***
— А кто у нас теперь старшеклассница? — Одеяло, в которое я последние пятнадцать минут пыталась завернуться, как в кокон, подло и почти без предупреждений поползло куда-то вниз. — Пап, отвали, — буркнула я, морщась и не делая никаких попыток удержать одеяло, но упрямо накрывая голову подушкой. По опыту знаю, люди моего веса и комплекции ВСЕГДА проигрывают более крупному противнику в борьбе за одеяло, так что нет смысла даже пытаться. — Но тебе пора в школу, — стащив с меня одеяло и полюбовавшись на компактный комочек, в который я свернулась, в тщетной попытке спрятаться от назойливого родственника под подушкой целиком, отец, не остановившись на достигнутом, уцепился за подушку и, легко её вырвав (на самом деле, я её просто сразу же отпустила), хлопнулся на задницу, удивлённо разглядывая свой трофей. — Давай с футона я сама сползу, а? — предложила я, прикидывая, завернуться в футон или всё-таки оно того не стоит. — В смысле? — не понял отец. — Ну, одеяло, подушка, следующим твоим ходом, предполагаю, будет выдернутый из-под меня футон, — просветила я отца, душераздирающе зевая и почесывая длинную балахонистую футболку где-то в районе живота; вторая рука почти насмерть увязла в спутавшихся за ночь волосах где-то около затылка, и достать её, не расставшись с парой-тройкой волосков, увы, не удалось. — Не любишь ты меня, — обиженно надулся отец, заворачиваясь в моё одеяло и водружая себе на голову подушку — эффект обиженного в домике несколько смазался не менее живописным зевком во всю пасть. Я соизволила встать на ноги и усмехнулась, глядя на отца сверху вниз. До сих пор не могу привыкнуть к тому, что этот человек — мой отец. В лучшем случае он тянул на брата. Невысокий, тонкокостный, жилистый, с длинными до плеч волосами, крашенными в желтоватый блонд, в ушах серьги, на руке татуировка с драконом и луной, покруче чем у иного якудза, да и на вид ему в лучшем случае лет двадцать-двадцать пять, а не тридцать шесть, как на самом деле. Громкий и непосредственный, как подросток, он привлекал к себе массу нужного и ненужного внимания в любом месте, где оказывался. Иногда это доставляло проблемы. В средней школе, когда он встречал меня после занятий, все одноклассницы считали, что я встречаюсь со взрослым мужиком и распускали соответствующие слухи, опровергнуть которые внутри хрупкой эко-системы туповатых подростков было тяжело. Оставалось только смириться и терпеть. Терпеть не могу что-то терпеть. Как бы это ни звучало. И между тем, отлично знаю, что терпение — ключ к равновесию, а потому... всегда терплю и сдерживаюсь. Я же духовно выше неприятностей и негативных эмоций, ага. — Пап, а ты вообще спал сегодня? — поинтересовалась я, доставая из шкафа вешалку с новой школьной формой. Школьной формой старшеклассницы. — Не-а, — покрутил носом отец, заваливаясь на мой футон лицом вперёд, забавно оттопырив филейную часть, скрытую одеялом, — мне главу сдавать через четыре дня и я просрал все дедлайны. Редактор обещал меня кастрировать, если в этот раз задержу материал хоть на секунду, и это, кстати, прямая цитата со слов редактора, так что... всю ночь рисовал. — А днём тебе что мешает рисовать? — Днём муза не приходит, — жалобно всхлипнуло из недр одеяла. — Видать она считает, что смотреть порнографию днём это моветон, — подколола я отца, одновременно пытаясь разодрать колтун на затылке расчёской. Колтун упорствовал, расчёска подозрительно поскрипывала, я недовольно кривилась от малоприятных ощущений, но дело, вроде как, двигалось с мертвой точки. — Может просто состричь? — на секунду уйдя в себя, озвучила я закравшуюся в голову мысль. — Даже не думай, твои волосы прекрасны, пусть растут! — отец сделал робкую попытку выпутаться из одеяла, но, не справившись с задачей, просто высунул лицо из кокона насколько смог. — Особенно этот восхитительный пепельно-русый цвет, что чистым серебром сияет под луной. — Чтоб ты так свои хентайные новеллы писал, а, — фыркнула я, справившись-таки с колтуном на затылке и теперь терпеливо заплетая свои длиннющие непослушные волнистые волосы в косу. Если бы не отец, уже десять раз постриглась бы, но он так искренне восхищался и так открыто восхвалял эту часть меня, что иногда я чувствовала себя Рапунцель в плену у матушки Готтель. — Я и пишу, — отбрыкнулся отец, уже целиком заваливаясь на бок на футоне и с удовольствием вытягиваясь, из-под одеяла выглянули ноги в разных носках, причём один из них был явно мой и на батиной пятке выглядел как подследник, — между прочим, одну даже тебе посвятил. — Такое захочешь — не забудешь, — согласилась я, невольно погружаясь в воспоминания. Три с половиной года назад, когда меня по решению суда передали на опеку отцу, лишив мать родительских прав, и привезли в Японию, очень многое мне было в новинку. Даже выросшая на стыке культур и знающая оба языка тринадцатилетняя девочка была растеряна, потеряна и совершенно напугана. Когда ты большую часть жизни жил в России, в семье (пусть и не очень хорошей), ходил в школу, имел много друзей, очень сложно понять сразу, что произошло, когда тебя выдёргивают из привычной среды обитания, как морковку с грядки, и закидывают в страну, где из друзей у тебя только отец и дед. Поступление в среднюю школу дело не поправило. Сверстники не то чтобы отвергали меня или сторонились (из-за происхождения, другого цвета кожи, глаз, волос, возможно, это их как раз привлекало), но... в целом, стать местной знаменитостью или серой мышью мне было не суждено. Я не была своей, но и чужой не считалась. Отношение ко мне было более чем неопределённое. Со мной охотно беседовали в клубе по интересам, но этим всё общение и ограничивалось. В классе, на переменах и вне школы говорить со мной особо никто не рвался, а иногда некоторые особо одарённые и злые не упускали случая поиздеваться. Зачем и почему? До