"Эх, в молодости я тоже напяливал на голову что попало..."(c) Гнарл.
I
Едва почувствовав, как в подошвы его сапог снизу врезалась твёрдая каменная плита Путевых Врат, а точнее плотно утрамбованный снег, которым она была покрыта, Сепп, пошатнувшись и едва не упав, сразу же открыл глаза и огляделся. Глаза слепило от белого снега, на фоне которого грязными пятнами выделялись удивлённо застывшие люди укутанные до самых глаз в тёплые меховые одежды с глубокими капюшонами пошитые мехом во внутрь. Двое или трое быстро опомнившись взяли наизготовку остроги. Они были сделаны настолько грубо, что на взгляд нельзя было понять, сделаны ли их наконечники из железа или даже из камня. Но зато на поясе абсолютно у каждого висел небольшой железный или каменный ножик. Белый снег на ярком солнце слепил. Сепп щурясь опустил глаза и увидел, что его рука по прежнему сжимает тонкую, но на удивление жёсткую, ручонку бурого гоблина, в свою очередь сжимающую примитивную деревянную дубину бывшую примерно такого же размера, что и он сам. Бурый только начал приходить в себя после жёсткого удара спиной о землю, от чего на несколько мгновений почти потерял сознание. Его веки, скрывавшие большие круглые глаза, дрогнули и едва приоткрылись. Недолго думая, Сепп выхватил дубину из ослабевшей хватки маленьких, но цепких пальцев, перехватился обеими руками, высоко замахнулся и изо всех сил опустил её на голову Прихвостня, в чьём тщедушном, но жилистом тельце, как он знал, заключён дух Властелина Зла -- Владыки Чёрной Башни. Раздался глухой хруст. Не будучи уверенным, что одного удара будет достаточно, Сепп не останавливаясь бил снова и снова, пока ушастая голова не превратилась в некое подобие суповой чаши наполненной смесью крови, глазной жидкости и мозга. Впрочем, последнего было не то, что бы много. Сочтя увиденное удовлетворительными, Сепп, тяжело дыша, огляделся. Оказывается, что окружавшие его странные люди подошли и с интересом наблюдали за его деятельностью. Когда же он остановился, они приветствовали результаты его трудов гортанными воинственными криками, воинственно потрясая своими кривоватыми острогами. Затем, Сеппа куда-то повели, дружески похлопывая по плечам и даже накинув на него тёплое покрывало бывшее в скатке за спиной у одного из местных. Сперва Сепп не понимал, куда они тянут его за руки. Ему казалось, что его ведут к сугробам возвышавшимся вокруг утоптанной площадки утрамбованного ногами снега, но подойдя чуть ближе, он понял, что то, что он изначально принял за сугробы -- на самом деле маленькие, полукруглые, припорошенные снегом хижины, сложенные из квадратно отёсанных глыб цельного льда. Через небольшие отверстия в крышах поднимался едва заметный то ли дым, то ли пар. С трудом пробравшись через узкий ход в хижину, к которой его подвели, Сепп обнаружил, что внутри на удивление тепло и уютно. Стены были завешаны шкурами висящими на вбитые между ледяными блоками колышки, пол, точнее очищенная от снега промёрзшая земля, так же была покрыта шкурами за исключением небольшого круглого пространства в центре, в которой горел небольшой обложенный камнями костерок. На огне жарилось несколько рыбёшек и небольшой кусок мяса насаженные на воткнутые в землю палки, из-за чего воздух внутри был насыщен аппетитным мясным ароматом, от которого у Сеппа по бороде немедленно заструились слюнки. Его усадили и огня и дали в руки примитивную деревянную тарелку, на которую немедленно положили всё, что жарилось на палках. В хижину, вместе с ним, прошли лишь трое из числа местных, очевидно самые старые и уважаемые, чьи длинные бороды выбивались из под закрывавшие лица шарфов, а внимательные, вечно прищуренные глаза, окружали паутины морщинок. Пока Сепп ел, жадно отрывая зубами и проглатывая куски горячего жирного мяса, почти не жуя и видя в нём спасение не столько от голода, сколько от холода, старейшины сняли свои капюшоны и опустили с лиц шарфы, открыв свои суровые, морщинистые, словно бы вырезанные из тёмного дерева лица, обрамлённые седыми, словно навечно запорошенные снегом, волосами незаметно переходящими в бороды. Один из них молча снял с пояса деревянную флягу, открыл и протянул Сеппу. Тот, отложив на тарелку мясо, с достоинством, не торопясь и с благодарным кивком так же молча принял её и не спеша осторожно отпил -- сперва один небольшой глоток, а распознав на вкус пиво -- ещё пару-тройку, больших. Пока Сепп ел, старейшины внимательно за ним наблюдали, не говоря ни слова, и лишь изредко косясь друг на друга. Снаружи доносился оживлённый людской гомон, но недостаточно громко, чтобы Сепп мог разобрать хотя бы слово -- тому способствовали и низкорасположенный вход, завешенный шкурой и то, что внимание Сеппа разрывалось между едой и наблюдением за старейшинами, внимательно, в свою очередь наблюдавших за ним. Когда Сепп доел и с обязательным вежливым кивком вернул флягу её владельцу, не выпивая из неё всё до конца, чтобы не злоупотреблять оказанным гостеприимством, тот прицепил её к поясу, а затем встал на четвереньки, повернулся к Сеппу задом и со спокойным достоинством покинул ледяную хижину через тоннелеобразный выход. Некоторое время продолжалось молчание. Затем, один из старейшин сказал трескучим старческим голосом: "Кто ты, воин?" Сеппу очень понравилось, что на смотря на полное отсутствие при нём какого либо оружия, доспехов и даже длинного ножа, какие обязательно носили все мужчины в его племени, его определили как воина, и он невольно проникся расположением к людям, незваным гостем которых он оказался. "Я -- Сепп, сын Рэйнера, из рода Эриха". -- вежливо представился он, как это было принято среди людей его племени, -- "А кто вы, почтенные старцы?" "Я -- Греймур, Сын Греймура из рода Гремура. Рядом со мною сидит Рагни -- сын Рагни из рода Рагни. А пиво ты пил из фляги Атли -- сына Атли из рода Атли." -- ответ старца заставил Сеппа задуматься. Видя его растерянность, старейшина пояснил: "Обычай нашего народа таков: старший сын в каждой семье всегда наследует имя отца. Мы трое -- старшие сыновья старших сыновей нашего рода, а так же вожди и старейшины нашего племени." Подобная преемственность поколений и верность традициям заставила Сеппа проникнуться ещё большим расположением к этим на первый взгляд суровым и неразговорчивым, но вместе с тем вежливым и красноречивым людям. "Теперь, -- возобновил