Silent Hill (OST Escape room) — Alex Shinkareff
Витала гнетущая вонь проржавевшего металла, заставлявшая у любого кровь в жилах стыть, мышцы напрягаться, а сердце биться в сумасшедшей гонке. Здесь всегда было неуютно даже днём, когда из окон с потолков, вышиной не меньше пятидесяти метров, мог пробиться хоть какой-то свет. Сейчас же, ночью, это место казалось тем самым «тёмным уголком» комнаты, в который соваться боялись в детстве все, потому что там мог ждать самый настоящий ночной кошмар, протягивающий к вам свои длинные руки. Этот цех, объятый тишиной и холодом, был схож с какой-нибудь локацией хоррор-игры: скрежет металла, напоминавший тихие, болезненные стоны; внушавшие жуткие мысли титановые скелеты, свисавшие с длинного троса, что был протянут от одной стены цеха к другой. Днём они напоминали выставленное на сушку бельё. Сейчас ассоциации могли быть иными. На расстоянии каждого метра стояли баки вышиной в пять футов, и так от начала и до конца. Они могли напоминать сверху, с длинного балкона, расположившегося в северной части помещения, десятки винных бочек. Но это был далеко не винный погреб. Их железное основание по форме напоминало латунный цоколь обычной лампы накаливания, далее вдруг переходя из железа в прочнейшее стекло, сквозь которое из-за темноты, а может из-за мутности находящейся внутри мерзковатой жидкой консистенции, нельзя было рассмотреть содержимое. Цвет этой жидкости был чистейший бордо, кое-где густо переходивший в мареновый. Напоминало свежее мясо. Не самое лучшее зрелище. Вдруг глубокая темнота прорезалась тонким синеватым лучом, шедший с сенсорного экрана одной из бочек. Он еле коснулся стекла стоявшего напротив бака, и нечто словно дёрнулось внутри. Возможно, это была просто игра света и не более. Спустя пару мгновений экран начал светить ещё ярче, и на панель управления опустилась схема. На ней был изображён некий шаблон, напоминавший человека, при это имея несколько уровней: органы, мышцы и кожа. Не хватало только одного полушария мозга, правой руки и скелета, чтобы можно было собрать этот «конструктор». Раздался еле слышимый писк, почти похожий на комара, на экране засветился набор цифр, после чего почти полная темнота осветилась вдруг начавшим светить баком. Вода внутри была почти прозрачной, отдавала оттенками чистого аквамарина, и напоминала глоток свежего воздуха в смраде вокруг. Сквозь неё уже отчётливо было видно человеческую фигуру, висевшую вверх тормашками в позе эмбриона. Находившееся внутри нечто, столь прекрасное и нетронутое на вид, со стороны напоминало ребёнка в утробе матери. Человека, что был в своем собственном мире, безопасном и уютном. На его лице читался покой, умиротворение, словно ничто плохое для него не существовало. Возможно, причиной тому было то, что он ничего и не видел в этом полном ужасов мире. Казалось, будто темнота вокруг оживилась и уже тянулась к источнику света, чтобы поглотить его, и словно почувствовав это, прекрасное «нечто» дёрнулось. Длинные тёмные пальцы коснулись стекла, кривой ноготь со скрипом проехался по его поверхности, и всё вокруг заскулило и задрожало. Раздался хрип, после которого «нечто» вновь зашевелилось, но теперь уже не останавливаясь. Оно задёргалось, колебалось из стороны в сторону, будто ему перекрыли воздух и оно искало хоть какой-нибудь выход, пока не начало колотить ногами по стеклу, но про-прежнему находясь в неком бессознательном состоянии. Подступившая темнота, кажется, тогда испугалась его и отпрянула, решив понаблюдать. Вдруг бак заскрежетал и загудел, разнося некий вой по всему цеху и зданию, и могло казаться, что теперь всё снующее здесь и рядом отродье могло сбежаться на этот внезапный вой. Потому медлить было нельзя. Нарушивший покой бак задрожал, «нечто» пуще прежнего билось ногами о стекло, которое спустя секунду, подобно шлюзу, отворилось. Прозрачная вода выплеснулась наружу, а «нечто», голое и беззащитное, вывалилось на пол, после содрогаясь в болезненных конвульсиях. Оно царапало отросшими ногтями пол и искало воздух, захлёбываясь водой, оставшейся в лёгких. Довольно длинные тёмные волосы прилипли к глазам, ещё не привыкшим видеть вне воды, и оно пока не могло понять где находилось, но оно отчётливо расслышало чей-то вой и голоса, заставившие его сердце колотиться в два раза быстрее. Его тело ещё не понимало происходившего, находясь в шоковом состоянии после долгого сна, но теперь дышать стало гораздо легче, стоило выкашлять всю воду. Попытка подняться стала серьёзной проблемой для обомлевших мышц, пока не приспособленных к движениям, потому «нечто» пыталось хотя бы отползти. Грязный пол создавал очень болезненное трение с голой кожей, и оно зашипело. Основание бака напротив стало опорой для того, чтобы приподняться, и теперь, когда дышать стало легче, а двигаться не больно, нечто могло собрать мысли вместе, хотя его отвлекала атмосфера в этом месте. Что… — вдруг разнеслось в его голове, сразу болью отдаваясь в висках. — Что я здесь делаю? Что я… — С пробуждением, Ким Тэхён, — вдруг раздалось за его спиной, заставляя в ту же секунду дёрнуться от неожиданности. Он обернулся и увидел, как на небольшом экранчике его приветствовал махавший рукой ребёнок, смотревший куда-то в сторону. Его безжизненное, будто пластиковое лицо заставило