"Dura lex, sed lex."* (с)
I
Когда сознание вернулось к Сеппу, ему показалось, что он провёл в беспамятстве несколько дней. Вокруг не было слышно ни криков воинов, ни стонов раненых, ни других звуков, неизменно сопровождающих любую битву. Наоборот -- звуки, которые улавливал его слух, больше походили на звуки мирной жизни: спокойные голоса, шаги множества проходящих мимо людей, стук топоров вонзающихся в древесину, и потрескивание хвороста в кострах. Медленно, стараясь не привлечь внимания, Сепп приоткрыл глаза, точнее один, левый глаз, так как правый, окрестности которого превратились в один сплошной оплывший кровоподтёк, открываться отказался. Однако, кроме войлочной накидки, на которой он лежал, из его положения не было ничего видно. Всё так же медленно и осторожно, Сепп начал приподнимать голову, пытаясь рассмотреть, что происходит вокруг, и тут же вздрогнул от раздавшегося прямо над его ухом незнакомого голоса: "Поднимайся, парень, не бойся. Всё уже закончилось." Сепп резко сел и, повернув голову на голос, увидел перед собой бородатое лицо одного из дружинников Адалриха, которого видел раньше, но знаком с ним не был. Дружинник сидел на той же подстеленной накидке, на которой лежал и Сепп, и что-то ел деревянной ложкой из деревянной же чашки. -- Что произошло? Где мы? -- спросил Сепп, ощупывая рукой распухшую часть лица, где обычно располагался его правый глаз. -- Битва закончилась. Мы в нашем лагере. -- лаконично ответил ему дружинник. -- А что вражеские воины? Они ушли? -- Нет, вот они, оглянись. Сепп оглянулся по сторонам и обнаружил, что повсюду вокруг них были враги. Вражеские воины спокойно ходили по разгромленному лагерю, осматривая убитых воинов племён, беря и разглядывая их оружие, и копаясь в разбросанных повсюду вещах жителей лагеря. Сепп, незнакомый ему дружинник и ещё десятка полтора выживших воинов и мужчин племён сидели или лежали на постеленных на мокрую, от подтаявшего снега, землю войлочных плащах и поваленных палатках, а возле них, с каждой из четырёх сторон, стояло по несколько вражеских воинов, внимательно за ними наблюдавших и о чём-то между собой переговаривающихся. Недалеко от них перед мостом, ведущим к воротам Большого Городища, стояли, выстроившись в правильный прямоугольник, несколько сотен вражеских воинов, за спинами которых находилось несколько всадников, трое из которых отличались от остальных богатыми доспехами, не похожими ни на что из того, что Сепп видел раньше, шлемами с высокими цветными гребнями и накинутыми на плечи тёмно-красными плащами. Сепп вспомнил, что уже видел их в начале битвы, тогда они так же находились за строем своих воинов и не принимали участия в сражении, поэтому Сепп решил, что они не могут быть вражескими вождями, ведь любому здравомыслящему человеку предельно понятно, что вождь не может прятаться за спинами своих воинов, а должен вести их за собой, вдохновляя личным примером. Но тогда -- "Кто они?" На этот вопрос Сепп пока не мог себе ответить. -- Как долго я пролежал? -- спросил Сепп у сидевшего рядом дружинника. -- Часа четыре, не меньше. -- ответил тот, доскребая ложкой остатки пищи в чашке. -- Там мало?! Мне показалось, что гораздо дольше. Как я здесь оказался? -- растерянно спросил Сепп, снова оглядываясь по сторонам и пытаясь оценить ситуацию. -- Тебя, также как и меня, и всех остальных, приволокли сюда вражеские воины. После того, как последние защитника лагеря пали с великой славой и доблестью, не сложив оружия и не показав спины, враги собрали на поле боя всех, кто был без сознания после столкновения с лошадьми, или притворялся мёртвым, надеясь, таким образом, избежать плена, чтобы потом отомстить. Эти сволочи, наши противники, очень хитрые -- ходили от одного к другому и в каждого тыкали копьями, и если кто-то шевелился, бросался на них или вздрагивал от укола -- тут же хватали его. Ты был без сознания, но один из вражеских вождей, с поперечным гребнем на шлеме, указал на тебя своим людям, и они приволокли тебя к нам. Твой дед, Эрих, был очень рад, что ты оказался жив. -- Дед жив? -- спросил Сепп. -- Я видел, как его сбил вражеский всадник. Где он? -- Вон там. -- воин указал на лежавшего в нескольких шагах от них Эриха, укрытого шерстяным плащом. -- Он недавно уснул, не буди его. Сепп привстал и внимательно, насколько позволяли остатки зрения, пригляделся к своему спящему деду. На голове Эриха была видна засохшая в волосах кровь, а сам он выглядел постаревшим ещё лет на десять, и даже, как будто, ещё сильнее поседевшим. Однако, по спокойному и ровному дыханию, было видно, что он жив. -- А что случилось с моим отцом и вождём Адалрихом? -- вспомнил, о чём забыл спросить Сепп. -- В последний раз, когда я их видел, они с несколькими воинами направлялись к реке, наверное, надеясь пересечь её по льду. Ты не видел? -- Видел. -- ответил воин. -- Они утонули. -- Все? -- Все. Им удалось зайти дальше всех, кто пытался до них, но когда они уже перешли середину реки -- лёд, всё-таки, не выдержал, и они провалились в воду, потянув за собой друг-друга. Никто не выплыл. Твой дед очень огорчился, узнав об этом, когда пришёл в себя. Сепп взглянул на реку, где среди множества небольших полыньей увидел одну, самую большую, находившуюся дальше остальных. Некоторое время Сепп молча смотрел на реку, а затем отвернулся и снова начал изучать окрестности. Он обратил внимание на стены Большого Городища, где находилось множество воинов, внимательно смотревших на то, что происходило перед ними. Внизу, на равнине перед городищем, множество вражеских воинов, выстроенных в боевые порядки, численностью, примерно, по сотне человек в строю, ничего не предпринимая, просто стояли и смотрели на стены, в то время, как остальные занимались охраной пленных, осмотром трофеев или, усевшись небольшими группами прямо на землю и снег, составив свои странные копья "шалашиком" и подложив под себя свои, одинаковые у всех, войлочные серые плащи, ели какую-то однообразную пищу из деревянных или металлических чашек одинаковыми металлическими ложками. -- Как ты думаешь, чего они ждут? -- спросил Сепп. -- Должно быть решают, что делать с Городищем. -- предположил один из сидевших рядом мужчин. -- Уверен, они не знают, как к нему подступиться из-за реки и застрельщиков на стенах. -- Уверен, они не смогут его захватить и попробуют договориться. -- высказал мнение бородатый дружинник. -- Вот только как, если они не понимают язык друг-друга? -- Зачем им договариваться? Их намного больше, чем дружинников Дирка и воинов Городища, и они уже уничтожили объединённое ополчение пяти племён. Сейчас они могут просто уйти и всё равно остаться победителями, вместо того, чтобы пытаться забраться на стены и бессмысленно терять