Overlord: Начало.

"Viam supervadet vadens."*

I

      В течении первого дня пути, Сепп старался идти как можно быстрее, не смотря на то, что двигаться по пояс в снегу было тяжело и опасно -- вскоре после того, как он углубился в лесную чащу, Сепп провалился в снег с головой, наступив на какую-то заваленную снегом яму или овраг, который чуть не стал его могилой, и с большим трудом сумел выбраться из зыбкого обваливающегося снега. После этого, с помощью кинжала Сепп соорудил себе длинный посох, срезав молодое деревце, толщиной с черенок лопаты, которым стал прощупывать снег перед собой. Первые три дня пути Сепп шёл строго на Север ориентируясь по солнцу, но затем погода начала портиться, всё небо затянуло низкими серыми тучами и чтобы не сбиться с пути Сепп начал выбирать впереди себя ориентиры, двигаясь к которым и оглядываясь на свои собственные следы, он старался сохранять одно и тоже направление. На пятый день пути пошёл лёгкий снег, который затем перешёл в настоящий снегопад, а небо становилось ещё темнее и, как казалось -- всё ниже. "Если начнётся метель -- я могу сбиться с пути и заблудиться. Будет очень глупой смертью замёрзнуть в лесу, пережив столько, сколько я пережил." -- рассудил про себя Сепп и начал искать укрытие. Вскоре он дошёл до небольшого соснового бора, в котором срубил несколько молодых сосёнок и сделал из них шалаш расположив небольшой лаз в него с подветренной стороны, затем, он выгреб изнутри шалаша лишний снег и утрамбовал ногами пол. После этого, Сепп забросал шалаш снаружи снегом, сделав его непроницаемым для ветра, а усилившийся снегопад немного облегчил его работу. Затем, Сепп набрал немного хвороста и несколько веток потолще, развёл с помощью огнива внутри шалаша небольшой костерок и положил туда ветки, обложив их хворостом. Ветки занялись и вскоре весь шалаш наполнился едким серым домом, для выхода которого Сепп оставил небольшое отверстие сверху. Пока шалаш отапливался по чёрному, Сепп достал свой кинжал и сделал на двух растущих рядом деревьях затеси*, расположив их на стволах так, чтобы по ним можно было определить в какую сторону идти. Через некоторое время дым нашёл себе выход и когда в шалаше стало достаточно свободно дышать, Сепп забрался внутрь и закрыл за собою лаз несколькими припасёнными еловыми лапами. Снаружи уже начиналась настоящая метель, ветер завывал между деревьями, бросая россыпи снежинок в дымоход шалаша, которые тут же таяли, едва попадая внутрь. Усевшись возле огня, на расстрелянном на снежном полу войлочном плаще, Сепп раскрыл свою самодельную сумку и немного поел, достав из неё немного мяса, немного рыбы, половину яблока, припивая водой из одной фляги и запив всё это парой глотков вина из другой. Сепп не боялся остаться без воды -- вокруг было полно снега, которым всегда можно было наполнить флягу, а затем растопить его, немного подогрев её на огне. Но вино он старался экономить и не пить больше одного-двух глотков в течении одного дня. Припасов же, учитывая, как экономно старался Сепп их расходовать -- должно было хватит ещё на много дней пути. То ли от усталости, то ли от нехватки свежего воздуха в задымлённом шалаше, а может от вина или от всего вместе взятого, Сеппа разморило и вскоре он уснул, под звуки потрескивающих в костерке угольков и вой бушевавшей снаружи метели. Густой снегопад и сопровождавший его сильный порывистый ветер продолжались всю ночь и весь следующий день. На утро второго дня, когда Сепп с трудом выбрался из заваленного почти доверху снегом шалаша, его ослепила белизна сияющего на ярком солнечном свете нетронутого снега и чистая синева голубого неба, без единого облачка. Недовольный тем, что потерял столько времени, Сепп быстро собрал свои вещи -- накинул плащ и вытащил посох, который подпирал шалаш, сразу же начавший проседать под тяжестью снега, сверился с предусмотрительно оставленными затесями и двинулся на Север, с трудом проторивая путь через сугробы и не забывая проверять их перед собою посохом. Спустя ещё примерно столько же дней, сколько он шёл до этого, Сепп вышел из лесу на большую поляну, в центре которой располагалось его родное селение. Первый дом, который он увидел выйдя из лесу, и который располагался к нему ближе всех остальных, был его родной дом. Остановившись и тяжело вздохнув, Сепп посмотрел на стены своего покосившегося дома, с провалившейся соломенной крышей, давно размётанной ветрами и непогодой, а затем двинулся к нему, вспоминая, сколько раз они с отцом и дедом так же выходили из лесу, возвращаясь домой с охоты или из похода, зная, что впереди их ожидает очаг и горячая пища. Теперь, его никто не ждал. Уже на подходе к селению было совершенно ясно, что оно заброшено и необитаемо. "Если кто-то из нашего племени и выжил, -- думал Сепп -- их явно было недостаточно для того, чтобы снова обжить наше селение. Возможно они ушли к другим племенам. Конечно это возможно, только если кто-то ещё кроме меня смог спастись." Обойдя все дома в селении и обыскав их, Сепп взял из них всё, что могло ему пригодиться в его дальнейших странствиях. Значительная часть одежды оставленной в домах была побита молью, но Сепп всё равно, сумел разыскать для себя пару тёплых зимних штанов, которых ему очень не хватало, несколько добротных рубах, тёплый овчинный тулуп, меховую шапку, рукавицы и к своей особенной радости -- нормальную зимнюю обувь, утеплённую мехом и толстые вязанные носки, поскольку то, что носил на ногах Сепп, с момента своего попадания в плен, уже почти полностью перестало выполнять свои функции. Кроме того, Сепп взял себе плотницкий топор, который счёл получше и потяжелее, железный котелок, железный нож, который повесил спереди на пояс, хороший широкий ремень и ещё один ремень потоньше, добротную пастушью сумку, вместо своей самодельной, в которую переложил припасы, накидку из медвежьей шкуры, которую нашёл в большом доме вождя и там же -- хороший охотничий лук, завёрнутый в промасленные тряпки, который отлично сохранился, и колчан со стрелами к нему, который так же привесил к поясу, на свой новый ремень. Затем, Сепп отправился к своему дому. Набрав из частично развалившейся поленницы дров и подложив к ним соломы из провалившейся во внутрь крыши, Сепп разжёг очаг, располагавшийся посередине дома, и принялся за еду. Поев и выпив немного вина, он вытянул ноги поближе в огню и откинувшись назад уставился в небо, сквозь огромную зияющую в центре крыши прореху. "Поскольку моё селение заброшено, а