Жертва обстоятельств

Макс бежал, не оглядываясь, хотя прекрасно понимал, что его преследуют по пятам. Он слышал, как позади него громко ломаются кусты. Ему не требовалось смотреть назад, чтобы догадаться, кто именно его преследует и зачем. Нет, это был не дикий зверь, мечтающий полакомиться несмышленым кемпером. Всё обстояло гораздо хуже: тупой вожатый опять срывал побег из ненавистного лагеря. Мальчик разработал план своей «эвакуации» ещё прошлым вечером, решив, что его не хватятся до самого обеда, и у него будет время, чтобы рвануть в ближайший город и сесть на попутку. Накануне он умудрился окончательно рассориться с друзьями из-за порции мороженого. Поэтому был абсолютно уверен, что им будет совершенно плевать, когда его пропажу обнаружат. И они уж точно не станут устраивать поисковую «экспедицию». Макс вышел с территории лагеря ранним утром, когда только-только рассвело, и никто ещё не успел проснуться. Он старался не оставлять за собою следов и двигался осторожно, перебегая от дерева к дереву и прячась в кустах от возможных наблюдателей. Однако вожатый каким-то образом сумел предугадать его действия и проследить за ним до самой опушки леса. Кемпер рванул вперёд, как только заметил позади себя знакомую долговязую фигуру. Он не собирался сдаваться и возвращаться назад. Ему давно осточертел этот проклятый лагерь с его фальшивым весельем. Тем не менее, преследователь медленно, но верно приближался, сокращая дистанцию. У кемпера имелась фора, но вожатый был гораздо старше, выше и тренированней его. Вдобавок рюкзак за спиной раскачивался и бил в поясницу, становясь тяжелее с каждым шагом. Максу было всё сложнее удерживать заданный темп и не сбавлять скорость. В боку у него уже кололо, дыхание перехватывало, а во рту появился металлический привкус, но он не останавливался. Ему надо было лишь добраться до дороги, чтобы обрести долгожданную свободу. Но трава от утренней росы оказалась ужасно скользкой. Мальчик неосторожно оступился и покатился кубарем с пологого склона, не в силах даже немного притормозить. У основания холма он сильно стукнулся, но даже не вскрикнул, понадеявшись, что благодаря такому неожиданному спуску его упустили из виду. Очутившись внизу, кемпер не стал подниматься на ноги. Он отполз подальше от тропы и тщательно замаскировался в густых зарослях малинника. Но прятаться там оказалось не лучшей идеей — колючие ветви царапались и цеплялись за одежду, а от пыльцы чесался нос. Кемпер немного поменял свою дислокацию: переместился чуть влево — поближе к скалам, чтобы его нельзя было засечь сверху. Дэвида поблизости пока не наблюдалось, но это ещё ничего не значило — вожатый мог объявиться в любую секунду. Мальчик уже хотел пойти дальше, как вдруг заметил в горе небольшую расщелину, переходящую в короткий туннель. Вход в пещеру был надёжно прикрыт плющом и не выделялся среди высокой травы. Макс с опаской заглянул в дыру и с запозданием вспомнил, что как раз в таких местах и селятся медведи. Но к его счастью в этой пещере никто не жил. По крайней мере, в ней не валялись кости мелких животных и не было характерного звериного запаха. Вдруг со склона посыпались мелкие камешки. Кто-то быстро спускался к подножию горы как раз со стороны лагеря. Мальчик, недолго думая, шмыгнул в расщелину и забился поглубже в пещеру, приготовившись ждать и слушать. Было тихо, лишь где-то вдалеке вопили ранние птицы да совсем рядом капала вода. Макс притаился, думая, что Дэвид его ни за что не найдёт. Но вожатый каким-то мистическим образом вновь обнаружил местонахождение мальчика: сначала раздались его легкие шаги, а потом оклик. — Макс, я знаю, что ты здесь! Ответом на такое громкое заявление стало молчание. Мальчик предпочёл полностью проигнорировать обращённую к нему реплику и притвориться, что его здесь нет. Для пущего эффекта он даже накинул на голову капюшон и прижался к шероховатой стене, стараясь полностью с ней