людей. -- возразил Сепп. Некоторое время воины сидели и молча наблюдали за охранявшими их легионерами. Потом Сепп заскучал и растолкал спящего Эриха, чтобы узнать, как тот себя чувствует. -- Ты уже очнулся? -- спросил Эрих, как только окончательно проснулся и разглядел, кто его разбудил. -- Тебе хорошо досталось. Родная мать не узнала бы. -- Ты выглядишь не лучше. -- ответил Сепп. -- Будь здесь отец, он перепутал бы тебя со своим дедом, а то и с прадедом. -- Рэйнер погиб. -- Немного помолчав, начал Эрих. -- Они с вождём Адалрихом и несколькими воинами... -- Я знаю. -- перебил его Сепп. -- Мне тоже уже рассказали. -- Жаль, что он погиб такой смертью. Из всех моих сыновей он прожил дольше всех и оказался единственным, кого не удалось похоронить, согласно обычаю. -- Как ты себя чувствуешь? -- Голова болит. И, кажется, сломал пару рёбер. Но в целом неплохо, учитывая, через что мы прошли. -- Эрих сделал несколько пробных поворотов туловища и поморщился от боли. -- Ну, а как у тебя дела? -- Голова болит. А ещё правым глазом почти не вижу. -- Твоего правого глаза и я почти не вижу. -- усмехнулся Эрих. -- Тот, кто тебе врезал -- не поскупился на удар. Теперь, на какое-то время, мы оба с тобой -- одноглазые. Тем временем, к пленным подошли несколько легионеров, каждый из которых молча поставил перед ними по две деревянные чашки с деревянными ложками внутри и с какой-то полужидкой пищей, напоминавшей одновременно и кашу, и суп. Воины молча проводили их взглядом, после чего каждый взял по чашке и принялся за еду. -- У них такая же посуда, как и у нас. -- заметил, жуя, один из воинов. -- Это и есть наша посуда. Они взяли её из лагеря. -- ответил ему другой. -- Вряд ли бы они стали кормить нас из собственной. День заканчивался. Вскоре после того, как воины закончили есть, к центуриону, находившемуся среди охранявших пленных легионеров, подъехал всадник и, отдав воинское приветствие, что-то коротко ему сказал, после чего центурион громко передал приказ легионерам, а те, в свою очередь, криками, пинками и лёгкими ударами древками копий, дали понять пленникам, что те должны встать и идти, куда им скажут. Несмотря на небольшой отдых и полученную пищу, пленники с трудом переставляли ноги и буквально шатались от усталости. Легионеры отвели пленных к месту недавней битвы. Вся равнина, от того места, где строй воинов племён впервые попал под залп пилумов и до самого лагеря, была усеяно телами убитых воинов, между которыми гордо расхаживали вороны. Убитых врагов нигде не было видно, и лишь несколько порубленных, пробитых и брошенных больших скутумов, валявшихся среди тел, указывали на то, что победа далась противнику не без потерь. Но, очевидно, что своих убитых победители уже унесли, чтобы похоронить согласно своим обычаям. Воины молча смотрели на развернувшуюся перед ними картину. Однако это продолжалось недолго. Вскоре к центуриону подошёл один из легионеров и, указав на ближайшую опушку леса, что-то сказал. Легионеры отвели в указанном направлении пленных и там, уже почти за чертой леса, все увидели большой природный овраг, обросший, по краям и на дне, кустами. Центурион подошёл к пленниками, молча указал на них пальцем, затем показал на поле боя, после чего на овраг. "Cursim!"* -- рявкнул он. -- Чего ему надо? -- поинтересовался бородатый дружинник. -- А что тут непонятного? -- спросил Эрих скосившись на него единственным глазом. -- Он хочет, чтобы мы покидали всех наших убитых в этот овраг. -- Он хочет, чтобы мы сбросили стольких достойных людей погибших славной смертью, в эту яму, словно дохлую скотину?! А почему бы ему самому этим не заняться? -- Попробуй предложить ему это. -- посоветовал Сепп. -- Но мне кажется, и, я думаю, многие со мной согласятся, что если мы не сделаем то, что он от нас требует, то сами окажемся в этом же овраге, вместе с остальными достойными людьми. -- Cursim!! -- Не ёрничай, когда разговариваешь со старшими! -- возмутился один из воинов. -- Не ёрничай, когда разговариваешь со старшими. -- нравоучительно заметил Эрих. -- Но, тем не менее, мой внук прав. Нам лучше сделать то, что говорит этот вождь из племени непонятных людей. В любом случае -- это наша единственная возможность устроить погибшим хотя бы какие-то похороны. Наши враги, кем бы они ни были, вряд ли сами станут этим заниматься, и скорее оставят убитых на съедение воронью. -- CURSIM!!!II
Трибун Тибериус, поджав губы, пристально смотрел на стены вражеской крепости и на находившихся на них вражеских воинов, некоторые из которых пристально смотрели на него. "Угу." -- сказал он, затем оглянулся по сторонам и так же пристально осмотрел окрестности. Легионеры I манипулы*, за которыми располагался трибун, его конвой и свита, блокировали единственный выход из крепости, выстроившись прямо перед ведущим к воротам мостом, на случай, если противник предпримет дерзкую вылазку. Часть II манипулы занимались организацией осадного лагеря на месте снесённого лагеря варваров: часть легионеров уже начала копать ров по периметру и сваливать землю из него в будущую насыпь, пока другие расчищали место от поваленных палаток, разбросанного имущества варваров и убитых воинов, а так же трупов тех женщин и детей, которым не повезло угодить под горячую руку во время битвы. Всё это легионеры оттаскивали к берегу и выбрасывали в реку. Остальные же легионеры II манипулы занимались тем, что собирали оружие на месте недавней битвы. Собранные мечи, щиты, копья, луки, ножи, дротики и всё остальное -- сваливали вперемешку в огромную кучу примерно в центре поля боя. А несколько десятков пленных занимались тем, что, под конвоем оставшихся легионеров той же манипулы, перетаскивали убитых соплеменников в сторону леса, где, видимо, нашёлся подходящий овраг для могильника. Смеркалось. "Угу." -- снова произнёс трибун. И вновь начал пристально смотреть на стены варварской крепости. Больше ничего ему в голову не приходило. Трибун совершенно точно не знал, что делать. -- Эм... Трибун Тибериус, я так понял, что взятие крепости ты решил перенести на завтра, чтобы дать легионерам отдых перед финальным усилием? -- поинтересовался усталым голосом пропретор Септимус. -- Очень снисходительно по отношению к противнику, подарить ему ещё один день для организации какой-нибудь пакости. -- заметил с довольным лицом префект Квинтус, который явно догадывался об истинных причинах задержки штурма. -- Не лучше ли было закончить всё в один день, а завтра уже выступить в обратный путь? -- Не сомневаюсь, что будучи на моём месте, ты бы уже водружал сигнум своей непобедимой когорты на стенах вражеской крепости. Кстати, говоря о мифах, как бы ты решал вопрос взятия этой деревянной твердыни на моём месте? -- спросил Тибериус, глядя на префекта таким взглядом, будто бы перед ним было пустое место. -- Ну, эм... я бы... лестницы не подходят... -- Не подходят, мешает река. -- ... подкоп тоже не подходит... -- Не подходит. Река. -- ..