где находятся остальные я не знаю. -- рассуждал Сепп -- Наиболее мудрым решением будет отправиться к Большому Городищу и посмотреть, как обстоят дела там. Но сначала -- нужно заготовить припасы в дорогу." Впервые, за последние годы, проведя ночь в своём доме, на следующее утро Сепп, прихватив с собой лук и стрелы, отправился в лес, на охоту. Всю следующую неделю Сепп занимался охотой, и копчением мяса добытой дичи и зверины. Когда же он решил, что припасов достаточно, для ещё одного путешествия, по зимнему лесу, он тепло оделся, собрал все свои вещи в сумку, которую повесил через плечо, накинул на плечи плащ и медвежью шкуру, закинул на спину мешок с припасами, приторочив к нему котелок, натянул на голову шапку, а сверху капюшон и снова покинул родительский дом, направившись к Большому Городищу. Немного отойдя от вновь опустевшего селения племени, прежде, чем снова скрыться в лесу, Сепп оглянулся и несколько мгновений смотрел на покосившиеся дома, среди которых бегал ещё ребёнком, с другими мальчишками. Затем он отвернулся, и так быстро, на сколько позволял снег, направился в лес, уходя всё дальше -- на Север. К исходу второго дня пути, Сепп снова провалился под снег. Не смотря на то, что он всё так же, как и до этого, прощупывал сугробы перед собой посохом, в какой-то момент сделав очередной шаг Сепп почувствовал, как его нога продавливает что-то более твёрдое, но податливое, под снегом, и мгновение спустя, с треском проломившихся сухих веток и коротким вскриком "Vae!" он с размаху провалился в медвежью берлогу. Сеппу уже доводилось ходить с отцом и дедом на медведя, и потому он знал, что в лесу опаснее чем медведь, может быть только другой медведь, особенно -- разбуженный зимой раньше времени. "Нет зверя опаснее, чем шатун. -- поучал внука Эрих -- Злой, голодный, не выспавшийся, он убивает всех, кого встретит на своём пути, будь то зверь или человек." Путаясь в ветках, снегу, своём плаще и шкурах, запутавшись одной рукой в висящей через плечо лямке сумки и пытаясь понять где верх, а где низ, Сепп отчаянно старался нащупать другой рукой рукоятку любого из двух висящих на поясе кинжалов, исчезших в подолах одежды и не находя ни одного, хватая вместо них ветки и комья снега, сыпавшиеся на него со всех сторон. Утробный рёв разъярённого медведя, разбуженного задолго до того времени, которое считается весной у медведей, оказал на Сеппа отрезвляющее воздействие. Спокойно и чётко, без суеты, но быстро, он смахнул свободной рукой мусор с лица, который мешал ему видеть и отбросив мешавший подол схватил наконец-то рукоятку ножа, найденного им в одном из домов селения племени. Выхватив кинжал и одновременно пытаясь принять более устойчивое положение, свойственное людской привычке передвигаться на двух ногах, Сепп увидел перед собой встающего на задние лапы тощего ощерившегося медведя, с комьями свалявшейся шерсти на дряблой, местами лысоватой шкуре. Сепп не колеблясь выхватил нож и быстрым ударом всадил его в шею медведя, над его правым плечом, так чтобы при этом прикрыть своё горло и голову той же рукой, которой нанёс удар. В то же мгновение, страшной силы удар медвежьей лапы смел его с места и выбросил из берлоги в мягкий снег, в который Сепп провалился охнув от вспыхнувшей в левом боку боли сломанных рёбер. С трудом двигаясь в сковывающих движения тёплых одеждах и морщась от боли, Сепп приподнялся на локтях и увидел, лежащего на полпути от берлоги к нему медведя, с распоротым горлом и выпученными глазами, который дёргаясь захлёбывался кровью и задыхался, орошая снег брызгающей из огромной раны кровью. Сепп перевёл взгляд на окровавленный нож, который всё ещё сжимал дрожащими пальцами. Твёрдая рука и привычка крепко держать оружие не подвели его -- когда медведь отбросил его в сторону, он не выпустил воткнутый в него нож и сам того не понимая распорол зверю горло. Некоторое время Сепп сидел на снегу, приходя в себя и пытаясь понять насколько сильно ему досталось. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов и не почувствовав колющей боли внутри, он решил, что сломанные рёбра не воткнулись в лёгкие, а плюнув на снег и не увидев в слюне пузырьков крови -- окончательно в этом убедился. Затем он сделал несколько пробных поворотов туловища и слегка надавил левой рукой на рёбра, чтобы определить серьёзность повреждений. Несколько слоёв теплой одежды и овчинный тулуп спасли его от медвежьих когтей, которые пропороли верхнюю одежду, но не затронули плоть. По ощущением, как ему показалось, были сломаны два или три ребра, определить точнее, не снимая одежды и не проводя тщательного осмотра, было сложно. Ушибленный бок жгло, как огнём, но отдыхать было некогда. Осторожно, стараясь не делать лишних движений и тихо ругаясь от боли, Сепп встал и, обойдя тушу медведя, направился к берлоге в остатках которой разыскал свой посох. Затем он вернулся к медведю, тяжело вздохнув опустился на колени и принялся снимать с него шкуру, пока это ещё было возможно. Сепп знал, что зимой добытого зверя нужно свежевать как можно быстрее, пока он не окоченел, а мясо не замёрзло и не сделалось твёрдым, как лёд. Закончив разделку туши, Сепп завернул срезанное с костей мясо и медвежий жир в свежеснятую шкуру, завязал её с помощью запасного ремня, найденного в селении, затянув его удавкой, и перебросив через плечо, двинулся дальше на север, тяжело опираясь на посох, который выставлял далеко перед собой, прощупывая таким образом снег перед собой, чтобы снизить вероятность провалиться в ещё одну яму или берлогоу, шансы на что всё ещё были реальны. К концу третьего дня пути, после того, как он ушёл из селения племени, Сепп вышел из лесу на равнину, пересекаемую широкой замёрзшей рекой, на которой располагался остров, с остатками на нём деревянных стен Большого Городища. Очевидно, что после того, как легионеры, уводя пленных, покинули этим места, жители Республики сюда ещё возвращались, разрушить и срыть все укрепления, чтобы эта крепость никогда больше не смогла стать оплотом какого-либо племени или племён. Подойдя к заваленному снегом деревянному мосту, Сепп остановился, стараясь оценить на глаз его сохранность. Впереди были видны остатки земляной насыпи, над которой некогда возвышались стены, и развалины домов за ней. Селение явно было необитаемо. Сепп уже собирался ступить на мост, как вдруг обратил внимание, на припорошенные снегом следы, ведшие непонятно то ли на мост, то ли от него, явно оставленные человеком, и