сих пор остаётся для меня загадкой. Однако, злиться и обижаться долго я никогда не умела, особенно на идиотов. В общем, чувствуя подобную холодность и некоторую неприязнь со стороны сверстников, я может и рвалась какое-то время общаться, но... если долго стучаться в закрытые двери, можно и руку поломать. И я приняла решение пропустить это ненужное звено с бесконечными попытками навязать себя и своё общение сверстникам и поддерживала жизнь в себе мыслью: "Кому надо, тот сам подойдёт и заговорит." Некоторые, кстати, подходили, и парочка хороших знакомых в середине второго учебного года в средней школе у меня появилась. Правда, ненадолго. Благодаря той самой хентайной новелле, упомянутой выше. Мой отец — хентай мангака, не самый рейтинговый в стране, но и не самый худший, довольно успешно время от времени выстреливающий своими развратными ваншотами с минимальной смысловой нагрузкой и совершенно невероятной, потрясающей своей красотой композицией и детализацией рисунка. И увлечён он делом всей своей жизни так плотно, что порой это превращает мою жизнь в совершенный сюр. Вот и тогда так вышло. Желая поддержать своего ребёнка, которому так сложно давалась адаптация в новом обществе, он нарисовал стодвадцативосьмистраничный шедевр, где на первых двадцати страницах главная героиня прибывала на неизвестную планету, а на последующих ста восьми её драли во все доступные и недоступные щели и дыры различные тентаклеобразные и не только монстры, а в конце, после всех унижений, она их-таки побеждала, обретя силу духа. И всё бы ничего, если бы главная героиня внешне не являлась точной моей копией. В школе это произвело фурор. Пара задротов-мангочеев за считанные часы распространили данный шедевр моего отца по всей школе, сделав меня героиней дня. Наслушавшись всевозможных шуточек о своей богатой половой жизни на других планетах и ознакомившись с первоисточником, который я с боем отобрала у обалдевшего от моей наглости старшеклассника, вечером, вернувшись домой, первое, что я сделала — это кинула в лицо ничего не понимающему отцу его шедевр и, запершись в комнате, горько прорыдала несколько часов. Стоит отметить, что вылилось из меня тогда всё, что до этого копилось почти полтора года. Отец робко скрёбся в дверь комнаты в попытке выяснить, что не так, но в ответ слышал только горестные всхлипы и подвывания. А потом... а потом этот хрупкий, похожий на подростка японец в футболке "Hentai imperator" и в веселёньких гавайских шортах просто снял дверь с петель. Помнится, я так обалдела, что даже рыдать перестала. Отец, смущённый донельзя, аккуратно поставил дверь к стеночке, присел рядом и предложил поговорить. Учитывая факт того, что предыдущие полгода я всячески избегала общения с отцом дольше чем на пять минут, не зная, о чём с ним говорить кроме учёбы и погоды, это был первый раз, когда я рискнула высказать ему всё, что тогда накопилось, глотая слёзы вперемешку с обидой на мир. О непонимании сверстников, о том, как тяжело жить в чужой стране, о том, как не хватает друзей, о том, что иногда я путаю слова и иероглифы, о том, что математика не даётся мне от слова совсем, хотя я очень стараюсь, что в литературном клубе есть мальчик, который мне нравится, но которому совершенно не нравлюсь я, хоть я даже стараюсь читать те же книжки, что и он, чтобы было о чём поговорить, и, главное, о том, что очень подло делать свою дочь героиней хентай манги, потому что сверстники очень жестокие, а я, вроде как, не межгалактическая шлюха. Отец молча слушал этот беспрерывный поток информации, время от времени неловко ероша волосы на своём затылке или поправляя очки. А когда я закончила говорить, задумчиво на меня посмотрел и изрёк: — Может нам выпить? Помнится, я тогда повторно офигела и робко намекнула ему, что мне всего четырнадцать лет, и, как бы, не положено. На что отец пожал плечами и честно сказал: — Я просто понятия не имею, как и о чём говорить с девочкой-подростком, которую уже воспитали без меня. Я не хотел тебя обидеть, рисуя эту мангу, я на самом деле хотел тебя поддержать. — Чего сделать? — Поддержать. — Хироши-сан, КАК ЭТО МОГЛО МЕНЯ ПОДДЕРЖАТЬ?! — возмутилась я, вновь переходя на очень повышенные тона. — Ну, там героиня, — замялся отец, видимо, в тот момент осознавший, что его гениальная идея не так уж и гениальна,— оказывается на другой планете, у неё рядом никого, она одинока, попадает в различные... передряги, ну и... а в конце, как бы... побеждает всех и, тип, как-то так... мол, она классная. Ну... тип, у неё были трудности, но она их преодолела... я надеялся, что, ну... ты поймёшь, что подтекст был мол... не сдавайся, все дела... В тот момент я повторно зависла, разглядывая этого дядьку, а в голове, как в каком-то кино, бежала нарезка из воспоминаний о том, как сильно он всё это время буквально из кожи лез, чтобы со мной сблизиться. Как старался. Как выражал свои чувства в любом действии, совершённом в мою сторону. И тогда я его наконец поняла. — Знаешь, пап, если ты захочешь мне что-то сказать, ты это... лучше просто говори, ладно? — произнесла я, махнув рукой разом на все его причуды. А он взял и разрыдался не хуже меня. Десять минут я пыталась остановить бурный поток мужских слёз, а когда, наконец, удалось, отец, блаженно прижимая к покрасневшим глазам бутылку пива, улыбнулся и сказал: — Ты первый раз назвала меня сегодня папой, а не Хироши-саном, я внесу этот день в календарь и буду праздновать каждый год. В тот день я узнала, что отец может стать лучшим другом. И с тех пор мы с ним действительно стали очень хорошими друзьями. И именно это помогло мне пережить все те глупые слухи в школе. Мы даже ставки делали, какими подробностями будет обрастать сплетня о том, что мы на самом деле не отец и дочь, а школьница и её взрослый любовник. Из воспоминаний меня выдернул