насыпь, соответственно, тоже исключаем... -- Насыпь? У нас тут деревянная крепостишка и одна когорта легионеров с усилением, а не эпическая твердыня и хотя бы один полнокровный легион. -- ... я бы... хм... приказал бы легионерам построить таран, леса-то рядом много. -- Большой крытый таран по узкому мосту мы не протащим. Либо мост провалится, либо таран застрянет, да ещё и мост перекроет. Небольшим примитивным тараном, в виде бревна, такие ворота не пробьёшь да и, не имея прикрытия, легионеры понесут большие потери от застрельщиков на стенах. -- Ну, тогда... м-м-м... построить лестницы и... лодки... -- А лучше -- сразу корабли. И поволочём их по льду. -- Сдаюсь. -- упавшим голосом объявил префект. -- Договориться с кем-нибудь из крепости или подкупить кого-нибудь тоже не выйдет, мы даже их языка не знаем, а больше мне, что-то, ничего в голову не приходит. -- Поведай же нам, трибун, -- вернулся в разговор Септимус, которому явно не терпелось поскорее слезть с коня, -- как подобные... затруднения решают профессионалы? -- Наиболее простым и логичным решением видится выкатить на прямую наводку пару "скорпионов"* и онагр*, расстрелять ворота зажигательными болтами, поджечь их, выбить камнями из онагра, и потом сразу же бросить в атаку конницу, чтобы не дать варварам заложить проход, а за ней пехоту... -- Ты представляешь, какой завал из поломанных и горящих досок будет на месте ворот? Там люди-то ноги переломают, не то, что кон... -- перебил трибуна префект и тут же осёкся. -- Да. Представляю. -- Тибериус смерил умолкнувшего префекта взглядом хищника, смотрящего на добычу. -- В любом случае, этот вариант для нас неприемлем. Потому что, как вы оба могли заметить, ни "скорпионов", ни онагра у нас нет. -- Тогда остаётся осада. -- подытожил пропретор. -- Поэтому ты приказал легионерам сооружать лагерь? -- Нет. Лагерь я приказал соорудить в соответствии с уставом и на случай ночной вылазки противника. Осада -- тоже не вариант. Мы не знаем сколько врагов в крепости и сколько у них запасов продовольствия. А сколько запасов у нас, мы знаем -- на две недели максимум, с учётом того, что легионеры нашли в лагере варваров. -- огорошил собеседника трибун. -- Это значит, что завтра утром мы уйдём? Разумеется, чтобы потом вернуться со всем необходимым снаряжением, осадной техникой и завершить начатое? -- С недоверием спросил префект. -- Если мы сейчас уйдём -- мы позволим всем этим варварам, которые так удачно собрались все разом в одном месте, снова расползтись по окрестностям. И нет никакой гарантии, что захватив эту крепостишку спустя какое-то время, мы положим конец их грабительским набегам на провинцию. Не говоря уж о том, -- Тибериус глубоко вздохнул и поморщился, -- что легат и другие офицеры из легиона вряд ли отнесутся с понимаем к тому, что я, имея такое превосходство в силах и организации, не смог выполнить поставленную задачу. -- Осудят? -- с пониманием спросил префект. -- Засмеют. -- с ненавистью, сквозь зубы, ответил трибун. = И что делать? -- в один голос поинтересовались префект Квинтус и пропретор Септимус. -- Понятия не имею. -- сообщил им трибун Тибериус. Стемнело. Центурионы приказали легионерам жечь костры. Оборонительный периметр временного лагеря был уже почти завершён -- небольшой ров, за ним вал, утыканный острыми кольями направленными наружу, за которыми уже ставили палатки. Легионеры, на чью долю выпало нести ночное дежурство, скучковались вокруг костров, составив пилумы в "шалашики" рядом, и наконец-то позволили себе немного расслабиться после тяжёлого дня, в течении которого они прямо с марша вступили в битву и разгромили противника. Где-то вдалеке слышались ругательства их сослуживцев, подгонявших пленных, которые слишком долго возились с расчисткой поля боя от трупов. Некоторые легионеры, чтобы отогнать сон, принялись за еду, пока другие обсуждали прошедший день и то, что, по их мнению, предстояло им завтра. -- Я так понял, что крепость мы штурмовать не будем. -- поделился догадкой один из легионеров. -- И как ты это понял? -- поинтересовался другой, занятый надеванием кожаного чехла на свой щит. -- Ну, тогда б мы её сразу ж и штурманули бы, как только варваров расхреначили. -- убеждённо объяснил товарищу очевидное первый легионер. -- Да ну его в Иной Мир! А то мы мало сегодня поработали! -- возмутился второй. -- Мало того, что с самой ночи через лес маршировали, врезаясь спросонок в деревья, потом напоролись на целое войско энтих дикарей, которые нас уже ждали, как будто их предупредили, так ещё и крепость трибуну в тот же день подавай, а?! А рожа-то сытая не треснет?! -- Тихо ты! -- шикнул на него третий легионер, оглядываясь в сторону соседнего костра, возле которого, вместе с другими легионерами, сидел опцион их центурии*. -- Говорю вам -- нас предали. -- снизив голос, убеждённо заявил второй легионер встревоженно оглядываясь по сторонам. -- Мало того, что энти варвары заранее узнали о нашем приближении и успели соединить все свои силы в одно войско, так ещё у нас "случайно" никакой осадной техники с собой не оказалось, хотя у нашей когорты своя, штатная, имеется. И зачем, спрашивается, она у нас имеется, если мы её в каструме оставили? Истинно вам говорю -- кто-то из центурионов продал нас варварам! -- С ума сошёл? -- поинтересовался первый легионер. -- Этак они и себя вместе с нами тогда варварам продали. Они же с нами в одном строю стоят. Скорее уж это кто-то из колонии, они тут все какие-то подозрительные. Надерутся неразбавленного вина, с виноградников пропретора, и ебут друг друга в жопы. Особенно местный префект мне не нравится, крыса тыловая. Ишь, какое пузо отожрал, на казённых-то харчах, ага. -- А тебе не показалось странным, что в сегодняшнем деле не погиб ни один центурион? -- задумчиво спросил второй легионер. -- Нет, не показалось. У нас в целом потери небольшие. -- рассудительно заметил третий. -- Но зато погиб декурион II турмы. Жалко парня. Молодой был, отчаянный. К успешной карьере шёл. Не повезло, Фортуна отвернулась. Помолчали. -- Ну, так что думаете насчёт этой крепости? -- вернулся к первоначальной теме разговора первый легионер, подбрасывая в костёр немного хвороста. -- Да что тут думать! Взять её, и всего делов! И всё, что внутри взять! И поделить! Это, по сути, и не крепость даже, а какой-то форт убогий, мы такой же, только лучше, за сутки построим, если не быстрее. -- заявил третий. -- Ну да, а то развели тут осаду, как будто перед нами невесть что. Мы города с каменными стенами брали, а тут-то