ведущие в сторону леса, в направлении на юго-восток.. "Кто-то приходил в Городище и достаточно недавно, чтобы следы не успели исчезнуть совсем." -- сказал себе Сепп. Идти по следам в сторону леса было бессмысленно, поскольку Сепп не знал, как далеко они ведут и действительно ли человек, оставивший их, ушёл из Городища, а не вошёл в него. По следам это было непонятно, поскольку их уже почти полностью засыпало снегом. Постояв некоторое время в раздумьях, Сепп ступил на мост и пошёл в через него к городищу, стараясь наступать точно по старым следам и держа посох на плече, чтобы не оставлять от него отметин в снегу. Сепп шёл обходя развалины домов и горы обломков, оставшиеся он некогда самого большого поселения самого большого и влиятельного племени из всех, что были ему известны. Всё вокруг было разрушено. То, что не сгорело в пожаре в ночь взятия Городища и не было разрушено в последующие три дня, пока его грабили легионеры, было уничтожено теми, кто пришёл сюда после, чтобы довершить начатое и навсегда стереть Большое Городище с лица земли. "Пройдёт ещё лет десять, -- размышлял Сепп -- и остров окончательно зарастёт деревьями и всё здесь вокруг снова станет частью леса. Деда Эрих был прав, когда рассказывая мне в детстве истории о духах природы, говорил, что рано или поздно они вернут всё, что отняли у них люди. Там, где горел огонь, стояли дома, звучала речь и торчали пни срубленных деревьев -- снова будет стоять лес, и лишь немногое будет напоминать о том, что когда-то здесь были люди." Действительно, на острове уже во всю разрастались молодые деревца, а остатки стен домов были покрыты мхом и оплетены сухой пожухлой травой. Следы привели Сеппа к центру острова, где некогда располагался большой дом вождя Абеларда. От частокола, окружавшего когда-то дом вождя не осталось ничего, но сам дом частично сохранился, не смотря на то, что изрядно покосился, лишился крыши, которую видимо разобрали на доски, и не имел одной из боковых стен. Трудно было сказать, почему из всех домов городища именно этот сохранился лучше остальных, и Сепп предположил, что скорее всего те, кто занимался разрушением Городища использовали его в качестве временного жилища, а потом просто оставили как есть решив, что уже и так сделали достаточно. Крыльцо развалилось, и Сеппу пришлось постараться, чтобы вскарабкаться на высокий порог, на который, не будь на нём столько тёплой одежды и не будь его рёбра сломаны, он легко мог бы запрыгнуть одним движением. Осмотрев внутреннее помещение, Сепп пришёл к выводу, что в доме регулярно кто-то бывает -- недалеко от очага, располагавшегося в центре, была устроена поленница и свалены вязанки хвороста, с потолочных балок свисали привязанные к ним пучки трав, куски копчёного мяса и связки сушёной рыбы, а вдоль стен были уложены несколько связок звериных шкур. "Должно быть, кто-то использует это место в качестве охотничьей заимки. -- догадался Сепп -- И судя по тому, что он ещё не забрал отсюда свою добычу -- может вернуться за ней в любой момент. Или "могут". Их может быть и несколько, и совершенно неизвестно, к какому из племён они принадлежат. Хорошо, если это охотники одного из тех племён, с которыми мы вместе бились против легионеров из Республики. Но если это люди из племени Дирка -- лучше было бы с ними не встречаться." Самым разумным решением было бы не задерживаться на острове долго и идти дальше, но Сеппу было необходимо отдохнуть и подумать, чтобы решить -- куда именно идти дальше. В правой части дома располагалась деревянная лестница, ведущая на чердак, поднявшись по которой Сепп снова оказался под открытым небом. От крыши осталось лишь несколько досок, валявшихся на полу, но остатки стен скрывали любого, кто находился на чердаке, от глаз снаружи. С трудом сгибаясь и кряхтя от боли, Сепп собрал доски и положив их на стены в углу, недалеко от лестничного люка, соорудил таким образом навес, под которым и расположился, бросив на пол сброшенную с плеч медвежью шкуру, и сложив остальные вещи рядом. Затем, он развёл перед собой небольшой костерок, расчистив для него участок пола от снега использовав для растопки найденные для этого щепки и солому, которыми был в изобилии усыпан пол под снегом. Уже темнело и Сепп не боялся, что лёгкий дымок привлечёт чьё-то внимание. Затем, он занялся собой. Сняв верхнюю одежду, немного повертевшись из сторону в сторону и ощупав ушибленный бок, посиневший в месте удара, он пришёл в к выводу, что сломано только два ребра, и с удовлетворением отметил, что это гораздо лучше, чем если бы было сломано три. Потом, подогрев над огнём в котелке, немного замёрзшего медвежьего жира он начал растирать им место удара, тщательно втирая жир в кожу, не смотря на боль, которую вызывало каждое прикосновение. Закончив, Сепп оделся и принялся за еду, зачерпнув в котелок снега, растопив его и затем сварив кусок свежей медвежатины, съев который, он так же выпил оставшийся бульон и запил всё это глотком вина из фляги. Пошёл снег, падавший крупными медленно спускающимися хлопьями, перешедший вскоре в густой снегопад. Завесив открытую сторону своего навеса облезлой медвежьей шкурой, Сепп долго не мог уснуть. Боль в боку немного стихла, но по прежнему мешала заснуть, а любое неосторожное движение причиняло резкую боль. Однако вскоре усталость и сытый желудок сделали своё дело и Сеппом овладел тревожный и чуткий сон, нарушенный под утро звуками шагов и людских голосов донёсшихся с нижнего этажа дома. Быстро проснувшись и сев, стараясь действовать бесшумно, Сепп взял лук, натянул на него тетиву и наложив стрелу навёл её в сторону люка, через который к нему могли подняться пришедшие в дом люди, а затем прислушался. По доносящимся снизу голосам вскоре стало понятно, что пришедшие в дом люди не догадывались о том, что кроме них здесь есть кто-то ещё и Сепп решил, что было правильным решением следовать через Городище по чужим следам, которые, после того, как их вновь запорошило снегом, не смогли ничего рассказать тем, кто пришёл после него, что несомненно было Удачей. Пришедшие в дом люди, судя по звукам, развели огонь в очаге и занялись приготовлением пищи, говоря между собой, а Сепп, внимательно прислушавшись к их разговору, тем временем, пытался определить, к какому из племён они принадлежали и стоит ли выходить к ним или нет. Радость от того, что он наконец-то слышит речь на родном языке едва не заставила его крикнуть им что-нибудь, но он поборол это опрометчивое желание.

