***
Открыв глаза, Авон, резко вскочила и посмотрела на свои руки — они были в бинтах, покрытых кровавыми пятнами. Через секунду дверь открылась, и вошла Эйко. Она села на колени перед Авон и взяла её за руки. — Маленькая, ты перестаралась и очень сильно поранилась. Я прошу тебя, будь впредь аккуратней… Но это ещё не всё, твоя мана, она очень необычная. Я бы даже сказала, что запретная, но не волнуйся, её так мало, что ты можешь прожить всю жизнь и не думать об этом… — Говорила она с печальным взглядом. — Прости, я полностью бесполезна… — Говорила Авон, и на её глаза навернулись слёзы. — Знаешь, эту ситуацию умяли, но если ты так переживаешь… Думаю, я смогу найти для тебя местечко при дворе, — сказал голос за спиной Эйко, это заставило Авон поднять глаза. Она увидела того парня, что встретился ей ранее и промямлила: — Спасибо… Но кто вы? — Амори — четвёртый император, но не нужно формальностей, — сказал он с обворожительной улыбкой. — Это очень благородно с вашей стороны, но я думаю, нам нужно еще обдумать ваше предложение, — резко сказала Эйко, приподнимая онемевшую сестру за предплечье. Улыбка исчезла с его лица, и он наградил девушку суровым взглядом. Авон находилась словно в тумане, и только в повозке начала осознавать, что произошло. На душе у Эйко было неспокойно: в ней возникло чувство, до этого ей не знакомое. Она чувствовала раздражение и безосновательную неприязнь к Авон, и это тяготило её. Девушка знала, что сестре пришлось нелегко; три года некому было поддержать её и помочь… Эйко была искренне счастлива снова встретить её, но в тоже время глубоко внутри жалела о встрече и не понимала, с чего бы той, что никогда не везло, так неожиданно выпала удача. «За красивые глазки?» — Думала Эйко, из-за чего в ней кипел гнев. Гнев быстро стихал; появлялась жалость к сестре, и — ощущение вины за свои мысли. «Хорошо, что Авон уснула. Много чего произошло, ей и правда нужен отдых, — думала она и, проникаясь нежностью, пыталась прикоснуться к ней и обнять, как тут же отдёргивала руку. — Чёрт, как она в такой ситуации может спать?! Что за беззаботное существо!». Повозка напоролась на кочку. Авон стукнулась лбом об окно экипажа и, потирая отшибленное место, посмотрела на свою сестру. — Мы, кажется, почти приехали, ты о чём-то задумалась? — Тихо спрашивала Авон. — Да, можно сказать, уже приехали, — в попытке сделать голос мягче, ответ прозвучал неловко. — Ты точно в порядке? — Взволнованно спрашивала младшенькая. — Точно, нам пора выходить. Всю дорогу до дома Эйко не проронила ни слова. Подойдя к зданию, Эйко проигнорировала взволнованный вид сестры и постучала в дверь. На пороге показалась женщина среднего роста. Излишняя худоба прибавляла ей в возрасте; чёрные, без единой седины волосы были собраны в низкий пучок, но несколько прядей выбились и, словно паутина, прилипли к лицу и шее. Её глаза были холодными и мрачными, но, узнав входящую, в них словно зажёгся свет; появился блеск, и сухие губы расплылись в улыбке. — Мамочка, — ласково сказала Эйко и обняла свою мать. — Доченька, милая, что ж ты весточку не передала о приезде, я приготовила бы стол, — говорила Ровена, прижимая дочь. — Я удивить хотела. Как вижу, получилось, — улыбаясь говорила Эйко, проходя в дом. — Ох, получилось не то слово! Проходи, садись за стол, — звонко сказала женщина, удаляясь на кухню. Эйко осмотрелась. В доме всё было как раньше: просто, но уютно обставленный интерьер гостиной, с кухни всё так же тянулся запах выпечки. Любая мелочь, деталь в доме — вызывали воспоминания из детства. Она заметила своего отца, тот встал с кресла, положил книгу и, кашляя, направился к ней. Эйко обняла его и расспросила о здоровье. Ему стало лучше, это очень радовало её. Девушка совсем забыла о сестре. Ровена к тому времени пригласила к столу. — Ну что, расскажи, как твои дела? Как служба? На долго ли к нам? — Кашляя, спросил отец. — Ну, всё спокойно, все очень милые и приветливые люди. Некоторые аристократы слишком большого мнения о себе, но меня это не затрагивает. Ну, я взяла отпуск на месяц. Комикото — хоть и столица Святой Империи, но я и не думала, что смогу обзавестись такими знакомствами. Я перекинулась пару словечками с святой жрицей — Изабелой. Мы встретились всего один раз; это удивительно, учитывая, что она проводит почти всё время, изучая святые писания, — говорила Эйко, но её перебила Ровена. — Ох, какая честь. Правда ли, что если коснуться жрицы, ты очистишься от всех грехов и вылечишься ото всех болезней? — Честно говоря, я её не трогала, — почти смеясь говорила Эйко. — Да, ещё сестрица знакома с императором… — Начала говорить Авон, но, поймав на себе холодный взгляд матери, сразу замолчала, опустив глаза. — Это правда, милая? — Спросила Ровена. — Да, он прекрасный человек. Я никогда бы не подумала, что тот, кто смог установить в мире абсолютный мир, может быть таким искренним и милосердным. Он проявил желание присутствовать на отборе в Помоне… И предложил место при дворе Авон. — Что? Авон? Это не шутка? Ладно, мы позже это обговорим… — Говорила их мать, прожигая взглядом младшую. — Мам, я честно… — Хотела что-то сказать Авон, но, взглянув в глаза матери, сразу поняла, что та не хочет слышать от неё что-либо сейчас. — Материнское чутьё подсказывает мне, что ты не только восхищение к императору