что? Да ничего! Тьфу! -- второй легионер презрительно плюнул в костёр и, взяв чашку, принялся за еду. -- И как предлагаете её брать? -- поинтересовался первый, глядя в сторону крепости с мерцающими на стенах факелами, которые держали воины, глядевшие со стен на костры легионеров. -- По льду с лестницами мы не пройдём, можешь спросить у потонувших днём варваров, таран по мосту мы не протащим, осадные машины мы с собой "случайно" не взяли. Делать-то чего? Чего делать-то? -- Да что тут думать! - раздражённо заявил третий, тоже глядя в сторону крепости. -- Это же варвары. ВАР-ВА-РЫ! Смотри! -- У них вся охрана на стенах с нашей стороны собралась, очередь, как в лупанарий, а с другого краю вообще ни одного огня не видно. Собрать человек двадцать, взять с собой буцинера, незаметно подобраться к крепости под мостом, держась за подмостки, чтоб под лёд не провалиться, мост-то невысокий, дотянемся, затем вдоль стены добраться до неохраняемого участка, готов поспорить -- эти дикари все будут пялиться на наш лагерь, и никто даже и не подумает вниз под стены смотреть, тем более в темноте там ничего и не видно... -- И дальше что? Бегать вокруг стен и трубить в буцину, пока стены не рухнут? -- засмеялся четвёртый легионер, всё это время внимательно слушавший товарищей и не участвовавший в разговоре. -- Зачем? Нет. Закинуть несколько верёвок с крюками или петлями на частокол, забраться наверх, быстро захватить ворота, открыть их и протрубить сигнал к атаке, чтоб в лагере-то услыхали! -- И где ты возьмёшь верёвки? -- заинтересованно спросил второй легионер. -- Мы с собой не принесли. -- В лагере варваров их полно. Я видел, когда искал там, чем поживиться. Выглядят не особо прочными и некоторые коротковаты, но если их сплести между собой и связать -- должны выдержать. Также можно снять с их щитов ремни и разрезать на полосы сами палатки. -- Ты эт серьёзно? -- с сомнением спросил четвёртый легионер, пристально глядя на третьего. -- Абсолютно! -- третий уже нешуточно распалился. -- Вот прям сейчас пойду к опциону Маркусу и всё ему изложу. -- Да давай сразу к центуриону, чего ты мелочишься? -- засмеялся первый. -- А лучше -- к трибуну. Он тебе лично верёвок даст, а потом догонит и ещё раз даст! Громкий спор и смех у соседнего костра привлекли внимание опциона Маркуса Кальдуса. Немедленно воспрянув духом и увидев в этом возможность хотя бы немного развеяться и отогнать сон, он встал, подобрал из лежавшей рядом кучи хвороста палку потолще и проверил её на прочность, после чего направился к источнику неуставного веселья.III
В находящейся в центре походного лагеря большой палатке, где разместились трибун, префект и пропретор, никто не спал. Все трое сидели на организованных для них походных кроватях, если так можно было назвать большие охапки травы, застеленные бывшими палатками и легионерскими плащами. Все переживали. Трибуну не давали покоя дурные мысли о предстоящем неприятном разговоре с легатом в присутствии офицеров легиона. Пропретор со страхом представлял что будет, если набеги варваров возобновятся, и его тихая, мирная провинция, где так спокойно жилось, превратится в приграничный фронтир с постоянными боевыми действиями: отток колонистов, беженцы, прекращение инвестиций, бесконечные отчёты об убытках и погибших... "А что скажут в Городе?!..." Не менее тревожные думы одолевали и префекта, который начинал подозревать, что, в случае, если опасения пропретора сбудутся -- его, префекта, назначат ответственным за всё происходящее, как не сумевшего своевременно вскрыть присутствие варваров и дать им достойный отпор, сразу же отбив желание обогащаться за счёт разграбления провинции. -- И так, каковы наши дальнейшие действия? -- с тревогой спросил пропретор, с надеждой глядя на унылые лица военных. -- Подождём неделю. -- ответил Тибериус, задумчиво глядя на земляной пол палатки. -- Будем надеяться, что за это время противник предпримет какую-нибудь глупость, например, совершит вылазку. Тогда мы контратакуем и, я надеюсь, сможем ворваться в крепость на плечах отступающих в панике варваров. -- А если они не совершат такой глупости? -- не унимался Септимус. -- Что тогда? Тибериус раздражённо промолчал, и вместо него ответил префект, не упустивший случая напомнить, что он вроде как тоже разбирается в вопросе: -- А если не совершат, значит у них больше припасов, чем есть у нас, и тогда нам придётся сворачивать осаду и возвращаться в колонию. Потом ждать, пока из легиона прибудут осадные машины, а потом, вместе с ними, снова идти сюда и штурмовать крепость. -- А ведь как всё хорошо начиналось... -- протянул Тибериус, ни к кому конкретно не обращаясь. -- Полноте, трибун. -- попытался приободрить коллегу Квинтус. -- В конце-концов ты истребил большую часть вражеского войска, взял множество пленных и рабов, тебе будет что предоставить в доказательства нашего, то есть, твоего успеха. А отступление -- будет всего лишь временной мерой вызванной объективными причинами. -- Вот, когда ты стоишь перед вражескими стенами, не имея необходимых средств для их штурма -- это "объективные причины". А когда ты об этом рассказываешь начальству -- это "жалкие оправдания". -- А может нам и не снимать осаду? -- вопреки собственному желанию поскорее вернуться в свою резиденцию предложил Септимус. -- Наладим поставки продовольствия в лагерь из колонии, я отдам необходимые распоряжения, ваши посыльные их доставят, свяжутся с легатом, дождёмся осадных машин из легиона и возьмём уже этот проклятый форт? -- Сообщение в легион будет идти недели две. Ещё недели две с половиной уйдёт на доставку техники сюда. Всё это время мы будем торчать тут совершенно безо всякого дела. Целый месяц осады на эту поганую крепостишку -- это ничем не лучше, чем вообще её не взять. Легат засмеёт. -- Трибун снова поморщился. -- Что же делать, что делать... -- пытался соображать пропретор. -- Агрх! Проклятый буцинер, трубит и трубит, никак не даёт сосредоточиться! Тибериус, нельзя ли приказать ему заткнуться? -- А кто вообще приказал ему трубить?! -- внезапно прислушался к доносящимся в палатку звукам Квинтус. -- И что это за беготня там, снаружи? -- Vae!* Это сигнал к атаке! -- трибун Тибериус вскочил на ноги и наперегонки с префектом бросился к выходу из палатки, чуть не сбив ринувшегося туда же пропретора. -- Какого...?!***