батя, который, ожидая, пока я оденусь, умудрился уснуть и довольно мелодично всхрапывал из недр одеяла. Покачав головой и прихватив со стула висевшее на его спинке полотенце, я потопала в ванную комнату, где из зеркала на меня посмотрела слегка загорелая девчушка с наивным детским лицом, неровно обрезанной чёлкой, пепельно-русой косой до пояса, с бледными веснушками на курносом носу и светло-голубыми, почти прозрачными, раскосыми глазами. Девчушка была симпатичная, мне она временами нравилась, её даже лёгкая тень синяков под глазами из-за недосыпов не портила, но на старшеклассницу, увы, не была похожа ни разу. Не наблюдалось у неё ни ног от ушей (метр пятьдесят, это вообще какая-то злая шутка богов), ни шикарной груди (то, что наблюдалось, в лучшем случае едва дотягивало до первого размера, и то, если лифчик был с пуш-апом), с округлыми формами остальных мест тоже, впрочем, были проблемы. Тощая и угловатая, как мальчишка, слегка жилистая, поскольку спортом я всё-таки занималась, пусть и не в учебное время и не официальным, но, в общем, на мечту мужчины я не тянула. Более того, было у меня подозрение, что на мою персону не покусился бы даже педофил. Наскоро почистив зубы и натянув новую школьную форму, я ещё раз заглянула в зеркало. Мда-а-а... бледно-коричневая форма школы Аоба Джосай превращала меня в максимально неприметное и сливающееся со своей одеждой недоразумение. С другой стороны, может оно и хорошо. Если повезёт, никто не узнает во мне порно-звезду из "Испытаний неизвестностью" (именно так называлась та злосчастная манга), и в новой школе будет чуть полегче. Подхватив сумку и скейт, я спустилась на первый этаж и, сунув ноги в кеды, черканула на грифельной доске возле входа послание для отца: "Ты уснул. Ушла в школу, буду... надеюсь, не поздно. Может вступлю в какой-нибудь клуб. Ужин можешь не готовить, я заверну по пути домой в пиццерию, если чего-то хочешь, черкани смс. Хорошего дня." Критически изучив своё послание и убедившись, что написано без ошибок, я покинула дом и отправилась навстречу первому учебному дню в старшей школе.***
Денёк выдался погожий и ясный. Небо, затянутое неторопливо плывущими рванными облаками, радовало синевой и ослепляло светом набирающего силу солнышка. Свежий, пока ещё по-весеннему прохладный ветерок приятно обдувал, скейт под ногами дарил так любимое мной ощущение свободы и восторга от передвижения на колёсах, а не на ногах, в наушниках звучала бодрящая, поднимающая настроение композиция. Где-то в груди зрела уверенность, что в этом году всё будет гораздо лучше, чем в прошлом. Главная опасность таких идеальных моментов состоит в том, что если не оборвать момент вовремя, то потом он оборвётся сам и, как правило, самым идиотским и неудачным способом. Собственно, что со мной и произошло. Вместо того, чтобы взять скейт в руки и спокойно пойти пешком до школьных ворот и дальше, я, виртуозно огибая школьников, въехала на территорию, недооценив толчею, в которую могу попасть, и, отвлёкшись всего на секунду, врезалась в коренастого, пухловатого мужчину в сером костюме. Тот смерил меня недовольным взглядом сверху вниз, изучил меня, скейт, мою форму, после чего представился директором и конфисковал моё средство передвижения, сообщив, что: первое — это сделано для моей безопасности, второе — для безопасности других учеников, третье — если я пожелаю вернуть себе доску, то сделать я это могу после занятий, а ещё кататься надо в защите. Отряхнув юбку и любуясь спиной удаляющегося директора с моей доской в руках, я печально вздохнула и оглядела здание школы. Ну, что ж, начало моей истории в данном учебном заведении положено, можно занести в список "За день я лоханулась" пункт "познакомилась с директором, поцеловав лбом его спину".***
Первая половина учебного дня прошла... терпимо. Мне удалось занять самую последнюю парту в ряду около окон, где я планировала ютиться весь последующий год, отгораживаясь от одноклассников учебниками. На первом уроке учитель называл имя ученика, тот вставал, представлялся, говорил пару слов о себе и садился. Я слушала вполуха (в правом ухе был наушник с музыкой, тщательно замаскированный волосами), изредка выглядывая поверх открытой и поставленной так, чтобы за ней можно было прятаться, тетрадки. Смотреть в окно было не то чтобы интересно, но это занятие было мне куда больше по душе, чем изучение одноклассников. За год ещё успею насмотреться так, что от половины, небось, тошнить будет. — Кита Теруэ, — произнёс учитель. Я с готовностью встала, затравленно оглядела одноклассников и, вздохнув, покорно приняла эстафету "презентуй себя в двух словах". — Кита Теруэ, родилась первого апреля и стала лучшим розыгрышем для моих родителей. Родилась в Японии, но длительное время провела в России, в Японии живу последние три с половиной года и ещё многое тут не понимаю. Люблю литературу, мангу, скейтбординг, смотреть на шлепки в воду и волейбол, — в этом месте я согнулась в традиционном поклоне, — прошу, позаботьтесь обо мне. — Шлепки в воду? — растеряно переспросил учитель. — Ну, один из видов водного спорта, — пояснила я, запоздало сообразив, что уследить за языком не очень-то получилось, хотя я очень (не очень) старалась, — прыжки в воду. Они там... знаете, так красивенько с вышки сигают. Ну, тот самый вид спорта, в котором каждый трюк выглядит как изысканный суицид. Пожалуй, это вслух лучше всё-таки не говорить. — П-понятно, — кивнул преподаватель, видимо всё ещё переваривая моё первое определение этого вида спорта, — садись. Успевшие познакомиться или уже заранее знакомые одноклассники бодро зашушукались, а я с облегчением плюхнулась обратно на стул, снова спрятавшись за заградительный бастион из тетрадки. Преподаватель продолжил перекличку, а я с чувством выполненного долга вновь уставилась в окно.***