беседу Греймур, -- поведай нам свою историю." "Я пришёл с Юга, хотя другие утверждают, что с Севера. Там Родина моего племени. Я был воином среди людей моего вождя и сражался за него до тех пор, пока он не погиб. Затем, я много странствовал, пока не пришёл в эти земли королевства Гринвейл..." -- Сепп не собирался пересказывать во всех подробностях историю всей своей жизни. И уж тем более он умолчал о годах проведённых в рабстве -- единственном, чего он стыдился, ограничившись скупым упоминанием о Битве у Большого Городища, во время которой, с его слов, он со своим вождём и другими воинами племени отважно выступили против бесчисленных легионов Республики и бились с ними до тех пор, пока не изломали свои мечи и ножи, убив тысячи врагов прежде чем тем, удалось захватить его живым. Но даже тогда он не смерился с поражением и вскоре бежал из их плена, успев перед этим овладеть женщиной одного из вражеских вождей, навеки опозорив его род. Далее он вкратце рассказал о своей службе в рядах наёмниках "Волчьей Верности" и битвах в которых участвовал. Сепп не стал раскрывать подробности своей миссии по проникновению в Тёмную Башню, сказав лишь, что вступил в схватку с полчищами гоблинов и руководившим ими могучим колдуном, который поняв, что Сепп вот вот одолеет их всех голыми руками -- воспользовался своей магией и забросил его, перенеся через пространство, так далеко, как только мог, прямо вместе с гоблином, которого Сепп уже собирался прикончить, и что он и сделал немедленно по приземлении, чему были свидетелями все присутствовавшие при их появлении честные люди. Пока Сепп рассказывал, в хижину вернулся Атли и присоединился к слушателям. Выслушав историю Сеппа, старейшины какое-то время молчали. Затем Рагни сказал: "Теперь мы видим, что ты -- великий воин среди людей своего народа. Скажи нам, что ты намерен делать дальше и как поступить? И не хотел бы ты остаться и жить с нам, как один из нас, охотиться на тюленей и взять в жёны девушку из числа наших дочерей." Сепп полностью отдавал себе отчёт, как в том, насколько почётным, с точки зрения старейшин, было их предложение, так и в том, что судя по всему это племя находится в постоянной борьбе за выживание среди холодных снегов и вечных льдов, чем и продиктовано желание принять его в свои ряды, даже если для этого необходимо предложить в жёны одну из своих дочерей буквально -- первому встречному, каким он на самом деле и был. Сепп задумался нед тем, как ему лучше ответить, а Греймур, тем временем сказал Рагни на ухо, так тихо, что Сепп не мог ничего услышать. Выслушав сказанное, Рагни покинул хижину. Подумав ещё некоторое время и видя, что старейшины не намерены ничего говорить, пока не услышат его ответ, Сепп сказал следующее: "Я горд тем, что вы сочли меня достойным того, чтобы старейшины вашего народа видели меня среди людей своего племени. Но сегодня, я слишком устал, мясо было слишком сытным, а пиво -- слишком крепким, чтобы я мог сейчас дать вам мудрый ответ на столь щедрое предложение." Старейшины спокойно выслушали его и в хижине вновь воцарилось молчание продолжавшееся до тех пор, пока не вернулся Рагни, ведя за собой какого-то подростка, как и все одетого в меха и шкуры, с лицом закутанным шарфом, но без ножика на опоясывавшей его верёвке, который нёс два больших свёртка шкур. "На следующие три дня, эта хижина будет твоим домом, а это, -- Атли указал на подростка, -- твоим помощником во всём, чего ты пожелаешь. Через три дня мы и другие мужчины нашего племени отправимся на льды Замёрзшего Моря -- бить бельков, охотиться на тюленей и убивать гоблинов, если те решать приблизиться к нашему стойбищу. К тому моменту мы должны будем знать -- отправишься ли ты с нами." -- сказав это, Греймур повернулся к остальным старейшинам и сказав им -- "Идёмте, люди. Я всё сказал." -- направился было к выходу на остановился, в удивлении оглянувшись на Сеппа, не сдержавшего удивлённый возглас, в полном изумлении застывшего у костра. -- Кажется, он... меня понял. -- неверя самому себе сказал наконец Греймур остальным старейшинам, вновь говоря на языке людей племени Сеппа, а не на языке королевства Гринвейл, на котором они говорили всё время до этого. -- Да, старец, я тебя понял. Ты говоришь на моём родном языке. -- с трудом сдерживая дрожь в голосе ответил ему Сепп. Их беседа продолжилась до глубокой ночи. Сепп узнал, что некогда предки эскимосов, как называли себя охотники на тюленей, пришли из далёких земель о которых сейчас никто уже ничего не помнит и не знает, где они расположены. Они пришли сюда преследуя одно из племён, следуя священным законам кровной мести. Они преследовали вражеское племя до тех пор, пока земля не закончилась и не начались льды, а за ними -- сплошная вода, до самого горизонта. "Тогда наши предки настигли своих врагов, и тем ничего не оставалось, как вступить в бой, в котором все они были перебиты. После чего, наши предки захватили всё их имущество, взяли их женщин и убили всех детей и стариков мужского пола, чтобы не допустить в будущем новой кровной мести. И с тех пор наш народ живёт здесь, ибо он ушёл слишком далеко от своих лесов, чтобы попытаться вернуться к ним." -- поведал Сеппу Атли, бывший сказителем племени и хранителем историй. Сепп же в свою очередь дополнил свой рассказ о вражде своего племени с соседями и о последующей войне племён с Республикой, на этот раз уже не стремясь скрыть подробности, поскольку считал теперь эскимосов своими соплеменниками, хоть и дальними. "Конечно, я не знаю, к какому именно из племён принадлежали их предки и не были ли они родственниками предков вождя Дирка и его людей, но здесь, в такой дали от родного леса и после того, как легионы Республики истребили наши племена, как знать, быть может изведя их под корень -- любой, кто говорит на моём языке -- мой соплеменник, ближе которого, возможно, в мире никого не найдётся." -- рассудил про себя Сепп. Лишь уже незадолго до рассвета старейшины покинули Сеппа, оставив в хижине, предоставленной ему во временное пользование, подростка приведённого Рагни. Как только они ушли, подросток немедленно занялся делом. В первую очередь, он развернул два принесённых с собою свёртка, в одном из которых оказались тёплые меховые одежды для Сеппа, такие же как те, что носили эскимосы. В другом были продукты, которых, как прикинул