Эрих, Сепп и другие пленные воины, до самого наступления темноты занимавшиеся перетаскиванием тел погибших с поля боя к лесному оврагу, в полном изнеможении повалились на свои подстилки когда легионеры отконвоировали их обратно, к отведённому для пленных месту возле лагеря. Поскольку они не успели перенести даже половину погибших к месту их последнего упокоения, каждый понимал, что завтра предстоит ещё много работы. Едва успев лечь на плащи и накидки, большинство воинов тут же провалились в глубокий и крепкий сон. Но отдыхать им пришлось недолго. Внезапно раздавшиеся со всех сторон встревоженные крики и шум вытянули Сеппа из сна, словно руки отца из трясины, в которую он однажды угодил в детстве. Сев, протерев глаз и оглядевшись по сторонам, он увидел, что охранявшие их легионеры вскочили на ноги возле костров, расположенных с четырёх сторон вокруг спящих пленных, и с тревогой всматривались в сторону Большого Городища, о чём-то оживлённо между собой переговариваясь, часто оглядываясь на пленных. Впереди, за ними, повсюду происходило движение -- легионеры сбегались от своих костров и быстро выстраивались в боевые построения перед мостом напротив ворот Городища, которые... были открыты. А возле открытых ворот стояло несколько человек, один из которых трубил в большую, загнутую полукругом трубу, а остальные размахивали факелами, пытаясь привлечь внимание легионеров. Вокруг начали просыпаться, хоть и с трудом, другие воины, а Сепп быстро растолкал Эриха. Затем из осадного лагеря, вслед за выбегающими легионерами, спешно вооружившимися и покинувшими свои палатки, рысью выехали на конях три человека в сопровождении нескольких всадников. Один из них, ехавший посередине, несколько секунд смотрел на происходящее, а затем что-то прокричал одному из следовавших за ним всадников, который начал было отдавать ему воинское приветствие, но, получив несколько ударов кулаком по шлему, немедленно пришпорил коня и поскакал в направлении построившихся перед мостом легионеров. Как только всадник домчался до одного из построений легионеров и передал приказ центуриону, немедленно началось движение. Широкий строй легионеров быстро перестроился в колонну с центурионом в первом ряду, после чего она немедленно двинулась через мост к открытым воротам, из-за которых доносились звон мечей и яростные крики сражающихся воинов. Когда колонна дошла до середины моста в неё из узких горизонтальных окон надвратной башни полетели метательные копья, стрелы и камни.***
"Testudo!"* -- Криком скомандовал центурион I центурии II манипулы Максимус, как только заметил, как двое легионеров, шедших на рядом с ним, рухнули на доски моста -- один с пробитым большим камнем шлемом, второй -- с дротиком, пробившим его плечо сквозь кольчугу сверху вниз. Команда была моментально исполнена: привычными, отработанными движениями, легионеры крайних и передней шеренг сомкнули щиты по периметру колонны, в то время, как центральные -- подняли щиты над головами и, положив их внахлёст друг на друга, образовали замкнутую со всех сторон формацию, практически полностью защищавшую колонну от обстрела любым метательным оружием, которые было в распоряжении противника. "Pergite!"* -- скомандовал центурион, и черепахообразная колонна двинулась в распахнутые створки ворот, не обращая внимания на сыпавшиеся сверху камни, стрелы, дротики и ругательства. Внутри крепости сразу за воротами кипел горячий бой. Не более полутора десятка легионеров, большая часть из которых уже были ранены, возглавляемые одним опционом, из последних сил сдерживали отчаянный натиск варваров, стремившихся во что бы то ни стало оттеснить легионеров обратно за ворота и захлопнуть дубовые створки прежде, чем к противнику придёт подкрепление. В ярости, почти не нанося ударов оружием, воины бросались вперёд, на скутумы легионеров, выставив вперёд свои щиты и стараясь буквально вытолкать их обратно к мосту. Легионеры, выстроившиеся в двойную шеренгу, поставив щиты на землю и упершись в них плечами и даже головами, из последних сил сдерживали напор неприятеля, почти вслепую нанося удары и уколы гладиусами за щиты, что уже привело к тому, что среди нескольких убитых сослуживцев, на окровавленном снегу, один легионер сидел и тихо плакал, сжимая левой рукой запястье правой, на которой недоставало кисти, а второй катался рядом по снегу, обнимая левой обрубленную по локоть правую руку и издавая бессвязные вопли перемежавшиеся беспредметными ругательствами. Второй ряд легионеров, захвативших ворота, подняв над головами щиты, тем временем, пытались ловить ими летевшие в их строй из окон задней стены надвратной башни, метательные снаряды, защищая и себя, и легионеров первой линии, которым только чудом ещё удавалось сдерживать натиск врагов. Отовсюду к варварам спешила подмога -- выбегавшие из домов воины и дружинники, многие из которых были лишь наскоро вооружены и полуодеты, сразу же спешили к воротам, где шёл бой, исход которого должен был решить их дальнейшую судьбу. Недалеко от места боя, на снегу, в окружении нескольких дружинников, лежал вождь Дирк. Он был одним из первых, кто вместе со своими приближёнными бросился к воротам, как только услыхал крики о том, что несколько врагов проникли в крепость и открыли путь остальным. Он был первым, кто бросился на противника, увлекая за собой остальных, не понимавших, что произошло, и в растерянности смотревших на выстроившихся перед распахнутыми настежь воротами вражеских воинов, с ходу, не мешкая, понимая ценность каждого мгновения времени и всю опасность ситуации. И был он первым среди тех, кого поразило странное вражеское метательное копьё с длинным и тонким наконечником, попавшее ему прямо в грудь. И теперь вождь Дирк медленно умирал, окружённый верными товарищами по оружию, смотревших на то, как он захлёбывается собственной кровью, сжимая твёрдой ещё рукой торчащее из него древко вражеского копья, которое никто так и не смог выдернуть, поняв, после нескольких осторожных попыток, что оно крепко застряло в костях и плоти. Воинов, бившихся у ворот, возглавлял сын Дирка, который, уже будучи дважды раненым, продолжал отчаянно рубить своим мечом по вражеским щитам и бросаться на них, словно разъярённый медведь, пытаясь прорвать, даже ценой своей жизни, вражеский строй, чтобы спасти положение, добыть своему роду великую славу и отомстить за отца. Когда через ворота, с шумом соприкасавшихся больших щитов, звоном доспехов и оружия, прошла колонна I центурии II манипулы, возглавляемая известным своими воинскими качествами центурионом Максимусом, радостный крик легионеров, дождавшихся прихода подмоги и тех, кто подбадривал своими криками сослуживцев, к которым они спешили на помощь, слился в один громоподобный рёв с криком отчаяния, изданным в бессильной ярости защитниками Большого Городища. "Tollite pila! Pila sursum! Mittite!" -- десятки смертоносных пилумов с лёгким жужжанием перелетели через головы сражающихся и буквально выкосили стоявших перед ними плотной толпой варваров, в то время, как воспрянувшие духом израненные легионеры вновь подняли свои иссечённые и порубленные скутумы и принялись наносить из-за них быстрые и точные уколы своими короткими мечами с широкими лезвиями. "Первая контуберния* -- ad dextram!