слиться. Кемпер всё ещё надеялся, что вожатый не будет проверять пещеру и оставит его, наконец, в покое. Но Дэвид не собирался уходить. Он вплотную приблизился к расщелине и бестолково потоптался рядом, будто ожидая особого разрешения, чтобы войти внутрь. — Ну же… Прекращай прятаться и выходи. Иначе пропустишь всё веселье! Мы с Гвен подготовили интересную программу на сегодня! Тебе обязательно понравится! Максу это предложение не понравилось. Ему вообще не хотелось слышать фальшивых обещаний, произнёсенных радостным тоном. Он скорее бы сдался на съедение медведю, чем присоединился к очередному мероприятию. Его неприязнь к Дэвиду росла с каждой секундой, хотя раньше казалось, что она давно достигла своего предела. Сам вожатый, похоже, этого совершенно не подозревал, раз не побоялся сунуться в проём. Его высокий силуэт показался в ореоле солнечной дымки, выделяясь чёрной тенью на белом фоне. Свет падал со спины, и создавалось впечатление, будто над головой у Дэвида засиял полупрозрачный нимб. Кемпер не видел лица вожатого, но мог бы поклясться, что на нём застыло привычное выражение неистребимой радости. Вожатый всегда выглядел так, будто питался радугой и какал бабочками. Как вообще можно было быть настолько невыносимо хорошим? — Я понимаю, что тебе совсем не нравится в лагере, — завёл старую пластинку Дэвид, медленно и аккуратно продвигаясь вдоль стены к ощетинившемуся мальчику. — Но это всего лишь временные трудности, которые надо пережить. Я уверен, что твои друзья тебя давно простили. Дэвид говорил так, будто действительно знал, почему Макс попытался сбежать, будто понимал, в чём заключались причины его вызывающего поведения. Но это было совсем не так. Взрослые всегда говорили одно, а делали совершенно другое. Обещали, но никогда ничего не исполняли. Они приносили лишь боль и огромное разочарование. От воспоминаний в груди мальчика словно бы зашевелились змеи, пуская яд прямо в сердце. Раздражение заклокотало в горле и ожгло изнутри желчью. Это была последняя капля терпения. — Иди на хуй, Дэвид! — инстинктивно рявкнул Макс из своего убежища, когда стало ясно, что ему больше некуда скрыться. Злые резкие слова вырвались сами, как защитная реакция на вторжение в нечто очень личное. Он отчаянно захотел, чтобы Дэвид сгинул, исчез, испарился вместе со своей бесящей улыбкой клинического идиота и никому не нужной добротой. Высокий голос мальчика сорвался в крик, когда вожатый протянул к нему руку в каком-то жалком просящем жесте. — На хуй! Вдруг раздался отдалённый гул и рокот, словно в горе заворочался кто-то огромный и недовольный тем, что его разбудили. Земля страшно содрогнулась, будто в агонии. Откуда-то сверху оглушительно загромыхало, и в коротком туннеле резко стало темно. Мальчик даже не понял, в какой момент Дэвид сбил его с ног и прикрыл собой от мелких камешков, посыпавшихся с потолка. Всё происходящее казалось ему кошмарным сном или розыгрышем, но никак не реальностью. Слишком пугающей была мысль о настоящем обвале и слишком она походила на правду. Пещера наполнилась густой пеленой каменной пыли. А потом всё разом закончилось. Последовавшая за обвалом гробовая тишина была ошеломляющей. Темнота, воцарившаяся вокруг, будто обволакивала, душила и сминала под собой все посторонние звуки. Это было странное и страшное чувство. Максу почудилось, что он оглох и ослеп от шока, а может быть, так оно и было. Сознание возвращалось к нему неохотно и постепенно, как бы опасаясь, что от малейшего шороха всё снова повторится. Мышцы мелко и неестественно подрагивали, словно их только что отпустила судорога. Неприятные ощущения мало-помалу сглаживались, но тревога не проходила. Мальчик боялся пошевельнуться и тем самым вызвать новую череду разрушений. Он замер, поджав ноги к животу и прикрывая руками голову. И чуть не заорал, когда его лица коснулось что-то тёплое. — Ты живой? — тихо спросил Дэвид, ощупывая кемпера на наличие внешних