мурашки пробежать по спине, и в то же мгновение ребёнок, перестав махать, заявил: — Состояние оценивается как положительное. Ошибок системы в органах не наблюдается. Вы абсолютно здоровы. — Чёрт побери, что ты такое… — пробурчал Тэхён, дрожавшей рукой убирая отросшие волосы с глаз. Он всмотрелся в этого странного парня и вдруг понял, что знал его. — Принцесса! — воскликнул он охрипшим голосом, после которого вновь послышался звериный вой, снова заставивший его в ужасе содрогнуться. Послышался скрип по металлу, словно тащили железную трубу. После подобной голосовой команды, мальчик с экрана улыбнулся и сделал механическое плие. Тэхён помнил, как впервые познакомился с по-странному названным проектом «Принцесса». Это был искусственный интеллект Улья, который активировался только в случае аварийного отключения питания. Ким часто спрашивал у Ли Хуи: почему же они так назвали компьютер, аватар которого был мальчиком? Тот только улыбался на этот вопрос, но так ни разу и не ответил. Ему хотелось, чтобы он сейчас появился из ниоткуда и ответил, лишь бы не оставаться здесь одному. Ли! — осенило Тэхёна, когда в голове мелькнуло его лицо. Он помнил, как видел его в последний раз, когда одна из очередных процедур слияния оборвалась. Шлюз открылся, ворвался профессор… А дальше всё обрывалось, будто вырезанная киноплёнка. — Ли, — произнёс он, глядя на свои руки. Как тогда, при их самой первой встрече. — Принцесса, где профессор Ли? Где все остальные? — Мои сенсоры не улавливают профессора и кого-либо из группы «Платинум», — ответил мальчик, по-прежнему смотря на Кима пластиковыми глазами. — Последнее движение авторизованных в учетной записи зарегистрировано двадцать восьмого марта две тысячи тринадцатого года. Последнее движение неавторизованных пользователей зарегистрировано пятого декабря две тысячи шестнадцатого года. Попытка взлома системы зарегистрирована двадцать три дня назад в восемь часов вечера по Ванштайнскому времени. — Стой, — остановил тираду Тэхён, хватаясь за висок одно рукой, в попытках осмыслить всё сказанное, другой пытаясь прикрыться, ибо теперь ему, голому и мокрому, стало не по себе, хотя особо холода он и не ощущал. — Что значит две тысячи шестнадцатый? Я помню, что последним был март две тысячи тринадцатого. — Ваши данные не верны, Ким Тэхён, — ответил мальчишка вежливо, но на картинке дуя губы и скрещивая руки. — К-какой тогда, по твоему, год? — запнувшись в буквах, произнёс Ким, наконец понимая, что произошло то, что произойти не должно было, потому что теперь он додумался осмотреться, и эта картина повергла его в шок: все стоявшие баки, пол, стены, трубы — всё проржавело, хотя это невозможно, ведь здесь, в Улье, всегда был самый высококлассный нержавеющий металл, который должен бы продержаться как минимум лет сто. Он посмотрел на бак, на который оперелся, и сдавленный выдох вырвался из его груди. Вода, некогда бывшая аквамариновой, сейчас была похожа на мерзотный коктейль из кишок и крови. Где-то проглядывались вызывавшие рвотные позывы куски, которые он пытался рассмотреть, и Тэхён сам не заметил, как вплотную придвинулся к грязному стеклу. Секунду спустя из его уст раздался громкий крик. Принцесса, зафиксировав громкий звук, произнёс: — Мои сенсоры улавливают резкий выброс адреналина в вашей крови, Ким Тэхён. — Какого хрена?! — завопил Ким, отползая к своему баку и тыкая пальцем в голову, выплывшую в густой жиже напротив. Он зажмурил глаза, чтобы не видеть столь ужасную картину, его конечности задрожали и сердце заколотилось как бешеное. Потому что он узнал в этом лице себя, прогнившего, разложившегося себя. — Это проект «Четыреста восемь», — пояснил Принцесса, и возможно Тэхёну, который знал эту цифру, могло бы стать легче… Но что «четыреста восьмой» тут делает? Он должен быть либо на этапе эмбрионального развития, либо утилизирован! Его нельзя держать в таком состоянии! Он вновь кинул мимолётный взгляд на себя напротив и почувствовал, как жгучая желчь подползла к его горлу. Ужас, запечатлённый на том лице отпечатался на Тэхеновом, и он ощутил, как пелена влаги заполоняла его обзор, что видеть становилось все труднее. Он не хотел бы себе такой участи. Очень не хотел, и именно сейчас осознал это, хотя в тот день, когда он впервые вошёл в кабинет своего отца и встретился с Ли, он думал только о том, что готов сгнить в этих стенах, лишь бы закончить то, что задумал его отец. Он не боялся смерти так, как боялся ее сейчас. Из-за темноты вокруг его слух обострился. Ему казалось, что сейчас это застывшее лицо дёрнется, что нечто выползет из темноты, что скрежет металла о пол настигнет его. Сейчас будто самые страшные кошмары, самые жуткие фильмы становились явью. — Принцесса, — вновь обратился к машине Тэхён, прикрывая глаза рукой и вытирая подступившую от ужаса слезу, стараясь не смотреть на эту мерзкую картину, — что… Что произошло? Почему здесь такая разруха? — В моей базе данных нет полной информации для ответа. — Предоставь мне всё, что есть! — прошипел Ким, зло зыркнув в сторону мальчишки. — Данная информация конфиденциальная. Ваш статус занижен, вы не можете получить доступ, — говорила программа, театрально пожимая плечами. — Профессор Ли перепрограммировал меня. В кодах выявлен приказ не допускать Ким Тэхёна до информации «V» статуса, которого вас лишили в марте две тысячи тринадцатого года. — Чтоб ты сдох! — прорычал Тэхён, после сильно ударяя по корпусу бака. Он не рассчитал силы, из-за чего громкий грохот разнесся по всему цеху, заставив сердце Кима содрогнуться, ибо в ту же секунду то ли в его перепуганном подсознании, то ли наяву откуда из коридоров раздался нечеловеческий вой. Он отчаянно вцепился руками в свои плечи, будто пытаясь хоть как-то выстроить вокруг себя невидимую защиту, но страх не отступал. Отовсюду мерещились движения теней, вздохи и шаги, но было непонятно: воображение или явь? Ким попытался вспомнить, у кого, кроме Ли, был высокий статус, но никого по имени он больше не знал. Должен же быть способ обмануть эту жестянку! Он отчаянно рылся в закоулках своих мыслей в поисках подсказки, и удавалось это на удивление легко, будто его мозг за годы отдыха превратился в единый читальный зал, в котором можно было без проблем найти нужную книгу. — Тэхён, — сказал когда-то Ли, разбирая что-то, не смотря на самого юношу. — Принцесса — один из моих лучших проектов. Никто не сможет взломать его. — А что, если когда-нибудь мне будет нужно это? — Ты единственный, у кого кроме меня и пары человек есть статус «V», — усмехнулся он, откидывая очки и устраиваясь на стуле. — Так что в этом не будет необходимости. — Но должен же быть хоть какой-то способ получить данные? — возмутился тогда Тэхён. — Да, есть один, но тебе он все равно не понадобится. Пока ты здесь, всё необходимое будет предоставлено. — Вы мне не доверяете, — заключил юноша, и Тэхён отчётливо помнил сейчас, как сказал это ему. Тогда Ли лишь закусил щеку изнутри и молча уставился в стену, будто обдумывая сказанное. На его лице читалась неуверенность, но спустя секунду он сказал: — Я скажу тебе, но ты должен знать, что если сделаешь это, доступ будет предоставлен абсолютно всем, так как компьютер очистит все данные по статусам. Будь рационален, если вдруг у тебя появится желание выкинуть какую-нибудь херню. — Точно! — почти воскликнул Тэхён, после замолкнув, когда скрежет металла затих, но затем он вновь начал напоминать Киму, что он был здесь явно не один. — Принцесса, — обратился он к компьютеру, — активировать протокол «Королева». Мальчишка с экрана будто бы не понял, что Тэхён имел ввиду, поэтому уставился на него с глупой полуулыбкой, хлопая глазами, но затем, будто осознав сказанное, весь раскраснелся от злости и уточнил: — Повторите голосовой сигнал. Вы уверены в своем запросе? — Уверен! — подтвердил тот. Спустя мгновение на экране появилась полоса загрузки, которая, на удивление, довольно быстро начала заполняться красным цветом, поднимаясь на несколько процентов каждые две секунды. В это время мальчишка становился неузнаваем: уложенные волосы растормошились, выглаженный костюм с каждой секундой будто изнашивался, превращаясь в старое тряпье, а лицо, детское и солнечное, менялось на уродливое месиво, напоминавшее невымесиное тесто. Тэхен ужаснулся увиденного и отпрянул от бака, с нескрываемым удивлением смотря на дикие трансформации. «Господи», вылетело с его уст, смотря на то, как привычный мальчишка в костюме стал чем-то, что просто не должно было существовать. Однако, как только загрузка дошла до ста, все произошедшее с аватаром компьютера будто в обратной перемотке вернулось в изначальную форму: вновь лучезарная улыбка и опрятный вид. Идеальный. Слишком идеальный, что даже страшно. Теперь Киму не виделась в этой улыбке приветливость. Улыбка внушала страх, будто все метаморфозы минутой ранее — это истинный облик мальчишки, и после активации перезагрузки он показал настоящего себя. Повисла пауза, прерываемая скрежетом и сердцебиением Кима. Опомнившись и оторвав взгляд от экрана, с мальчишки, который с него глаз не сводил, он вновь подал голос: — Принцесса, кто сделал все это? — По моим данным из архива записей за две тысячи тринадцатый год, есть только один из зарегистрированных пользователей, кто является виновником, — ответил мальчик, теперь уже вовсе не отрывая хрустальных глаз от Кима и не сводя внушавшую страх улыбку с лица. В ней виделось некое безумие. Тэхен застыл в ожидании ответа. — Это вы, Ким Тэхён. Юноша не сразу понял, что искусственный интеллект имел ввиду, что назвал именно его имя. Но мальчик повторил: — Это ваша вина, Ким Тэхён. — Что… Что ты такое несёшь? — возмутился Ким, приподнимаясь, — Тебе мозги отшибло после перезагрузки?! Дай мне достоверные данные! — Это ваша вина, Ким Тэхён, — повторил мальчик, не меняясь в лице. — Это ваша вина Ким Тэхён. — Ты издеваешься? Я ни в чем не виноват! — Ваша вина. Ваша вина. Твоя вина. С каждым словом голос мальчишки становился громче, будто он привлекал сюда всю темноту и нечисть из цеха, которая тянула к Тэхену своих длинные когти. С каждым словом Ким чувствовал, будто десятки людей собралось вокруг него и тыкали в его сторону пальцем, пытались пристыдить, заставить потерять всякую уверенность и силы выбраться отсюда. Желание узнать правду. — Твоя вина, твоя вина, твоя вина! — Я просто хотел помочь отцу! — завопил Тэхён, чувствуя, как слезы струёй начинались катиться из глаз. Он ощущал себя побитым и униженным, будто из самой груди вырвали стержень стойкости. — Твоя вина, твоя вина, твоя вина! — не унимался компьютер, не пряча