Дожить до большой перемены оказалось проще, чем я думала. По опыту предыдущих лет я знала, что одноклассникам на переваривание информации требуется как минимум один день, а значит приставать с глупыми вопросами про русских и Россию ко мне начнут только завтра. Сегодня будут только суеверно коситься и втихаря обсуждать, что рост у меня для русской слишком маленький, а вот цвет волос и их длина — просто волшебные. Наскоро покидав в сумку тетради и едва не выдернув себе ухо наушником, зацепившимся за сережку, я бодро поскакала на площадку перед школой, где, судя по объявлению учителя, сейчас должны стоять представители клубов с брошюрками и принимать (заманивать\затаскивать) новых участников. Я была нацелена на вступление в литературный клуб, если здесь таковой будет иметься, но в этом году моим планам, судя по всему, было не суждено сбыться. Оказавшись на улице в бесконечной толпе учеников, я рысцой, как ниндзя уворачиваясь от всех и вся, виртуозно пробежалась вдоль первого ряда пластиковых столов с брошюрками и, на свою голову, ненадолго притормозила возле одного, где сидел очень уставший, на первый взгляд, дядечка в спортивном костюме, обнимающий волейбольный мячик. Брошюрок у него на столе не наблюдалось, толпы желающих вступить тоже. Дядечка поднял на меня полный тоски взгляд и попытался улыбнуться. — Я тренер волейбольного клуба, Мизогучи Садаюки, — представился дядечка, — желаете вступить? У нас есть женская сборная. — Да, в общем-то, нет, — честно помотала я головой, — не с моим ростом. — Для либеро, например, рост неважен, — не стал так просто сдаваться дядечка, — какой у вас рост? — Метр пятьдесят. — Между прочим, одним из лучших связующих женской сборной Японии по волейболу была женщина ростом метр пятьдесят девять, — со скрытой мольбой в глазах произнёс мужчина. — Да-а-а, нет, серьёзно, это немного не моё, смотреть люблю, а играть, ну-у-у, просто ради удовольствия, а клубная деятельность, говорят, в каторгу игру превращает, — ответила я, раньше, чем подумала. Затем подумала. Посмотрела на вконец скисшего дядечку и задала вопрос, из-за которого, в общем-то, остановилась, — а почему у всех клубов столы такие, ну-у-у, оформленные, с логотипчиками, брошюрками, а у вас только... бланки на приём? — "...и безысходность в глазах", — дополнила я про себя, поскольку сказать такое вслух человеку со столь несчастными глазами было бы жестоко. — Организация лучше у других клубов, менеджеры нашего выпустились в прошлом году, а замена так и не нашлась... да и я тут, собственно, потому и сижу, хотя, по статусу тренера, не обязан. — Мизогучи-сенсей, хотите, я вам помогу? Посидим вместе тут, погрустим, ага. Мужчина подозрительно просиял, а я моментально раскаялась в том, что не удержала в узде альтруиста в моей голове. Сколько раз попадала в идиотские ситуации из-за этого, вот и сейчас, судя по всему, как раз такая будет. — Конечно хочу! — Аж подскочил на стуле тренер и прежде, чем я успела отпроситься в туалет, чтобы не вернуться (этот план побега много лет не давал сбоя ни в одной стране), мужчина обогнул стол, за плечи обвёл меня вокруг стола, усадил на свой стульчик, вручил мне мячик и наскоро проинструктировал: — Вот это бланки на приём, даёшь желающим вступить, если таковые подойдут, хотя лучше всего походить в толпе, поискать высоких молодых людей. Даёшь заполнить бланк, после окончания этой перемены принесёшь мне, я буду в клубной комнате подле спортивного зала, заодно обсудим твою работу как менеджера. Первая тренировка будет завтра, приходить всем к двум часам дня в спортивный зал, при себе иметь спортивную форму и обувь, не забудь сказать новеньким про это. Удачи и спасибо! Мизогучи-сенсей резво затерялся в толпе, оставив меня в полнейшем недоумении разглядывать бланки и пустое пространство вокруг стола. Мда-а-а... я, конечно, слышала, что Япония — это страна, где любят перекладывать ответственность на других, но вот воочию столкнулась впервые. И что мне с этим делать? Я сгребла бланки со стола, ещё раз осмотрела несчастный стул и стол, по которым без опознавательных знаков было невозможно догадаться, что тут должен сидеть представитель волейбольного клуба и, тяжело вздохнув, нырнула в толпу искать "высоких парней". Учитывая то, что с моим ростом высоким тут был каждый встречный, в итоге я просто встала посреди толпы, свернув бланки в импровизированный рупор, и громко заорала: — Желающие вступить в волейбольный клуб, подходите ко мне или к столу, на котором ничего нет, кроме волейбольного мяча! На мгновение вокруг меня стихли все звуки, ученики недоуменно переглядывались, кто-то откровенно начал хихикать, кто-то качал головой, недовольно цокая языком, видимо порицая мои невоспитанные методы зазывания в клуб. Я пожала плечами и... повторила свой триумфальный вопль ещё несколько раз, после чего, посчитав, что долг зазывалы выполнен, вернулась за стол и обнаружила там несколько претендентов, которые, стоя друг напротив друга, перебрасывали мяч, словно бы играли в "горячую картошку". — Представитель волейбольного клуба, я так понимаю? — насмешливо щурясь, поинтересовался высокий юноша, с на редкость смазливой мордашкой и улыбкой, которая, готова поспорить, глушила женщин, как обух топора, опущенный на голову тупой рогатой скотине. — Ну, похоже что да. — Не думал, что представителем клуба может быть младшеклассница, — задумчиво потирая подбородок, изрёк темноволосый юноша с художественным бардаком на голове, немного грубоватым лицом и такими пушистыми, толстыми, но чётко очерченными бровями, что, казалось, они живут своей жизнью. — В общем-то первый год старшей школы, и с тобой мы в одном классе, — сообщила я, вспомнив, что точно видела его в классе, где-то в районе первых парт, что поближе к выходу. — Ивазуми-кун, ну, кто так с девушкой разговаривает? — радостно подключился к