"Veni, vidi, vici."* (c)
I
Воины шли по своим же свежим следам на рыхлом подтаявшем снегу. Погода становилась уже по весеннему тёплой, и ближе к середине дня снега начало становиться всё меньше, а грязи -- всё больше. Облачённые в зимнюю одежду и доспехи, сверху прикрытые тёплыми войлочными или шерстяными плащами, воины обливались потом, неся на себе припасы и оружие, которые они забрали из своего подвергшегося резне селения. Тащить на себе эту ношу, будучи в полном боевом снаряжении и с оружием, меся мокрыми от талой воды ногами холодную весеннюю слякоть, было ещё тяжелее из-за того, что все были погружены в мрачные мысли о безжалостно убитых родных и близких. Однако, чем дольше воины думали о случившемся, тем больше к чувствам горя, от потери семей, и страха, перед неизвестной силой, уничтожившей их племя, присоединялось ещё одно чувство -- жажда мести. Желание отплатить неизвестному врагу тем же злом, вновь собрать воинов разных племён и пойти с ними в общий поход против нового племени с непонятными людьми, но в этот раз -- не ради добычи. Ради свершения священной Кровной Мести: вновь выжечь их каменные дома, все, и разрушить до основания, не оставив камня на камне. Убить всех мужчин, стариков и детей, за каждого убитого старика, мужчину и ребёнка племени, не давая им бежать, преследуя их, поражая в спины камнями, стрелами и дротиками, настигнув -- зарезать, заколоть, зарубить, глядя прямо в их полные ужаса глаза, а затем принести их головы на могилы убитых родичей, чтобы духи родных смогли упокоиться с миром. И привести в свои дома их женщин, в лёгких и ярких одеждах, за волосы оторвав их от трупов обезглавленных мужей, отцов и детей, чтобы те стали новыми жёнами воинов племени, и родили им новых сыновей и дочерей. И тогда ни один род не прервётся, а племя -- вновь будет жить, храня предания о страшной мести, которая постигла тех, кто попытался его уничтожить. За два дня, которых обычно хватало на преодоление расстояние от селения племени до Большого Городища, воины Адалриха прошли лишь малую часть пути и были очень измотаны. Лишь к середине пятого дня пути, они вышли из лесу на равнину, увидев перед собой реку, остров, с находившимся на нём Городищем и огромный палаточный лагерь, расположившийся на их стороне реки, прямо перед деревянным мостом, ведущим к воротам Городища. Сотни, а может даже тысячи людей перемещались между палатками, входили и выходили из них. Женщины на берегу реки стирали, таскали вёдра с водой, занимались готовкой пищи при помощи котелков и вертелов расположенных над многочисленными костерками, либо помещая глиняные горшки прямо в огонь и раскалённые угли. Мужчины и вооружённые воины сидели возле костров и палаток, наблюдали за опушкой леса или, собравшись в небольшие группы, что-то обсуждали между собой. А между всем этим сновали стайки неугомонных детей, время от времени получая нагоняи от женщин и подзатыльники от мужчин. -- Похоже, что воины других племён добрались сюда раньше, чем мы. -- заметил Адалрих. -- Ещё бы! Мы же тащились как беременные улитки -- ответил вождю Армин, недовольно оглянувшись на сопящих воинов племени, сгибавшихся под тяжестью ноши. -- Когда я был молодым и ходил в походы с твоим отцом, вождь, мы в течении одного дня преодолевали расстояние большее, чем... -- Это было в те благодатные времена, когда трава была зеленее, мёд слаще, а женщины сговорчивее. То есть настолько давно, что уже и не правда. -- раздражённо перебил старшего дружинника Адалрих. -- Эх, молодёжь... -- Хватит ворчать, старый. Смотри -- они привели с собой и свои семьи, даже самых молодых и самых старых привели. -- Неудивительно. Вряд ли они хотели, чтобы во время похода их семьи постигла та же участь, что и наши... -- мрачно заметил один из дружинников, стоявших рядом. На какое-то время все замолчали. -- Но почему они не заходят во внутрь? -- спросил Сепп, внимательно разглядывая лагерь. -- Разве мы не для того все сюда идём, чтобы держать оборону на стенах крепости, а не перед ними? -- Должно быть, их пришло так много, что все просто не поместятся во внутрь. -- предположил Рэйнер. -- Поместятся. -- Возразил ему Эрих. -- Крепость достаточно большая. Они бы набились как грибы в корзину, но вместились бы все. Те, кому не хватило бы места в домах -- поставили бы палатки на улицах, у стен домов и под стенами изнутри. Но так или иначе, место нашлось бы для всех. -- Если "бы", их "бы" пустили "бы" вовнутрь. -- поддел отца Рэйнер. -- Смотри, ворота закрыты, а на стенах стоят воины с оружием и охотники с луками. -- Действительно. Похоже на то, что их попросту не пускают в городище. -- Поддержал дружинника Армин. -- Идёмте, сейчас всё узнаем. -- закончил разговор Адалрих. И воины направились к палаткам, со стороны которых к ним навстречу, заметив вышедших из лесу вооружённых людей, уже начали выбегать воины и строиться в боевое построение. Когда стало ясно, что из лесу вышли не враги, многие воины с чувством облегчения поприветствовали Адалируса и его людей и помогли им донести тяжёлую поклажу до палаток. Затем, вожди трёх пришедших к городищу племён отправились в самую большую палатку, принадлежащую одному из вождей, где держали совет, на котором обменялись последними новостями. Адалрих рассказал всем о том, что они узнали во время посещения Большого Городища, о смерти Абеларда и о том, что теперь Дирк, скорее всего, займёт место умершего вождя. Также он сообщил вождям о резне, произошедшей в селении племени, о странных ранах на телах убитых и о начертанных кровью рунах на стене дома Рэйнера. И все вожди согласились, что наверняка Дирк имеет отношение к внезапной смерти Абеларда и что произошедшее в селении наверняка является местью непонятных людей из нового племени, прибегнувших к помощи нечистой силы. Затем, один из вождей поведал, что незадолго до того, как в селение его племени прибежали запыхавшиеся воины Адалриха, чтобы предупредить их о грозящей опасности, несколько охотников сообщили ему о том, что в лесу, недалеко от селения, появились вооружённые люди. Охотники не смогли понять, сколько было чужаков, и потому вождь немедленно направил в лес своих дружинников и приказал собирать всех воинов племени. Однако чужаки, к удивлению воинов, не стали вступать в бой и поспешили скрыться в лесу, а когда дружинники бросились в погоню -- один из чужаков, что-то прокричав на своём непонятном языке, внезапно развернулся и, перебегая от дерева к дереву начал удивительно метко метать дротики, убив одного и серьёзно ранив двоих воинов. Когда же его окружили, он воткнул последний дротик тупым концом в снег и бросился на него, таким образом убив самого себя. Как оказалось, на погибшем чужаке не было совсем никаких доспехов. При нём были лишь короткий меч с широким лезвием, несколько дротиков, небольшой