свою улыбку, которую Ким захотел стереть с его лица. И это лицо тоже. — Заткнись! Заткнись, заткнись! — зарычал Тэхён, вскакивая и с кулаками мчась в сторону бака. Он начал колотить по экрану, прилагая все силы, что у него было. Мальчишка продолжал свою канитель, но спустя пару мгновений раздался треск и он затих. Оглушенный собственным дыханием и стуком сердца, слышимого в ушах, зажмурившийся Тэхён упёрся окровавленными руками о корпус бака и начал переводить дыхание, пытаясь собраться с мыслями и успокоить бушевавшие эмоции. Он разлепил веки и глянул на экран, от которого остались одни торчавшие осколки, с которых капала кровь, и выдохнул. Его кровь. Он и подумать не мог, что после столь долгого анабиоза, в котором он пролежал по неизвестной причине, в нем будет хоть какая-то сила, ведь он смог раздолбить прочное стекло экрана, которое не уступало в прочности бронированному шлюзу самого бака. Слишком поздно он осознал, что теперь был действительно один наедине со всем здесь. Заставивший кровь бурлить голос Принцессы теперь казался спасительной шлюпкой, ведь с ним было ощущение хоть какой-то защиты. Но теперь Принцесса не ответит, если не активировать какой-нибудь из баков, а это создаст лишний шум, которого Тэхён боялся как огня. В нем руководил некий детский страх быть замеченным ночным кошмаром в тени. Ким отошел от бака и начал шагать по выделенной зелёным цветом дорожке, тут же ощущая себя рыбой на суше: голой, беззащитной. Вокруг вновь начали мерещиться движения и голоса, из-за чего ему хотелось закрыть уши, лишь бы не слышать и не бояться назойливо прилипших мыслей о смерти. Пройдя мимо десятков баков целым и невредимым, он заметил выход из цеха, снаружи которого, в конце коридора справа, горел свет. Желая поскорее найти хоть какое-то спасение от темноты, он сразу понял, что пойдет именно туда, но замер, когда из левого коридора показалась фигура. Инстинкт самосохранения говорил: «Не суйся туда», и вторивший ему Тэхён затаился, слившись с густой тенью. В фигуре он смог рассмотреть отчётливые человеческие черты, что радовало, но настораживало нечто иное. Человек замер прямо у входа и обернулся, смотря именно в ту тень, где сидел Тэхён, который чувствовал, как в жилах застывала кровь от страха и неизвестности дальнейших действий. Спустя мгновение Ким осознал, почему человек настораживал. Лицо оказалось до боли в голове от движения шестеренок знакомым, но стоило это ему осознать, как фигура сорвалась с места и унеслась в правую сторону, а Тэхён только успел про себя прошептать: «Это… Это же я!». — Стой! — воскликнул он, подрываясь из тени. Он помчался прямо за ним, теперь уже игнорируя тот самый инстинкт самосохранения, вопивший ему о том, что стоило бежать в обратную сторону, туда, где этого человека не окажется. Чужая крепкая спина плохо виделась впереди. Парень ускорял свое движение, будто бы пытаясь оторваться от Тэхёна, которому показалось, что он был хищником, который гнался за беззащитным зверем. Но мог ли он понимать, что беззащитным зверем здесь был только он? Спустя немного времени вокруг стало чуть светлее, и вдруг убегавший парень остановился и замер спиной к Киму, который, не успев стормозить, почти впечатался в него грудью. В хорошем освещении его очертания будто бы стали чётче, но при этом более иными, нежели раньше. Крашенные локоны потемнели на несколько оттенков, плечи стали у́же, а рост будто на голову ниже. Словно теперь перед ним стоял не Ким Тэхён, за которым он бежал, а другой человек. Человек знакомый, но мутный в его памяти. Тэхён затаил дыхание и протянул руку к парню, который словно почувствовал это и одним резким движением обернулся, заставляя руку замереть в сантиметре от своего лица, полуприкрытого отросшими черными локонами. Изо рта Кима вырвался изумлённый выдох, но он не отпрянул, а лишь присмотрелся лучше, не веря. — Ч-чонгук? — почти одними губами произнес он, словно боясь, что юноша напротив его услышит. Тот не повел и бровью и смотрел твердо, холодно. В его взгляде Тэхён не видел той живости, что была при их последней встрече в подвале, не было страха или любопытства. Он был никакой, будто бы и не Чонгук вовсе. — Чонгук, что ты тут… — хотел спросить Ким, но его заставила замолкнуть ладонь младшего, прикрывшая его губы, заставляя замолчать. Воздух тут же застрял в горле, а говорить ещё хоть что-то не было ни сил, ни желания, которые пропали под натиском страха, окутавшего Тэхёна со всех сторон. Юноша убрал руку и приложил палец к своим губам, приказывая молчать, и завороженному Киму оставалось лишь молча наблюдать за его мимикой, мельчайшими деталями. Он вцепился в его взгляд, будто боясь, что если оторвёт — Чонгук исчезнет, и он вновь окажется здесь один, в этой темноте. Потому младший казался сейчас единственным важным, что у него было. Он и являлся единственным, что у него было. Только он сейчас хоть как-то заставлял темноту вокруг отступить, заставлял надежду поселиться в пропитанном страхом сердце, ведь если Чонгук спас его один раз, убегая от Легиона, значит спасёт и сейчас? Холодный взгляд младшего смотрел прямо в глаза Тэхену, который в его видел абсолютное ничего, кроме густой смолы и глубины. Но вдруг взгляд метнулся за спину Кима и остановился, внимательно наблюдая за чем-то, что в его