разговору смазливый, — Как ты мог её не запомнить? Она же шлепки в воду любит. — Ну, вроде того, да, — неохотно кивнула я. Он прям истекает жизнерадостностью и обаянием, ужас какой-то. Не люблю таких, в основном потому, что после тридцати минут беседы с подобным кадром я готова валяться у него в ногах и любить его вечность. Эта часть моей женской взрослеющей натуры мне не очень нравится, но способов победить себя я пока ещё, увы, не нашла. Помотав головой и кое-как избавившись от мыслей об очаровательной улыбке, я протянула парням листы с заявлением: — Заполняйте, первая тренировка завтра в два, без спортивной формы вас в зал не пустят, вроде как-то так... — Как-то неуверенно для менеджера, — заметил смазливый, напрочь игнорируя каменно-недовольную морду лица "не очень ладящего с девушками" одноклассника, присаживаясь на единственный стул подле стола. Нагленький, мда. Всё как я люблю. — Это мой стул, — не сдержалась я от замечания, глядя как парнишка достаёт из сумки ручку и одаривает меня слегка удивлённым взглядом. — Я ненадолго, — кивнул он и полностью погрузился в процесс написания заявки. Я пожала плечами. Да, вообще-то, не так уж мне и нужен этот стул. Пусть сидит, постою, авось не развалюсь.***
За оставшееся время, мне удалось найти ещё двух человек, помимо Оикавы Тоору, Хаджиме Ивадзуми, на моём счету ещё были Иссэй Матсукава и Такахиро Ханамаки. Не бог весть что, но, судя по бурному восторгу Мизагучи-сенсея, это было больше, чем он рассчитывал, а Оикава Тоору вообще был лучшим приобретением для Аоба Джосай. Из-за моего неосторожного вопроса "А что такого в этом Оикаве?", мне пришлось слушать, каким классным был этот Оикава, когда играл в волейбол в средней школе, а о своих обязанностях как менеджера я узнала в итоге унизительно мало, а вежливо отказаться не успела, потому что раздался звонок, оповещающий об окончании большой перемены. Тренер отпустил меня с явной неохотой, взяв слово, что я вернусь сегодня после уроков для более подробного инструктажа и знакомства с третьегодками, оставшимися в клубе на этот год.***
Пролетев по коридорам учебного заведения, я резко затормозила возле кабинета, сделала глубокий вдох, пригладила всё, что успело растрепаться и потерять товарный вид за время пробежки и, робко постучав в кабинет, заглянула. Преподавательница английского языка, приятная, стареющая женщина лет пятидесяти, в строгом чёрном костюме, с идеальным пучком на голове, глянула на меня тёмно-карими глазами поверх очков и вопросительно приподняла тщательно выщипанные и подрисованные брови: — Имя? — Кита Теруэ, — отрапортовала я, разве что руку к пустому лбу не приложила, проникнувшись прямой, почти офицерской выправкой женщины. Смотреть я при этом старалась только на преподавательницу, по опыту зная, что рожи одноклассников в моменты, подобные этому, как правило, редко выражают сочувствие и поддержку, чаще сдержанное любопыство, некоторое ехидство и превосходство, мол "я такой классный, пришёл вовремя, а вот ты чёт не очень". — Причина опоздания? — Помогала Мизогучи-сенсею, — максимально откорректировала я свой ответ, хотя в голове так и крутилось "Мизогучи-сенсей десять лишних минут фонтанировал восторгами и рекламировал мне игрока из средней школы Китагава Даичи, который ныне поступил сюда", и, не удержавшись, скользнула глазами по классу, в поисках "того самого", про которого слушала. "Того самого" с ходу разглядеть не удалось, зато нашёлся Ивадзуми, потому что стояла я аккурат подле его парты. Юноша едва заметно кивнул мне, приветствуя. — Мизогучи-сенсею? — удивилась преподавательница, — в чём же? — Он назначил меня менеджером волейбольного клуба, — призналась я, вновь глядя только на преподавателя. — Хорошо, хорошо, благое дело, — закивала женщина, видимо сочтя мои ответы правдивыми и удовлетворительными, — проходи, но в следующий раз постарайся не опаздывать или же предупреждай об опоздании через кого-нибудь из одноклассников. — Спасибо, и ещё раз извините, — я излишне ретиво поклонилась, едва не поцеловавшись лбом с партой Ивадзуми, который испуганно дёрнулся (видимо, тоже представил, как мои мозги красочно разлетаются по столешнице), и, задвинув за собой дверь, направилась к своей дальней парте на задворках наук и общества. Учительница продолжила вещать с того места, на котором остановилась из-за моего появления. Плюхнувшись на своё место и вновь отгородившись от мира одной специально заведённой для таких случаев тетрадкой, я глянула на доску, переписала название темы и запоздало ощутила то самое... неприятное чувство желудка, сворачивающегося в трубочку, который, не остановившись на достигнутом, ещё и довольно громко заурчал. Я затравленно посмотрела на затылок сидящего впереди меня, но он, видимо, трелей моего нутра не услышал. Я облегчённо выдохнула. Вот же, чёрт, так забегалась с этим клубом, что совсем забыла сходить купить перекусить и, собственно, перекусить. А теперь почти час сидеть и молиться, чтобы желудок сам себя не переварил. Желудок, кстати, тоже принимал активное участие в моём мысленном диалоге с собой на тему "дурость и как с ней бороться", периодически издавая урчащие звуки то потише, то погромче. Спустя пятнадцать минут страданий в чистом виде, я уже почти лежала на парте, за бастионом из стоящей тетради, и мечтала провалиться куда-нибудь в ад, где за криками грешников не будет слышно, насколько я голодная, потому что сидящие поблизости одноклассники уже начали радостно хихикать через раз и коситься на меня. Юмористы хреновы. Совершенно внезапно сбоку раздалось тихое "пссс, эй". Я повернула голову на звук и встретилась взглядом с Оикавой Тоору, который, пользуясь тем, что преподаватель увлечённо исписывает доску, стоя спиной к классу, продемонстрировал мне какую-то булочку в яркой упаковке. Я недовольно поморщилась, он