Сепп, ему должно было хватить примерно на три дня: вяленая рыба, строганина, солонина, пара сырых рыбёшек, несколько лепёшек, деревянная фляжка с, как он надеялся, пивом и шмат сырого мяса, которые достаточно было положить вплотную к ледяной стенке хижины, чтобы не беспокоиться за их сохранность. Когда всё это было сделано, Сепп начал готовиться ко сну. Забравшись под тёплые шкуры заменявшие кровать и одеяла, он в последний раз окинул взглядом уютный интерьер убого, на первый взгляд, жилища и обратил внимание, что его помощник решил наконец-то избавиться от тёплой одежды, от которой не было никакого толку в тепле подле огня. Сняв бесформенную тёплую курту, подросток явил взору Сеппа стройный, отнюдь не мужской миниатюрный стан, а освободив лицо от скрывавшего его шарфа -- миловидное личико юной девушки, лет шестнадцати от роду, которая уставилась не Сеппа внимательными зелёными глазами. "Понятно, -- подумал Сепп, моментально лишившись сонливости и забыв про усталость, и ноющие раны, -- должно быть одна из "их дочерей". Видимо они очень хотят, чтобы я решил с ними остаться. Либо, у них острая нехватка мужчин и чтобы избежать кровосмешения они готовы подложить своих дочерей под гостя, дабы те понесли от него и дали племени новых детей. Наверняка это связано с гоблинами. Должно быть, они постоянно теряют воинов в стычках с прихвостнями Повелите... тьфу, чёртов Гнарл... в стычках с прихвостнями Чёрного Барона. Печально всё это. Если так и дальше пойдёт, то скоро в мире не останется никого, кто говорил бы на моём языке, кроме меня." Сепп сел напротив девушки продолжавшей внимательно следить за каждым его движением. Он осторожно протянул руку и снял с её головы шапку из тюленьей шкуры. Целое море тёмно-рыжих волос рассыпалось по её плечам, гармонируя цветом с веснушками на белой как снег коже её лица. Сеппу показалось, что он никогда ещё не видел настолько белой кожи. Он уже не мог с уверенностью вспомнить, какого оттенка была кожа женщин его племени, у его матери или у Сиглинд. У женщин Республики кожа была чуть темнее. Сперва ему казалось, что это просто загар, но когда он сорвал платье с дрожащей Аканты оказалось, что они на самом деле смуглее, чем он думал. "Ну, либо Аканта любила загорать голышом" -- усмехнулся он про себя. Кожа у женщин Королевства Гринвейл была однозначно светлее, если судить по видимым частям Шамирам, Бетти, видимых частей которой обычно было гораздо больше, чем не видимых или маркитанткам сопровождавших компании наёмников в походах, а так же девушкам из заведений предоставлявших подобные услуги в Хэйвенспике, таких, как "Дикий Индюк" или "На полпути к Небесам", разница между "сотрудницами" которых заключалась в основном только в цене и их самомнении. И если кожа воровки Юлии, пойманной им вместе с Томом и Ралфом, была самой смуглой из всех, что он когда либо видел, смуглее, чем этого можно было бы достигнуть при любой степени загара, исключая лёгкую прожарку на вертеле, как наверняка выразился бы Гнарл, то кожа смотревшей на него зеленоглазой эскимоски была самой белой из всех, что он когда либо видел и напоминала Сеппу о прекрасных мраморных статуях, которые он видел в колонии Novicivitatium и увидя которые впервые он едва не лишился дара речи. Ни разу с тех пор он не мог пройти мимо любой из них, не остановившись хоть не на долго полюбоваться на высеченные из белого мрамора точёные женские фигуры. В колонии конечно были и статуи изображавшие мужчин, но они Сеппа не интересовали, хотя он безусловно и признавал мастерство их создателя, не будучи до конца уверенным в том, что это не живые люди заключённые в камень происками троллей или волею богов. Однажды, направляясь с поручением от Мамеркуса, он даже отломил палец одной из уличный статуй, изображавшей молодую лучницу игравшую с оленёнком, убедившись предварительно, что поблизости никого нет. Но к его глубокому сожалению внутри оказался лишь сплошной безжизненный камень, так что ему пришлось отказаться от своих тайных фантазий, в которых он каким-то неведомым ему образом воровал одну из этих статуй, а затем, в укромном месте, освобождал заточённую в ней прекрасную девушку из каменного плена. В прочем, до конца он от фантазий связанных с этими статуями не отказался до сих пор и периодически к ним возвращался, обычно перед сном -- иногда это помогало ему заснуть. -- Как тебя зовут? -- спросил Сепп с наслаждением произнося каждое слово на родном языке. -- Меня зовут Кельда -- дочь Кельды из рода Рагни. -- заносчиво ответила рыжая. -- Так значит, не только у старших сыновей в роду, но и у старших дочерей вашего племени имена передаются по наследству. -- догадался Сепп. -- Да. Этот обычай ведётся с тех пор, как наши предки впервые пришли к берегам Замёрзшего Моря. Благодаря этому, их имена не забыты. -- Это очень хорошо. Очень важно помнить своих предков. -- А помнишь ли ты своё имя и имена твоих предков? -- Моё имя -- Сепп. Я сын Рэйнера из рода Эриха. -- Я рада тебе, Сепп, сын Рэйнера. Надеюсь, все твои родичи здоровы? -- ... В эту ночь, они не спали до рассвета. До самого рассвета, который здесь наступал заметно позже, чем где либо ещё, даже зимой, когда день и без того короток, они разговаривали. Они -- беседовали. Спрашивали. Отвечали. И пели. Подперев голову кулаком, Сепп затаив дыхание слушал, как Кельда поёт ему песню, которой научила её мать, научившаяся ей от её бабушки, а та от её матери. Он жадно впитывал каждое слово, только сейчас понимая, как истосковался его слух по родному языку, звучавший для него сейчас музыкой сам по себе, а вовсе даже не потому, что прекрасная юная девушка, пела на нём для него песню, хотя это тоже было прекрасно. Конечно, он время от времени и сам пел на нём песню собственного сочинения, но слышать кого-то другого, говорить с ним, слышать, как на нём поёт кто-то другой... Они заснули, когда снаружи было уже светло и из ледяных хижин-иглу (как по словам Кельды они назывались), начали выбираться люди, чтобы приступить к своим обычным повседневным делам. Первой заснула Кельда. Она сидела рядом с ним у стены перед огнём, и слушала его песню собственного сочинения, которую он решил спеть в ответ на её просьбу, спеть что-нибудь и ей после того, как она спела для него. Он пел до тех пор, пока не почувствовал, как она привалилась своей рыженькой головкой к его