испытываешь, — говорила Ровена мягко и не принуждёно. Подобное сразу же вогнало в краску Эйко, она кивнула головой и явно перевела тему. Ужин подошёл к концу; отцу Эйко стало плохо, и он отправился в спальню отдыхать. Девушка встала из-за стола и направилась к лестнице. Она остановилась, обернувшись на Авон, и увидела, что девушка что-то полушёпотом, дрожа, пыталась рассказать матери. Эйко впервые не захотела помочь своей сестре, она отвернулась и пошла дальше по лестнице, лишь почти на самом верху остановившись. Через пару секунд девушка расслышала звук смачной пощёчины. Зажмурив глаза, она поднялась и зашла в их когда-то общую комнату. Здесь было всё по старому; только не было её вещей, из-за чего этого комната казалось пустоватой. Она переоделась и была готова ко сну, но не смогла уснуть, так как чувствовала, что сильно виновата и у неё нет никаких оправданий. Она могла заступиться за Авон так, как делала это раньше, но не решилась. Услышав шаги по лестнице, девушка затушила свечку и отвернулась к стене. Дверь тихо приоткрылась, послышались тихие шаги и небольшое шебуршание; заскрипела кровать. И снова тишина… — Милая, ты спишь? — Тихо спросила Эйко. — Нет, а почему ты не спишь? — Еле слышно ответила Авон. — Знаешь, я все эти три года очень по тебе скучала… Помнишь, когда мы были детьми, мы часто спали вместе, потому что тебе снились кошмары? Я так скучаю по этому времени… — Говорила Эйко, и на её глазах наворачивались слёзы. Она снова услышала скрип кровати; приподнялась, чтобы повернуться, и почувствовала, как маленькая рука коснулась её плеча. Авон легла рядом, Эйко незаметно вытерла слёзы и повернулась к ней. — Прости меня… — Дрожащим голосом говорила Эйко. — А, за что? — Удивлённо спрашивала Авон. — Прости, меня так долго не было рядом, — сказала она и крепко обняла её. — Нет, всё хорошо. Я уже не маленькая, чтобы переживать за меня, — наигранно весело говорила Авон. — Буду знать… — Уже плача, говорила старшая. — Сестрёнка, не плачь, а то я тоже буду плакать… Я очень тебя люблю и совсем не обижаюсь, — встревоженно говорила Авон, тоже готовая заплакать. — Я… Спасибо, милая… Спасибо… — Сказала Эйко и уснула.Две недели спустя.
Время шло. Эйко была счастлива. Казалось, что она не покидала семью на эти три года. Единственное, что омрачало — это здоровье её отца. Он тяжело перенёс нашествие тёмных. Эйко было страшно представить, с какими монстрами ему пришлось сражаться, но если война сломила его тело, то его дух… Эйко не могла винить отца или свою мать за жестокость к Авон; она пыталась их понять, но и ненавидеть её она не могла. Отец Эйко ушёл на пять лет, а, вернувшись, его ждала не только любимая жена и шестилетняя дочь, но, к тому моменту, трёхлетняя Авон; это сильно ранило его… Ровена никогда не говорила, кто отец девочки. К тому же, всеми силами старалась делать вид, что у неё есть только одна дочь. По настоящему грустно было то, что Авон не знает; лучше пусть и не узнает причину, почему «её отец» ни разу ей и слова не промолвил, а мать так к ней жестока. Эйко знала, что Авон неглупая и может сложить «два плюс два», но сама гонит эти мысли прочь и безоговорочно верит своей семье. Она всегда поражалась и восхищалась Авон, её внутренней силе. Она никогда не видела что бы та плакала: каждый раз она поднималась и делала вид что всё в порядке, встречала её с улыбкой и всё прощала. Она могла отдать всё, что попросит Эйко, и доверила бы ей свою жизнь. Она любила её… Но теперь всё иначе, сегодня утром она получила письмо. В нём Амори написал, что переживает за семью своей верной подчинённой и обеспокоен состоянием её отца, но ей казалось, что всё дело в Авон. «Он просто, проявляет к ней милосердие, глупо ревновать. Он переживает за меня, именно поэтому он всё это делает. Он ведь её совсем не знает», — говорила она сама себе и гнала глупые мысли. «Но тогда он постоянно расспрашивал про неё и первый рванул к ней, когда она потеряла сознание. Ещё это предложение…», — эти мысли не давали ей покоя. Она точно знала, что это всего лишь бред и глупая ревность, ибо именно ей все два с половиной года он оказывал «особое внимание». К тому же, он никогда не позарится на неё; по мнению Эйко, Авон не сможет пойти против сестры.Прошло два дня.
Авон с нетерпение ждала этого дня: сегодня к ним, обычным людям, должен был приехать сам Император с лекарем со двора, чтобы вылечить её отца. К тому же, ей не терпелось узнать человека, которым так восхищается её сестра. Ко всему прочему, при прошлой встрече он говорил о работе, которая поможет ей быть полезной и быть рядом с сестрой. Она была так удивлена, что он нашёл время, чтобы сделать это лично. «Откуда он знает про отца?» — Единственный вопрос, который не давал ей покоя. «Сестра не могла так запросто связаться с ним и так быстро. Возможно, она рассказала ему это ещё давно и, он решил помочь, заодно заслужить её расположение», — думала Авон. Отцу становилось всё хуже и хуже, и девушка не могла даже увидеть его. Мать прогоняла её, говоря, что та лишь беду накличет. И Авон ждала и надеялась на лучшее, это всё, что девушка могла сделать. Нарушив тишину и отвлекая Авон от мыслей, раздался стук в дверь. Она вскочила с кресла и побежала к двери, распахнув её. На пороге стоял Амори, он был поражён и, на секунду