круглый щит с медным умбоном, а так же необычный шлем с подвижными нащёчниками, скреплявшимися впритык друг к другу. Также, поверх его шлема была надета странная шапка, сделанная из волчьей головы со свисающей на спину шкурой, увидев которую все воины согласились с тем, что этот чужак наверняка был шаманом в своём племени. Когда же в селение прибежали запыхавшиеся и усталые люди Адалриха и рассказали о постигшем их племя несчастье, в котором вероятнее всего было повинно новое племя и связанные с ним злые духи, вождь отнёсся к этому предупреждению очень серьёзно, и немедленно решил последовать совету Адалриха, уведя всё своё племя в Большое Городище, чтобы совместными усилиями отразить угрозу. Кроме того, он направил посланников и в другие племена, участвовавшие в совместном походе, чтобы те подтвердили слова людей Адалриха и не позволили вождям недооценить серьёзность опасности. Таким образом, в течении пяти дней к Большому Городищу прибыли вожди двух из шести племён, участвовавших в походе вместе с Адалрихом и Абелардом. А вскоре из лесу появился и сам Адалрих с его людьми. -- А как получилось, что вы не вошли в само Городище, а остались куковать снаружи, словно непрошеные гости? -- поинтересовался Адалрих. -- Неужели Танкред не поверил вашим словам и решил, что племена объединились, надеясь обманом проникнуть за стены и разграбить Большое Городище? -- Когда мы подошли к мосту, -- начал рассказ вождь, чьё племя первым пришло на место нынешнего лагеря, -- первое, что мы увидели -- это труп Танкреда с тремя стрелами в спине, лежащий посередине моста. Он ещё даже не остыл. Очевидно, что его убили совсем незадолго до нашего прихода. Видимо, он пытался бежать из Городища, но его застрелили со стены или из надвратной башни. Думаю, это наше появление отпугнуло тех, кто убил его, и потому они не забрали тело, поспешив отступить за ворота. Мы обошли его тело, и подойдя к воротам обратились к воинам на стенах, спросив, что здесь произошло. Но они ничего нам не сказали, а когда я потребовал, чтобы они позвали старшего среди них... -- Дай угадаю. -- мрачно перебил его Адалрих, -- На стене появился Дирк? -- Именно. Я так понимаю, что он решил не дожидаться свадьбы своего сына с Сиглинд и, как только вы и остальные гости ушли после похорон Абеларда, стал новым вождём Большого Городища. -- Но кто ему позволил?! -- возмутился Армин. -- Как дружинники и воины Абеларда могли согласиться на подобный захват власти?! -- На самом деле, всё намного сложнее и одновременно проще, чем тебе кажется. -- заметил вождь, -- Дирк и его люди были частыми гостями в Большом Городище. У него давно уже сложились доверительные отношения с женой и особенно с дочерью Абеларда. На одном пиру во время ярмарки пару лет назад я даже слышал передаваемые шёпотом сплетни о том, что Сиглинд -- дочь "не совсем" законнорожденная, и что смерть её "отца" на охоте, где его сопровождал именно Дирк, гостивший у них в очередной раз, не была случайностью. Многие из дружинников Абеларда и Дирка также имели давнюю дружбу и даже состояли в родстве -- укрепив узы дружбы ещё и брачными союзами своих детей. В общем-то, вопрос о становлении Дирка вождём Большого Городища был всего лишь делом времени, оставалось только дождаться истечения срока траура по Абеларду и отпраздновать свадьбу. А до тех пор, управлять Городищем должна была вдова вождя, полагаясь на помощь управляющего Танкреда. -- Полагаю, любому разумному человеку понятно, что глупая женщина не в состоянии управлять даже селением, не говоря уж о целом городище, и решать жизненно важные для племени вопросы ни в мирное время, ни, тем более, в военное. -- заметил Адалрих. -- Таким образом, вся полнота правления, вплоть до свадьбы Сиглинд, должна была оказаться в руках Танкреда, а с его смертью было устранено единственное препятствие, отделявшее Дирка от власти. -- Но зачем это было нужно? -- недоверчиво спросил Армин. -- Что мешало Дирку просто подождать несколько месяцев, не идя на риск натолкнуться на сопротивление части воинов Городища, пусть даже у них и не было бы шансов что-то изменить, выступи они против объединённых дружин Дирка и покойного Абеларда. Некоторое время все вожди и их приближённые молчали. Никто не брался высказать свои предположения на этот счёт. Наконец, Адалриху это надоело, и он прибег к старому, надёжному и испытанному способу поиска ответов на непонятные вопросы: -- Армин, ну-ка давай, поделись своими мыслями, на этот счёт. -- обратился он к тому, кто и озадачил всех насущным вопросом. -- Как ты сам думаешь -- зачем Дирку понадобилось так рисковать? Армин, у которого было немного времени, чтобы обдумать свой собственный вопрос, уже явно до чего-то додумался и, тяжело вздохнув, посмотрел на своего вождя и сказал: "Я думаю, вождь, это мы его спровоцировали." Все посмотрели на Армина. Особенно внимательно посмотрел Адалрих. И тогда Армин рассказал всем, что он думает о произошедшем: "Когда мы пришли в лагерь, то ко мне незамедлительно явились все воины, которых я отправил с предупреждением в другие племена. Все, за исключением тех двоих, которых я отправлял в Городище. Я очень сомневаюсь, что мы, тащась по лесу почти пять дней, каким-то образом умудрились их обогнать. В то, что они могли заблудиться или стать жертвой медведя я тоже не верю. Они оба хорошо знали дорогу, были опытными воинами и охотниками, любой медведь скорее сам стал бы их жертвой. А потому я склоняюсь к мысли, что до Большого Городища они добрались благополучно и передали моё, то есть твоё, вождь, сообщение Танкреду. И кроме того, я уверен, что Танкред, будучи честным и мудрым человеком, собирался оказать нам поддержку и впустить всех пришедших, когда они добрались бы до Городища. Но это было совершенно не нужно Дирку, который, видя в тебе, вождь, не только врага, но и соперника за влияние в Городище, вынужден был пойти на крайние меры, чтобы не допустить твоего появления в доме Абеларда, где ты, в случае успешного отражения угрозы, мог бы попытаться возобновить переговоры о помолвке Сиглинд. Тем более, учитывая, что ты, Адалрих, уже во второй раз выступаешь в качестве организатора совместного, сразу для нескольких племён, предприятия, первое из которых уже стало самым успешным из всех, какие когда-либо были. В случае же, если на этот раз нам удалось бы совместными усилиями отразить угрозу -- это вновь была бы твоя заслуга. И таким образом, твоё влияние и уважение среди других вождей должны были бы сильно возрасти, особенно в глазах Дирка, который в совместном походе не участвовал, так как не получил от тебя приглашения. Это сыграло бы тебе на руку, попытайся ты возобновить переговоры о помолвке Сиглинд. Это и привело к тому, что Дирк поспешил захватить власть в Городище, не дожидаясь свадьбы сына, как только узнал, что возможно скоро сюда прибудут вожди и воины ещё пяти племён, а единственный человек, который мог ему помешать -- Танкред -- не найдя достаточной поддержки среди дружинников Абеларда, и не желая смириться с происходящим, был вынужден попытаться бежать, и был убит. Как и наши гонцы, доставившие моё, то есть твоё, вождь, предупреждение, я полагаю. Вряд ли они сейчас почётные гости в новом большом доме вождя Дирка. Конечно же, я могу ошибаться. И если кто-то из присутствующих здесь уважаемых людей имеет другой взгляд на происходящее -- я с радостью готов его выслушать." Воцарилось долгое молчание. Все обдумывали слова Армина. Наконец, спустя какое-то время, все согласились, что скорее всего, именно так всё и было.II