* Вторая -- ad sinistram!* Занять башню, подавить стрелковые точки противника! Остальные -- Porro! Укрепить фронт, оттеснить противника от ворот! Последняя линия -- оказать помощь раненым, вынесите их отсюда!" -- приказы центуриона выполнялись мгновенно и неукоснительно: два десятка легионеров немедленно, охватив ворота с двух сторон начали подниматься на стену по широким деревянным лестницам, приставленным и крепко приколоченным к стенам, по которым можно было попасть в надвратную башню. Остальные -- развернув строй в несколько шеренг, немедленно заняли место обессиленных и израненных легионеров, открывших им путь в крепость, которые сразу же отступили назад, протиснувшись между рядами возникшего за их спинами нового строя и уже в тылу, обессиленные, повалились на мокрый окровавленный снег, возле ворот, чтобы перевести дух. А мимо них в городище уже втягивалась вторая колонна, спешившая вслед за первой. Сверху, из окон надвратной башни, уже доносился лязг мечей и гулкие удары о щиты вперемешку с криками и ругательствами на двух языках. Вскоре они стихли, а из входных проёмов, ведущих из башни на стену -- начали выходить легионеры. И больше из окон этой башни не вылетело ни одного камня, стрелы или дротика на головы сражающихся внизу. Вскоре почти весь личный состав II когорты легиона "Legio IV Audacious", кроме центурии, отвечавшей за охрану лагеря и пленных, был внутри крепости и занимался своей привычной работой -- зачисткой очагов сопротивления и следовавшими сразу за этим грабежом и насилием. "Крепость наша! Три Дня!* Barra!" -- раздавались голоса уже предчувствующих победу легионеров. Повсюду царили огонь и хаос. Перепуганные женщины метались между сражающимися воинами и горящими зданиями, не зная, куда спрятаться от настигавших их вражеских всадников, которые, схватив их за волосы, волокли их следом за лошадьми или затаскивали на спины коней, словно поклажу. Один легионер шёл обратно к выходу из крепости, неся подмышками двоих кричащих детей, примерно пяти или шести лет, и гоня перед собою третьего, чуть постарше, пинками. Легионеры врывались в дома, распахивая или выбивая двери, убивали мужчин, стариков и старух, щадя только женщин, некоторых из которых сразу же начинали насиловать, на глазах умирающих мужей и родителей, и детей, которых уводили из крепости к своему лагерю. Защитники Городища тщетно пытались организовать оборону на каждой улице и в каждом переулке, заново создавая строй между зданиями, перегораживая проходы своими щитами, используя в качестве дополнительной защиты снятые с петель двери домов и сорванные с мест прилавки торговцев. Но противника было уже не остановить. Легионеры нарушали их строй, забрасывая воинов пилумами, теснили их своими большими щитами, выдавливая из переулков на улицы, окружали баррикады, обходя вокруг домов, между которыми они были установлены, проходя через сами дома, выбивая двери и вылезая через окна, подсаживая друг друга, или забираясь на крыши, откуда забрасывали врагов копьями и металлическими шариками из пращей, которые были приторочены к поясам у многих легионеров. Тем временем, легионеры взяли под контроль уже почти всю стену. Последний, задний, противоположный воротам участок стены, до которого они ещё не добрались, стал местом последней отчаянной попытки спастись для тех жителей Городища, кто не желал участи пленника. Несколько десятков человек -- преимущественно женщин с детьми на руках, услыхав голоса приближавшихся к ним по стенам легионеров, начали прыгать со стены на лёд, надеясь таким образом попытаться уйти от преследователей. Некоторые, с гулким стуком и жутким хрустом ударялись об ледяную корку, прикрытую небольшим слоем снега, недостаточным для того, чтобы смягчить удар, которая успела немного подмёрзнуть за почти прошедшую целую ночь, ломали себе ноги или разбивали головы об лёд, некоторые -- проламывали лёд и почти сразу же оказывались под ним, затянутые навстречу смерти течением. Другие -- не рассчитав прыжок или замешкавшись в последний момент, упали прямо под стены, переломав себе множество костей, и были уже не в состоянии идти или даже ползти куда-то. Остальные -- видя печальную участь решившихся на этот отчаянный шаг, которым предстояла теперь медленная мучительная смерть, от холода и потери крови, струившейся из открытых переломов, окрашивая снег и лёд в нежно-алый цвет -- так и не решились последовать их примеру и вскоре их голоса и жалобный плач, потонули в криках, ругательствах и смехе настигших их легионеров. Последним оплотом защитников Большого Городища стал дом вождя, огороженный частоколом. Последние оставшиеся в живых воины и дружинники, помимо тех, кто ещё оказывал разрозненное и безнадёжное сопротивление на улицах города, занесли на двор большого дома тело вождя Дирка, так как отдать его противнику было бы страшным позором, положили его на крыльцо дома и закрыли за собой ворота, заперев их засовом и подперев вытащенными из поленницы небольшими брёвнами. Сразу за воротами воины сформировали небольшой плотный строй, позади которого находились несколько уцелевших застрельщиков и двое дружинников, один из которых поддерживал, а второй перевязывал трижды раненого, в правое бедро, правое плечо и правую часть груди, сына Дирка, ослабевшего от потери крови, но всё ещё не потерявшего грозный и воинственный вид: огромный бородатый воин держал в одной руке меч, а в другой -- иссечённый щит, с торчащей из него погнутой металлической частью пилума, древко которого он отломал от наконечника. Позади них находился большой дом, в котором нашли укрытие семьи некоторых дружинников, семья покойного вождя Абеларда и десятка полтора раненых воинов, которых смогли вынести с охваченных битвой улиц Городища их родственники и друзья. Как только легионеры I центурии II манипулы достигли последнего очага сопротивления, центурион Максимус немедленно занялся организацией подготовки к штурму укреплённого пункта противника. "Venite! Aciem dirigite!"* -- скомандовал он и, как только напротив запертых ворот образовался боевой порядок, продолжил: "Четвёртая контуберния -- "In duos ordines!"