повреждений. Голос вожатого почему-то сразу успокоил мальчика, внушив ему, что мир всё-таки не сошёл с ума, а лишь слегка сдвинулся. Не то чтобы присутствие рыжего недоразумения что-либо меняло в сложившейся ситуации, но, по крайней мере, вселяло хоть какую-то надежду на спасение. В тоне Дэвида не чувствовалось злости. Он не обвинял мальчика в случившемся, не порицал за плохое поведение. Вожатый просто по-человечески испугался… за него? И эта реакция словно бы вернула нормальность происходящему, помогла расслабиться и привести мысли в порядок. Мальчик больше не ощущал внутренней пустоты и страха. Он снова стал самим собой: маленьким сгустком ненависти ко всему сущему. — Нет, гений. Я, блять, давно уже мёртв, — сквозь зубы выдавил Макс, отбиваясь от настойчивого «осмотра» Дэвида. — Со мной всё в порядке. Если не считать того, что мы с тобой находимся в полной жопе. — Макс, следи за языком, — привычно проговорил вожатый, повторяя давно заученную фразу, на что мальчик лишь снисходительно фыркнул. И мучительно закашлялся, глотая пыль. — Об этом надо было говорить раньше, а не когда всё пошло по пизде, — кое-как отдышавшись, хмуро возвестил Макс. А потом медленно сел и повертел головой. — У тебя с собой есть телефон? Дэвид виновато замялся, словно осознав, что совершил ужасную ошибку, которая ему ещё не раз аукнется. — Эм… Нет? — осторожно предположил он. — Я ведь собирался впопыхах и не думал, что тебе удастся забрести так далеко… — Ты просто не думал, — вынес неутешительный вердикт кемпер, стянув со спины рюкзак и начав его обшаривать в поисках фонарика. Скоро темноту пещеры разрезал пронзительно яркий луч света и упёрся в лицо вожатого. Тот был бледен до синевы. На щеке у него красовалась глубокая царапина, уже начинавшая кровоточить. Макс зачарованно уставился на почти позабытую картину, которая называлась: «Дэвид без своего дебильного оптимизма». Было странно видеть вожатого таким ошарашенным и потерянным. Он недоуменно хлопал глазами и подслеповато щурился от света, как щенок, которого впервые вынесли на улицу. Его маска напускного веселья здорово поистрепалась за последние несколько минут. Нос у него будто заострился, а под глазами залегли густые тени. Это было непривычно и жутко. Ровно до тех пор, пока на потрескавшихся губах не появилась хрупкая улыбка. — Макс, ты не мог бы убрать фонарик в сторону? В любом другом случае мальчик бы ослушался и продолжил доставать несчастного вожатого, слепя его светом. Но в данной ситуации это было просто бессмысленно и даже неспортивно. Он перевёл луч в сторону. На месте входа в пещеру лежала груда камней, да так плотно, что между ними нельзя было и палец просунуть. — Нам пиздец. Мы задохнёмся, — холодно и как-то равнодушно заключил Макс, констатируя факт. В принципе, что-то такое и следовало ожидать после обвала: часть скалы обрушилась и закрыла естественную расщелину, как пробка бутылку. — Ну, я бы не стал говорить так категорично, — излишне позитивным тоном возвестил вожатый. Он кое-как поднялся и проковылял к валунам. Там постоял немного, делая какие-то таинственные пассы руками, как шаман, призывающий духов. — Между камнями должны быть зазоры… Да, так и есть. Оттуда и сквозит. — Тогда это всё меняет. Беру свои слова назад, — иронично проговорил кемпер, вытряхивая из рюкзака свои скудные припасы. — Мы не задохнёмся. А всего лишь умрём от жажды и голода. Но сначала сойдём с ума. У тебя процесс, похоже, уже пошёл. — Нет, никто не допустит, чтобы мы с тобой здесь погибли, — твердо сказал Дэвид, явно пропустив слова мальчика мимо ушей. — Главное не беспокоиться и сохранять спокойствие. Нам просто надо продержаться до прихода помощи. — И как это самая помощь догадается, что она нам нужна? — скептично поинтересовался Макс, с подозрением разглядывая парочку раздавленных бутербродов и слегка помятую бутылку воды. — Мы её позовём, — сообщил вожатый, всё больше заряжаясь неистребимым