показалось, застыл. — Удивлён, как быстро открываются двери в вашем доме, — придя в себя, мило сказал он. — Прошу меня простить, проходите, — с поклоном сказала Авон. На шум из спальни вышли Ровена и Эйко. — Ему хуже. Прошу, помогите, — почти плача, говорила Ровена. — Да, уже бегу, — сказал лекарь-старичок. Старик с небольшой сумкой быстрым шагом зашёл в спальню. Ровена взяла Эйко за руку и зашла следом, оставив их двоих в гостиной. Авон не на шутку испугалась. Она не могла пошевелиться и замерла, смотря на дверь. — Ты в порядке? — Сказал Амори, коснувшись её плеча. Она обернулась, широко распахнув глаза и совсем позабыв, что тут кто-то есть. — Хотите чаю?! — Выкрикнула она, растерявшись. — Очень мило с твоей стороны, — растерянно сказал он. Авон двинулась на кухню, там разожгла печь, налила воды и поставила чайник. Она была растеряна и не заметила, что он пошёл за ней и сел за маленький столик. — Ты так сильно переживаешь, почему не пойдёшь к ним? — Сказал он и снова застал её врасплох. — А-ау! — Вскрикнула она. — Что случилось? — Быстро встал он и подошёл к ней. Она, вздрогнув, случайно коснулась раскалённой плиты. Мужчина взял её за руку, на миг заискрился небольшой золотой свет, и боль прошла. — Вау, вы удивительны, — сказала она с восхищением. — Удивительно то, что ты так реагируешь на ожоги, — сказал он, не в силах сдерживать смешок. — Именно поэтому я и не пошла к отцу. От меня одни проблемы, простите, — грустно промямлила она. — Ты слишком строга к себе, и я ещё при встрече просил тебя не соблюдать формальности, сейчас я всего лишь гость в твоём доме, — обольстительно сказал Амори, не выпуская её руки. — Э-э, хорошо, — ещё более нервно сказала Авон. — Прошу прощения, что прерываю, господин, но у меня печальные новости — глава семейства скончался, — сказал лекарь. Земля ушла у Авон из-под ног, она и представить не могла подобного исхода. Девушка вырвала свою руку и побежала в спальню родителей. Зайдя туда, она увидела будто спящего отца, рядом на полу сидела плачущая мать и Эйко. Они выглядели безутешно. Авон, словно сдерживая крик, прикрыла рот руками, ноги подкосились, опершись о тумбу, она медленно сползла на пол и в первый раз за долгие годы заплакала. Девушка не могла остановиться, и плач ее становился всё громче и громче. Услышав голос Авон, Ровена медленно поднялась и шатаясь направилась к ней. — Это твоя вина, отродье, — замахнулась рукой Ровена на Авон. — Какого чёрта вы творите?! — Поймав её руку, крикнул на женщину Амори. — Мам, не надо, она не виновата, — обнимая мать, говорила Эйко. Слова Эйко спровоцировали Ровену ещё сильнее, и та начала вырываться и кричать в сторону Авон, от чего та заплакала ещё сильнее. Амори, не растерявшись, поднял Авон и вынес из комнаты. — Не слушай эту ведьму… — Пытался успокоить её, но его слова были не услышаны. Авон не знала, сколько она плакала, пока Амори пытался утешить её, но ей казалось, что единственное, что она слышала — это проклятия своей матери. И перед тем, как заснуть в его руках, последнее, что она услышала — были слова её мамы: «Она заберёт у нас всё! Эйко, убей её, пока не поздно! Вот увидишь, и у тебя она заберёт всё!»Спустя две недели.
Близилась осень. Несколько дней беспрерывно шли дожди. Хоть листва на деревьях была всё также зелена, чувствовалось, что скоро придут холода. Всё это время со смерти отца Авон изредка выходила из комнаты. Эйко отдавала всё время матери, та была разбита горем и, казалось, сходила с ума. Да и вряд ли Эйко смогла бы чем-то помочь Авон. Мысли в её голове кружились с бешеной скоростью, и она не могла уловить ни смысла, ни причин. Как только она пыталась прийти к какому-то решению, сделать какой-либо вывод из происходящего — всё путалось и казалось абсолютно неправильным и неверным. Временами складывалось ощущение, что это дурной сон. Авон достаточно устала от этого и пришла к выводу: «Много думаешь — ничего не делаешь». И решила променять одно бесполезное занятие на другое, более интересное. Она тихо подошла к книжной полке, где ютилась парочка пыльных и старых книг. Некоторые из них было уже невозможно прочесть, но была одна другая. Новая, в дорогом переплёте, но уже успевшая покрыться пылью. Её вручили Эйко как подарок, когда та приступила к службе. И она отослала её Авон, та прочла её буквально за неделю и убрала на полку, совсем о ней забыв. А сейчас ей хотелось вновь погрузится в мир сказок. Взяв её в руки, Авон вытерла пыль своим рукавом и словно в первый раз коснулась, увидев название — «История Святой Империи». «В безумную эру, когда жили люди чистые и безымянные. Чистые — люди честные, жившие для блага других и хранившие свои семьи. Они защищали невинных, наказывали грешников и оберегали от безымянных, храня покой людей даже ценой своей жизни. Безымянные — грешники, чья душа прогнила настолько, что утратила имя. Подобных им даже монстрами назвать было невозможно, ибо они были словно животными, только сеяли хаос и смерть кругом, где ступала их нога. Они убивали даже младенцев в колыбели вместе с матерями, не зная жалости и состраданья, не преследуя умысла и не зная цели. Единственная их цель — сеять разрушения и раздор. И вот Чистые смело сражались, но Безымянные не знали пощады, и тогда Святая Жрица…» Дверь за спиной Авон хлопнула, прервав застоявшуюся тишину. Она