глазах не отражалось, как бы старшему не хотелось. Вновь по спине пробежала нитка холода, пот скользил почти ручьями, а конечности коченели все сильнее. Не слышно было уже ничего: ни скрежета, напоминавшего стоны, ни даже дыхания Чонгука. Все сосредоточилось на том, что было позади, но в Киме не было смелости оглянуться и посмотреть в глаза страху. Будто попытавшись заставить его сделать хоть что-то, Чонгук указала пальцем, до этого прижатым к своим губам, за его спину, словно указывая не нечто. И Тэхён сильно не хотел, чтобы он этого делал. Сглотнув подступившую желчь, пару раз моргнув, он медленно начал оборачивать голову и не успел предпринять ничего, прежде чем заметил дуло ружья перед своими глазами. Раздался выстрел, пуля прилетела прямо меж его глаз. Перед тем, как полностью погрузиться в холодную тьму, он расслышал только чужие знакомые слова: — Восточный Эдем. Послезавтра.⚠️⚠️⚠️
Adam Taylor — Applause for a refugee «The Hamdmade's tale»
Проснулся Ви от собственного крика, разрезавшего тишину подвального помещения. Стоило ему вскочить в неком бреду, повторяя что-то про себя, как тут же зажглась лампа, свет которой заставил его с рыком прикрыть лицо ладонями. Ориентир в местности работал плохо, он не совсем понимал где находился, но воспоминания постепенно начали всплывать в его затуманенном после сна разуме. Его руки бились в болезненных конвульсиях, пальцы ног больно сжимались от судороги, а глаза жмурились пытаясь спастись от навязчивого света. Сейчас казалось, что он находился где-то далеко отсюда, абстрагировавшись от реальности во сне, от которого он будто толком не пробудился и который ему последний раз снился когда… Когда? Он уже не помнил, когда в последний раз видел сон, тем более столь реальный, вызывавший такую бурю эмоций, главным из которых был страх. Страх умереть, который когда-то был последним в списке его слабостей. Возможно, причиной тому была его юность, незрелость для столь отчаянного шага как жертвование собой, которую он отрицал как мог, будучи ослеплённым желанием хотя бы раз в жизни быть полезным хоть для чего-то. Хоть для кого-то. Когда боль в окоченевших конечностях начала отступать, он выпрямился и упёрся лицом в свои ладони, выравнивая дыхание. С каких пор я начал видеть такие вещи? — пролетело в его голове, и он осмотрелся, будто желая найти ответ в обстановке вокруг, как бы не было глупо, но он простил себя за такую наивность из-за накала стресса. Но частичный ответ он нашёл, осмотрев свои колени и найдя на них журнал. — Чтоб тебя, «Обитель Зла», — зашипел он на том комикса и отпихнул от себя, отбрасывая на пол. — Говорила мне мать не читать перед сном. Вдруг он замолк, закусывая губу, будто проронил нечто не то, что мог, что имел право говорить, но становилось стыдно от своих же слов. И никто его здесь не слышал, но было чувство, словно где-то там, на той неизвестной стороне, он мог его слышать точно так же, как сам Ви мог делать больно физически. Но это априори было невозможно, потому что его не было уже который год, как бы не было обидно… Хотя Ви не знал, можно ли было это назвать обидой. Скорее, некое разочарование, ибо теперь он был совсем один, осталось только отражение в зеркале, которое заменяло ему его. А был бы он таким же бесполезным приложением, как отражение? И имел ли Ви вообще право на такие рассуждения, когда сам по итогу являлся только отражением настоящего себя? Он встряхнул головой и взвыл от боли в виске. Не от бега во сне же меня сейчас так контузит? — сам себя спросил Ви, заведомо зная очевидный отрицательный ответ. Всего лишь много проспал, с ним часто такое бывало. Но что вообще было во сне, кроме бега? Перед глазами обрывками плыли неприятные глазу картины и непереносимые слухом звуки, которые он себя сам навыдумывал. Ви никогда не отличался особой впечатлительностью к чтиву, потому, как ему показалось, основным, что он видел во сне было под впечатлением от последних событий. То, как он лазил по катакомбам в поисках выхода из Улья, то, как самолично был свидетелем нескольких смертей прямо у спасительного шлюза, что вёл на поверхность, то, как неделю бегал от легионеров, которые будто гончие псы выслеживали каждый его шаг. Спросить у них причину он не смог бы в любом случае, потому что настроены они были крайне враждебно. Оставалось только одно — бежать в любом направлении. Он смутно помнил, как во сне гнался за собственным силуэтом, выскользнувшим из коридора, а после увидел этого глупого мальчишку, который в том столь реальном на красках и осязательном уровне сне казался в разы холоднее, потому и старше него. Он помнил его глубокие, тёмные глаза, в реальности имевшие изъян, но в его воображении он был будто бы… идеальным? Хотя что вообще было идеалом в понимании Ви? Он никогда особо не любил приглядываться к людям внешне, потому там, откуда он был родом, все люди поголовно считались эталоном красоты, потому что каждый мог позволить себе перекроить лицо как только хотел. Возможно, с годами его идеал сформировался так, что он был собран из различных изъянов, ибо в чём могло быть прекрасное, кроме как не в разнообразии принятых недостатками черт? Воспоминания понемногу становились всё чётче, а дискомфорт от нахождения здесь одному — яснее, и осознание того, что он не был в силах