плечу. Какое-то время он смотрел, как она мирно спит, слушая её тихое, мерное дыхание. Затем, очень осторожно, он переложил её так, чтобы её голова оказалось у него на коленях и когда это было сделано -- откинулся к стене и почти сразу же провалился в глубокий, крепкий сон. Последними его мыслями было: "Наконец-то я среди своих..." и "У меня с ней ещё будет время..." Он проспал почти весь день. Уже темнело, когда Кельда растолкала его и предложила поесть. Она была земетно веселее, чем вчера и, как ему показалось, раскованнее вела себя в его присутствии. От показной надменности её первых сказанных ему слов при их знакомстве ничего не осталось. "Она боялась вчера, -- подумал он глядя, как она жуёт вяленное мясо шустро работая миниатюрной острой челюстью, -- боялась, что я сделаю с ней то, для чего её привёл ко мне её собственный родной отец -- как свинью к кабану-секачу, для спаривания. Я мог бы сделать это с ней. Взять её, как мужчина женщину. Как воин добычу. Как победитель берёт дань у просителей, ведь это была именно дань и именно просьба. Я нужен им. Я мог взять её, как брал ту рабыню, если бы она вдруг воспротивилась. Или как кабачных девок из "Дикого индюка", если бы она вдруг оказалась подобной им, готовая продать себя ради достижения цели или по приказу хозяина. Или как тех двух сестёр, отдавшихся мне в обмен на защиту и кров. Но она не такова. Она -- из моего народа. Из древнего и достойного рода. И если я хочу называться мужчиной, я сделаю так, что к исходу третьего дня она сама ляжет под меня, с охотой и покорностью." Весь остаток дня он давал ей многочисленные, но необременительные поручение, которые были нужны не столько для того, чтобы они были выполнены, сколько для того, чтобы она привыкла подчиняться его голосу. Если ему казалось, что какие-то из них оказываются для неё тяжеловаты или занимают больше времени, чем он рассчитывал -- он помогал ей и сам вытаскивал из иглу громоздкие скатки тюленьих шкур для проветривания и ломал об колено толстые хворостины для дров -- только лишь для того, чтобы она испытала к нему чувство благодарности за помощь. К вечеру первого дня, который наступил довольно скоро, они сделали всё, на что хватило его фантазии и оба так устали, что почти сразу отправились спать. Сепп нарочно замешкался, чтобы дать ей возможность улечься первой там, где она захочет. Она легла так, чтобы между ней и тем местом, где обычно сидел он, и где они вчера спали вместе, располагался огонь. Видимо, она решила, что он ляжет спать там же, где уже привык, но как только она улеглась он лёг к ней вплотную и накрывшись своим одеялом из шкур пожелал спокойной ночи. Она не поворачиваясь ответила тем же и по голосу было слышно, что она заметно напряглась. Однако он не предпринимал никаких действий и почти сразу заснул как только убедился, что они лежат таким образом, чтобы она постоянно чувствовала его спиной. "Пусть привыкает." -- удовлетворённо подумал он засыпая. На второй день, из отведённых ему трёх, он, дал Кельде ещё несколько поручений, самых нудных, неинтересных и сложных из тех, которые он смог придумать, в основном касавшихся починки одежды, которую он снял переодевшись в тёплые одежды из тюленьих шкур, подаренных ему Рагни, заготовки хвороста, жарки мяса и починке тех частей иглу, которые показались ему в том нуждающимися, что, как он с удовольствием заметил, вызвало явное не удовольство отразившееся на её лице. "Я не требую, чтобы ты одна успела сделать всё это за такой короткий день, какой бывает зимой в этих краях. Просто сделай из этого то, что успеешь к моему возвращению." -- сказал он ей, а сам подумал, -- "Теперь, хочет она того или нет, но она будет ждать моего прихода, желать, чтобы я вернулся поскорей и радоваться, когда я приду." -- А куда ты уходишь? -- поинтересовалась она, немного воспрянув духом. -- Хочу познакомиться с мужчинами твоего племени. -- честно ответил Сепп. -- Надеешься найти среди них родственников? -- ухмыльнулась Кельда. -- Не-ет, вряд ли это возможно. Вы слишком давно ушли из наших лесов, чтобы я мог настолько далеко знать свою родословную. И к тому же, представь какой будет ужас, если вдруг окажется, что ты какая-нибудь моя близкая родственница? я же тогда не смогу на тебе жениться! И что я буду тогда делать? -- спросил он с наигранным ужасом в голосе. -- Ха-ха-ха!.. -- так же наигранно засмеялась она делая вид, что видит в его словах исключительно смешную шутку. "Вот и пусть теперь целый день думает об этом и гадает -- только ли это шутка или в ней есть что-то ещё." -- думал Сепп, внезапно поймав себя на том, что улыбается своим мыслям. Он понял это почувствовав на треснувших губах солоноватый привкус крови, -- "Интересно, это от холода и ветра или я настолько давно не улыбался?.." Как подозревал Сепп, дела у эскимосов обстояли неважно, если не сказать хуже. Всё племя насчитывало около сотни человек, но куда бы он не шёл -- везде видел лишь женщин, стариков и старух, которых научился определять по тому, каким видом деятельности они занимались, а так же по тому, что, как и в его собственном племени -- все взрослые мужчины здесь носили на поясе ножи или какие-то их подобие. "Ещё одна наша общая традиция, сохранившаяся не смотря на время и расстояние." -- с горечью думал он. В остальном определить пол и возраст, исключая маленьких детей, которых, впрочем, он не заметил ни одного, практически не представлялось возможным, так как абсолютно все носили одинаковые бесформенные тёплые одежды из шкур и шарфы закрывавшие лица, в практичности чего Сепп убеждался каждый раз, как облизывал губы или отогревал замёрзший нос руками в тёплых меховых рукавицах. Взрослых мужчин же Сепп насчитал едва ли два десятка и то -- не мог бы с уверенностью сказать, сколько из них уже перешагнули порог старости. Остановившись возле одного из них, Сепп вежливо поздоровался и поинтересовавшись, где он может найти старейшин -- направился к окраине стойбища, где ярко пылал видимый издалека большой костёр. Старейшины сидели подле него на бревне и о чём-то сосредоточенно думали. Когда он подошёл к ним, один из старейшин, трудно было сказать кто именно, поскольку их лица снова были скрыты шарфами, прежде, чем Сепп успел поздороваться, молча подвинулся освобождая для него ещё одно место на бревне. Сепп молча сел и тоже задумался, глядя на огонь. Подобный