резко обернулась и увидела свою сестру. Та медленно направлялась к ней, держа в руках поднос с едой. — Авон, ты решила умереть от голода? — Тихо спросила она, ставя на столик поднос и не смотря на сестру. — Нет, как матушка? — Взволнованно спросила Авон. — Читаешь историю? — Холодно говорила Эйко, садясь рядом. — Скорее сказки, не могу поверить, что в мире может существовать кто-то, являющийся «абсолютным злом», — говорила Авон тихо и безэмоционально. — Не думаю, что тебе следует говорить так. Любой другой человек может решить, что ты предательница, и, уж поверь, ты не хочешь подобного внимания к себе. Надеюсь, ты не решила, что умнее остальных. С чего им врать своим же людям? — гневно говорила старшая, наконец подняв взгляд и посмотрев в глаза Авон. Авон была шокирована подобным поведением сестры, до этого момента та никогда не повышала на неё голос. Минуту они смотрели друг другу в глаза, после чего Эйко резко вскочила и лишь на мгновенье остановилась в дверях. Она будто хотела что-то сказать, но тут же передумала и вышла. «Что со мной не так? Я даже пяти минут спокойно поговорить ни с кем не могу, не выводя его из себя», — думала Авон, падая на кровать. Она понимала, что она далеко не тот человек, который сейчас заслуживает понимания и жалости. И ей было жаль, что единственное, что она могла сделать для матери — это не попадаться ей на глаза. Авон даже не ходила на похоронную процессию. Чувствуя свою беспомощность, девушка не могла успокоиться; ей хотелось бежать и сделать хоть что-то, но ещё бы у неё была на это решимость, и единственное, что она смогла себе сейчас позволить — это унять свою тревожность и задремать. На удивление Эйко не могла сказать, что убита, скорее всё происходящее отвлекало её от грусти, но не от гнева. За эти две недели она поняла, что именно толкало её на грубость к сестре. Но лгала себе, что её раздражительность вызвана навалившимся горем. К тому же, ей пора было вернуться к службе, да, к тому же, прихватить с собой Авон. Её дико выводила настойчивость Императора и его забота к младшенькой. Его поведение с Эйко в корне поменялось. Если раньше он казался ей самым светлым и добрым человеком, что она знала, то теперь, когда дело касалось её младшенькой, у неё бежали мурашки от него, он выглядел холодным и абсолютно не знакомым человеком. И это пугало. С одной стороны, ей хотелось поскорее вернуться, и чтобы всё было как раньше, а с другой — её интуиция подсказывала: «Как раньше не будет, и в дальнейшем только мрак». Эйко зашла проведать свою мать. Ровена сидела спиной к ней, в кресле. Даже со спины было видно, что та убавила в весе. Эйко медленно подошла к матери, нежно положила ей на плечо руку. Феклиста резко вздрогнула. Она взяла её за руку, и только взглядом было понятно, что та хочет что-то сказать, на что Эйко наклонилась к маме. Следующие утро Авон разбудил шорох в комнате, она приподнялась и осмотрела комнату. — Спи, ещё слишком рано, — мягко сказала Эйко. — А почему же ты встала так рано? — Говорила Авон, зевая. — Я решила, что сегодня мы отправимся в столицу, — говорила Эйко, собирая свои вещи. — Ээээ… Почему ты мне не сказала, не разбудила?! — Взволнованно говорила Авон, резко вскочив с кровати. — Ты так сладко спала, мне не хотелось будить тебя. — Мы же не опоздаем из-за меня? Ты даже не говорила вчера ничего, — пробурчала младшенькая, потирая свои глаза. — Уж поверь, опаздывать некуда. Тем более у нас уйдёт примерно неделя только на дорогу, — тихо сказала Эйко, подойдя к сестре. Она улыбнулась ей и погладила по голове, после они вместе решили пойти позавтракать. Эйко уже успела всё приготовить, и еда была ещё горячей. — Всё ли будет нормально, если мы оставив маму одну? — Нерешительно спросила Авон. — Не волнуйся, я ходила в храм и попросила одну из святых служительниц присмотреть за ней после нашего отъезда, к тому же, не думаю, что ей в ближайшие время станет лучше и очень удачно, что тебе нашли место при дворе, я бы очень волновалась, оставив тебя здесь одну, — сказала старшая, допивая свой чай. На ответ сестры Авон лишь одобрительно кивнула головой. Закончив с едой, они решили начать собирать вещи. По началу, Авон решила забрать с собой абсолютно все вещи, хоть их было и не так много, большинство из них были бесполезные, и Эйко отговорила её их брать. Все вещи были готовы и заказная повозка уже прибыла к дому. Авон без раздумий зашла и расположила свои вещи. А Эйко, посмотрев в окно своего дома, поймала на себе, печальный взгляд Феклисты, но через пару минут опомнилась и зашла следом за младшенькой. — А в каком городе мы остановимся ночевать? — Восторженно спросила Авон. — Прости, насколько дней нам придётся ночевать в повозке, либо в дороге. — Ой, как жаль, мне очень хотелось увидеть города другой области и понять чем Хаим отличается от Камикото, ведь по сути это две столицы, только области разные. — Ну, довольно сильно. Насколько знаешь, наша родная область в основном занимается земледелием и всем тому подобным и у нас, по сути, нет такого жестокого разделения на знать; все трудятся в силу своих возможностей. А вот в Камикото ты никогда не найдёшь деревянного здания, можно сказать, там живёт одна знать и святые служители; там любое здание как произведение искусства. — Красиво, но бесполезно? — Ровным голосом спросила