что, издевается? Оикава опустил руку, качнул ею разок туда-сюда, и булка, перелетев проход между партами, шлёпнулась у моей ноги. Я удивлённо воззарилась на этот подарок судьбы, затем на самого дарителя. Тот заговорщически подмигнул мне и продемонстрировал последнюю страницу своей тетради, на которой было написано "Bon Appetit". Я подняла булку, ещё раз посмотрела на Оикаву, который успел потерять ко мне всякий интерес и смотрел на доску, затем зарывшись в сумку, выудила оттуда блокнот для заметок и яблочный сок, который там валялся последние три дня. Аккуратно выдернув лист и написав пару слов, я скатала его в компактный шарик и метко закинула пишущему парню прямо под нос. После чего с чувством выполненного долга, сныкавшись за тетрадь, маникюрными ножницами, чтобы не шуметь упаковкой, открыла булку и принялась давиться ею, запивая соком. Господи, это я такая голодная или это самая вкусная булка без начинки в моей жизни?***
Оикава покосился на старательно жующую под прикрытие тетради девушку и развернул бумажку. "Thank u" — было написано на ней неровными, скачущими буквами, а рядом красовалась умильная мордочка, чем-то напоминающая стандартный, но сильно постаревший смайлик из социальных сетей. Тоору усмехнулся, покачав головой, и сунул бумажку в карман. Менеджер его нового волейбольного клуба, похоже, была забавной личностью. Немного скрытной, судя по поведению, но при достаточном красноречии разговорить можно и памятник. Оикава был достаточно красноречив. А завести хорошие, дружеские отношения с менеджером команды, которую он приведёт к победе, ему казалось одной из первостепенных задач, стоящих перед ним в начале года. Оикава ещё раз покосился на девушку и вновь перенёс своё внимание на учителя. Делу время, потехе час. Менеджера он успеет отловить и после занятий, а сейчас главное учёба.***
После занятий я узнала, что менеджер волейбольного клуба — это, на самом деле, современное наименование добровольной формы рабства или что-то вроде крепостного права, только принадлежишь ты и твоё время не конкретному человеку, а целой толпе, которая объединяется одним общим интересом. Третьегодки Аоба Джосай оказались весьма милыми молодыми людьми, которые, вдоволь нашутившись над моим низким ростом, наделали мне ещё и кучу комплиментов, чем вогнали в фактическое состояние ступора, поскольку до сих пор в Японии комплименты мне делало только три человека, причём двое из них являлись моими родственниками, а один крайне гиперактивным кохаем из средней школы. Который ранее целый год таскался за мной хвостом и называл семпаем, требовал купить ему мороженого, а ещё постоянно порывался обсуждать компьютерные игры, хентайную мангу и волейбол. Собственно, из-за его увлечения волейболом я и оказалась на парочке их тренировок, а потом и игр. До этого мой интерес к волейболу ограничивался только просмотром турниров российской женской сборной и фанатением по Екатерине Гамовой, как самой высокой волейболистке в сборной. Но сейчас-то это как вообще вышло? Выйдя из спортивного зала, я медленно продвигалась по пустой дорожке к воротам школы, перечитывая свои записи в блокноте. Обязанности менеджера спортивного клуба: 1) Сбор ежемесячных взносов с членов клуба. (Так же, не забыть собрать вступительный взнос с новичков) Примечание: Если будут задавать глупые вопросы, объяснить, что деньги идут на нужды клуба, а так же время от времени отчисляются в центральные организации на развитие самого спорта. 2) Помогать капитану следить за посещаемостью клуба. По возможности загонять участников клуба на тренировки насильно пинкам (зачёркнуто), вежливо совестить прогульщиков и униженно (зачёркнуто) просить их прийти на тренировки. 3) По возможности следить за дисциплиной и, в случае чего, сообщать капитану или тренеру о разногласиях и конфликтах в команде. (Стукачить, походу) 4) Ведение бухгалтерии клуба. (О, боги, где были мои мозги? Я же считаю из рук вон плохо) 5) Следить за состоянием спортивного инвентаря (целостность сетки, покрытия мячей). 6) Следить за чистотой в тренировочном зале, а так же помощь участникам клуба в уборке оного. Если другие участники клуба забыли убраться, то обязанность по уборке и ответственность за зал полностью ложится на плечи менеджера. 7) Администрирование странички клуба в интернете. Примечание: С этим вопросом поможет Котаро, поскольку предыдущие менеджеры в интернете не шарили (или делали вид, что не шарят, потому что им было тупо лень, и я их не осуждаю). 8) Сбор аптечки и обязанность следить за наличием всего необходимого в оной. Примечание: Тренер так же порекомендовал посетить пару занятий по оказанию первой медицинской помощи. (Может ещё кровь для них сдавать?!) 9) Менеджер не имеет права уходить с тренировки раньше остальных участников клуба. 10) Менеджеру запрещено терять ключи от тренировочного зала, как и одалживать их кому-то из участников клуба без согласования данного поступка с тренером или преподавателем. (Водить проституток втихаря, я так понимаю, тоже запрещено) 11) В обязанности менеджера входит стирка баннера, а так же спортивной формы участников клуба. Примечание: Нет, носки в мои обязанности не входят. Больше этот вопрос тренеру не задавать, он, кажется, не знает, что такое ирония. 