жест со стороны старейшины, добровольно уступившего место у костра более молодому, Сепп не мог расценить никак иначе, нежели огромный аванс доверия и уважения с прямым намёком на обещание ему статуса вождя и старейшины племени в случае, если он примет решение остаться. "И это при том, что они про меня ничего не знают, я не принёс никакой пользы их племени, не снискал среди них славы, и наверняка среди ещё оставшихся здесь мужчин есть уважаемые и заслуженные охотники и воины, обоснованно рассчитывающие занять место у костра среди старейшин, которые не согласятся с таким стремительным возвышением нового члена племени и будут отказывать мне в авторитете и уважении, которые старейшина и вождь должен ожидать от людей своего племени. А значит, что их дела настолько плохи, что сейчас они готовы пообещать мне что угодно, лишь бы я остался с ними. И точно так же они пообещают это любому другому." -- рассуждал Сепп про себя. Посидев некоторое время у костра со старейшинами, Сепп, так ничего и не сказав встал и отправился обратно. Он поплутал некоторое время по стойбищу, отчасти потому, что был погружён в свои раздумья, отчасти потому, что ещё не освоился, но в конце-концов разыскал своё иглу, возле которого топталась Кельда замазывая снегом наиболее заметные щели между ледяными блоками, на которые он ей указал перед уходом. Отсутствовал он не на много дольше, чем рассчитывал, однако к его возвращению уже начало смеркаться. Заметив, что Кельда размазывает снег по льду голыми руками, видимо, чтобы не мочить варежки, и что её пальцы уже покраснели и дрожат от холода, Сепп, мысленно ругая себя, велел ей немедленно заканчивать и идти в иглу греться. Когда её задок скрылся за покрывавшей вход в ледяную хижину шкурой, Сепп обошёл вокруг и с удовлетворением отметил, что работа была выполнена сноровисто и почти до конца. Когда же он прополз следом, то увидел, что Кельда сидит у костра и отогревает над ним свои руки так, что пальцами почти касается огня. "Ну как, ты нашёл, что искал, узнал, что хотел?" -- поинтересовалась она. Он неопределённо хмыкнул вместо ответа, затем сел рядом с ней и взяв её почти детские ручки в свои грубые мозолистые ладони отвёл их от костра и начал отогревать своим дыханием. -- Да не надо, я сама уже согрелась, почти!.. -- вспыхнула она, словно хорошо промасленный факел, к которому поднесли лучину. Копна освобождённых из под шапки рыжих волос дополняла сходство. Сепп был доволен реакцией. -- Ты слишком замёрзла и не чувствуешь огня. Так можно сильно обжечься. -- с умным видом сказал Сепп, крепко держа её руки в своих следя, однако, чтобы это не причинило ей боли. -- Да, знаю я... -- густо краснея нехотя согласилась она, очевидно не по наслышке зная, что он говорит дело. -- Обжигалась так уже? -- Ага, пару раз, когда после стирки руки над огнём грела. -- Вы что же, прямо в Замёрзшем Море, на лёд стирать выходите? -- Мы что, по-твоему тюлени безмозглые, что ли? Нет конечно, над огнём воду греем на улице, в чанах, и стираем в ней. Только вот пока стираем в горячей воде рукам не холодно, а как достираешь -- пока всё соберёшь, воду выльешь, чан уберёшь, огонь потушишь -- руки-то мокрые, быстро на морозе замерзают, и варежки на мокрые одеть нельзя -- примёрзнут, ещё холоднее будет, а над огнём их не отогреешь -- загорятся... -- А в иглу, что же, сами не оттают? -- Оттают, но не всегда. Бывают такие морозы, что даже в иглу холод, как сейчас на улице, а то и холоднее, топи, не топи. -- Ну что, согрелась? -- Ага, согрелась. Давай есть? Сеппу нравилось смотреть, как она ест. Она полностью сосредотачивалась на этом процессе уделяя ему всё внимание без остатка. Со стороны это выглядело забавно и... "Кажется, это называется -- "Мило"... -- подумал Сепп с трудом перемалывая зубами жёсткую, как дублёная кожа, солонину. Когда они поели и с облегчением развалились на шкурах, Кельда, глядя в потолок, вдруг спросила: -- Какая она, наша Родина? -- Что? -- на сразу понял вопрос Сепп, подумав, что её интересует его впечатление от места обитания её племени, но не будучи до конца в этом уверен. -- Наша Родина. Ну, места из которых пришли наши предки. То есть -- лес, в котором ты родился. На Юге или на Севере, где бы он ни был. И какова жизнь там? -- А-а... -- Задумался Сепп, вспоминая. -- ... ты уснул? -- Нет, я вспоминал. Там... хорошо, Кельда. Летом там тепло, иногда даже так жарко, что на стволах сосен выступает смола и лес наполняется её запахом... Лес окружает селение. Он даёт нам всё -- грибы и ягоды, дичь, дерево, хворост, поляны для выпаса скота. -- А какие они на вкус? -- Да мясо как мясо, почти такое же, как тюленина, которую мы только что ели. -- Нет, я про грибы и ягоды. И в чём между ними разница? -- Так ты что же, никогда не... как это?... -- Сеп в удивлении приподнялся и посмотрел на Кельду, которая явно смутилась. -- Ну, у нас же тут не растёт ничего. Ну, снег же. -- А разве он не тает летом? -- Здесь -- нет. -- Подожди, а как же вы выращиваете зерно? -- Никак. А что это вообще? -- Так, подожди! Мы же только что по лепёшке съели, разве нет? Или.. что это тогда было-то?! -- Сепп не на шутку встревожился, представив, что это могли быть за лепёшки, если зерна и, следовательно, хлеба здесь нет, а тюлени есть (а то и ещё какая скотина). -- Лепёшки конечно, ну так их же из теста делают! -- весело фыркнула рыжая. -- А тесто из чего? -- не до конца успокоился Сепп. -- Из муки, воды и яиц крачек и чаек. -- А муку из чего? -- А муку из Нордберга. А в Нордберг её ещё откуда-то привозят, из южных графств Гринвейла, кажется. Я точно не знаю. А в Нордберге мы её покупаем и ещё кое что, ну, то есть.. покупают, я там ещё ни разу не была, но на следующий год отец обещал меня взять туда на Среднезимнюю Ярмарку. -- Вот оно как... И что, неужели грибы и ягоды там не продаются? Их же можно замораживать без вреда. -- Можно, наверное. Наверное продаются... да, отец-кажется что-то упоминал, но говорил, что дорого очень стоят, там вообще -- всё дорого стоит. Поэтому покупают только самое необходимое. Целый год приходится тюленьи шкуры добывать и шкурки бельков, чтобы один раз в год потом на ярмарку съездить и запасов на год закупить. А я так и не была там ни разу, и даже не видела ничего. -- последняя фраза прозвучала обиженно. "Она обижается на отца или на жизнь?" -- подумал Сепп, но