Авон. — Знаешь, иногда я тебя не понимаю. Тебе шестнадцать лет, время гулять и глупо смеяться с подружками, а ты подвергаешь сомнению неоспоримую истину, называешь её либо сказками, либо бесполезным, знаешь, это неправильно. Ты должна быть хорошей девочкой, — сказала Эйко, ущипнув её за щёчки, и засмеялась. Авон сделала видимость, что обиделась и решила развлечь себя чтением. Она решила пропустить часть о «подвигах Чистых» и прочесть ту часть, что вызывала у неё большие сомнения. Безымянные. Их было всего шестеро, но бед несли они за тысячи; всегда появлялись по двое, находя и создавая отряды демонов и грешников. Первая пара — Она. Убивая ядовитой похотью, тем подавала пищу Ему, пожирающему плоть людскую, но голод был неутолим и пожирал он каждого на пути своём. Пара вторая — Он — заманивал сладкими речами, голосом милым, позволяя Ей иссушить каждого, кто подастся словам лживым. Пара третья — Она — погружала всех в грех и направляла на путь тёмный непокорных, играясь и долго мучая, убивал Он На их душах множество грехов, но эти описывают их личины как нельзя лучше. В их образах все должны видеть тех — на кого под страхом смерти и лишений им не стоит не уподобляться Сколько бы раз она не читала эту книгу, никогда не могла понять: как с подобными наклонностями они могли массово разрушать города и, в принципе, противостоять «Чистым». И что это вообще должно значить? Ещё множество причин заставляло Авон не верить в эти сказки и ей казалось, что она одна видит в этом что-то не логичное. Авон частенько воспринимала всё в буквальном смысле и была далека от творчества; никогда не ладила со сверстниками. Из-за того, что воспринимала всю полученную информацию за чистую монету — это позволяло легко её обмануть; в совокупности с стеснением, производила на окружающих впечатление человека холодного, замкнутого и нелюдимого человека, хотя на самом деле, возможно, была слишком эмоциональной и вспыльчивой, но старалась не показывать этого окружающим. С семьёй она вела себя максимально внимательно и нежно, так как могла показать свою любовь и могла оправдать, простить любые их поступки. Она никогда не испытывала обиды, ненависти к членам семьи, а в большинстве случаев винила себя. Ситуация с Ровеной не стала для девушки исключением: она винила себя уже не так сильно как раньше. Но её чувства со временем утихали, а к моменту прибытие почти исчезли. Так как через месяц работы она совсем забыла эту горечь.***
В столице, в отличие от Помоны, было тепло. Не смотря на осень, ветер был жгучий и сухой. Но этого не чувствовалось на территории дворца, а вне его стен она не бывала. Но находясь большую часть времени во дворце, Авон было более чем комфортно; она жила в маленькой комнатке, в корпусе для слуг, хоть её комната была больше похоже на большой шкаф, чем на комнату, но для неё там было более уютно, чем в своей прошлой комнате. Кроме того, прибывая при дворе целый месяц, она не успела побывать и в одной десятой всей территория императорского двора. Больше всего ей хотелось побывать в Лазурной библиотеке, но там находилось слишком много священных служителей, что девушке было неловко туда идти. За это время она неплохо проводила время с Амори и Эйко, и они, как казалось, все славно поладили. Сейчас Эйко находится в Мика; там вспыхнуло нашествие демонов и монстров, хоть ситуация была не критическая, её направили туда «на всякий случай». Она должна была пробыть там примерно месяц, и оставалось до её приезда примерно полторы недели. За время её отсутствия, Авон неплохо подружилась с Амори, хоть он и был большую часть времени занят, но всегда находил время, чтобы увидеться с ней. Авон была безумна рада, что у неё появился первый её друг, кроме сестры. Жизнь Авон заиграла новыми красками, впервые окружающие были так тепло к ней расположены. Сейчас Авон несла материал для пошива новых штор в кабинет придворного мага (по сути, она занималась переводом древней магии и начертанием новых магических кругов, проще говоря, в основном бумажной работой), та сожгла их в порыве гнева. Лейси была выдающимся магом, но у неё был горячий нрав, и она частенько бранила своих учеников, но к Авон имела особую страсть, чем дико бесила её. Только завидев Авон, та бросалась обнимать и тискать её — так, что у бедняги болели рёбра. Авон решила сократить дорогу и пройти через сад. Однажды её приглашала туда Лейси, но Авон сбежала, ничего не ответив. Войдя в сад, Авон успела пожалеть, что отказалась. Этот сад необычайно красив, пусть сейчас там не цвёл ни один цветок, но деревья, с которых ветер срывал золотые, багровые листья, заворожили Авон. Неожиданно, она поймала сильный удар по лбу и упала. Посмотрев перед собой, она увидела девушку с изумрудными волосами и золотистыми глазами. На вид ей было лет пятнадцать, она жмурилась и потирала лоб. «Вот чёрт, на ней одежда высших служителей, последнее, что я бы хотела — это злить «фанатиков», — подумала Авон, подняла и судорожно подала ей книгу. В тот момент, когда их глаза встретились, у этой девушки в них промелькнул страх, и она резко вскочила. — К-ак… Почему ты здесь?! — Дрожащим голосом воскликнула та. Появился ослепляющий свет, и в руке девушки появился жезл, на наконечнике которого было изображено солнце. Она готовилась атаковать, как неожиданно за её спиной