даже справиться с собственными страхами было слишком пугающим. Он был жалок сейчас, потому что просто боялся это признать. Перед глазами стоял Чонгук, а после нечто, как он сразу осознал, дуло винтовки, за мгновение заставившее его испустить дух. Он точно не знал, была ли тому причина пуля, а может сердце не выдержало прежде, чем та выстрелила. Но он отчётливо помнил, как некто звал его в Эдем. Ви не знал, стоило ли доверять вещам в своей голове, человеку, который помог ему, дав ложный след преследователям, и голос разума твердил: «Это может оказаться ловушкой. Живи, сохраняя покой. Придёт весна, и цветы распустятся сами¹». Но желания сидеть здесь и ждать, пока ответы сами придут к нему не было, потому на дальнейшие сборы много времени не ушло. Совесть грызла его до самого последнего момента, ведь он уходил не оставив после себя ничего, кроме воспоминаний о небольшом приключении, но возможно, это было даже лучше для самого мальчишки, впутывать которого после столь неприятного сна не хотелось больше никак. Он последний раз с некой необоснованной тоской в глазах окинул взглядом берлогу юноши, а после скрылся в двери, которая открывалась изнутри без ввода пароля.⚠️⚠️⚠️
Adam Taylor — Applause for a refugee «The Hamdmade's tale»
Отчаянье. Мерзкое чувство. Неприятное до такой степени, что хотелось рвать и метать, сдирать с себя кожу и делать всё, что только имело и не имело смысла, бросаться из крайности в крайность, лишь бы не находить себя на мыслях о том, что выхода попросту не существовало и осталось только смирение с собственной слабостью. Чонгук часто мог назвать себя отчаявшимся настолько, что мог без страха сигануть с любой высотки, мог прыгнуть под машину или влезть в драку с толпой роботов-секьюрити. Чонгук мог… Нет, хотел считать себя сорвиголовой, но не хотел признавать свои безбашенные поступки слишком преувеличенными. Его всегда одолевало желание казаться «тем самым» героем из комиксов, но воплотить желание он мог лишь в своём воображении, потому что не был полон решимости в реальной жизни, что не была напечатана на листах. Его всегда ограничивали собственные принципы, заставлявшие его жизнь расколоться на два фронта: правый — взывавший остерегаться этого мира, этих людей, сомнительных и необдуманных поступков, и левый — принуждавший, а может на деле просто давший ему свободу от собственных сомнений и ограничений, позволявший без раздумий сигануть с тех самых высоток и лезть к самым горячим точкам. Оба фронта имели нечто общее — борьба. Если что-то казалось его жизни, безопасности и желания быть где-то в другом месте, даже правый фронт вступал в игру, помогая придумать любые выходы. Но сейчас Чонгук не был готов к этому шагу. А может у него просто отпало желание сделать это. Он был опустошён. Казалось, будто вместе с теми пулями выстреливали его силы, не выдерживая давления. Одна пуля в ногу — первый выдох, вторая туда же — второй выдох, третья пуля в голову, без единого шанса выжить — третий выдох, вместе с которым из него исчезла всякая надежда. Его тащили по какому-то коридору, но сил перебирать собственными ногами не было, потому товарищи того самого Юнуса, имя которого навсегда останется в его памяти не как нечто хорошее, волочили его силой. От каждого толчка желчь в его горле поднималась ко рту, желание заблевать эти коридоры увеличивалось в разы. Каждый из них знал, что рано или поздно это произойдёт. Мешком на голову его больше не удостоили. Он прекрасно знал почему: отсюда больше выхода не будет в любом случае. Вселенная и её личные обиды к нему не были понятны Чонгуку. Сосредоточение всего плохого именно на нём было либо везением, либо заговором всех и вся, не иначе. Но становиться сейчас обиженным жизнью и обозлённым на всех не было никакого желания, потому что внутри него сейчас копилось огромное ничего. Пустота, да и только. Картинка вокруг не менялась вплоть до того самого лифта, внутри которого Чонгук ощутил самое настоящее давление стен и тяжесть в груди. Спасало от рвоты только ощущение лёгкого и безмятежного полета, которое кое-как облегчило узел в его животе. В окружении такого количества охраны в раздумьях о своей судьбе не было никакого смысла, казалось ему. И конечно, он никогда не хотел так закончить: как уличная псина, которую, возможно, вели на усыпление, или как скотина на убой. Может, он предпочёл бы умереть в уличной драке, от неудачного прыжка с парашютом или даже на стройке у стен города. Так он хоть что-то смог бы сделать, а сейчас будто безвольная кукла плёлся навстречу смерти. Возможно, Гук так пытался оправдать свою слабость, а может действительно смог бы нечто большее, будь только в другой ситуации. Но получится ли теперь узнать наверняка? Заслужил ли я такую участь? Открылась очередная дверь и Чонгук вдохнул полной грудью свежий воздух, охладивший лёгкой струёй его вспотевшую шею и горевшее от давления лицо. Деревьев в их местности почти не осталось, и видимо именно здесь были все они, оттого всё было так чисто и свежо. Повсюду всё ещё гудела сирена, даже с плохим зрением было трудно не заметить как суетливые легионеры, выбегавшие из казарм, ежились в надежде дождаться отключения надоедливого визга. Но Чонгуку было уже плевать. На всё плевать. — Ах, — протянула та женщина, что была среди его