энтузиазмом. Видимо от осознания того, что еда у них тут всё-таки имеется. — И каким же образом? Телефона у меня нет. У тебя, как выяснилось, тоже, — напомнил кемпер. — На помощь! — вдруг громко выкрикнул Дэвид. С потолка опять посыпалась каменная крошка, а откуда-то из глубин горы раздался отдалённый, едва слышный рокот. — Блядь, мы же уже выяснили, что здесь лучше не шуметь. Больше так не делай, если не хочешь, чтобы нас похоронило раньше времени, — предупредил мальчик. Его не покидало ощущение, что единственный взрослый тут не Дэвид, а он сам. И теперь именно ему предстояло сообщить горькую правду об их незавидном положении. — Всё будет хорошо, — продолжал вещать неунывающий вожатый. — Нас найдут и спасут. Гвен наверняка уже вызвала полицию… И стражи порядка скоро будут здесь. Макс почувствовал новый приступ едкой злости, с катастрофической скоростью сжигающей остатки его самообладания. Ему отчаянно захотелось ударить Дэвида за намеренную ложь, неоправданный оптимизм и неумелые попытки успокоить. Но вместо того, чтобы причинить физическую боль, он надавил морально: — Вот кого ты обманываешь? Меня или себя? Этот лагерь по факту считается незаконным! Сюда не вызовут спасателей с собаками. — Ну… Лагерь может справиться и своими силами, — не поддался на провокацию вожатый. — Завхоз знает этот лес, как собственный крюк. А Гвен умеет читать следы. Я сам научил её в прошлом году. Твои друзья тоже не оставят тебя в беде, помогут. Макс смачно хлопнул себя ладонью по лицу. Он отчаянно боролся с навязчивой идеей накричать на Дэвида, чтобы встряхнуть его и вернуть в суровую реальность, и ему приходилось постоянно сдерживаться, чтобы не сорваться. Мальчик сам не осознавал, чего именно хотел добиться от вожатого. Может быть, чтобы он, наконец, снял розовые очки и признал своё полное поражение? — Окей, допустим, можно поверить в то, что калека, девушка с комплексами и кучка детей отправятся нас искать, — с неприкрытой иронией процедил кемпер. — Но тогда назревают вопросы. Какова вероятность, что Гвен не устроит марафон сериалов и вообще соизволит выйти из вашего, так называемого, «рабочего кабинета»? Как считаешь, когда она заметит, что кого-то не хватает? Дэвид задумался лишь на мгновение, а потом просиял: — Я ни капли не сомневаюсь в компетентности Гвен. Она сразу заметит, что меня нет на месте! Макс горько хмыкнул, выразив тем самым своё презрение. — Не позорься, Дэвид! Просто признай. Всем насрать на тебя, на меня или на кого бы то ни было, кроме себя! Мы оба здесь умрём. Не сейчас, так завтра или послезавтра. И наши тела останутся тут навечно. Вместе, к моему глубокому сожалению. — Но твои родители… — предпринял ещё одну попытку вожатый, но его грубо перебили. — Мои родители тебя не касаются. Они сдали меня в этот грёбанный лагерь только затем, чтобы избавиться на лето. Не думаю, что они особо расстроятся, если я вообще отсюда не вернусь. Воцарилась глубокая удушающая тишина. Фонарик продолжал ярко гореть в руках у мальчика, но темнота вокруг стала постепенно сгущаться, будто сворачиваясь. Голос Макса давно уже смолк, но эхо резких слов всё ещё витало в воздухе, делая его тяжёлым и ядовитым. Кемпер словно ненароком разбил какую-то стеклянную стену, ранив острыми осколками не только вожатого, но и себя самого. — Макс, я… — начал вожатый, но так и не договорил. За него это сделал кемпер. — Отъебись, Дэвид. Не делай наше положение ещё хуже своими душевными беседами. Ты ничего не можешь исправить. Ты. Совершенно. Ничего. Не можешь. Мальчик демонстративно отвернулся к стенке, всем своим видом показывая, что дискуссия на этом завершена. Но на самом деле он старательно прятал слёзы, а за образом сильного и независимого человека, не нуждающегося ни в чьей помощи, пытался скрыть чувствительного ребёнка. Ему было проще закрыться и отстраниться от вожатого, чем поверить в то, что хоть что-нибудь в его жизни может измениться к лучшему.