появился Амори. Он схватил её за руку и, сильно сжав, потянул на себя, после чего прошептал ей что-то на ухо. Она развеяла заклинание, но продолжала гневно и растерянно смотреть на Авон. — Цветочек мой, не обращай внимание, она перетрудилась, — ласково сказал он ей. — Простите, я не хотела чем-то задеть вас, госпожа, — панически говорила она, кланяясь. — Ну, я же сказал, что всё в порядке. А как ты относишься к тому, чтобы прогуляться по городу? Иногда нужно отдыхать, а то будешь бросаться на людей — как она, — говоря это, он плавно взял её под руку и увёл от туда. — Звучит здорово, — весело сказала Авон. Близился закат, улицы города пустели, весь город сиял в лучах уходящего солнца. На площади было небольшое скопление людей, все они наблюдали за труппой путешествующих артистов. Среди них были и они, Авон не могла оторвать свой взгляд от их пёстрых нарядов и часто меняющихся эмоций на их лицах. До этого ей никогда не доводилось видеть подобное явление, неудивительно, что она не замечала ничего вокруг. Представление подошло к концу, Авон посмотрела в сторону и увидела, что, возможно, всё это время Амори смотрел на неё. — Это было очень интересно, — краснея, сказала она. — Я заметил, тут такое частое явление, так что, увы, я не смог насладиться им так как ты и всё же я рад, что тебе понравилось, — говоря это, он как всегда ослепительно улыбался. — Уже вечереет, пора возвращаться? — Думаю да, но во дворце есть особое место, которое я также хотел показать тебе. — Хорошо, мне уже безумно интересно, — сказав это, она мило улыбнулась и уже собиралась направиться в сторону дворца. — Для тебя будет лучше взять меня за руку, пусть это и столица, но к ночи всегда становиться опаснее, — сказав, он протянул ей руку. Авон, доверившись его словам, взяла его за руку. Уже во дворце они прошли пару тёмных пыльных коридоров, в которых ни одна живая душа не проводила уборку уже очень давно. Он не отпускал её руку до того момента, как они не подошли к большой двери. Он толкнул тяжёлую дверь двумя руками так, что та настежь распахнулась, и Авон увидела огромное количество бело-фиолетовых цветов, у них были крупные бутоны, и от них исходил почти пьянящий сладкий аромат. — Правда прекрасные? Не знаю какая магия поддерживает их, но они растут тут даже зимой, печально только, что они распускаются вечером, — говоря это, он нежно улыбался, глядя на эти цветы. Глядя на эти цветы, в Авон появилось странное чувство, оно было знакомым, но она не могла вспомнить, когда она испытывала подобное, оно разжигало в ней тревогу, беспокойство. Но что это за чувство, понять она не могла. Через пару минут Авон опомнилась и поняла, что должна ответить на вопрос. — Да, они восхитительны, — как ни в чём не бывало ответила она. — Об этом месте знают только два человека — я и Изабела, ты с ней уже встречалась, кстати, она является святой жрицею и женщиной, что вырастила меня, — говорил он, всё так же глядя на цветы. — Э-э-э-э, — хотела сказать что-то Авон, как он перебил её: — Не переживай, по факту она ничего тебе сделать не сможет, я прослежу за этим, — он наконец посмотрел на Авон. — Спасибо, мне жаль, что так получилось, — виновато говорила она, смотря вниз. — Как ты думаешь, сколько лет этому месту? Ему больше двадцати тысяч лет… Изабела рассказывала, что эти цветы вырастил самый первый Истинный Император, они были напоминанием о его возлюбленной… — Говоря это, он делал небольшие паузы и впервые был полностью серьёзен. — Это очень печально, ведь насколько я знаю, срок жизни зависит от внутренней энергии, грустно думать, что ему прожить несколько столетий без любви всей своей жизни… — Говорила Авон, пытаясь не нарушать серьёзность разговора, хотя искренне не понимала к чему ей это знать. — Жрица говорила обратное, что именно она стала причиной его смерти… Но это не важно, главное, что теперь я Император и сам волен решать, как мне жить и с кем… — Говорил он всё так же серьёзно, глядя прямо ей в глаза. — Ну, думаю, нам уже никогда не удастся узнать правды… А как эти цветы называются? — Пытаясь развеять неловкость своего положения, сказала Авон. — Честно говоря, не знаю, но думаю, этим цветам подошло бы твоё имя, — сказав это, он тепло улыбнулся. — Прости, что? — Переспросила она, надеясь, что она что-то недопоняла. — Знаешь, я в первый раз чувствую нечто подобное… Думаю, единственное, что я желаю — это чтобы ты стала моей Императрицей, — сказал он и по старому блистательно улыбнулся. — Мне нужно подумать… — Максимально вежливо и спокойно сказала она. Авон прекрасно знала о чувствах сестры, и она не могла принять это предложение, но смелости отказать тут же у неё не хватило. Она приняла решение обдумать всё как следует и максимально вежливо отказать. Но уже через несколько часов она страшно испугалась, ведь могла навсегда потерять свою сестру. Для неё было бы невыносимо встретиться с ней и посмотреть в глаза.Пару днями позже.