Вожди договорились о том, как их воины встанут в общий строй, чьи дружины и где будут стоять, в случае, если начнётся битва и о том, что охотники всех пяти племён должны день и ночь охотиться, сменяя друг друга, чтобы пополнить взятые с собою припасы и не проглядеть появление в лесу противника, который, найдя их селения опустевшими, неминуемо должен будет направиться к последнему племени из участвовавших в походе, которое ещё оставалось на своём месте -- к Большому городищу. Также было решено, что шаманы и знахари всех пяти племён должны будут постоянно совершать все необходимые обряды и ритуалы, чтобы не позволить врагам натравить на них злых духов, троллей и другую нечисть. На этом совет завершился, и все вожди и их приближённые отправились к своим людям, чтобы сообщить им о том, к чему они пришли и дать соответствующие распоряжения. В течение следующих двух недель к Большому Городищу прибыли ещё два племени, но больше ничего примечательного не происходило. Адалрих и Армин, Эрих, Рэйнер, Сепп и другие дружинники, сопровождавшие вождя в его последнее посещение Городища, посетили могилу Танкреда, которого воины других племён похоронили недалеко от моста, на котором он был убит, немного западнее поселения у самой опушки леса, чтобы в последний раз выказать уважение старому знакомому. Всё остальное время большинство воинов проводило в лагере, находясь во всеоружии, и будучи готовыми в любой момент выступить навстречу противнику, появление которого ожидали каждый день. А пока врага не было, вожди всех пяти племён, поочередно или совместно, ежедневно, обращались с моста к воинам, стоявшим на стенах Городища, и часто появлявшемуся рядом с ними Дирку, призывая их одуматься, открыть ворота и впустить за стены хотя бы невооружённых женщин, детей и стариков, которые не смогут причинить никакого вреда. Но каждый раз ответом им было молчание. Тем временем припасы начали подходить к концу, и всем было ясно, что прокормить такое большое количество людей одной лишь охотой и рыбалкой не получится. Некоторые дружинники и советники вождей начали высказывать мысли о том, что, возможно, угроза миновала, и стоит задуматься о возвращении в родные селения. А среди мужчин и женщин племён стало становиться всё больше недовольных, считавших, что опасность изначально была слишком преувеличена, и не было никакой надобности покидать дома. Охотники, которых вожди племён отправляли к своим поселениям, сообщали, что оставшиеся сторожить стада пастухи живы и не замечали ничего подозрительного. И это только усиливало недоверие среди людей, многие из которых высказывали сомнение в самой возможности существования столь могущественной нечисти, способной уничтожить целое племя, и всё чаще звучали слова о том, что селение Адалриха наверняка стало жертвой мести Дирка, не простившего давнему недругу набеги и гибель родственников. Несмотря на то, что Адалрих и Армин проводили много времени вместе с другими вождями и их старшими дружинниками, советуясь и обсуждая сложившуюся ситуацию, остальные дружинники племени держались особняком от всех остальных, расположившись на окраине лагеря, поставив там свои палатки и навесы, и проводя большую часть времени в печальных думах за чисткой доспехов, оружия, готовкой еды и другими повседневными делами походного воинского быта. На шестнадцатый день, ранним утром, когда ещё было темно, в лагерь прибежали пятеро охотников, заночевавших минувшей ночью в лесу. Как бесшумные тени пронеслись они через лагерь, обегая палатки, перепрыгивая через спящих людей, и, остановились возле костра, горевшего у самой большой палатки, вокруг которого сидели все пятеро вождей племён. Вожди, только что закончившие длившийся всю ночь совет, на котором было решено, что начиная с этого утра, племена, по одному в день, начнут возвращаться в родные селения, с удивлением смотрели на запыхавшихся и мокрых от пота людей, в изнеможении опиравшихся на копья и рогатины, с кашлем и хрипом пытавшихся восстановить дыхание. Когда один из из охотников пришёл в себя настолько, что снова смог говорить, он произнёс всего два слова: "Они... идут..."III
Донёсшийся из лесу звук, разбудивший Эриха, Рэйнера, Сеппа и всех остальных, кто спал достаточно чутко, не был похож ни на что из того, что они слышали раньше. Длинный, тягучий, гулкий, звонкий, удивительно громкий неестественный звук пронзил ночную тишину, заставив всех, кто его услышал, разом повернуться в сторону чернеющего в предрассветных сумерках лесного массива. Солнце ещё не поднялось из-за леса, и лишь чуть посветлевшее небо указывало на приближение нового дня. Все, кто проснулся, внимательно прислушивались к вновь установившейся звенящей тишине, и если бы не одновременная реакция многих людей, приподнявшихся или вскочивших на ноги, каждый уже подумал бы про себя, что этот звук был лишь плодом его разыгравшегося воображения. Но множество проснувшихся встревоженно всматривалось в ночную темноту, и пока одни спешно будили тех, кто ещё не проснулся, другие пытались разглядеть между деревьями факелы вражеских воинов, услышать их боевые кличи и увидеть отблески огня на их доспехах. Но ничего этого не было видно или слышно. Некоторое время сохранялась полнейшая тишина, а затем, в тот же момент, когда Сепп, как и множество других по всему лагерю, обратился к старшим с вопросом -- "Что это было?", из лесу донёсся второй звук, такой же, что и первый, но громче и явно -- уже более близкий. Как только рёв буцины* накрыл лагерь во второй раз, весь лагерь, словно огромный потревоженный муравейник, ответил ему подхваченным сотнями голосов призывом вооружаться и металлическим звоном спешно надеваемых доспехов. Готовые к бою воины, охранявшие лагерь ночью, уже выбегали на отделявшее лагерь от леса свободное пространство, где, в соответствии с заранее достигнутым между вождями договором, спешно начали формировать линию -- основу будущего строя воинов. Надевшие доспехи и вооружившиеся воины племён присоединялись к ним, усиливая строй и готовясь, если потребуется, выиграть время для подготовки остальных. А