сопровождающих. — прибить бы засранцев, из-за которых тут такой хаос. В таком шуме даже свои мысли слышать трудно. — Набирают всяких оборванцев с улиц, у которых чуть больше тридцати процентов иммунитета, потому никакой защиты от вторжения нет, — будто бы лично Чонгуку пояснил один из стоявших, смотря на него. — Они слабы. Тело не готово к физическим нагрузкам, так как ни полноценного здоровья, ни полного заражения нет. Одна сторона постоянно борется с другой, тем самым тратя энергию организма. В своё время минимальным уровнем были пятьдесят процентов, чтобы хотя бы лет пять-десять протянули, но нехватка пушечного мяса принудила брать всех подряд. Тебе повезло, что ты так мал. Больше времени на подготовку, прежде чем тебя отпустят в бой. Отголоски разума твердили Чонгуку, что стоило прислушаться к разговорам этих людей и понять, что, наконец, от него хотели, что за подготовки и тому подобные вещи слышны были между словами. Но скопившаяся в нём густая тьма твердила, что в этом не было никакого смысла. Просто стоило быть рыбкой и плыть по этому течению. Видимо, всё-таки заслужил. — Ты посмотри на них, — усмехнулась женщина, вдруг шлёпая бежавшего мимо легионера по заднице. Тот сначала возмущенно обернулся, но присмотревшись к стоявшим, даже не сказал ничего против и лишь побежал трусцой дальше. — Ничего не могут. Готова поспорить, что даже не додумались включить тепловизоры. — Так своих же полно. — Лапсы, — произнесла она, из-за чего Чонгук дёрнулся и сдавил пальцами железное кольцо на своей шее. Оно плотно облегало шею, было неудобным и даже тяжёлым, как же легионеры так спокойно бегали с ними? — Они снабжены чипами. Этот смельчак явно не носитель лапса, иначе в нашем штабе уже отследили бы его. В тепловизоре отличить его от своих не составит труда. — Может стоит сказать им об этом? — Нет, — она усмехнулась, наблюдая за Чоном, который встретился с ней взглядом и боязливо опустил голову, сжимая обеими руками кольцо на шее. — Интересно наблюдать за тем, как псины Юнджи суетятся. Если зайдёт еще дальше, ей придётся поднять свою очаровательную задницу со стула и сделать хоть что-нибудь за эти пять лет сидения в кабинете. — Ох, с огнём играешь, — пробурчал мужчина. — Хосок-ним прознает — не сносить тебе башки. — Всё будет хорошо ровно до тех пор, пока ты не полезешь под юбку Мин прямиком за Чоном-сонбэ. За разговорами и слушаньем сирены только Чонгук заметил, что весь двор опустел. Последний легионер скрылся в за поворотом, и здесь остались только он, эти сторожи и кучка молодых ребят, стороживших стену, хотя Гук никак не мог понять зачем. Там не было ни дверей, ни лестниц, чтобы перелезть ограду, но те стояли в метрах четырёхстах от них и могли видеть их из-за огромного чёрного броневика, стоявшего перед ними в метрах десяти. Если бы я смог попасть за руль, получилось бы проломить стену и выехать? — пролетело в его мыслях, и показалось ему, что некая искра надежды на спасение зажглась в его груди. Но она тут же начала тлеть от осознания того, что пока он не избавится от этой охраны — его шансы равны нулю. И был ли в этом смысл, если некуда возвращаться? Тётка, которая и не была ему никем, продала Легиону, Рейна далеко за пределами города, а его безопасный подвал не казался сейчас столь безопасным. Что будет с моими комиксами? — по-грустному пролетело в голове. — Если бы знал, что всё так обернётся, сказал бы Ви оставить их себе. Тусклая усмешка слетела с его губ, когда в мыслях всплыл Ви, нарушивший покой, но давший ему шанс на приключение, которое теперь имело приятное послевкусие. Ви не был виноват в том, что произошло с Чонгуком, и он был рад, что встретил его до того, как попал сюда. Жизнь будто действовала по принципу кнута и пряника: незнакомец был пряником, чем-то новым в его обыденной жизни, а собственная опекунша стала кнутом.London Philarmonic Orchestra — Grand Theft Auto IV
Но будет ли следующим вновь пряник? Стоило ли сейчас попытаться выжить, чтобы узнать наверняка? Чёрт возьми, если бы я только мог попасть в эту машину… А что если… Додумать свою мысль он не успел, ибо раздался глухой выстрел, после ещё череда, и его будто сбили с ног и навалились на спину. Чон упал прямо на землю в пыль, ощущал на спине тяжёлое тело, не понимал ничего и руками оттянул за волосы голову, приземлившуюся на его плечо. Его бросило в холод, по спине пробежал табун мурашек, а вспотевшие ладони задрожали. Лицо исказило в нервном шоке, тихий визг сорвался с его губ, когда на плечо хлынула кровь из отверстия во лбу той самой женщины, всё лицо которой залил чистый бардовый. — Не-ет! — завопил он, с силой толкая её голову от себя. — Отпусти меня! Уберите её о меня! Но никто не собирался помогать Чонгуку с обмякшим телом, лежавшим на нём. Он не мог подобрать ни слова от страха, который встал поперек горла, ведь теперь смертельная рана была еще ближе к его лицу, нежели в прошлый раз в кабинете Юнджи. Чон мог отчётливо рассмотреть все жилки, куски мозгов и острые концы черепной коробки. Пуля прошла навылет. — Умоляю, уберите её! Он с силой оттолкнул её, и та свалилась мёртвым телом рядом, давая юноше вдохнуть полной грудью. Он жадно сделал один вдох и поднялся, осматриваясь, тут же теряясь в пространстве. Вокруг было кровавое месиво и трупы сопровождавших его солдат. У