Эйко вернулась, совсем не понимая, зачем ей следовало туда отправиться, по её мнению, даже крестьяне с мотыгами могли спокойно справиться с ситуацией. В комнату вошла служанка с серебряным подносом и едой на нём. Она бесшумно подошла к столу, лишь её накрахмаленное платье, при каждом её шаге, тихо шуршало, чем выдавало её присутствие. — Госпожа, вы только прибыли, позволите сообщить слухи? — Скромно спросила служанка. «Ещё одна болтливая служанка», — подумала Эйко и с раздражительностью, присущей человеку, находившемуся долгое время в пути, кивнула головой. — Весь императорский двор вспыхнул, как пожар, от этой новости, говорят ваша сестрица станет императрицей, знать ужасно бунтует… — Не успела договорить слуга, как Эйко резко вскочила. — Что?! — Закричала Эйко и тут же поспешно вышла из комнаты. Идя к кабинету Амори, грязно ругала глупые слухи и хотела объяснений. Подойдя к двери, она остановилась, в попытке успокоить своё дыхание и сердцебиение, но уже через секунду постучала и вошла. — Похоже, ты уже в курсе, — сказал Амори, стоя к Эйко спиной, листая какие-то бумаги. — Это правда? Я думала, что между нами что-то есть… — Дрожащим голосом начала говорить Эйко. — Давай я тебе кое-что объясню, я серьёзно настроен по отношению к Авон. А вот насчёт тебя… Я обещал на тебе жениться, или я должен жениться на каждой девке? Мне совсем неинтересно, что ты там думала, так что будь добра, избавь меня от истерик и тому подобному. Если что-то не нравится — ты всегда можешь вернуться к матери и побыть там пару недель; не волнуйся, приглашение на свадьбу получишь по почте, — говорил он холодно, пренебрежительно, всё так же читая документы. Ей нечего было ответить на это. Она вышла от туда и сама не заметила, как оказалась в саду, присев на лавку, она склонила свою голову так, чтобы скрыть от окружающих свои слёзы. Она думала-думала. И не могла понять, почему это произошло. Почему её сестра, зная, как он важен для неё, украла её единственную любовь. Эйко корила себя за наивность, она и представить не могла, что это всё же случиться. Она догадывалась, что он не безразличен к ней, но искренне верила, что это всё её глупая ревность. И всё равно, не смотря на ревность, она любила Авон, притворялась, что не видит всего этого. Чья-то нежная рука коснулась плеча Эйко, она подняла голову и замерла. Рядом с ней сидела Изабелла, Эйко судорожно смахнула слёзы и вопросительно посмотрела на жрицу. — Милая, это так печально, — тоскливо сказала Изабелла. — Да, печально, но уже всё решено и выбора, кроме как принять это, у меня нет, — скорбно улыбаясь, объяснила Эйко. — Из вас бы получилась прекрасная пара, как жаль, что ты сдалась так рано. Ему предстоит долгое время править, думаю, такая девушка, как она не сможет быть для него той опорой, что нужна императору, хотя бы потому, что время не пощадит её, и рано или поздно она станет пылью на ветру. Но не ты, ты очень способная девушка и можешь добиться большего, и, в конечном итоге, быть рядом с ним… Ну, что ж, раз ты считаешь, что сделать ничего нельзя, то и пытаться не стоит… — Говорила святая жрица медленно, словно гипнотизируя своими речами Эйко. — Прошу… Подождите, если можно что-то сделать, то я смогу… — Эйко схватила Изабеллу за руку. — Ну, ты ещё не знаешь, но поступили сведения, что знать готовит заговор и осела в Цукено; удивительно, что там, в лютый холод, у кого-то зародилась мысль о восстании. И, как уже понятно, Амори должен будет лично разобраться с этим, так что через неделю, при дворе, его не будет, — начала шептать Изабелла. — И что же вы хотите сделать в его отсутствие? — Заинтересованно спросила Эйко. — Всё зависит от тебя, возможно, ты смогла бы припомнить что-то, что могло стать полноценным запретом на это бракосочетание, — жрица сказала это так, словно от этого зависела её жизнь. В голове Эйко возникли слова матери, она вспомнила тест и ту магическую энергию, что была обнаружена. И она без сомнений поведала об этом Святой жрице. Та в свою очередь сказала, что всё решит и сказала до того момента не видеться с Авон. Эйко оправдывала себя тем, что от этого будет лучше всем. Амори сможет быть счастлив только с ней, а Авон найдёт обычного, простого человека и с ним построит счастье. Авон сидела за столом и не могла найти в себе решимость поднести перо к бумаге и начать писать. С пера упала капля чернил и расползлась странной кляксой. Девушка расстроенно вздохнула и смяла незаконченное письмо. Она отвела взгляд к окну. Была глубокая осень, всю листву давно сорвал ветер и носил в вихре по округе. Авон неосознанно вспомнила родной город — в это время там была невыносимая слякоть, до такой степени, что проехать куда-либо можно было только глубокой ночью, пока грязь дорог, скорее похожая на непроходимое болото, застывала. Ей было совершенно не по чему скучать в родном городе, но, всё же думая о доме, её охватывала тоска. Местный климат раздражал Авон, он был для неё слишком жарким и сухим. Она и представить не могла, как тяжело в этой области жилось крестьянам, но Авон теперь явно понимала, почему округ Хаима в народе называли «кормящей землёй». Тут заниматься сельским хозяйством было почти невозможно: земля была сухой и твёрдой, как камень, про дожди и вспоминать не стоило, не говоря уже про дикий ветер. А уж про округ Цукино и думать было страшно — там не то, что растения, там люди не могли нормально жить — всё погибало в вечном холоде. Авон было жаль людей, живущих там. Холод, отсутствие нормальной пищи, недостаток людей (не считая большого количества заключённых в тюрьмах) — всё это сильно сказалось на людях, живущих там. «Интересно, там тяжело даже Амори?» — Подумала она, как тут же