тем временем лагерь наполнился встревоженными женскими криками и плачем. Паника охватила людей, и многим воинам приходилось силой вырываться из рук перепуганных женщин, не хотевших отпускать от себя своих мужей, отцов, сыновей и братьев. Вскоре все боеспособные мужчины племён заняли надлежащее их статусу и вооружению место в строю или за ним. В центре стояла дружина Адалриха, по сторонам от неё -- дружины и вожди двух других племён, справа и слева от них находились воины племён, а вожди двух оставшихся племён со своими дружинами находились на флангах. Охотники, пращники, застрельщики, юноши с дротиками и пращами находились за строем. Крики и причитания в лагере почти стихли. Воины молча выглядывали из-за щитов, вглядываясь в лесную темноту в то время, как вокруг, на открытой местности, постепенно становилось светлее. Но противник не появлялся. -- Отец, что это были за звуки? -- вновь спросил Сепп у стоящего справа от него Рэйнера. -- Никогда ничего подобного не слышал. -- Похоже на то, как если бы кто-то протрубил в какой-то огромный рожок... -- неуверенно ответил Рэйнер, вопросительно глядя на Эриха, который стоял слева от Сеппа. -- Быть может, с ними идут великаны? -- высказал догадку Эрих. -- Отец рассказывал мне о таких, очень давно. -- Прибежавшие из лесу охотники сказали только, что слышали подобные звуки, а за ними топот множества людей, лязг железа и крики, после чего немедленно бросились в лагерь, чтобы нас предупредить. -- поведал стоявший неподалёку Армин, находившийся по левую руку вождя. -- То есть они ничего не видели? -- поинтересовался Рэйнер. -- Нет, но слышали они явно больше, чем мы. А того, что услыхали мы уже должно быть достаточно, для опасений. -- ответил старший дружинник. -- я думаю, что... Начавшего думать Армина прервали множество криков стоявших в строю воинов, которые первыми увидели, как из лесу, напротив строя воинов, начали появляться чёрные тени. Множество чёрных фигур, сливающихся в темноте в единую массу, медленно выходили из лесу, словно вода, огибая последние на их пути, деревья и снова сливаясь в одно целое. Словно чёрная туча правильной прямоугольной формы неизвестные существа, двигаясь с одинаковой скоростью, вышли из леса и разом замерли на месте. А затем, также единовременно, словно стая птиц резко меняющая направление, прямоугольник начал вытягиваться в стороны, становясь всё тоньше и длиннее, до тех пор, пока не сровнялся по протяжённости со стоящим напротив него строем воинов. А затем, из лесу появилось ещё два чёрных пятна, которые, двигаясь гораздо быстрее, с громким топотом и в беспорядке, заняли места по краям от развернувшегося строя. "Чего мы ждём?!" -- послышался голос одного из воинов из глубины строя. "Верно, вперёд! Отомстим за наших!" -- поддержал его другой. "Тролли это или люди -- убьём их всех! Покажем, на что способны мужчины!" -- всё больше воинов требовали немедленно двинуться навстречу врагу. Жажда мести захлестнула сердца воинов Адалриха, вытеснив страх перед неизвестным противником и нечистой силой. "В БОЙ!" -- прокричал Адалрих, поддавшись общему настроению. -- "За мной!" И вместе со стоящими подле него дружинниками двинулся вперёд, навстречу чернеющей перед ним массе неизвестных врагов. Весь строй всколыхнувшись, как проснувшаяся вытянувшаяся змея, ощетинившаяся копьями, и двинулся в сторону противника. Становилось светлее. Вскоре они подошли достаточно близко, и в бледно-сером утреннем свете Сепп наконец-то смог разглядеть тех, кто стоял перед ними. И то, что он увидел потрясло его сильнее, чем если бы там были сказочные тролли и великаны. Перед ним, на расстоянии примерно сотни шагов, стоял идеально ровный строй воинов, КАЖДЫЙ из которых имел на себе кольчугу, шлем и большой раскрашенный щит. Чем были вооружены враги было не видно, поскольку они по грудь были скрыты щитами, поставленными на землю, но каждый из них держал в руке странное тонкое копьё с очень длинным металлическим наконечником, составлявшим примерно треть от длины всего оружия. По флангам от центрального строя находилось по несколько десятков всадников, каждый из которых также был облачён в кольчугу и шлем, имел большой овальный щит, был вооружён копьём, а на поясе у каждого -- висел средней длины меч. А за строем, по центру, располагалась небольшая группа всадников, выделявшихся особенно богатыми доспехами, высокими цветными гребнями на шлемах и накинутыми на плечи тёмно-красными плащами. Рэйнер обратил внимание на то, что враги, в отличие от воинов племени, стояли не в плотном строю, а на расстоянии примерно полушага друг от друга, и это навело его на мысль, что прорвать их строй должно быть не так уж и сложно. Эрих же, в свою очередь, заметил, что из вражеских воинов некоторые выделяются наличием на шлемах поперечного гребня и решил, что это должно быть вражеские вожди. "Вот дураки, -- подумал старый воин, -- сами облегчили нам задачу, выделив своих вождей из общей массы. Убьём вождей, и остальные отступят." Застрельщики, шедшие за строем воинов племён, в этот раз не выбегали из-за строя, опасаясь вражеских конников, и потому вожди продолжали вести своих воинов на сближение с врагом, надеясь прорвать их неплотный строй одним стремительным ударом. Расстояние сокращалось, воины Адалриха уже чувствовали дрожь в руках от нетерпения -- скорее сойтись лицом к лицу с теми, кто убил их близких, и пронзить их кольчуги своими копьями, поотрубать их руки и головы мечами, пробить их шлемы топорами и перерезать их глотки ножами. Многие уже боролись с желанием покинуть строй и броситься на врага, ускоряли шаг, понукая не отставать остальных, из-за чего строй ломался и приобретал очертания зигзага, всё больше напоминая гигантскую змею. Когда до врагов оставалось уже не далеко, в его рядах началось какое-то движение. Над равниной снова разнёсся протяжный трубный звук, который издавали двое вражеских воинов, дуя в медные загнутые полукругом трубы. Теперь, когда источник этого звука был виден всем, он уже не производил такого пугающего впечатления, как в первый раз, когда он донёсся из ночного леса, и Эрих молча посмеялся над собой, вспомнив как приписал его великанам.***