углубляться в философские размышления не стал. -- А вы никогда не думали перебраться отсюда в другие места? -- Во времена моего пра-прадеда, пытались. Отец рассказывал. -- И что из этого вышло? -- Ничего хорошего. Часть племени ушла в центральный Гринвейл, и обосновалась в одном из графств, не помню в каком. Но там местный граф стал требовать, чтобы они платили ему нол... нолол... нагол... -- Налоги? -- Наверное. Дань, короче. И ещё требовать, чтобы они отдавали ему почти всё, что добывают, а так же, чтобы ходили за него воевать. -- Да, графья они такие. -- Наши воспротивились и тогда он прислал своих воинов. Мой пра-прадед погиб в битве убив многих врагов, но когда она закончилась, наших осталось так мало, что они решили вернуться суда, а по возвращении сказали, что нам там делать нечего. С тех пор нас становится всё меньше. Отец говорит, что во всем виноват его прадед -- это он увёл лучших людей племени и сгинул там вместе с ними. Отец говорит, что с тех пор наше племя уменьшилось вдвое и продолжает редеть... -- она замолчала, закрыла глаза и о чём-то задумалась. Сеппу даже показалось, что она почти уснула. "Неудивительно, что они вымирают... Потерять наверняка лучшую часть населения и при этом жить в таких тяжёлых условиях, где наверняка из десяти родившихся младенцев до десяти лет доживает хорошо если один..." -- тут Сеппу пришла в голову мысль, словно молнией пронзившая его засыпающий мозг. Он сел и как следует её обдумал. Потом посмотрел на Кельду. Она спала повернувшись на бок. Он лёг рядом с ней, прижавшись к её спине и на этот раз обнял её прежде, чем накрыть их обоих одеялом. "Завтра, я поговорю об этом со старейшинами." -- решил он и с удовольствием почувствовав, как Кельда во сне обняла его руку, которую он перед этим перекинул через неё, заснул. -- И как далеко нам придётся идти? -- Греймур с недоверием смотрел на Сеппа. -- Всё Королевство Гринвейл мы сможем преодолеть примерно за неделю или две... -- начал было Сепп. -- Больше. Минимум три недели. Ведь с нами будут старики, беременные женщины, наш скарб и припасы, дети... -- перебил его Атли, но достаточно мягко, чтобы это не было сочтено оскорблением. -- Хорошо. Пусть даже не три недели, а месяц. Затем ещё две или три недели уйдёт на то, чтобы преодолеть пустынные земли -- в основном леса и равнины, рек нет. То есть, если мы выступим на третий месяц весны -- у нас будет он и ещё целых три месяца лета, чтобы преодолеть расстояние, которое, как мы сейчас посчитали, можно преодолеть самое большее за два месяца, и если случится именно так -- у нас будет ещё целый месяц до наступления первого месяца осени на обустройство. -- Сепп оглядел старейшин торжествующим взором, но они, похоже, не разделяли его энтузиазма. -- А потом, ты станешь нашим вождём? -- осторожно спросил Рагни. -- Если вы того сами пожелаете. Вы и другие мужчины племени. Если же нет, то я не буду претендовать на это, но обещаю сделать всё, чтобы помочь обустроиться, обжиться, отстроиться и освоиться на новом месте. -- ответил Сепп самым убедительным тоном, на который был в этот момент способен. -- На сколько там всё плохо? -- поинтересовался Греймур. -- Все постройки сгорели и нужно будет расчистить остров от их остатков. Но стены, на сколько я помню, не особенно пострадали, их будет не сложно привести в порядок. Возможно, что остров уже немного порос лесом, но так даже удобнее -- меньше нужно будет переправлять древесины через реку -- стройматериалы можно будет добывать валя деревья прямо на месте, по крайней мере первое время. -- Сепп выжидающе осмотрел старейшин. "Так, как ты говоришь оно называлось во времена своего расцвета?" -- переспросил Атли, задумчивая поглаживая бороду и глядя мимо Сеппа куда-то вдаль, в сторону видневшихся сквозь утреннюю дымку льдов Замёрзшего Моря. "Оно называлось "Большое Городище" -- напомнил ему Сепп стараясь, чтобы это прозвучало как можно более пафосно. -- А зачем это тебе? -- всё так же осторожно поинтересовался Рагни. -- Вы -- мой народ. Который я вновь обрёл после того, как мне казалось, что я потерял его навсегда. Я хочу возродить своё племя. -- А зачем это нам? -- Чтобы спасти своё. Старейшины молчали погрузившись в глубокие раздумья. -- И ещё для того... -- М? Для чего же? -- Для того, чтобы вы утратили скорбь по умирающим от вечной зимы сыновьям, ваши женщины забыли боль обмороженных рук. А ваши дочери -- вспомнили вкус лесных ягод. Кельда смотрела на него широко раскрытыми в изумлении зелёными глазами. Её миленький ротик был приоткрыт от удивления. -- И они согласились? И отец тоже? -- Согласились. И все остальные мужчины племени тоже. А твой отец первым поддержал меня. -- И когда мы пойдём туда, ну, на вашу.. то есть --нашу Родину? -- С наступлением третьего месяца весны. Как только просохнет земля там, где снег тает с уходом зимы. -- Но как же мы пройдём через Гринвейл? Ведь там сейчас повсюду эти мерзкие гоблины! -- Поэтому, я должен уйти. -- Так, не поняла. -- Я знаю, как можно изгнать гоблинов из этих земель. И мне нужно сообщить об этом... эм... королю Громгарду. -- Так ты знаешь, где Король?! Отец говорил, что он пропал и никто не знает, жив он или мёртв. Он об этом слышал от менялы из Нордберга, который к нам иногда захаживает... -- Я -- один из людей короля. -- Ты?! -- Точнее я драбант одного из людей находящегося, то есть находившегося на службе у одного из людей короля. -- Э?.. -- Точнее бывший драбант. И ещё делегат понтифика. Тоже бывший. Или даже нынешний, точно не знаю. -- Дегелегат... Чего? Я запуталась. Скажи нормально! -- Я должен уйти. Возможно, сейчас от меня одного зависит победа над гоблинами и тем, кто насылает их на нас всех. -- Когда? -- Через неделю. Мне нужно немного набраться сил. -- А-а. Понятно. -- тон был излишне равнодушным, чтобы поверить, в его естественность.II