II

***

-- Ох, когда всё это кончится?... -- Тяжело вдохнув начал сокрушаться один из охотников, вытянув к костру ноги и глядя на булькающее в котелке над огнём варево. -- Никогда! -- решительно разрушил надежды товарища второй охотник, ломая и подбрасывая в костёр сухие ветки, взятые из лежавших рядом вязанок хвороста. -- Т-ты даже не знаешь, о чём я подумал! -- возмутился первый охотник. -- А это и не важно. -- авторитетно заявил ему второй -- Так всегда было и всегда будет. -- Но ведь раньше нормально же было. -- не соглашался первый -- Вспомни, когда в нашем племени был нормальный вождь жилось совсем по другому. -- И как же нам тогда жилось? -- скептически поинтересовался второй. -- Ну-у... лучше... -- удивляясь непониманию товарища протянул первый. -- Чем лучше? А сейчас чем хуже? -- не унимался второй -- Тем, что оставшись без вождя дружинники и их родственники принялись резать друг друга в борьбе за власть? Ну так раньше с чужими резались, теперь друг с другом. Нам-то какая разница? -- А нам такая разница, -- раздражённо начал пояснять первый -- что пока половина племени занята резнёй друг-другу глоток, остальная половина вынуждена вкалывать за всех остальных и в поле, и на охоте. Вспомни, разве было такое когда-нибудь, чтобы нам приходилось забираться так далеко от дома, да ещё зимой! А теперь мы на этом проклятом острове бываем чаще, чем у себя дома! Я уже временами начинаю забывать, как жена моя выглядит! -- Ну и хорошо. -- оптимистично заявил ему второй -- Я бы тоже предпочёл забыть, как выглядит твоя жена, да и моя тоже. Врагу не пожелаешь такое видеть и помнить. Надеюсь, вскоре и они забудут, как мы выглядим, и тогда мы возьмём себе новых молодых жён. Тем более, что из-за всех этих разборок вокруг дома вождя в племени образовалось целое стадо бесхозных девок, выбирай любую, да хоть двух. -- Да-а, хорошо бы... - мечтательно протянул первый, задумчиво глядя в потолок, с которого, как ему показалось, кто-то хмыкнул. -- Я суп солил? -- Не знаю, не видел. Некоторые время оба молчали. Наконец, первый охотник снова поддался ностальгии и заговорил: -- И всё, таки, что ни говори, а раньше было вообще лучше. -- Чем?! -- Ну, хотя бы тем, что вокруг нас жили и другие племена и было на кого напасть. А там и добра и девок добыть можно было. -- Ты-то тут причём? Ты на в один поход так и не сподобился собраться, хотя тебя и звали! -- Ну, я ж не виноват, что... -- "Что"? Что тебя жена не пускала? -- Это неправда! Кто тебе сказал такую глупость?! Соседи мои поди? -- Трындят! Слушай их больше! -- Да какая в общем-то разница? -- были племена, на которые мы ходили войной, ну так и они на нас ходили! А в последнее время -- вообще всё плохо шло! Нас два раза ограбили, мы три битвы подряд проиграли, а как только показалось, что дела идут на лад -- так тут же всё ещё хуже стало. -- Вот видишь! Я же говорю, что раньше лучше было. -- Ой, всё! Решив, что варево уже готово, один из охотников снял котелок с огня и они оба принялись за еду. Поев, они решили немного передохнуть и продолжили разговор. -- И всё таки, что ни говори, а то, что дружинники враждуют друг с другом -- нас напрямую касается. -- снова начал нагнетать первый охотник -- Вот представь, нападут на нас враги, а у нас пол племени уже сами друг друга перебили! -- Враги? Какие враги-то? -- удивился второй -- У нас в округе ни одного врага не осталось. Всех вырезали. Ты же вместе со мной был, в том походе, когда мы все поселения обошли и увидели, что они либо совсем пустые, либо кроме пастухов никого не осталось. Ну, а пастухи-то теперь в нашем племени, хе-хе-хе, вместе со стадами. -- Стада -- это хорошо. -- согласился первый -- Но тебе не приходило в голову, что те же, кто перерезал наших врагов могут и на нас напасть? В конце-концов -- это же они убили нашего вождя и его наследника. -- Если бы они про нас знали -- давно бы уже пришли и напали. -- рассудил второй -- А раз не собрались, за столько времени, значит думают, что наверняка уже всех под корень извели тут. Так что нам теперь нужно самим их в этом не разубедить. -- Да, тут ты прав. -- снова согласился с ним первый -- Жаль только, что наш вождь оказался в этом Городище, во время всех тех событий. Если бы послушался старейшин и не гонялся за властью -- сейчас был бы единственным вождём всех окрестных земель. -- А теперь, во всех окрестных землях, вообще нет ни одного вождя и неизвестно будет ли. -- усмехнулся второй -- Не удивлюсь, если последний, кто останется в живых из нашего племени себя вождём и объявит. И тоже помрёт. -- Скорее всего -- это будем мы с тобой! -- засмеялся первый охотник -- Выйдем в очередной раз из лесу, а селение пустое и всё мёртвые лежат, друг друга перебили. -- Тогда я стану вождём, а ты -- моим дружинником. -- Усмехнулся второй. -- Н-да-а-а-а-а... внезапно протянул первый, перестав смеяться. -- Шутки весёлые, а ситуация страшная. Прости нас, вождь Дирк, мы... -- ...всё проебали. -- закончил за него второй, так же перестав смеяться и подозрительно посмотрев на потолок. -- Ладно, хватит болтать. Надо поспать, а завтра с утра собираться и идти домой. Путь неблизкий, а ноша будет нелёгкая.