-- Ну, что скажешь? -- поинтересовался наблюдавший за приближением варваров трибун Тибериус у находящегося рядом с ним пропретора* Септимуса. -- Хорошо идут? -- Я в шоке. -- сообщил Септимус, завороженно глядя на неровный вражеский строй. -- Только подумать! -- В относительной близости от нас всё это время располагались такие крупные силы варваров, о которых мы совершенно ничего не знали, и думали, что провинция граничит с дикими необитаемыми землями. А они всё это время были здесь! Страшно подумать о том, что произошло бы, если б они предприняли масштабное и глубокое вторжение в провинцию, совершенно не готовую к нападению. Последствия их недавнего набега на предместья показались бы нам сущими пустяками, они бы вполне даже могли захватить колонию, и ауксиларии префекта Квинтуса ничего не смогли бы с этим поделать! Находившийся тут же префект недовольно шмыгнул носом и, опасливо косясь на трибуна, заметил: -- Я бы попросил не недооценивать боевые возможности моей когорты. По численности этих варваров примерно столько же, на сколько я вижу, в пределах пятисот человек, а находясь в обороне и имея, таким образом, преимущества... -- ...в виде вашей любимой таверны "In vino veritas" и бесперебойных поставок вина с виноградников уважаемого Септимуса? -- поинтересовался Тибериус. -- Я не склонен голословно обвинять тебя и твоих людей в некомпетентности, но случись внезапное вторжение видимыми силами варваров, твои люди, будучи разбросанными по провинции и растасканными на гарнизоны и патрули, смогли бы в лучшем случае оказать символическое сопротивление с целью сохранения чести оружия. И я был бы уже за это им благодарен, даже не требуя большего. Решение пропретора сразу же, после прошлого вторжения, обратиться к легату Децимусу было совершенно правильным, это работа для легионеров. -- Благодарю за возможность увидеть за работой настоящих военных профессионалов. -- ответил на любезность пропретор. -- И я более чем уверен, что в случае чего, префект Квинтус и его люди сделали бы всё возможное и невозможное, во исполнение своего долга и защиты провинции. -- Не сомневаюсь, -- серьёзным тоном ответил трибун, -- уж как минимум на подступах к лупанарию* они стояли бы насмерть. Префект Квинтус снова хмыкнул, на этот раз с благодарственным подтекстом в адрес заступившегося за него пропретора, а со стороны равнины, тем временем, донёсся рёв легионных буцин, предвещавших скорое начало "работы". Стоявший с правого края строя когорты старший центурион Клавдиус, оценив опытным взглядом оставшееся до врага расстояние, поднял правую руку, сжимавшую короткий меч с широким клинком, и подал команду: "Nuntio!"****
Когда Сеппу показалось, что до противника осталось уже достаточно мало расстояния, чтобы его можно было попытаться поразить из лука, вражеский строй внезапно разом вздрогнул, и вражеские воины, приподняв от земли свои большие щиты, одновременно, в ногу, двинулись навстречу. Они шли очень медленно, рывками, одновременно выставляя вперёд левую ногу и затем подтягивая к ней правую, упираясь в свои большие щиты левым плечом, как будто толкая их перед собой. Охотники и юноши, вооружённые луками, начали посылать в сторону врагов стрелы, некоторые из которых ещё не долетали, но многие уже достигали вражеского строя и застревали в щитах. "Scuta premite!"* -- внезапно донёсся едва различимый крик со стороны врага на непонятном языке. И сразу же после этого задние ряды подняли свои щиты и накрыли ими стоявших впереди воинов, образовав почти неуязвимую для стрел защиту. Стрелять по ним наугад стало бессмысленно, и теперь, прежде чем пустить стрелу, каждый застрельщик вынужден был долго целиться, стараясь попасть в щели между сомкнутыми щитами. Воины шли навстречу приближающемуся врагу, сжимая оружие и рукоятки щитов до боли в пальцах, выбирая глазами свою первую цель и приберегая боевые кличи и ругательства напоследок. Оставалось уже совсем немного, в закрывавшихся щитами врагов уже полетели камни, пущенные из пращей и первые ругательства, раздались крики вождей пяти племён, дававших своим воинам последние напутствия перед боем и призывавших защитить свои семьи, находившиеся за спинами воинов, не посрамить своих предков и отомстить за убитых родных. "Воины! -- кричал уже почти на бегу Адалрих, -- Перед вами те, кто убил наших близких! Это они! Эти мрази убивали наших жён и детей словно скотину! Они! Это были они! Вперёд! Со мной! На них! Убивайте их! Месть! Месть!" "МЕСТИ!!!" -- требовали шедшие с ним воины, -- "Идите сюда, ублюдки безбородые! Твари! Скоты!" Казалось, люди уже был на грани срыва. Казалось, ещё чуть-чуть и они, забыв обо всём, покинут строй и со всех ног бросятся на врагов, которые продолжали наступать на их медленным, мерным, ровным шагом, ничего не крича, и лишь выглядывая из-за своих больших щитов, многие из которых уже были утыканы стрелами. Эрих, Рэйнер и Сепп шли вместе со всеми внимательно вглядываясь во вражеский строй. Они уже совсем близко. Вот во врагов полетели копья, брошенные застрельщиками, шедшими за строем воинов, уже переставших выкрикивать угрозы и оскорбления, в ярости дойдя до какого-то совершенно звериного приглушённого рычания. "Consestite!"* -- Внезапно донеслось со стороны уже близкого противника. И тут же весь вражеский строй замер, как единое целое. -- "Tollite pila! Pila sursum!..."* -- все вражеские воины разом подняли щиты и замахнулись своими короткими странными копьями отведя их далеко назад, за спину. "Mittite!"* -- И все вражеские воины разом метнули свои копья в сторону стремительно приближавшихся к ним воинов племён. Несколько сотен коротких и тонких копий с длинными железными наконечниками, разом, словно стая потревоженных стрекоз, взлетели в воздух и с лёгким жужжанием одновременно обрушились на воинов, убив и ранив сразу несколько десятков, а возможно и более сотни человек, которые с криками и стонами повалились на землю, придавливая друг друга и падая под ноги уцелевших. Строй моментально распался, воины замешкались, сбавили ход и остановились, пригнувшись и закрываясь щитами, спотыкаясь об упавших, и пытаясь помочь раненым товарищам, хватавшихся за них и кричавших от боли. Эриху в щит попало одно из вражеских копий, которое пробило щит насквозь и почти задело руку. Эрих попытался выдернуть его и понял, что это невозможно: тонкий железный наконечник имел остриё в виде остроги с двумя зубцами, которые не позволяли вытащить копьё в обратном направлении. Протолкнуть копьё насквозь было так же невозможно, поскольку деревянное древко было значительно толще металлической части копья, а обрубить его достаточно коротко, чтобы не мешало -- не позволяла всё та же металлическая часть, пытаясь перерубить которую можно было только испортить меч или топор. Пока Эрих разглядывал странное копьё, в его щит прилетело второе такое же. На этот раз копьё не пробило щит, и от силы собственного удара его металлическая часть погнулась так, что выдернув копьё, Эрих уже не мог его ни метнуть обратно, ни использовать в бою вообще. Душераздирающий крик привлёк внимание Рэйнера -- повернувшись он увидел лежащего на земле Армина с огромной кровоточащей раной в бедре, такой же, какую он видел на телах убитых в селении, а над бьющимся в конвульсиях старшим дружинником стоял Адалрих, который с удивлённым лицом смотрел на только что выдернутое им из раны Армина вражеское копьё, которое вышло из раны, вырвав целый кусок плоти и