Прошло шесть дней с тех пор, как Сепп появился в поселении эскимосов. Шёл сильный снег. Ветер негромко завывал в дымоходе иглу. Кельда обняла руками ноги и положив подбородок на колени смотрела в огонь. Бодро плясавшие языки пламени отражались в её глазах. Сепп пересел к ней поближе, но она никак не отреагировала. Он пересел ещё ближе. Она слегка повернула голову в его сторону, но глаза продолжали неотрывно смотреть на огонь, почти не моргая. Тогда он подсел к ней вплотную. -- Знаешь, я ведь всю жизнь здесь прожила. И не уверена, что хочу куда-то отсюда уходить. А вдруг, нам будет там хуже? -- Тем, кому так покажется никто не помешает уйти и вернуться к берегам Замёрзшего Моря. -- Ага, конечно, это же так просто -- через половину мира ходить, туда-сюда. -- Я не говорил об этом твоему отцу и старейшинам, но скажу тебе. Если ты хочешь. -- О чём? Ну, давай, скажи. Хочу. -- Я прошёл гораздо больше, чем этот путь. И если это действительно половина мира, значит -- я прошёл весь мир. От края до края. -- Да врёшь ты всё. Такой старый, а врёшь, как ребёнок. -- Меня просто борода старит... и вообще я не мылся давно. И раны ещё, боевые, молодости не добавляют. И главное -- я не вру. Я действительно там был. В плену. В... в-в рабстве. Она посмотрела на него услышав, как дрогнул его голос, но ничего не сказала, а вместо этого взяла свой гребешок, висевший у неё на поясе, и устроившись по-удобнее начала расчёсывать ему борду. Сепп с тревогой прислушался к звуку выдираемых из его бороды целых пучков спутанных волос. -- Но я добыл себе свободу. Ушёл оттуда, вернулся в свои родные леса. Но там никого не осталось. Никого из моих. Никого живого. Тогда я ушёл оттуда и пошёл дальше. И дошёл до самого вашего Замёрзшего Моря. И здесь нашёл вас. И вновь услышал мой родной язык. -- А он тебе точно родной? Ты как-то странно говоришь на нём. -- заметила она не отвлекаясь от дела. Борода начинала заметно редеть. -- Отвык, наверное. Да и ваше произношение некоторых слов отличается от того, к которому я привык. Но возможно именно так говорили на нём в те времена, когда ваши предки ушли из наших лесов. -- Да, наверное. Издалека же ты шёл... -- И я прошёл весь этот путь. В одиночку. А ты будешь не одна. С тобой будут твои отец и мать, всё твоё племя... -- Моя мама умерла. Семь месяцев назад. От болезни. -- ...и я тоже буду с тобой. И ещё там будет много ягод. Она снова на него посмотрела и он ей лукаво подмигнул. Она улыбнулась. "А можешь ещё раз спеть свою песню? Она мне понравилась, но, кажется, я в тот раз уснула не дослушав." -- она убрала гребень и придвинулась к нему ещё ближе не смотря на то, что они и так уже сидели в плотную. Сепп задумался. Он старался не петь песню собственного сочинения слишком часто, ибо по его мнению это обесценивало заложенный в ней сакральный смысл. Он привык петь её как молитву, в минуты тяжёлых раздумий или тягостных ожиданий и потому его глубоко задело тогда, что она заснула на самой середине песни. "Нет. Сейчас не время. -- твёрдо сказал он про себя, затем посмотрел на Кельду и твёрдо сказал ей уверенным, не терпящем пререканий тоном, -- Ну, ладно. Слушай.".***
Песня Сеппа. У стен Большого Городища, На нас напал тот Легион: За тыщей следовала тыща! С ним бились наши пять племён. Сражались мы с утра до ночи -- От леса отошли к реке... Мы бились, сколько было мочи, И сколько силы есть в руке. Один сражался против многих, А конный пешего топтал, Бросались на врагов жестоких, А враг в нас копьями кидал. Повсюду были Смерть и пламя, Дрались мы, не жалея сил. Был прорван строй, упало знамя И дождь железный с неба бил. К исходу дня нас одолели, Погибли славные вожди, Ряды соратников редели И были сломаны щиты. Лишь к ночи стихли звуки бою. Когда враги сломили нас, Позорный плен нам стал судьбою И от достойной смерти "спас". Предатель подлый за стенами, Замыслил сговор со врагом, Закрыв ворота перед нами. Он рвался к власти напролом. Изменника настигла кара, Когда отринув всех друзей Он сгинул в огнище пожара, И реках пролитых кровей. Враг был честнее перед нами: Он вышел на открытый бой, Сошедшись в поле славной брани, Он не скупился за ценой. Луны и звёзд лишив значенья Иной источник свет нам дал: Огонь горящего селенья То поле бойни освещал! Но будет время -- мы вернёмся! Сметём лавиной Легион, До их домов мы доберёмся И возместим себе урон: Разрушим их дворцы и храмы, Возьмём их злато, скот. И жён -- Чтоб излечили наши раны. Их Город будет разорён! Тогда, принявши смерть без чести, В кольце ревущего огня -- Огня священной Кровной Мести! -- Тогда, вы вспомните меня...
***
После того, как Сепп замолчал, ненадолго воцарилась тишина, а затем Кельда сказала: -- Мне нравится. Очень грозно и кровожадно. И про месть много. -- Спасибо. Я долго сочинял. Сложнее всего было придумать рифму к слову "топтал". -- "Нарвал"! -- сходу подсказала ему Кельда радуясь своим внезапно открывшимся поэтическим способностям. -- Точно... Да ты настоящий скальд! И как это я не подумал? Надо будет добавить куплет про нарвала. -- озадаченным голосом похвалил Сепп. Кельда не поняла, шутит он или говорит серьёзно и поэтому на всякий случай обиделась. "Эй, иди-ка сюда..." -- Сепп взял её подмышки словно котёнка и посадил к себе на колени, с неудовольствием отметив, что это далось ему тяжелее, чем он ожидал. -- Нормально бояться перемен. Но иногда они ведут к лучшему. -- И что там будет лучше? -- Представь, что сможешь гулять по зелёному лесу и наслаждаться пением птиц... слышала когда-нибудь? -- Да, чаек. -- Н-да... Ты сможешь купаться в речке и не замёрзнуть, потому что вода там будет тёплая. Вы станете гораздо реже болеть и больше детей будет переживать зимы. А зимы там гораздо короче, уже со второго месяца весны и да второго месяца осени совсем нет снега. И у каждого свой большой, просторный деревянный дом, в котором не жарко летом, но тепло и уютно зимой, в который не надо заползать на четвереньках и в котором можно стоять в полный рост... -- Как в Нордберге? Мне отец рассказывал. -- Ну, да, наверное... -- Что, прямо у каждого? И у нас тоже будет свой большой дом? -- Конечно. Только ты не будешь в нём жить. -- П-почему?!.. -- Ты будешь жить в моём. Она зарделась и опустила глаза. Потом посмотрела на него и явно ища на что сменить тему спросила: -- Ну... и много у тебя их? -- Кого "их"? -- Ну, шрамов, которые "молодости не добавляют". Они боевые? Ты их в славных битвах получил? -- Хм-м... Показать? Она ещё спала, когда он собрался уходить. Он уже полностью оделся, собрал в дорогу провизию, взял острогу, подаренную ему накануне Атли, опустился на четвереньки и уже собирался было ползти через выход наружу, как вдруг его резко дёрнули сзади за куртку. Он обернулся. Кельда стояла рядом с ним на коленях, её рыжие волосы рассыпались поверх одеяла, которым она обернулась прикрывая наготу. -- Ты