***

Просидев наверху весь день и всю последовавшую ночь, Сепп дождался, когда охотники из племени Дирка собрали свою добычу и ушли из разрушенного Городища, постоянно ворча и споря между собой, о разных вещах. Выждав некоторое время и убедившись, что они ничего здесь не забыли, уже не вернутся и отошли достаточно далеко, Сепп убрал свой лук, который не выпускал из рук целые сутки и собрав свои вещи спустился вниз. В очаге ещё тлели угли, а лежавшие у стен связки звериных шкур исчезли. Подслушанный разговор подтвердил догадки Сеппа о том, что единственным племенем пережившим ответный поход войск Республики было племя Дирка, погрязшее сейчас в междоусобице. Сепп понимал, что ему очень повезло остаться незамеченным и пережить встречу с двумя охотниками из враждебного ему племени. Ночью, когда они спали, он отверг мысль о том, чтобы спуститься и зарезать их спящими -- зная по себе, как чутко спит охотник, он имел все шансы выдать себя заранее всего одним неосторожным движением, а пережить схватку с двумя здоровыми и сильными противниками в его нынешнем состоянии у него было мало шансов. Даже если бы он успел убить одного из них -- издай тот хотя бы один короткий вскрик или дёрнувшись задень он товарища -- второй наверняка смог бы одолеть ослабевшего, после встречи с медведем, противника. Эти же мысли привели Сеппа к простому и кажущемуся очевидным выводу: "Нужно раздобыть оружие." И Сепп знал, где его раздобыть. Перейдя через мост, уже не заботясь о скрытии своих следов, он вышел на равнину, бывшей когда-то полем боя. Странное чучело, сооружённое победителями не месте битвы из доспехов и оружия побеждённых исчезло, должно быть его разобрали те, кто приходил сюда после. Но Сепп знал, что кроме этого, здесь было и другое оружие. Вернувшись к руинам городища Сепп долго бродил между развалинами, пытаясь определить среди них те, что остались от сараев и каких-нибудь мастерских, разгребал снег, разбирал, на сколько позволяла его травма, завалы и спустя несколько часов отыскал то, что искал -- простую деревянную лопату с костяным лотком. Вооружившись этим инструментом и прихватив с собой взятый из своего селения топор с длинным топорищем, Сепп направился в сторону от поля боя, к лесу, где, как он помнил, должен был находиться овраг, в который он и другие пленные сбрасывали тела погибших в битве воинов племён. "Если увидите у кого-то из убитых воинов не извлечённое из ножен оружие на поясе, будь то меч или кинжал, или заткнутый за пояс топорик -- сбрасывайте убитых в овраг вместе с ним, только старайтесь не привлекать внимание вражеских воинов. Сами они не проявляют особого интереса к нашему оружию, но нам, возможно, оно ещё пригодится." -- Сказал тогда Эрих Сеппу и другим работавшим вместе с ними пленным, занимавшимся расчисткой поля боя от тел погибших. И все согласились, что это мудро и дальновидно. "Гораздо дальновиднее, чем ты мог предполагать, дед." -- подумал про себя Сепп, долбя топором промёрзшую землю, после того, как расчистил снег на небольшом пятачке в том месте, где, как он помнил, была жуткая могила, в сооружении которой он принимал прямое участие. Несколько часов Сепп долбил топором землю, а потом вычёрпывал её лопатой повторяя этот не хитрый цикл до тех пор, пока из-под земли не показались кости. Уже почти стемнело, когда Сепп закончил, свою неприятную работу. Он нашёл всё, что ему было нужно, но прежде, чем уйти -- он вновь частично присыпал разрытый могильник землей и снегом, не смотря на то, что эта работа давалась ему очень тяжело, из-за сломанных рёбер. Вернувшись на остров, в дом вождя, Сепп разжёг очаг, сварил ещё немного мяса, поел, сделал глоток вина, снова натёрся медвежьим жиром, а затем повалился на шкуры и укрывшись плащом погрузился в глубокий и крепкий сон смертельно уставшего человека, который весь день провёл в работе, которая была так же тяжела физически, как и морально. На следующий день, проснувшись и поев, Сепп начал свои сборы. Собрав все свои вещи и зашив на тулупе следы от медвежьих когтей, Сепп одел сверху длиннополую слегка ржавую кольчугу, с длинными рукавами, а сверху пластинчатый доспех, так же уже нуждающийся в починке, но ещё достаточно надёжный. Затем, натянув на голову шапку, он надел поверх неё шлем потемневший с кольчужной бармицей скрывавшей лицо и шею по кругу, к которой изнутри прикрепил кусок ткани, чтобы она не примерзала к лицу. Затем Сепп подпоясался широким ремнём, к которому справа привесил кинжал, спереди нож, а с левой стороны -- длинный меч в отлично сохранившихся ножнах обтянутых кожей. Через плечо Сепп повесил сумку с припасами, на плечи набросил медвежью шкуру, закинул за спину узел из шкуры убитого медведя с мясом и притороченным к нему котелком. А через другое плечо Он перекинул кожаную лямку круглого щита, который сохранился лучше всех остальных, которые ему удалось откопать. Когда всё было готово, Сепп покинул остров и находившиеся на нём руины называемые некогда Большим Городищем. Перейдя через мост, Сепп остановился и задумался. Теперь, когда он знал, что в этих землях больше нет ни одного обитаемого поселения, за исключение вражеского, ему было всё равно куда идти. С одной стороны. А с другой стороны -- Сепп не знал, где именно находится поселение племени Дирка -- на Западе или на Востоке? И выбери любое из этих двух направлений он имел одинаковые шансы встретиться с врагами и погибнуть в схватке с ними. На Юг идти смысле не было, поскольку там располагалось заброшенное селение его племени, а дальше -- Республика, в которую Сепп не стремился возвращаться. Оставалось одно направление -- дальше, на Север, где, как точно знал Сепп, нет никаких поселений и не живёт ни одно племя. "Хотя, -- усмехнулся про себя он -- так же мы думали и про Юг. А если так -- какая разница?" И обойдя остров Сепп двинулся по льду, покрывавшему реку, к противоположному берегу. Всю последнюю неделю стояли довольно крепкие морозы и потому Сепп не опасался провалиться под лёд. Перейдя на другую сторону Реки, Сепп остановился на краю раскинувшейся перед ним бескрайней равнины, уходящей за горизонт, на всём видимом расстоянии до которого не было видно ничего, что напоминало бы лес. "С дичью будет туговато. -- сразу же подумал Сепп -- Нужно экономнее расходовать припасы, пока буду идти через эту снежную пустыню." Оглянувшись в последний раз на оставшийся позади за рекою лес, Сепп двинулся было вперёд, но вскоре остановился, когда ему на глаза попался торчащий примерно на одну пятую часть из под снега одинокий стоячий камень, выделявшийся серым пятном на фоне белого поля. В памяти вспыхнули отдалённые образы стоящих перед камнем центуриона и группы легионеров, один из которых зачем-то стучал по нему молотком. Ещё тогда Сепп подумал, что, вероятно, они высекают на нём свои руны, чтобы, должно быть, призвать проклятие, на эти земли. "Могила Абеларда. -- вспомнил Сепп -- Место, где я впервые увидел Сиглинд." В его памяти всплыл образ девушки, с рыжими волосами, прижимавшейся к матери на похоронах дедушки. А затем, он вспомнил, как много времени спустя нёс её тело, казавшееся ему таким лёгким, завёрнутое в толстую и грубую холщовую ткань, к клоаке* колонии "Novicivitatium", куда сбрасывали мусор, трупы умерших рабов и казнённых преступников.