обнажив кость. Отовсюду слышались крики и стоны. Оглянувшись, Сепп увидел, что шедшим за строем воинов застрельщикам так же досталось -- не имея доспехов, а некоторые даже щитов, многие мужчины были убиты и ранены, а другие, забыв о противнике, старались как-то помочь своим знакомым и родственникам, пытаясь извлечь копья из них, тем самым лишь разрывая раны ещё больше и усиливая страдания несчастных. "Tollite pila! Pila sursum!..." -- вновь донеслось со стороны рядов противника. "Закройте вождя!" -- заорал окружающим Эрих. -- "Закройте щитами вождя!" И сам, бросив свой щит с мешавшимся торчащим из него копьём, схватил щит одного из убитых воинов и, жестом позвав за собой Рэйнера и Сеппа, бросился к Адалриху. Оставшиеся на ногах дружинники вождя сгрудились вокруг него и закрылись со всех сторон и сверху щитами как раз вовремя. В следующее мгновение воздух вновь наполнился жужжанием, почти не слышимым сквозь крики, а затем на воинов обрушился новый губительный дождь брошенных копий, которые пробивали щиты и доспехи, убивали и ранили воинов, приводили в негодность их щиты, застревая в них без возможности быть сразу же извлечёнными или сгибаясь от силы удара, и добивали лежавших на земле раненых, в некоторых из которых попадало сразу по несколько копий, пригвоздивших их к земле.***
-- Вот так, вот! Видали? Два залпа пилумов*, и битва уже фактически окончена. -- удовлетворённо констатировал Тибериус, глядя на поле боя. -- Остаётся только довершить разгром неприятеля, снести его лагерь, и можно переходить к осаде их крепостишки. Но, думаю, и там недолго провозимся. -- Великолепный расчёт и дисциплина! -- рассыпался в комплиментах Септимус. -- Ты и твои легионеры действительно -- профессионалы своего дела. Кстати, давно хотел спросить -- почему на сигнуме* вашей когорты такой странный символ -- сжатый кулак с одним поднятым пальцем? Что он означает? -- А, забавно, я когда-то задавал тот же вопрос центуриону Клавдиусу. Он поведал мне, что это значок был пожалован когорте за успехи в строевой и боевой подготовке. Поднятый палец символизирует, что все легионеры когорты действуют в бою как один! -- Но почему именно средний палец, а не большой или указательный? -- поинтересовался префект Квинтус. -- Понятия не имею, -- честно признался трибун, -- возможно, потому-что он самый длинный. И к тому же находится посередине -- симметрия!***
Сепп выглянул из-за щита, которым закрывался, стоя вместе с дружинниками вокруг Адалриха, оглянулся по сторонам, и увидел вокруг картину настоящей бойни. Если оставшиеся в живых после первого залпа воины и дружинники кое-как успели приготовиться ко второму -- сбившись в плотные группы и закрывшись щитами, то располагавшимся за остатками строя застрельщикам досталось ещё сильнее, чем в первый раз: скучковавшись возле раненых, которым пытались помочь и попав под второй залп, ещё более губительный для них, чем первый, большая часть мужчин, составлявших большую часть от общей численности воинов, была убита или ранена. В этот момент в движение пришли отряды конницы, стоявшей на флангах вражеского строя. Огибая распавшийся строй воинов племён, конница атаковала остатки застрельщиков, которые, уже почти не пытаясь сопротивляться, начали разбегаться -- одни бросились вперёд, чтобы примкнуть к воинам, надеясь вместе отразить натиск всадников, а другие, большей частью, побежали назад, в сторону лагеря, не думая ни о чём, и желая лишь оторваться от преследователей. Не обращая внимание на воинов и примкнувших к ним застрельщиков, всадники преследовали бегущих по равнине мужчин, поражая их копьями, рубя мечами и топча лошадьми. В каждом из двух отрядов всадников был один, выделявшийся среди них воин, державший в руках длинный шест, увенчанный бронзовой головой какого-то неизвестного уродливого существа, напоминавшего не то медведя, не то щуку, покрытой чешуёй, с широко раскрытой пастью, и издававшей странный свистящий гул, как будто с десяток пастухов одновременно дули в свои пастушьи дудки, стараясь издать как можно более громкий бессмысленный звук. Прибившиеся к воинам застрельщики немедленно стали бросать копья, камни и посылать стрелы в спины пронёсшихся мимо них всадников, преследующих убегавших. Они поразили нескольких конников, и те либо свалились с коней, либо, согнувшись и припав к конским шеям поспешили обратно, к своим, унося в спинах пробившие кольчуги стрелы. Но прежде, чем все застрельщики успели наложить стрелы на тетивы или замахнуться копьями, третий залп вражеских копий обрушился на головы отвлекшихся на всадников воинов племён, убив и ранив почти половину из оставшихся. Но в этот раз на них падали обычные дротики, без длинного металлического наконечника, состоявшие из простого деревянного древка и железного острия, как у копья. Рэйнер обернулся на вражеский строй и, приглядевшись увидел, что за строем воинов противника шли застрельщики, не имевшие доспехов, кроме шлемов и вооружённые щитами и метательными копьями, которыми они теперь начали забрасывать воинов племён. Кроме того, у каждого, на перекинутом через плечо ремне висел короткий меч, а у многих поверх шлемов были накинуты волчьи шкуры. "Это был не шаман, а разведчик, -- подумал Рэйнер, -- им не нужны никакие шаманы. Они и без помощи нечистой силы способны одолеть любого противника." Остатки строя представляли из себя разрозненные группы дружинников, скучившихся вокруг своих вождей или просто сбившихся вместе воинов, закрывавшихся щитами. Всё свободное пространство между ними было утыкано копьями, завалено брошенным оружием и усеяно убитыми и умирающими ранеными. "Сюда! Все сюда! -- закричал Адалрих ближайшим к нему группам воинов соседних племён и их вождям, из которых уцелело только двое. -- Нужно объединиться! Создать новый строй! Все сюда!" "Сюда! Сюда! Идите к нам!" -- подхватили его дружинники, призывая всех уцелевших сплотиться вокруг их вождя. Откликнувшиеся на их призыв вожди, их дружинники и воины, прикрываясь щитами, начали пробираться к группе Адалриха, продолжая нести потери от сыпавшихся на них дротиков противника. Вскоре все, кто ещё мог сражаться, объединились в одну группу, численностью примерно две сотни человек. "Если мы останемся здесь, они нас перебьют! -- закричал собравшимся воинам Адалрих. -- Если мы попытаемся бежать -- их конники перебьют нас в поле! Наше единственное спасение -- заставить их вступить в рукопашную схватку! Тогда они не смогут забрасывать нас копьями, и мы сможем прорвать их строй! Вперёд!" И воины племён, плотно прижавшись друг к другу, закрывшись наложенными друг на друга щитами и, издав громкие воинственные крики, двинулись в атаку, которая должна была решить исход битвы. Когда до строя противника оставалось примерно пятнадцать шагов, вражеские воины снова дали залп пилумами, почти в упор по строю воинов племён. И как только их копья достигли цели, Адалрих, отбросив свой пришедший в негодность щит, с громким криком бросился вперёд, а за ним, бегом, со всех ног, с громкими воинственными криками и ругательствами ринулись все остальные, перепрыгивая через валящихся им под ноги пронзённых копьями воинов и на бегу подхватывая их щиты, взамен брошенных своих, с торчащими из них погнувшимися копьями врага. "Convenite!" -- послышалась команда центуриона, -- "Corpora premite!"