12) Менеджер обязан следить за наличием воды как в кулере в клубной комнате, так и в бутылках на тренировках. То же самое касается полотенец на выездных играх и в тренировочном зале. 13) Нужно ли водить за ручку других участников клуба по школе и падать пред ними ниц, в голос восхваляя их великолепие, неизвестно, но что-то мне подсказало, что этот вопрос тренеру лучше не задавать. Тупо пялясь в блокнот, я остановилась у ворот школы и тяжело вздохнула. Как я с этим всем вообще справляться буду? Может ещё не поздно отказаться? Столько обязанностей мне и в кошмарном сне не снилось. В литературном клубе всё как-то попроще было. — Ну, насчёт падать ниц, это перебор, а вот восхвалять игроков для поднятия боевого духа, я думаю, не помешало бы, — потянул некто у меня над ухом весьма насмешливым тоном и знакомым голосом. Чья-то рука скользнула между моей рукой и боком, и длинный, изящный палец постучал по блокноту, аккурат по тринадцатому пункту в списке. Медленно повернув голову, я обнаружила стоящего позади и чуть сбоку Оикаву, который, скрючившись чуть ли не в три погибели, вчитывался в мои записи. Вот жук. — Ты в курсе, что читать чужие записи и заглядывать через чужое плечо одинаково неприлично? — изображать смущённую или растерявшуюся японскую деву было поздно, так что единственное, что я могла в данной ситуации, это быть собой и задавать глупые и уместные или не очень вопросы. По счастью, первый пришедший на ум был вполне себе в тему. — Много же у менеджера обязанностей однако-о-о-о, я об этом как-то даже не задумывался, — обезоруживающе улыбнулся Оикава, выпрямляясь и глядя на меня сверху вниз, — пока твои записи не прочитал. Из дополнительных комментариев могу сделать вывод, что ты уже пожалела о том, что решила этим заняться? — Да я это... — я покосилась на Оикаву, прикидывая, сказать ему правду или придумать что-то нейтральное и обтекаемое, а потом, пожав плечами, пришла к выводу, что рано или поздно все мои заскоки всё равно всплывут, с чистой совестью подытожила, — вообще не планировала. Я в литературный клуб хотела записаться, но не вовремя притормозила возле столика с Мизогучи-сенсеем. — А почему не отказалась? — приподнял брови Оикава, запихивая руки в карманы брюк. — Да как-то неудобно стало, я ему помощь предложила, а он крайне рьяно решил ею воспользоваться и вот, как-то стою я теперь тут с тобой и держу в руках список своих новых обязанностей, — доверительно пожаловалась я, закрывая блокнот и не глядя засовывая его в сумку... мимо сумки. Мы посмотрели на упавший блокнот, Оикава, наклонившись, подобрал оный и передал мне. Со второй попытки я-таки убрала несговорчивую канцелярскую принадлежность куда следует и вопросительно уставилась на участливую физиономию одноклассника, — а ты тут... ждёшь кого? — Да, одноклассницу, хотел узнать, по пути ли нам, и, если по пути, то до дома проводить, — насмешливо щурясь, выложил как на духу кудрявый. — А я слышала, что в Японии провожают либо близких друзей, либо возлюбленных, твоя дама из какой категории? — поинтересовалась я, запоздало сообразив, что задавать такие вопросы, кажется, вроде как неприлично, — извини, я это... — Да ничего страшного, — отмахнулся Оикава, не дав мне договорить, — вообще-то я ждал тебя. —...головой подумать забыла, — на автомате договорила я фразу, полученная информация до мозга доходила с трудом, особенно после озвученного мной вопроса, — а зачем? — Что бы проводить, если нам по пути, — терпеливо повторил Оикава. — А зачем? Я, вроде как, большая девочка, сама могу дойти до дома, — ничего умнее на ум мне не пришло. — Ну, насчёт большой я бы поспорил, — Оикава с лёгкой усмешкой присел, а я наконец получила возможность не задирать голову вверх, чтобы разговаривать с собеседником, глядя ему в глаза, а не в рубашку или галстук, — да и мне показалось, что друзья тебе тут не помешают, тем более из новичков в клубе, где ты будешь менеджером. — А с другими участниками клуба обязательно дружить!? — в притворном ужасе округлила я глаза, театрально прикладывая руку к груди. — А с некоторыми вообще желательно очень близко, — не смутился Оикава, выпрямляясь, — так в какую тебе сторону? — Ну, туда, — махнула я рукой вниз по улице от школы, — минут двадцать по прямой, после железнодорожного переезда направо и там ещё немного. — Неплохо, до железнодорожного переезда нам по пути, — кивнул юноша, — идём? — У меня есть выбор? — Какой, например? — Ну, там, отказаться, с диким гоготом убежать в кусты, потеряться по пути? — Можешь попробовать все три варианта, — милостиво разрешил Тоору, — но не уверен, что что-то из этого сработает, а раз ты можешь потеряться, то я могу сделать так. Оикава взялся за ремень моей сумки и потянул меня следом, вынуждая топать сбоку от него. — А тебе не кажется, что тебя так могут принять за киднепера? — спустя пару минут тишины не выдержала моя ехидная душа. — Мы в одинаковой школьной форме, — попытался оперировать банальной логикой Оикава. — А может ты хорошо подготовившийся киднепер? — предположила я, юноша одобрительно усмехнулся. — Ты всегда говоришь всё, что приходит тебе в голову? — Хуже, — честно призналась я, Оикава посмотрел на меня, ожидая продолжения фразы, и я не подкачала, — иногда я говорю даже то, что не успело прийти мне в голову. — Это какой-то особенный скилл, который тебе накидывает примесь русской крови? — Возможно, я всерьёз об этом не задумывалась, — пожала я плечами, — да и кровь тут, скорее всего, ни при чём, думаю, всё дело в воспитании. — Ты росла в России? — Да, до тринадцати лет. — А почему тебя потом сюда привезли? Я замолчала, глядя на дорогу под ногами. Сказать ему, что я морально не готова вываливать неприглядную историю моей семьи первому заговорившему со мной однокласснику? Соврать? Отмолчаться? — Слушай, ты сказала на первом уроке, что любишь смотреть волейбол, я ведь всё правильно услышал? Я удивлённо уставилась на своего спутника, который так милостиво и понятливо сменил тему, видимо верно истолковав моё молчание как нежелание отвечать. — Люблю. — А что именно ты любишь? — Екатерину Гамову, — честно ответила я. — О, я её знаю, двукратная чемпионка мира, игрок национальной сборной и... — Рост у неё два метра два сантиметра! — радостно встряла я. — А ещё у неё подача божественная. — Видел-видел, помню-помню, но проходит, всё же, не каждый раз, как центральный блокирующий она, на мой взгляд, поценнее будет, особенно