***

Это произошло вскоре после того, как в когорте ауксилариев "Peculiari" нёсшей службу в провинции, началась эпидемия сифилиса, распространившаяся за тем и на город, на борьбу с которой были брошены все врачи колонии, включая и его хозяина -- Мамеркуса. Опросы заболевших ауксилариев и жителей колонии показали, что наиболее вероятным источником распространения заразы является местный лупанарий, в который и направилась созданная пропретором врачебная комиссия, во главе с Мамеркусом и его рабом Сеппом, помогавшим ему в работе. По результатом осмотра содержавшихся в лупанарии проституток, выяснилось, что почти треть из них больны сифилисом в довольно запущенной форме, так что лечение не представляется возможным. Вердикт врачей был однозначен -- в целях предотвращения распространения болезни все больные рабыни должны быть уничтожены, а их тела -- сброшены в клоаку. "Нет смысла сжигать плоть, на которую боги наслали проклятие. Даже их пепел может быть заразен и будучи разнесённым ветром представлять опасность." -- сказал тогда Мамеркус и все остальные врачи с ним согласились. Тем же вечером, Сепп впервые сам попросил охранника сообщить господину, что он просит его о разговоре. Охранник, зная о том, что Сепп часто помогает его работодателю и в некотором смысле является его учеником -- не нашёл причин отказать в простой просьбе. -- Твоя женщина? -- удивлённо переспросил Мамеркус, подняв брови на лоб -- Ты увидел её в этом лупанарии? Уверен, что это была она? Вас разлучили, когда взяли в плен, так получается? -- Да, господин. -- не моргнув и глазом солгал Сепп. -- И какой мне смысл забирать её для тебя? Мало того, что это само по себе очень дерзкая просьба, так она ещё и больна, и неизвестно, как долго ещё проживёт. Я уже и так потерял одного из своих рабов, во время вашей безрассудной попытке побега, а теперь ты хочешь, чтобы я, подумать смешно -- потакая просьбам своего раба, делал ещё одно не просто сомнительное, а откровенно неудачное приобретение?! Ну знаешь, у любой наглости должны быть пределы. Варвар ты или нет -- побойся богов или духов, или в кого ты там веришь, не знаю, но пора бы уже начать побаиваться либо их, либо меня! -- Позволь напомнить тебе, господин, что, как я узнал от охранников -- ты заплатили только за одного из нас, а второго получил бесплатно. Это так? -- Так. И что? -- Значит -- с его гибелью ты ничего не потерял. -- Я потерял удачную сделку и лекарства, затраченные на лечение его ран. -- Получить молодую рабыню бесплатно -- это тоже удачная сделка. Я сам буду её лечить, советуясь с тобой, господин, тебе не придётся прикасаться к ней и если она умрёт -- ты так же ничего не потеряешь. А если выживет -- у тебя будет удачная сделка. -- Хм... Хм... Я... я поговорю с врачом, который должен был её осматривать. Кажется это был старина Аппиус... И потом решу, стоит ли твой вопрос моего внимания. А теперь -- вон! К вечеру следующего дня, Мамеркус, вернувшись из города, вызвал к себе Сеппа и развернув перед ним небольшой свиток пергамента начал зачитывать: -- ...Сифилис, гонорея, триппер, выбитые передние зубы (верхние и нижние), многочисленные следы побоев и укусов, так же откушен один из сосков, криво сшитая нижняя губа (вероятно тоже прокушенная), неправильно сросшиеся сломанные рёбра, с обеих сторон (искривлены), неоднократные в недавнем прошлом вывихи обоих бедренных суставов, локтей, колен и кистей (плохо вправленные), сломанные уши, сильный ушиб головы, трещина anus`а, и наконец -- чахотка. Честно признаться, ни я, ни старина Аппиус с таким набором болячек у одного человека, тем более у столь юной девушки, не встречались за всё время нашей совместной практики. Должно быть -- она была ОЧЕНЬ популярна у посетителей лупанария. Не удивлюсь, если в основном это были легионеры и ауксиларии, а так же плебс и прочая шваль, учитывая, что к порядочным гражданам её и на километр не должны были подпускать. Да и вряд ли кто-то другой на неё бы позарился, тем более, что она была в числе самых дешёвых... В общем, что я хочу сказать: ЭТОГО -- не то, что ты или даже я -- вообще никто не земле не вылечит. Ты понял меня? -- Да, господин. Я тебя понял. -- Учитывая всё это, скорая и безболезненная смерть от яда, который приготовят врачи нашей коллегии для заражённых проституток и рабов, будет только благом, избавлением от страданий, и участи долгой и мучительно смерти, которая её ожидает. -- Господин, а... -- Завтра. Ты отправишься вместе со мною -- поможешь избавиться от трупов.

***

Подойдя к камню, Сепп рукавицами смахнул с него снег и счистил сухой зимний мох, которым он зарастал. Как он и предполагал, на камне была высечена надпись. Теперь-то Сепп уже знал, что это не руны, а набор символов содержавших в себе информацию, которую можно узнать, если правильно их прочитать. Надпись была очень корявой и неровной, что очень мешало чтению и к тому же, содержала ошибки. "Интересно, -- подумал Сепп -- эти легионеры зашли так далеко от своего дома, как никто ещё не заходил, из их Республики. Они были первыми, из своего народа, кто оказался в наших краях и сразился с нашими воинами. Интересно, что они тут написали и что написал бы я, умей я писать, когда мы пришли в их провинцию, во время совместного похода наших племён?" С этими мыслями, Сепп уселся в снег, поближе к камню, поджав под себя одну ногу, и наклонившись вперёд начал разбирать буквы, высеченные на камне, пытаясь сложить их в слова, а затем -- сложить слова в фразы. Когда он закончил чтение, то встал, ещё пару мгновений задумчиво смотрел на камень, а затем мотнул головой, усмехнулся в голос и продолжил свой путь туда, где, как он знал, не было никаких поселений и не жило ни одно племя -- на Север, оставляя за своей спиной Республику, лес, пустое селение племени, руины Большого Городища, реку и одинокий стоячий камень, отмечавший могилу могущественного вождя Абеларда, на котором была высечена надпись, гласившая:

"Во времена консула [неразборчиво], Луциус Юлиус Максимус, Центурион I центурии II манипулы II когорты легиона "Legio IV "Audacious"*, Был здесь."