* приготовиться к штурму, занять позиции слева от ворот! Опцион -- возьми четырёх человек, обыщите пару соседних домой и найдите инструменты, чтобы выломать петли! Исполнять!" Приказы центуриона исполнялись мгновенно и слаженно: десять легионеров немедленно выстроились в два ряда вдоль стены слева от запертых ворот, а опцион с четырьмя легионерами вскоре вернулись, принеся с собой, молотки, топоры, зубила и загнутый железный прут. Воины и дружинники, ждавшие за воротам, слышали приближение противника и близкие резкие голоса, говорившие на непонятном им языке. Крепко сжимая древки копий и топоров, рукоятки мечей и щитов, они инстинктивно прижимались ближе друг к другу, уплотняя строй, готовые в любой момент встретить натиск противника, который бросится на них, как только ворота падут под ударами какого-нибудь наспех сооружённого тарана. Но их не было. Ворота не сотрясались от мощных ударов с внешней стороны, вместо этого снаружи доносился чуть слышный, сквозь шум пожаров и крики, металлический стук и скрежет непонятного происхождения. А затем, внезапно, обе створки одновременно рухнули вперёд, на землю, как только легионеры вырвали последние гвозди, которыми к воротам крепились петли. "...Mittite!" -- и несколько десятков пилумов, брошенных стоящими в строю перед воротами легионерами, влетели в открывшийся проход, поразив опешивших от неожиданности воинов, а затем, сразу же, с краю на них устремились шедшие двойной колонной легионеры, ждавшие снаружи вдоль стены, двигаясь приставным шагом, пригибаясь, друг за другом, повернувшись через одного правым или левым плечом вперёд так, чтобы щит каждого из них защищал не прикрытую собственным щитом сторону впереди идущего. Ворвавшиеся во двор легионеры, с близкого расстояния, не дожидаясь команды, поражали в упор своими пилумами оставшихся на ногах немногочисленных воинов и застрельщиков, пытавшихся поразить противника в зазоры между щитами, а затем, быстро извлекая свои короткие мечи, висевшие у всех под правой рукой, добивали ими лежавших на земле раненых. Вслед, за легионерами IV контубернии, быстро сломивших последнее сопротивление противника, во двор большого дома вступили основные силы центурии, во главе с центурионом Максимусом. Увидев, как несколько легионеров окружили троих хорошо вооружённых воинов в кольчугах и в покрытых золотой и серебряной насечкой шлемах, центурион немедленно подал команду: "Этих -- взять живыми! Остальных -- добить! Опцион -- начать зачистку дома!"IV
Эрих, Сепп, другие пленные воины и сторожившие их легионеры внимательно наблюдали за тем, как основные силы когорты постепенно, в полном порядке, соблюдая очередность и без толкотни проходят через мост и входят через открытые ворота в Большое Городище. Вскоре из ворот начали появляться раненые легионеры, которые небольшими группами или поодиночке, поддерживая друг друга возвращались к палаткам, где им оказывали помощь велиты, не принимавшие участия в штурме, и легионеры, охранявшие лагерь. Вскоре звуки боя стали отдаляться, перемещаясь от ворот всё дальше, вглубь Городища. В ночной темноте стал различим поднимавшийся из-за стен дым, а вскоре, зарево от полыхавших домов образовало над островом ореол красного света, с поднимавшимися внутри него снопами искр, отмечавших места, где находились объятые пламенем постройки и столпами дыма, сливавшегося над Городищем в одно зловещее облако. Спустя небольшое время к покидающим крепость раненым присоединились легионеры, выводившие из крепости захваченных пленных, которых отводили к лагерю. Мужчин, большая часть из которых были ранены, передавали под охрану, присоединяя к пленным, захваченным в битве накануне. Кричащих детей и плачущих женщин в разорванных одеждах, которых вели, держа за волосы и подгоняя пинками -- отводили в центр лагеря, на небольшую свободную площадку перед большой палаткой. Вскоре легионеры подвели к пленным воинам ещё двоих, которые с трудом несли третьего, совершенно ослабевшего от ран и потерянной крови огромного воина. Когда его положили на подстилки, Сепп узнал в нём сына вождя Дирка. -- Как это случилось? -- спросил у новоприбывших Эрих, внимательно разглядывая их своим единственным глазом, пытаясь разглядеть лица в темноте. -- Как получилось, что эти непонятные люди смогли взять стены без боя? -- Они пришли в темноте, как трусливые воры. -- с трудом ворочая от усталости языком ответил тот, что был помоложе. -- Никто не видел, как они проникли за стены, наверное смогли забраться на стены с той стороны, где не было наших воинов. Никто не ожидал этого. Думаю, любому понятно, что им помогают злые духи, иначе как они смогли незамеченными добраться до ворот и открыть их, да ещё и так долго сдерживать наших воинов, дожидаясь подмоги? Ведь их было совсем немного, не больше двадцати человек. Несмотря на это, мы ничего не могли с ними поделать, а наш вождь -- погиб первым, как только повёл против них свою дружину. Думаю, такую Неудачу нельзя объяснить ничем, кроме как сговором с нечистой силой. -- Так вождь Дирк погиб? -- с интересом переспросил Эрих. -- Жаль. Я надеялся, что мне ещё предоставится случай встретиться с ним. Услышав про злых духов и нечистую силу, Сепп невесело усмехнулся и посмотрел на Эриха, который так же скептически хмыкнул, а затем спросил: "Должно быть это были те же самые духи, которые помешали вам открыть ворота перед племенами, прибывшими сюда в поисках защиты? -- с этими словами Сепп пристально оглядел всех пригнанных из Городища пленных, переводя взгляд с одного на другого. -- И та же самая нечистая сила, которая не дала вам придти к нам на помощь во время вчерашней битвы?" Услышав эти слова, воины, которым они предназначались, молча потупили глаза и опустили головы. "Я был против этого..." -- внезапно послышался слабый хрипловатый голос. Все посмотрели на лежащего с закрытыми глазами сына Дирка, который сделал глубокий вдох, а затем продолжил, едва дыша и часто прерываясь: "Я говорил отцу, что он... совершает ошибку... Что поступая таким образом... мы навлекаем на себя только позор и вечную вражду... с другими племенами... Но он... не слушал... Он говорил... о своём брате и племяннике... о вражде с племенем Адалриха... о том... что тот настроил всех наших соседей... против нас... и хочет уничтожить наше племя... Говорил... что всё это -- для моего блага... и ради будущего нашей семьи... Когда началась битва... я убеждал его забыть... прошлые ссоры и обиды... придти к вам на помощь... многие воины согласились со мной... мы пытались... хотели... выйти из-за стен и встать... встать в один строй с вами... Но отец и остальные... они нас не пустили... Мы разругались... многие схватились за оружие... но он не уступал... а я... я... не мог пойти против родного отца... Я... не смог..." "Теперь, когда твой отец и наш вождь, Адалрих, оба мертвы -- они смогут встретиться в загробной жизни и решить все вопросы с глазу на глаз." -- сказал Эрих. -- А что случилось с... семьёй вождя Абеларда? -- поинтересовался Сепп. -- Ты успел жениться на его дочери? -- Они... были... Я... -- с трудом произносил слова теряющий сознание воин. -- Дирк стал настаивать на том, чтобы свадьба состоялась немедленно, как только к нашим