For the rest of

Намджуну очень тяжело: у него обязанностей по горло, амбиции тоже как бы есть, а времени всего лишь 24 часа в сутки. Намджуну очень тяжело, потому что он вечно уставший, но обязан быть собранным, рациональным, деятельным, в общем, идеальным. Потому что он лидер, потому что только он знает английский, потому что он Ким Намджун с синдромом перфекционизма. Вот он и запирается в студии, надеясь на пару часов тишины, на пару часов наедине с мыслями и рождающимися где-то внутри текстами. Запирается, но если Пак Чимин скребется с той стороны двери и ноет «ну, хеооооон», не открыть не может. Намджуну очень тяжело, потому что он в Чимина, возможно, упал. А встать все никак не получается. Чимин солнышко, которое раздает свои лучики во все стороны, обнимает при встрече и просит не засиживаться с очередной песней. Он приходит в студию и не дает умереть от одиночества, пусть его (одиночества) и хочется временами до жути. Он улыбается так, что глаз не видно, и цепляется короткими пальцами за рукава, чтобы скрыть неуверенность в том, что другим эта улыбка нужна. Намджуну вот очень нужна, поэтому тебе, Пак Чимин, переживать не о чем. Намджун парень адекватный, у него давно уже прошел период отрочества, когда слепо хочешь присвоить себе, но как же он заколебался смотреть на то, что Чимин обнимает всех. Вообще всех. Он хочет, чтобы Чимин обнимал только его, шутил странные шутки только для него, улыбался только ему. Глаза-полумесяцы уже снятся каждую ночь, и все это перерастает в какую-то депрессивную шутку. Намджуну очень тяжело, потому что он прекрасно видит, что для Чимина он не особенный. Он видит, что Чимин точно так же заботится о Чонгуке, о Юнги, обнимается с Тэхеном, иногда не отпуская его от себя целый вечер. Он видит, что человек, которого он выделяет среди всех, не делает этого в ответ. Радует только то, что они друзья, которые живут вместе, и Намджун может пользоваться любвеобильностью Чимина вместе со своей лидерской позицией, чтобы иногда трепать его по волосам, подталкивать, прикасаясь к идеальной спине, нежничать, забивая на всякие стереотипы. А что еще остается?

***

Чимину надоело, что Намджун такой весь задумчивый и неприступный. Он очень хочет быть к нему ближе, но у него объективно не хватает мозгов, чтобы поддерживать те философские темы, которые обычно затрагивает лидер, поэтому остается только присутствовать при всем этом. Вот он и надоедает, приходит в студию и смотрит, как Намджун задумчиво глядит в стол, иногда заламывает пальцы, а после хватает любую пишущую принадлежность и начинает строчить. Чимин обожает эти моменты, потому что тогда ему кажется, что та граница, отделяющая внутренний мир Намджуна от остальных, стирается хотя бы для него, и он видит все то настоящее, что обычно скрыто заботой о других и ответственностью за группу. Он видит Намджуна во всем его неуверенном в себе и своем будущем великолепии, приправленном тревогами и проблемами настоящего и тяжелыми воспоминаниями прошлого. Пак видит Намджуна и хочет видеть его вечно. Пак хочет обнимать его вечно, но Чимину кажется, что лидеру он надоедает, вот и приходится вымещать свою тактильную неудовлетворенность на других. На Тэхене, например, которому тоже не хватает своего человека. А еще он не понимает те редкие грустные взгляды Кима, которые ловит на себе, потому что если Намджуна что-то тревожит, то вот он, Чимин, весь открытый, почему он ему ничего не говорит? Пак не понимает. Все ломается в пятницу, когда люди обычно уставшие, но айдолы уставшие всегда, потому что для них не существует дней недели. Намджун снова закрылся в своей студии, словно в крепости спрятался, и по его лицу было видно, что он чертовски устал. То есть не так, как обычно, а намного больше. Чимин это заметил и собрал все свои супергеройские замашки воедино, чтобы помочь человеку, которому хочет помогать вечно, несмотря на то, что помогает обычно Намджун Чимину, а не наоборот. Он аккуратно стучится в дверь и, как всегда, слышит оттуда басовитое: — Чимин, это ты? «Как будто кто-то еще, кроме меня, к тебе под горячую руку сунется». — Да, это я! Открывающий дверь Намджун выглядит еще раздавленнее, чем тот, который ушел в студию час назад, поэтому Чимин еле удерживается от того, чтобы утащить его куда-нибудь под одеяло и не отпускать никогда. Но он не может, потому что просто не может, поэтому он всего лишь порывисто обнимает его. Точнее, пытается. — Прости, у меня не то настроение, чтобы обниматься с тобой, — отстраняясь, говорит Намджун, и Чимин бы принял это, но слишком уж резко звучит «с тобой». Намджун не хочет обниматься именно с ним, с Пак Чимином, и это ощущается как вселенская несправедливость. — Почему? Намджун не отвечает и просто проходит вглубь студии. Он садится за компьютер, устремляет взгляд в монитор и всем своим видом показывает, что разговор закончен. Но Чимин не из тех, кто оставляет недосказанности так просто. — Почему? — повторяет свой вопрос он, и лицо Намджуна искривляется. — Почему ты не хочешь, чтобы я обнял тебя? Моя мама говорит, что объятия помогают снимать стресс, — конец выходит неуверенным и даже каким-то растерянным. — Ну, ты абсолютно всем вокруг стресс снимаешь, так что обойдешься без меня как-нибудь, — бурчит еле слышно Ким, но сосредоточенный только на нем Пак различает слова. — Какая разница? При чем здесь остальные? — Чимин действительно не понимает. — Окей, давай так. Вот сколько раз Юнги-хен сам лез обниматься к кому-либо? — отвечает вопросом на вопрос Намджун, и Чимин, если честно, чуточку сбит с толку. — Я не знаю. — Ну, часто он это делает? — Нет. — Ты был бы рад, если бы он захотел тебя обнять? — Очень, — честно отвечает все еще ничего не понимающий Чимин, и Намджун еле сдерживается, чтобы не скривиться. «Очень». — А если бы тебя обнял, к примеру, Тэхен, ты бы не удивился. Ты бы даже не обратил на это внимания, понимаешь? — Не совсем. — Все имеет свою ценность, Чимин-и, и твои объятия настолько для всех, что не смогут помочь мне. — Ох, — тяжело выдыхает Пак и отводит взгляд, — но… — Никаких но, Чимин, — голос лидера звучит строже, — тебе пора спать, а я еще поработаю. Иди. Чимин, совсем сбитый с толку, еле заметно кивает и разворачивается, но потом стремительно возвращается и хватает хена за руку. — Я не буду врать и говорить, что мне необходимы только твои объятия, — резко и даже холодно говорит Чим, и Намджуну становится как-то не по себе, а дикий Пак с горящими глазами и приоткрытым ртом, тем временем, продолжает, — но я не совру, если скажу, что твои объятия единственные, без которых я жить не смогу. И Чимин Намджуна обнимает. Не так, как обычно. Не так, как всех. Он буквально зарывается лицом в грудь старшего и прижимается ближе, будто желая залезть под кожу. — Ты мне веришь? — чуть-чуть отодвинувшись и посмотрев в глаза Намджуну, взволнованно спрашивает Чимин, и Ким слишком обескуражен, чтобы думать. Он делает то, что велит сердце, и просто кивает в ответ. Чимин улыбается, как умалишенный, и это не так и далеко от истины. Намджуну, конечно, очень тяжело, но Чимину, оказывается, было тяжелее.