пошёл? -- негромко спросила она пристально глядя ему в глаза. -- Да. -- так же негромко ответил он ей, хотя поблизости не было никого. -- Ты правда вернёшься? -- Я вернусь. Обещаю тебе. Я -- Сепп, сын Рэйнера из рода Эриха -- даю тебе своё Слово. -- Когда? Он улыбнулся глядя на неё, а затем мягко притянул к себе и поцеловал в губы. Это был их всего лишь второй поцелуй, хотя первый продлился добрую половину ночи. -- Так скоро, как только смогу. -- Это когда? -- Прежде, чем у тебя начнёт округляться живот. Оказавшись снаружи, Сепп бережно запахнул за собой полог убедившись, что внутрь не будет задувать холод. Затем он встал во весь рост и глубоко вдохнул морозный воздух. Было ещё очень рано -- скорее поздняя ночь, нежели раннее утро. Сепп мотнул головой, отгоняя от себя остатки сна и посторонние мысли, закинул за спину скатку с припасами, поудобнее перехватил острогу, натянул на лицо подаренный ему накануне шарфик Кельды ("На память.") и, припомнив, в какой стороне по словам Греймура проходила торговая дорога из Нордберга в Хэйвенспик, бодро зашагал по громко скрипящему свежему снегу.III
-- И так, наконец ты вернулся. Вижу, что на твою долю выпали не лёгкие испытания, которые ты с честью смог преодолеть... -- тон Его Святейшества понтифика Пендальфа был преисполнен самого искреннего сочувствия. -- "Нэ лёгкие"?!" Да ево жи пытали, да! Пасматрыти на ево бороду! Вай-и... Чито они с табой сдэлали, Сепп, братищка!.. Пива хочищь? -- крон-принц Золотых Холмов Голдо Голдерссон выдвинул вперёд свою пенящуюся кружку, как гроссмейстер выдвигает ферзя разыгрывая гамбит, но не настолько далеко, чтобы кто-то кроме него мог до неё дотянуться. -- Пиво подождёт. Сперва давайте уже его выслушаем. Мне кажется, мы уже достаточно ждали... -- в голосе Паладина сэра Уильяма явно слышалось нескрываемое нетерпение. -- Надо будет ещё подождём. И ты подождёшь, чистоплюй храмовый... Сепп, братуха, ну, ты как там? Оклемался? -- бодро поинтересовался Ралф не упустив случая демонстративно перебить храмовника. -- Вам удалось достать интересующую нас информацию? Или по крайней мере не выдать нашему врагу информацию интересующую его? -- голос Рандольфа звучал холодно и отрешённо. -- Так что там случилось-то, после того, как ты оттолкнул Мэлвина и исчез? Ты перенёся в Башню или куда-то ещё, не туда? Давай уже выкладывай всё, как есть и пойдём отсюда -- попытался подытожить всё вышесказанное Том. Сепп отвлёкся от своих мыслей и оглядел собравшихся. А потом он сказал: "Путевые врата действительно перенесли меня в Башню. Там я сразу же был схвачен гоблинами, и предстал перед Повелителем Башни, повелевающий полчищами своих прихвостней. Им оказался ни кто иной, как известный всем вам Чёрный Барон -- брат короля Громгарда..." Переждав вызванную этими известиями бюрю эмоций, нецензурных выражений, печальных вздохов, праведного негодования и холодного профессионализма, Сепп продолжил: "С большим трудом, проведя много времени в темнице мне удалось убедить его в том, что я хочу поступить к нему на службу." -- И каким же образом тебе это удалось? -- прищурился Рандольф. -- Для этого я сообщил ему то, чего он жаждал знать больше всего. -- И что же это за... тайные знания? -- вскинулся понтифик. -- Местонахождение короля Громгарда... -- спокойно сказал Сепп с удовольствием услышав, как все охнули. -- Предатель!!! -- возопил сэр Уильям хватаясь за меч. -- Пиздолизку захлопни, пидор. -- возник перед рыцарем Ралф с уже готовым к удару кинжалом мгновенно оказавшимся у горла рыцаря. -- Уильям, нет! -- взвизгнула перепуганная графиня. -- Подождите, дайте ему договорить! -- перекричал всех Том с обнажённым клинком прикрывавший спину Ралфа. -- Быть может, на это были причины? -- упавшим голосом в котором едва теплилась надежда спросил Пендальф. -- Интересно бы узнать -- какие? -- ещё уже сощурился Рандольф, держа правую руку под плащом. -- ...я сообщил Пов... Его Светлости Чёрному Барону, что Его Королевское Величество король Гринвейла Громгард, его последователи и преданные вассалы с остатками верных войск нашли прибежище в городе Нордберге. -- спокойно закончил Сепп. Повисла звенящая тишина. -- Хм... И он вот так просто поверил? -- задумчиво поинтересовался Рандольф не скрывая сомнения. -- Нет. И решил проверить. Он устроил... колдовской ритуал, для того, чтобы проникнуть в Нордберг и разыскать там своего брата. == Какой ритуал? -- хором спросили понтифик и Уильям, которого уже отпустил вернувшийся на своё места Ралф. -- Думаю, вы сможете обсудить эти тонкости позже. -- рассудительно заметила графиня. -- Её Сиятельство права. -- согласился Уильям, а Пендальф церемонно поцеловал графине руку. -- Мне удалось сорвать ему разведку и сбежать. Я оказался... эм... я сумел добраться до Нордберга и предупредить городской совет, что они должны быть бдительны. Сказал им, что видел множество сновавших возле города Гоблинов. Но мне не кажется, что они меня послушали. Похоже они чувствуют себя в безопасности за станами города. -- Это их проблемы. И так, что было потом? -- поторопил его Рандольф. -- Потом я покинул город и стараясь избегать стычек с гоблинами и мародёрами, следуя вдоль торговой дороги добрался до окрестностей Хэйвенспика, а оттуда сюда. "И так, что мы имеем. -- заговорил Понтифик, когда Сепп дал понять, что его рассказ окончен, -- Наш враг -- Чёрный барон, подумать только! -- думает, что его брат, его Величество король -- в Нордберге. Это даёт нам время до тех пор, пока он не убедится, что его там нет. Когда же он в этом убедится -- он обратит свой взгляд на последнюю нашу твердыню, ещё не подвластную его чёрной воле -- Спрее. И что мы до тех пор будем делать? А что будем делать потом?" Все молчали. Каждый сосредоточенно думал ища варианты и обдумывая найденное. "Мы нападём на Башню." -- сказал Сепп. Все повернулись к нему. "И каким же образом?" -- скептически хмыкнул Рандольф. "У нас есть всё, необходимое для этого. -- Сепп начал перечислять, -- "У нас есть небольшой отряд лучших воинов королевства, каждый из которых является профессионалом в своей области. У нас есть приманка -- король и отвлекающая цель для его гоблинов -- замок. У нас есть способ проникнуть в Башню -- Путевые Врата Спрее и Мелвин. И самое главное, -- Сепп оглядел собравшихся с видом победителя, -- "У нас есть могучий союзник внутри Башни."