III

      В течении следующих шести дней, которые Сепп шёл по казавшейся бескрайней заснеженной степи, он не видел ни одного дерева и лишь изредка ему попадались стоявшие с голыми ветками кусты, росшие группами и поодиночке. За это время он почти полностью израсходовал взятый с собой запас медвежатины и очень жалел, что смог унести лишь небольшую часть мяса, которого срезал достаточно много, даже с такого тощего медведя как тот, в берлогу к которому он свалился. Кода медвежатина кончилась, он перешёл на предусмотрительно заготовленные им в селении племени припасы. Пейзаж вокруг не менялся, каждый следующий день был похож на предыдущий и вскоре Сепп перестал их считать, просто продолжая идти вперёд, ориентируясь по солнцу и стараясь двигаться строго на Север. Постоянно дул сильный ветер, подымавший облака мелкой снежной парги, засыпавшей глаза, и мешавший идти. Приходилось пригибаться, чему способствовала и нелёгкая ноша на плечах, а так же вес доспехов, и идти вперёд тяжело опираясь на посох, но вскоре Сепп привык и уже не обращал внимание на ветер, полностью погрузившись в свои мысли и продолжая идти вперёд уже не задумываясь об этом. Сейчас, в находясь в тишине и одиночестве, не занятый никакими делами, не опасаясь встречи с дикими зверями или враждебно настроенными людьми, у Сеппа наконец появилось время, осмыслить всё, что с ним произошло и обдумать всё, что он узнал. Постепенно перебирая в памяти и воспроизводя в ней события, Сепп добрался до того момента, когда будучи в колонии вместе с Мамеркусом, он внезапно услышал песню, которую исполнял с деревянного помоста, один из уличных артистов, играя на музыкальном инструмента, напоминавшем лиру, которую однажды видел Сепп в Большом Городище. Пока Мамеркус разговаривал с каким-то случайно встреченным на улице старым знакомым, Сепп прислушался к песне и с удивлением узнал в её словах события, участником которых он был. Это была песня о доблестных легионерах Республики, пришедших на помощь колонии в час нужды и положивших конец набегам варваров. Среди прочего, в песне упоминались и имена командиров, которые Сепп услыхал впервые, узнав, таким образом о тех, под чьи предводительством было разбито объединённое войско племён и взято городище, а так же по чьему указу было уничтожено селение его племени и убита его мать. Многие прохожие, так же остановившиеся послушать, видимо уже знали слова этой песни и с удовольствием подпевали. "Пройдёт много времени, но благодаря таким песням люди будут помнить об этих событиях, -- думал Сепп, пряча лицо от ветра -- будут помнить о своих победах и имена своих вождей, их одержавших. А о судьбе нашего племени некому помнить, кроме меня. Никто и никогда не узнает ни о том, кем мы были, ни наших имён, ни о том, что с нами стало. Мы останемся безликими "Варварами" в чужих песнях, говорящими на непонятном языке, который даже не умеем записывать." И тогда Сепп решил, что неплохо бы ему самому сложить песню. О начал обдумывать и подбирать слова, стараясь вложить в них то, что он чувствовал, и мысли, что неотступно следовали за ним всё время и тревожили его по ночам. Так, идя по степи навстречу ветру и молча напевая мрачную мелодию, Сепп уходил всё дальше и дальше в степь, унося с собой свои воспоминания. Вскоре, погода опять начала портиться. Пошёл снег, а солнце снова скрылось за непроницаемым покровом низких серых туч, заволочивших всё небо. Решив переждать грядущую метель, Сепп начал осматриваться по сторонам, в надежде найти какую-нибудь низину или ложбинку, которая могла бы дать хоть небольшую защиту от ветра. Внезапно, взгляд Сеппа привлекла торчащая из снега неподалёку абсолютно прямая и ровная палка, явно обработанная руками человека. Замерев на мгновение, Сепп направился прямо к ней, и схватив попытался вытянуть её из снега, но она не поддавалась. "Не может быть, чтобы её держали корни. Любому разумному человеку должно быть предельно ясно, что деревья не растут сами по себе совершенно ровными, без коры и без сучьев, хотя эта деревяшка уже порядком рассохлась и потрескалась. Должно быть, уже не один год тут торчит." -- размышлял Сепп разгребая снег вокруг палки, в надежде добраться до её основания и узнать, что её держит. Добравшись сквозь снег до земли, что оказалось не просто, Сепп обнаружил, что Обнаруженная им палка являлась длинным топорищем круто воткнутого в землю топора, лезвие которого было плотно оплетено травой, не позволявшей его выдернуть. Срезав ножом, Сепп счистил с топорища и выбросив из прогалины пучки сухой травы снова замер, увидев, что подле топорища из снега торчали кости человеческой руки, принадлежавшей, видимо, хозяину топора. Несколько секунд поразглядывав кости, Сепп снова сосредоточил своё внимание на топоре, с необычайно длинным, длиннее чем у обычного копья, прямым древком, совершенно не похожим на те топорища, что использовали воины племён. Кроме того, форма самого топора очень отличалась от того, что привык видеть Сепп, а когда он потянул топор и вырвал его из травы, и земли, то оказалось, что навершие этого странного оружия венчал самый настоящий наконечник копья, представляющий собой единое целое с обухом. Сепп внимательно рассмотрел свою находку и пришёл к выводу, что брать её с собой нет никакого смысла, так как топор был совершенно ржавым и мог рассыпаться после первого же удара, а его древко -- уже совсем трухлявое. Отбросив странный топор в снег, Сепп принялся откапывать лежавший рядом с ним скелет, надеясь выяснить, что-нибудь о человеке, обладавшим таким необычным оружием. Провозившись достаточно долгое время, Сепп сумел расчистить снег на небольшом пятачке, и срезав, помощью ножа, и упрятав к себе в сумке сухую траву, которая могла пригодиться для костра, Сепп внимательно рассмотрел скелет. Из того, что увидел Сепп, он сделал вывод, что при жизни это был невысокий мужчина, который -- носил широкие и длинные штаны частично истлевшие остатки которых всё ещё были чётко узнаваемы, что очень важно, так как это напрямую говорило о том, что он не принадлежит к жителям Республики, которые, как знал Сепп, штанов не носили, считая это признаком "Варварства". Кроме того, к поясу скелета был приторочен короткий клинок, совершенно проржавевший, который проглядывал сквозь истлевшие и насквозь прогнившие ножны. На одном из пальцев скелета был надет потускневший перстень, с непонятной чеканкой. Сняв перстень с косточки и внимательно его разглядев, Сепп так же положил его себе в сумку. "В Республике, перстни похожие на этот носили знатные люди, как символ важности своего положения. -- припомнил Сепп -- Возможно, что этот человек, так же, как и я, когда-то бежал из плена и сумел добраться до сюда прежде, чем встретить свою смерть. Однако, судя по положению тела -- он двигался на Юг. А от чего он умер?" Никаких следов тёплой одежды Сепп не нашёл, а без неё ни один человек не смог бы добраться зимой так далеко. Это значило, то человек умер в тёплое время года и совершенно точно не от холода. Все кости скелета лежали на своих местах, а не были разбросаны и перемешаны, что говорила о том, что дикие звери тут так же ни при чём. Оставалось три вариант -- голод, болезнь или... Взяв в руки череп и осмотрев его со всем сторон, Сепп увидел, что он был проломлен в области затылка и что пролом имеет ровные и прямые края, как от удара топором или мечом. "Он был убит в бою. -- сделал вывод Сепп. -- Но эта ли рана его убила? Трудно изловчиться так, чтобы ударить обороняющегося человека в затылок." Осмотрев другие кости, Сепп обнаружил, что в одной из лопаток скелета торчит проржавевший кусок железа, напоминающий наконечник стрелы. А потом нашёл ещё два таких же на земле, между рёбрами убитого. "Его застрелили в спину, а когда он упал -- добили ударом по голове. А раз он упал головой на Юг, то это значит, что шёл он с Севера и что убившие его люди так же пришли оттуда." -- сделал вывод Сепп. Увлечённый своей находкой, Сепп не заметил, как снег перестал идти, а небо начало проясняться. Когда же он встал и осмотрелся, что решил, что сегодня ему сопутствует Удача, раз он не только убедился, что там, куда он идёт, живут какие-то люди, но и был избавлен от необходимости пережидать метель в голой степи. Посмотрев на солнце, тускло просвечивающее сквозь ещё не ушедшие за горизонт облака, Сепп продолжил свой путь.