с её-то ростом, — азартно подхватил нить беседы Оикава. — Зато когда проходит, что ни удар, то загляденье! — щёлкнув пальцами уточнила я. — А японские команды знаешь? — Неа, — я честно покрутила носом, — как-то не интересовалась. — Ой, а вот это ты очень зря, у нас в женской сборной тоже отличные игроки есть, например Тэкишита Ёсио, чемпионка Азии, между прочим, и один из самых низких игроков... — Рост всего сто пятьдесят девять, вроде, да? — Так ты всё-таки в курсе? — Не, тренер сегодня упоминал просто. — Понятно, а последний матч российской сборной видела? — Ага, это который с американцами был? — Он самый, и что скажешь? — Цирк с конями... — Цирк... с чем? — вытаращился на меня Оикава. — С конями, ты что, никогда не слышал это высказывание? — Честно? Нет. — Ну, в общем, в России оно в ходу. — Ясно, знаешь, говори как тебе удобно, я думаю, я со временем привыкну. — Уверен? Последний человек, который мне так сказал, впал в кому. — Чего? — Ну, мой японский дедушка сказал, что я могу говорить при нём как мне удобно, а через день впал в кому. — Сочувствую, но... ты что, думаешь, что ты в этом виновата? — Нет, конечно, — фыркнула я, — это просто одно из проявлений моего чувства юмора. — То есть, с дедушкой всё в порядке? — прищурился Оикава. — Нет, но я в этом не виновата. — И шутишь на такие темы? — ужаснулся мой собеседник. — Ты же сказал, что привыкнешь. — Давай для начала шутки полегче и не сопряжённые с такими страшными вещами. — Окей, слушай, а ты видел видос "Либеро Лайф"? Там нарезка на редкость уморительных моментов с либеро из различных матчей. — Да нет, я как-то больше на сами матчи смотрю. — Давай притормозим, покажу. Честное слово, ты не пожалеешь. — Ну, давай. Затормозив, я закопалась в сумке в поисках телефона. Оикава стоял рядом, всё ещё держась за ремень моей сумки, и, могу поклясться, прожигал задумчивым взглядом мой затылок. У меня в голове, несмотря на столь простое нахождение общего языка, всё-таки крутилась одна мысль, портившая удовольствие от знакомства и возможности дружбы с таким приятным во всех отношениях молодым человеком — я не тот человек, к которому просто так подходят и предлагают дружить. Что ему надо? Да где этот телефон, чёрт побери.***
В общей сложности на путь до железнодорожного перегона мы потратили вместо двадцати минут где-то часа два с половиной и, кстати, так до него и не дошли, потому что сперва мы посмотрели нарезку с "Либеро лайф", потом Оикава решил показать мне грубую ошибку в тактике американцев в матче против русских, из-за которой по его мнению они проиграли, потом мы, увлёкшись, посмотрели матч целиком, яростно споря на тему, что там было так, а что не так, а под конец вообще обнаружили, что сидим на обочине на газончике, а на улице не так уж и светло. — Похоже, обсуждать с тобой волейбол опасно, — пошутила я, вставая с травки и отряхивая свою сумку, на которой я всё это время сидела. Оикава тоже встал, правда отряхивать ему пришлось штаны, потому что сумку он просто бросил рядом, и согласно кивнул: — Но в целом, время провели весьма неплохо, разве нет? — Да, неплохая заявка на дружбу по интересам, — я с сожалением посмотрела на севший мобильный телефон, затем на одноклассника, — то, что у телефона села зарядка, стоит расценивать как трагедию или, всё же, как знак свыше, что мы засиделись? — И то, и другое, — усмехнулся Оикава, со вкусом потягиваясь и разминая затёкшие мыщцы, — как-нибудь можем повторить. — Только нам понадобится диван и телевизор, на телефоне матч смотреть, всё-таки, слегка извращение. — Согласен, — кивнул Тоору, — а с тобой легко, считай это комплиментом. — Подозрительный ты, — вздохнула я, — дружить хочешь, домой проводить решил, на диван и телевизор согласен после неполного дня знакомства. — Это ты к чему? — Да-а-а-а, в средней школе как-то не очень ладилось со сверстниками, — в общих чертах, не вдаваясь в детали, ответила я, — а парни меня и вовсе по широкой дуге обходили. — Может, стеснялись? — предположил Оикава, своим примером демонстрируя, что нам следует двигаться, дабы мы оба всё-таки попали по домам. — А с тобой тогда что не так? — вопросила я, догоняя одноклассника и подстраиваясь под его бодрый шаг. — Ну, я всё-таки взрослый уверенный в себе старшеклассник, — подбочинился Оикава. — Ой, ну ты серьёзно, что ли, за день со мной кроме тебя и тех ребят, записавшихся в клуб, беседовали только учителя и пара девочек, которым было интересно, чем я удобряю голову, что у меня такая коса выросла, — припомнила я свой день, загибая пальцы, — а, ну ещё Мизогучи-сенсей, всё. Хочешь сказать, все одноклассники повально меня стесняются? Они, вроде как, тоже старшеклассники. — Ты очень подозрительная, — покачал головой Тоору, — неужели так сложно поверить, что кому-то ты интересна как человек? — Да, в общем, нет, — смутилась я, — ну, раз интересна, не буду тебе мешать. — А ещё ты менеджер волейбольного клуба, капитаном которого я стану и который приведу к победе. — Ты в этом так уверен? — скептически переспросила я, перебегая железнодорожные пути. — Более чем, а если ты не решишь сбежать с поста менеджера, то точно это увидишь. И даже опосредовано поучаствуешь. — Ну-у-у-у, — с некоторым сомнением потянула я, тормозя на перекрёстке за железнодорожным переходом, — посмотрим. — Посмотрим, — кивнул юноша и с удивлением уставился на протянутую ему руку, — это что? — Прощаюсь с тобой, — пожала я плечами, — до завтра? — До завтра, Кита-чан. — До завтра, Оикава. ... И, только дойдя до дома, я осознала, что не забрала скейтборд из кабинета директора и не зашла в пиццерию, как обещала отцу, а ещё не проверила смс, и теперь вопрос об ужине наверняка будет стоять крайне остро. Оикава Тоору и волейбол определённо отобрали у меня сегодня слишком много времени. И, что странно, я, кажется, совсем-совсем не против.