания веков. Нет, поверьте, Тор на такое не пойдёт, и как только он найдёт способ вновь стать хозяином Мьёльнира, то незамедлительно бросит мисс Льюис здесь, в полном одиночестве — желаете ли вы сестре такой судьбы?» Дарси едва удержалась от того, чтобы не скомкать бумагу. Её губы дрожали, и от обиды за Джейн слёзы просились на глаза. Пусть она по-прежнему не желала допускать, что мистер Одинсон в состоянии так дурно поступить с её сестрой, слова Локи жалили больнее, чем укус змеи, избрав целью самое уязвимое место Дарси: её семью. Стремительно поднявшись, она резким движением выдвинула ящичек, положила туда листы и, не глядя, поскорее закрыла его. Дарси казалось, что Локи вручил ей послание с одной единственной целью — задеть и унизить её как можно сильнее, однако она не собиралась идти у него на поводу и доставлять ему такую радость. Гордо подняв голову, словно он мог видеть её, Дарси зашагала прочь из комнаты, приняв абсолютно безразличный вид, хотя напускная бравада давалась ей с превеликим трудом.