IV

      Вскоре, местность вокруг начала меняться. На смену равнине пришли холмы и овраги, обильно заросшие кустарником и торчащей из снега высокой травой, начали появляться редкие деревья. А затем, когда Сепп взобрался на очередной холм, он увидел перед собой, невдалеке, начало редкого смешанного леса, становившегося чем дальше, тем гуще и к горизонту уже сливающегося в одну сплошную синюю массу. В лесу Сепп чувствовал себя гораздо спокойнее. Во-первых: деревья скрывали его от посторонних глаз. Во-вторых: в лесу должны были жить звери, через охоту на которых можно было пополнить свои почти иссякшие запасы. В-третьих: лес давал достаточно дров и хвороста, что избавляло от необходимости каждый раз искать и обламывать кустарники, кроме которых в степи ничего не росло и разрывать снег в поисках сухой травы, для трута. Так же, Сепп обратил внимание, что в этом лесу гораздо меньше снега, чем в том, в котором располагалось селение племени, благодаря чему он стал передвигаться гораздо быстрее. Вскоре, подскользнувшись на припорошенном снегом льду, Сепп осознал, что забрёл на замёрзшее болото. Замерев на месте и оглядевшись по сторонам, он заметил возвышавшиеся на небольшом расстоянии друг от друга холмики и начал передвигаться по ним, осторожно переходя с одного на другой и стараясь как можно меньше ступать по льду, под которым, как он знал, могла находиться трясина, смертельная для любого, кому не повезёт в ней увязнуть. А затем, Сепп совершил вторую за день находку, которая удивила и озадачила его не меньше, чем первая. Перейдя в очередной раз с одного холмика на другой, он обнаружил в центре на нём огромное птичье гнездо, лежащее прямо на земле, в центре соответствующих размеров проталины, такое большое, что Сепп сам смог бы без труда в нём усесться, если бы вдруг вообразил себя птицей. И кроме того -- в центре гнезда, на подстилке из мха, травы и пуха, находилось яйцо, размером с человеческую голову, возле которого валялось огромное птичье перо, шириной в ладонь и длиной не меньше одного локтя. "Никогда не слышал и не видел, чтобы птицы неслись зимой." -- растерянно пробормотал Сепп. Затем он приблизился, заступив одной ногой в гнездо и внимательно осмотрел огромное яйцо, а затем взял в руку перо и в этот момент, справа до него донёсся звук, напоминавший что-то средние, между лаем собаки и карканьем огромной вороны. Резко обернувшись, Сепп увидал в десятке шагов от себя птицу, каких никогда раньше не виде. Странное существо стояло на толстых и мощных ногах, с угрожающего вида когтями, не имело хвоста, но зато имело мощный продолговатый загнутый к низу, примерно на четверть длины, клюв, и на удивление маленькие, явно не предназначенные для полёта крылышки, свисающие по сторонам массивной напоминающей бурдюк туши. Но больше всего впечатляли размеры птицы, которая почти доходила ростом до груди взрослого человека, каким был, например, Сепп, в удивлении замерший уставившись на жуткую птицу. Пока Сепп рассматривал хозяйку найденного им гнезда, та вытянула вперёд шею и растопырив в стороны крылышки снова издала своё лающее карканье, после чего, резко сорвавшись с места удивительно быстро побежала в сторону Сеппа, который опомнившись от удивления, бросил посох и схватив обеими руками свой топор, замахнувшись с размаху ударим им в голову птицы, как только та к нему приблизилась. В его огромному удивлению, топор явно пробив толстую неоперённую кожу на голове птицы, отскочил от её черепа, как если бы тот был каменным или железным. Тем не менее, птица явно было ошарашена не меньше Сеппа и словно споткнувшись пронеслась мимо него, уткнувшись головой с сугроб, вытащив из которого голову начала мотать ей из стороны в сторону, растеряно по-каркивая, и пытаясь придти в себя. Сепп не стал дожидаться повторной атаки и решив не связываться со странной птицей, поспешил дальше, перебежав на следующий холмик, а затем на следующий, а после оглянувшись и убедившись, что агрессивная птица не пытается его преследовать, а удовлетворившись тем, что отогнала его от своего гнезда уселась в него, спрятав под собой своё драгоценное яйцо. С удивлением думая о случившемся, Сепп продолжил свой путь через болото и вскоре, по видимому добрался до его середины, когда вышел из-за деревьев на достаточно большую заболоченную поляну, свободную от леса и лишь с редкими отдельными деревцами, росшими на холмиках, возвышавшихся между льдами замёрзшего болота. Особенно в глаза бросалось то, что на каждом клочке сухой земли располагалось по такому же большому гнезду с огромным яйцом внутри, между которыми бродило не меньше пары десятков точно таких же огромных птиц, с маленькими смешными крылышками и совершенно не смешными когтями и клювами. Донёсшийся со стороны перелеска негромкий звук "Vae..." привлёк внимание ближайших птиц, очевидно обладавших очень чутким слухом, но к тому моменту, как они успели повернуть головы в сторону его источника, там уже никого не было. Лишь несколько качающихся веток и осыпающийся с них снег говорили о том, что скорее всего -- им не показалось. Обойдя стороной поляну, на которой устроили свою гнездовку странные птицы, Сепп продолжил двигаться на Север и вскоре, не задолго до того, как начало темнеть, набрёл на заброшенную хижину, немного отличавшуюся от тех, в которых когда-то жили люди его племени, но в целом устроенную также. Особенно его заинтересовала крыша, которая была покрыта сплетёнными между собой связками соломы, благодаря чему даже за время запустения её не разметало ветром и она по прежнему выполняла свои функции. Войдя внутрь, открыв приваленную поленом снаружи дверь, Сепп увидел, что в центре дома так же располагался выложенный камнями очаг, а окна, зарытые снаружи заколоченными ставнями были затянуты целым бычьим пузырём. Осмотрев дом и не найдя очевидных изъянов, Сепп поставил в угол свой мешок и сумку, в другой угол сложил оружие и доспехи, оставив на поясе только кинжал и нож, и выложив в очаг из сумки припасённую охапку сухой травы. Затем, набрав снаружи веток и хвороста, разжёг в очаге большой костёр, чтобы как следует прогреть помещение. Внезапный шум снаружи привлёк его внимание и схватив топор Сепп быстро выскочил наружу перепугав вышедших к хижине олениху с оленёнком, которые опрометью бросились в чащу. Вернувшись в хижину, Сепп отложил топор, снова сел у костра и решил: "Теперь, когда у меня есть оружие, дом, очаг и лес с дичью -- я вполне могу остаться здесь до весны. А затем решу, что делать дальше. Надо только держаться подальше от болота и странных птиц, живущих там." С этими мыслями Сепп потянулся за сумкой с припасами и принялся за еду. До весны ещё было далеко, но он был сыт, согрет, одет, вооружён, имел крышу над головой и главное -- свободен. А оставшееся до весны время вполне можно было провести с пользой для своего здоровья, поскольку рёбрам требовалось время на то, чтобы срастись, а медвежьего жира, которого набрал с собой Сепп, не смотря на то, что это пошло в ущерб количеству медвежьего мяса, часть которого пришлось оставить возле останков медведя, было вполне достаточно.