* И сразу за тем воины противника уплотнили строй, встав ближе друг другу, действуя словно единое целое. "Porro!!"* -- И в тот же момент вражеские воины дружно толкнули плечами свои щиты и, всё так же, приставным шагом пошли навстречу атакующим воинам. Внезапно оглушительный крик прорезал воздух, заглушая всё -- топот множества ног, звон железа, воинственные кличи, ругательства и стоны раненых: одно слово, выкрикнутое одновременно сотнями хрипловатых и грубых мужских голосов, с надрывом и спокойной уверенной яростью, словно сильнейший порыв осеннего ветра ударило навстречу воинам племён, введя их в замешательство, словно сдув их наступательный порыв, заставив некоторых из них вздрогнуть и остановиться или сбавить шаг, и в растерянности начать оглядываться на остальных: "BA-A-ARRRRA-A-A-A-A!!!..."* Стена легионеров навалилась на замешкавшихся воинов племён и смела их, подмяв под себя, словно огромный медленно катящийся валун, давящий всё, что попадётся на его пути. Двигаясь, выставив вперёд щиты, легионеры поражали противника быстрыми и меткими ударами своих коротких мечей, которыми они орудовали с удивительной точностью, нанося уколы сбоку, сверху и снизу, всё время скрываясь за своими большими щитами, на которые они принимали удары вражеских мечей, топоров и копий. "Aequatis passibus!" -- слышались команды центурионов, -- "Laevum! Laevum!"* Строй легионеров продолжал наступать, уничтожая всякое сопротивление, а следом шли велиты, проверявшие лежащих на земле сражённых воинов, и время от времени нанося им контрольные уколы копьями, пока другие оказывали помощь получившим ранения легионерам, сразу же уступившим своё место в строю стоявшим в заднем ряду и отошедших в дальнюю шеренгу. Отчаянно нанося удары по вражеским щитам, бросаясь на них, словно обезумевшие, и сползая вниз, получив глубокие колотые раны от коротких легионерских мечей, или развернувшись и устремившись обратно, из боя, согнувшись пополам, стараясь зажать рану, пятясь, продолжая наотмашь лупить по противнику топорам и мечами, воины племён отступали через усеянное телами павших поле к своему лагерю. В бессильной ярости окинув взглядом надвигающийся на него, кажущийся бесконечным, строй противника, Адалрих подумал, что: "Хуже этого, наверное, уже ничего быть не может". И в этот момент им в спины ударила вражеская конница, вернувшаяся после того, как догнала и перебила застрельщиков.***
-- Трибун! -- встревоженно воскликнул Септимус. -- Если так продолжится, то битва закончится совершенно без пленных! -- Не волнуйся, пропретор, -- успокоил его Тибериус, -- пленные будут. Взгляни на этих варваров -- как бешеные псы сами бросаются на гладиусы*, даже в окружении дерутся до последней возможности. Вон, все видели?! -- Только что укокошили декуриона* Второй Турмы! С-собаки безродные! Отличный был командир. Жаль. Так, о чём это я?... А да, пленные будут, Септимус. Взгляни -- вон там их лагерь, в нём должно быть полно женщин и детей, да и в крепости, наверняка, тоже. -- Но здоровые и сильные мужчины очень ценятся у работорговцев! -- запротестовал пропретор. -- За счёт чего прикажете возмещать потом убытки нанесённые этими же грабителями?! -- Повторяю: взгляните на этих дикарей. По вашему из них выйдут покорные рабы? Да они при первой же возможности перережут своим новым хозяевам глотки и сбегут обратно в лес. -- трибун Тибериус раздражённо посмотрел на нежелающего признавать очевидное пропретора. -- Вы не подумали об этом? -- А на этот случай у нас есть префект Квинтус и его доблестные ауксиларии -- парировал Септимус. -- В конце концов, внутренняя безопасность провинции -- это его профиль. Верно? Префект Квинтус внезапно покраснел, резко вспотел и утвердительно закашлялся, а Тибериус удивлённо посмотрел на него и, затем, с хитрой улыбкой, сказал: "Согласен. Убедили." Потом он обратился к одному из стоявших поблизости всадников, выполнявших роль охраны: "Легионер! Передай приказ для pilus prior -- пленных брать, по обстоятельствам." Всадник отдал воинское приветствие, прижав кулак правой руки к сердцу, а потом вытянув вперёд с раскрытой ладонью костяшками вверх, после чего ударил пятками в бока коня и бодро поскакал на поле боя -- передавать приказ трибуна Тибериуса старшему центуриону Клавдиусу. -- Кстати, как вы считаете, почему они разбили лагерь за стенами крепости и решили дать сражение в поле? -- поинтересовался Квинтус. -- Разумеется, шансов против нас у них не было в любом случае, но всё же... -- Сам задаюсь тем же вопросом. -- признался трибун. -- Сначала подумал, что, возможно, они просто все там не поместились, но их не так уж и много, и уж, как минимум, свои семьи они могли бы спрятать за стенами. -- Не удивлюсь, если всё дело в межплеменных распрях и интригах. -- авторитетно заявил Септимус. -- Готов поспорить, какой-нибудь местный вождь, засевший в этой крепости, решил подставить своих давних недругов под наши мечи, надеясь, что сам сможет отсидеться за стенами своей крепости и стать потом единоличным вождём всех племён или как минимум -- самым влиятельным. -- Ну, если дело в политике, как бы смешно по отношению к варварам это не звучало, то здесь, безусловно, тебе, как специалисту, виднее. -- поддел пропретора Тибериус. -- Но, всё же, мне с трудом верится в подобное предательство. Вот ты, Квинтус, смог бы подобным образом поступить со мной, окажись ты в осаде, и придя я, с войсками к тебе на помощь? -- Никогда! -- возмущённо воскликнул оскорблённый префект. -- Я бы скорее убил себя, или погиб в бою, прорываясь к тебе навстречу, чем запятнал честь своей семьи подобной подлостью! -- Верю. -- серьёзно ответил префекту Тибериус.***