каждого по дыре в голове и больше никаких ран. Чонгук ощутил ту самую скопившуюся в его горле желчь и тошнота дала о себе знать, когда крови становилось всё больше и больше. Он нервно прижал ко рту ладонь, надеясь, что это поможет сдержать подступившую рвоту, но в ту же секунду скорчился в лице и сгорбился, не выдерживая силы, с которой давил него завтрак. Тот мгновения спустя жидкой субстанцией вылился из него прямо на голову одного из лежавших солдат, тут же окрашиваясь в цвет его крови, а после смешиваясь и с пылью на земле, превращаясь в отвратное месиво. Пальцами Чонгук вытер остатки с уголка рта рукавом ветровки и, брезгливо осмотрев её, стянул и бросил прямо на солдат, будто те были горой мусора. Оставаться в одной черной футболке было гораздо холоднее, но ему не хотелось больше быть в крови той женщины. На такую стрельбу должны были отреагировать, и с минуты на минуту, как думал Чонгук, сюда прибежит та толпа, стоявшая у стены. Он боязливо выглянул из-за броневика, но те продолжали стоять, будто не слыша или даже игнорируя произошедшее. Неужели, это мой шанс? — пролетело в его мыслях, и несмотря на всю опасность происходившего, его второй фронт дал себе волю действовать, потому Чонгук не раздумывая потянулся к задним дверям броневика, намереваясь залезть. Он отворил дверь и почти отскочил, когда его буквально встретило дуло пистолета, которое вытянулось изнутри. Подросток, не отрывая взгляда от дула, рефлекторно поднял руки, показывая, что он не вооружён. Выстрела не последовало, и он заглянул внутрь, тут же видя девушку, державшую его на мушке. — Ну что там? — послышалось спереди, и девушка не оборачиваясь ответила: — Какой-то носитель лапса, но не в форме. Видимо, тот, кого сегодня привезли. — Просто прикончи его и закрой дверь, нам нужно немедленно делать ноги отсюда! После его слов Чонгук явно оживился и в глазах заиграл огонь, а надежда выбраться увеличилась как минимум в трое. — Я хочу выбраться, — почти взмолился Чонгук, осматриваясь на наличие солдат. — Позвольте мне просто выехать за стену, я смогу дальше сам. Возьмите меня с собой, я не доставлю проблем! — Быстрее, Хваса! — прорычал голос спереди, — У нас буквально полторы минуты, чтобы выехать за стену. Девушка замялась и опустила пистолет, кинула взгляд назад, к водительскому месту, а после обратно на мальчишку. — Ты уверен, что хочешь сбежать отсюда? — спросила она, заглядывая в глаза мальчишке и примечая, что одним он явно не видел. Возможно, это ещё больше заставило её проникнуться к подростку жалостью, потому что никто не заслуживал жизни в стенах Легиона, особенно такие молодые, не подготовленные к тягостям армейской жизни. Чонгук понимал, что это его последний шанс и что упустить его означало распрощаться со спасением навсегда, потому нужда попасть в эту машину возрастала и мысль о том, что он может не успеть внушала страх и обиду, что на глаза тут наворачивались слёзы, готовые вот-вот хлынуть. — Да, я хочу уехать отсюда. — Чтоб тебя, — прорычала она и протянула руку, — Залезай. Он схватил протянутую ладонь и сразу же запрыгнул внутрь, после закрывая дверь, которая громко хлопнула. Броневик начал движение к той самой стене, и Чонгук ждал, что сейчас вот их остановят и расстреляют, но тот молодняк даже не шелохнулся, когда они проезжали, хотя Гук был уверен в том, что они не могли не знать, что в машине были проникнувшие на базу люди.⚠️⚠️⚠️
Adam Taylor — Mom's got work
Здание Легиона было одновременно самым скрытым и самым высоким зданием в округе Чёрного пятна, и штаб находился вне цивилизации, на более здоровой почве, но в месте, имевшем печальную историю. Двадцать этажей под землей и шестьдесят два на поверхности — не самый лучший способ конспирации, но пока что он работал. По вечерам на самом верхнем этаже бывало прохладно даже летом, стоило только солнцу сесть, как холод вновь окутывал штаб, лишая легионеров единственной радости — света. Не многим удавалось быть под ним дольше двух часов, так как основной контингент работал и жил либо в здании с тонированными окнами, либо под землёй, а на поверхности были только гаражи с машинами и казармы новичков. С шестьдесят второго этажа было очень трудно рассмотреть тех, кто был внизу, но с хорошим прицелом проблем не должно было быть, как думал Намджун, наблюдая за тем, как чёрный броневик скрывался в голограммной стене. Он медленно перевёл прицел обратно к горке трупов, к хилерам. Всё произошло хладнокровно, без зазрения совести или колебаний, как и ожидали от Кима. Наконец удостоверившись в том, что никто больше из них не сдвинется, мужчина приподнялся и оттащил снайпер, сразу же начиная складывать его. Где-то глубоко внутри него зародилась мысль: стоило ли сейчас это делать? Стоило ли отпускать шпионов и лишать Комиссию Хилер хвалёной группы «Призрак»? Он не знал, но свою работу сделал, как и требовалось. Закончив складывать ружье, он поднялся на ноги и последний раз окинул взглядом остывавшие внизу тела, кажущиеся без прицела просто чёрным пятнышком на земле. — Надо было и вам быть под её юбкой. Может, всё обернулось бы иначе, — будто им кинул он, после чего закинул сумку за плечо и скрылся в двери эвакуационного выхода. Но был ли он сам в безопасности находясь под опекой Мин Юнджи? Ему оставалось только гадать.