стенам начали прибывать другие племена, и мы узнали от них, что скоро сюда прибудут и люди Адалриха. Но он -- заговоривший воин указал взглядом на впавшего в беспамятство сына Дирка, -- наотрез отказался, сказав, что не намерен нарушать обычаи предков и достигнутые с Абелардом договорённости. -- А что на счёт Сиглинд? -- спросил Сепп. -- А что насчёт неё? -- не понял сути вопроса воин. -- Её никто не спрашивал, а её мать была согласна с Дирком. -- Я спрашивал о том, что с ними всеми случилось, когда враги ворвались в Городище? -- уточнил Сепп. -- Последнее, что я о них знаю -- это то, что они все, и ещё многие, кроме них, были в своём большом доме, когда мы вступили в последнюю схватку с врагами перед ним. Нас троих окружили и схватили во дворе Абеларда, а что там было дальше -- я не видел. -- устало ответил ему воин. Из городища донёсся отдалённый победный рёв буцин, который стали приветствовать радостными криками раненые легионеры и помогавшие им сослуживцы. Многие из тех, кто охранял пленных поднимали вверх свои копья и радостно кричали -- "Barra! Barra! Barra!" И только лишь те легионеры, что стояли на посту по периметру территории лагеря, продолжали пристально вглядываться в темноту, не отвлекаясь на радостные крики остальных и даже не оглядываясь на само Городище. Оглядевшись вокруг, Сепп увидел, как мимо них пронеслись трое всадников в красных плащах, в сопровождении конной свиты, которые что-то оживлённо и радостно кричали друг другу, направляясь в мосту ведущему к воротам городища.***
-- Итак, на повестке дня очень неприятный вопрос. В течении двух дней мы имеем два факта грубейшего нарушения устава и наставлений вождения войск. Во-первых: декурион I турмы, Аэций Корвус, который самовольно, без приказа, покинул отведённое ему в диспозиции место и атаковал силами своей, а также находящейся у него в подчинении II турмы, противника, оголив, таким образом, фланги когорты и подвергнув риску всю находящуюся у нас в наличии конницу. Во-вторых: опцион II центурии II манипулы Маркус Кальдус, который также, без приказа, увёл 20 легионеров и одного буцинера, находящихся на ночном дежурстве, и самовольно предпринял вылазку в крепость противника с целью совершения диверсии. -- Трибун, я понимаю твоё недовольство и всю тяжесть совершённых этими двумя офицерами проступков. Но есть же и смягчающие обстоятельства. Атака конницы Аэция оказалась очень своевременной и удачной, благодаря ей противник, уже в самом начале сражения, лишился прикрытия застрельщиков и попал в оперативное окружение, что обеспечило его быстрый разгром. -- Только ты забыл, Клавдиус, что конница при этом попала под обстрел части вражеских застрельщиков с тылу, только чудом не попала под залп наших же велитов и понесла определённые потери, не говоря уже о гибели в бою декуриона II турмы. Это же прямое нарушение всех писанных и неписанных боевых документов -- нарушили приказ, покинули отведённые им места, оставили свою пехоту без флангового прикрытия, подставились под обстрел с тылу, подставились под обстрел собственных застрельщиков, использовали кавалерию в затяжном бою с тяжёлой пехотой противника! Буквально всё, что только можно придумать! -- Согласен. Но может это тот случай, когда результат оправдывает риск? -- Если бы наш противник представлял из себя что-то более серьёзное, чем сборище дикарей, победа над которыми и так была лишь делом техники -- я бы с тобой согласился. -- Если ты спрашиваешь моё мнение, трибун, то я голосую за понижение декуриона в должности или приговорение его к телесному наказанию. Можно и то, и другое вместе. Но я считаю, что он не заслуживает смертной казни, поскольку результат, в конечном итоге, оправдал риск. -- Я понял тебя, Pilus Prior. -- А что скажет наш уважаемый префект? -- Трибун, я не уверен -- а необходимо ли моё участие при вынесении решения в делах легиона? -- Да. До тех пор, пока ты и твоя когорта находитесь в моём подчинении -- вы становитесь частью, точнее придатком, находящейся под моим командованием вексилляции. И если я счёл нужным твоё присутствие -- изволь присутствовать. -- Ну... эм... я полностью согласен с центурионом Клавдиусом. Понижение в звании и телесное наказание, на мой взгляд -- достаточное наказания за действия, которые себя оправдали. -- Хорошо. Я это обдумаю. Можете идти. -- Трибун, а что насчёт опциона? -- Агрх, чтоб его! Чуть не забыл. Как ни печально это признавать, мы всё-таки должны вынести законное решение, не поддаваясь эмоциям. Что скажете? -- Трибун, я полагаю, что вот как раз опциона-то не только не следует наказывать, а даже стоить наградить, учитывая те... затруднения, перед которыми мы оказались и то, как его действия помогли нам... решить... их, затруднения. -- Я согласен с префектом, трибун. Благодаря инициативе проявленной опционом -- мы смогли взять крепость практически без полноценного штурма и с минимальными потерями. Более того, даже среди тех, кто проник в крепость -- не было неоправданных потерь -- погибли только четверо и один останется калекой. Согласись -- это была удачная операция. -- Видите ли, в чём дело... И тебе, префект, и тебе, центурион, конечно же, известно, что армия -- начинается с дисциплины. А дисциплина -- начинается с субординации. И если мы начнём награждать каждого, кто плюёт на уставы, нарушает прямые приказы и делает, что ему вздумается, исходя из правила "Цель оправдывает средства", то уже завтра -- Республика превратится в племена таких же варваров, как и те, победу над которыми мы только что одержали. А послезавтра нас вообще не будет. -- Да, но, трибун, действия опциона принесли нам такие плоды, что казнив его сейчас -- мы рискуем вызвать бунт среди легионеров, которые уже превозносят его как героя! -- А что скажет префект? -- Я полагаю, что если наградить, чисто символически, опциона и одновременно подвергнуть суровому наказанию декуриона, мы сможем соблюсти необходимый баланс между дисциплиной и справедливостью. -- Довольно мудрый совет. Центурион -- определи к какой награде представить опциона и распорядись о помещении под арест декуриона. Дату и способ его казни я назначу позже. -- Казни!? Трибун, под "суровым наказанием" я имел в виду то, к чему мы пришли раньше, то есть понижение и... -- Достаточно, префект! Мы не можем позволить им обоим избежать наказания. Тогда вопросы возникнут уже к нам самим. Но и казнить обоих, а закон предписывает именно это, тоже было бы излишним. Поэтому, на этот раз -- повезло опциону, поскольку его действия, в итоге, оказались более результативными и далеко идущими. Ты меня понял? -- Да, т-трибун, понял, трибун. -- Центурион Клавдиус, ты слышал приказ?! -- Слышал, трибун. -- Исполнять. -- Как скажешь, трибун. Ave. -- Ave.***