Эрих и Рэйнер, закинув щиты на спины, тащили под руки раненого Адалриха. Впереди, перед ними, бежал Сепп, а оставшиеся рядом с ними несколько дружинников шли по сторонам и сзади, прикрывая вождя щитами, стараясь отбивать удары налетавших на них вражеских конников, и отвлекая их на себя. Раненый мечом в шею, Адалрих хрипел и кашлял кровью. Оставшиеся в живых воины и дружинники, по одиночке или небольшими группами, поддерживая раненых, бежали, шли или пытались ползти в сторону лагеря, в спины им летели дротики велитов, вражеские всадники проносились между ними нанося удары копьями и мечами, а следом, неумолимо, как лесной пожар, продолжал наступление вражеский строй. Бежавшие и отступавшие с поля боя стекались в лагерь, которому предстояло стать местом их последнего боя. Вражеские всадники охватили лагерь с двух сторон, но не спешили врываться внутрь. Их целью было не дать никому сбежать. Вражеский строй всё ближе приближался к лагерю с третьей стороны. Окончательно сломив сопротивление противника и обратив его в бегство, легионеры перешли на лёгкий бег и, сохраняя строй, всё больше сокращали расстояние, отделявшее их от победы. За ними, не торопясь, следовали велиты, останавливавшиеся для того, чтобы добить раненых врагов, которых пропустили легионеры, и проверить, не притворяется ли кто ещё из них мёртвым. Часть людей из лагеря попытались бежать по льду замёрзшей реки на другой берег, но подтаявший тонкий лёд не выдержал и проломился. Всех, кто оказался в ледяной воде, немедленно утащило течением под лёд, а на реке образовалось несколько полыней. И больше никто, из находившихся в лагере, не торопился попытаться перейти реку.IV
Часть находившихся в лагере и отступивших с поля боя людей перебежали через мост к воротам Городища и в отчаянии кричали стоявшим на стенах воинам, чтобы те открыли ворота. "Впустите хотя бы женщин с детьми!" "Впустите только наши семьи!" "Мы останемся!" -- кричали израненные и смертельно уставшие воины, но на стенах Городища тоже стояли крики и ругань -- Дирк и поддерживавшие его воины яростно спорили и ругались с другими воинами, которые, видимо, хотели открыть ворота и впустить остатки племён в Городище. Дело шло к потасовке, некоторые из спорящих уже наполовину извлекли из ножен мечи или опустили копья. Но никто не решался нанести первый удар: всех останавливала близость противника и только что виденная ими картина разыгравшегося на равнине побоища. Всё население лагеря -- женщины с детьми на руках, старухи и самые старые мужчины, уже не способные держать в руках оружие, сгрудились у кромки воды, перед ними лежало несколько десятков раненых и умирающих воинов, которых вынесли с поля боя их друзья и родственники, а их последней защитой был тонкий строй, полукругом охватывавший толпу безоружных и раненых, состоящий из оставшихся в живых воинов племён, большинство из которых также были ранены и смертельно устали, подростков и стариков с ножами, плотницкими топорами и кольями, и немногочисленных остатков дружинников вождей пяти племён. Единственным из вождей, кто ещё оставался в живых, был лежавший вместе с другими ранеными на земле Адалрих, возле которого стояли Эрих, Рэйнер и Сепп, прикрывая его своими щитами. Эрих как самый старший из оставшихся в живых дружинников вождя кричал, сорванным голосом, остальным воинам: "Встать плотнее! Теснее щиты! Задний ряд, накройте передних сверху щитами! Они уже близко! Нам больше некуда отступать! Хотите жить -- сражайтесь насмерть!" Между палатками уже замелькали шлемы врагов, шедших через лагерь сплошной стеной, сметая на своём пути палатки и перешагивая через потухшие или догорающие костры, но не допуская разрыва строя. С флангов маячили всадники. Вскоре последний оплот пяти племён был окружён с трёх сторон, а с четвёртой -- была река. То и дело, один за другим люди, группами и поодиночке, выбегали на лёд, надеясь перейти реку, но все они, как и первые до них, проваливались под лёд и гибли в ледяной воде. -- Tollite pila!... -- Вперёд!!! -- закричал Эрих прежде, чем центурион успел отдать приказ, и последние защитники лагеря разом бросились на врага, не дожидаясь, пока их вновь забросают копьями. Но прежде, чем они успели преодолеть те десять шагов, что отделяли их от противника, по ним с флангов ударила вражеская конница, сорвав последнюю отчаянную атаку воинов племён. Началась всеобщая свалка. Каждый сражался сам за себя, отбиваясь от налетевших вражеских всадников, под копытами которых и ногами дерущихся погибали упавшие, сбитые с ног лошадьми, воины. Тут же, с фронту, в бой вступили легионеры, поддержавшие атаку конницы и двинувшиеся вперёд мерными, тяжёлыми приставными шагами, наваливаясь на противника щитами и поражая своими короткими широкими мечами. Эрих, Рэйнер и Сепп, стоявшие полукругом подле Адалриха, в бессилии наблюдали за разворачивающейся на их глазах мясорубкой. Вокруг них уже в беспорядке метались разбегающиеся люди и преследующие их вражеские воины, которые убивали всех, кроме детей, которых волокли за руки, ноги и волосы, в общую толпу, окружённую несколькими десятками легионеров, и кроме молодых женщин, которых либо тащили туда же, либо избивали, а затем насиловали прямо здесь, на залитой кровью земле, среди убитых, раненых и умирающих воинов. Внезапно, Сепп увидел как прямо перед ним, заколов одного из последних, отделявших их от врагов, воина, появился вражеский вождь с поперечным красным гребнем на шлеме, выделявшийся в строю своих воинов ещё и высоким ростом и могучим телосложением. Быстро оглянувшись по сторонам, Сепп бросился к лежавшему неподалёку раненому, умиравшему от потери крови, и выхватил из ножен его меч, который засунул себе за пояс. Затем он оглянулся назад и увидел, что Эрих и Рэйнер, собрав вокруг себя с десяток последних воинов, прикрывавших их щитами, несли, сквозь царящий вокруг хаос, залитого кровью Адалриха в сторону реки, видимо, решив попытаться пересечь реку по льду, несмотря на риск утонуть. Мгновение спустя один из вражеских всадников на полном скаку сбил с ног Эриха, который отлетев на несколько шагов, тяжело рухнул на землю, выпустив из рук щит и меч, и больше не шевелился, Адалриха подхватил другой воин, а Рэйнер, державший вождя под руки, продолжал идти и кричал остальным, беспомощно глядя на неподвижно лежащего отца: "Идём! Идём! Не останавливаться!" Сепп вновь оглянулся и, увидев замеченного ранее вражеского вождя, который был уже совсем близко, не долго думая, вскочил и бросился к нему на встречу. Подбежав поближе, он метнул в него своё копьё и, не дожидаясь, пока оно достигнет цели, бросился вслед за ним, на бегу выхватывая из-за пояса меч. Центурион вовремя заметил бежавшего на него молодого вражеского воина и успел уклониться от брошенного в него копья, повернувшись боком. Копьё пролетело мимо и вонзилось в щит одного из шедших рядом легионеров. Не добегая до противника пары шагов, Сепп прыгнул, словно волк, и приземляясь, с прыжка нанёс удар мечом, целя в лицо врага. Центурион заслонился щитом, подставив его под таким углом, что меч Сеппа скользнул по нему, не нанеся прямого удара, а сам Сепп, с размаху приземлившись рядом с центурионом, не смог удержать равновесие и упал на одно колено. Последнее, что увидел и услышал Сепп -- это летящий ему в лицо здоровый кулак, крепко сжимающий рукоятку меча, и насмешливый крик вражеского вождя, поприветствовавшего им отчаянную попытку юноши достать его: "Incredibilis!"*