вспомнила, с чем должна была закончить уже давно. Для неё оставалось загадкой то, как она должна вежливо и с достаточным почтением отказать Амори в помолвке через письмо. Она довольно долгое время думала, как будет лучше сказать это, найти в себе силы сделать это лично она не смогла, в конечном итоге решив, что лучше написать об этом в письме. Это оказалось не так просто, как ей показалось. Авон понятия не имела, как она должна начать письмо — нельзя же было ни с того ни с сего просто написать об отказе, учитывая её глупое поведение до этого, ситуация казалась предельно нелепой. Всё то время с его предложения, она избегала всех, кто мог заговорить с ней. Больше всего ей не хотелось встречаться с сестрой, Авон не стала бы ей врать и что-то придумывать, но и рассказать всё ей не очень то и хотелось. Неожиданно для себя, Авон услышала приближающиеся шаги к её комнате: это были ни слуги или кто-то из знакомых. Шаги были тяжёлые, быстрые, и слышался лязг брони. Двери распахнулись, перед ней пристали трое человек. Двое солдат и один белый жрец невысокого положения — было заметно по вышивке на его одежде. — Вы обвиняетесь в использование тёмных искусств и участие в заговорове против власти, — быстро проговорил жрец так, что Авон даже не успела понять причину визита. Через секунду к ней подошли стражники. Один из них схватил её за предплечье и резко вытянул из-за стола. Взяв девушку под руки, они поспешно покинули комнату и направились в храм для проведения суда. Авон не сразу осознала, что происходит, но не растерялась. Осознала своё положение и собрала всю свою волю в кулак. — Не могли бы вы повторить обвинения? — Авон приходилось идти быстро, поэтому её голос звучал жалко и дрожал. — Вам повторят обвинения на суде, — последовал краткий ответ. — Суд?! А никакого расследования, доказательств не будет? — На этот раз громко, но всё так же жалко проговорила Авон. — Об этом не беспокойтесь, всё готово и будет раскрыто на суде, — с долей насмешки последовал ответ. Авон ужаснулась, ситуация была абсолютно неуправляемой, мрачной и, похоже, в светлую сторону поворачиваться она не собиралась. Она даже не заметила, как они вошли в храм и направились к судебной комнате. Молодой жрец распахнул двери, стражники толкнули Авон вперёд так, что она упала на колени. Подняв голову, она увидела перед собой жрицу и рядом, с боку от неё, были Лейси и Эйко. Авон совершенно не поняла происходящие. — Я рада поприветствовать всех присутствующих и извиниться за спешку. Но, как вы поняли, сейчас мы должны в неотложном порядке разрешить сложившуюся ситуацию и избрать должное наказание, — сказала Изабела холодно и монотонно. — Я не понимаю, объяснитесь! В чём я виновата?! — Закричала Авон, не выдержав напряжения происходящего. — Как грубо и нетерпеливо с вашей стороны, — сказав это, жрица одарила Авон высокомерной улыбкой. Авон онемела от страха, по всему телу побежал холод. Руками она сжала подол своего платья, не в силах издать и звука. — Для начала, выберете из присутствующих человека, который будет представлять ваши интересы, — спокойным, размеренным голосом начала говорить Изабелла. Авон хотела что-то сказать, но, только приоткрыв рот, в голове возникла пустота. На несколько секунд возникла давящая тишина. — Ну, раз вы отказываетесь выбирать, я предложу вам кандидатуру вашей сестры, — произнося это, жрица смотрела Авон прямо в глаза, словно пытаясь увидеть её насквозь. Авон попыталась приподняться, ей казалось, что тело стало невыносимо тяжёлым. Только на дрожащих ногах она смогла подняться, как рука сзади стоявшего жреца ударила её по плечу, и она снова рухнула на пол. — Ну, ответа снова не последовало, мне расценивать это как согласие со мной или же как сопротивление суду? — С мерзкой ухмылкой задавала свой вопрос Изабелла. — Я думаю, она согласна, — проговорила Эйко, глядя в пол. — Ну, славно, как мы видим, обвиняемая не в состояние отвечать на вопросы, так что прошу посодействовать суду вместо неё, — сказав это, жрица плавно показала рукой на Авон, давая понять, чтобы Эйко заняла место рядом с ней. Эйко покорно подошла к Авон и встала справа от неё, не одарив сестру и мимолётным взглядом. — Ну, что ж, приступим, — начала говорить Изабелла. Ей подали некие документы, открыв которые, она едва сдерживала улыбку. — Сестрица… — Прошептала Авон и коснулась руки Эйко, но та нервно отдёрнула руку. — Вовремя теста, была ли у обвиняемой обнаружена тёмная энергия? — Продолжала жрица. Да, была, я самолично присутствовала и видела всё своими глазами, — последовал ответ Эйко. — Хочу сообщить всем присутствующим, что никто не располагаем достаточными знаниями, чтобы точно сказать, какой магией наделана данная особа, но наличие магической энергии показывает нам на вполне возможное любое использование грязной, порочной магии. И я прошу присутствующих запомнить и принять это к сведению, — сказала жрица и окинула всех проникновенным взглядом. — Это не правда! Я никогда не… — Не успела договорить Авон, как её перебили. — Правда ли, что ваша матушка считает младшую сестру истинным злом, и отец Авон не известен? — Повысив голос, сказала Изабела. — Да, это так, моя мать всегда была такого мнения об Авон, но, к сожалению, личность её отца не раскрыта, но уверенна, знай мы правду, ничего хорошего мы бы в ней не увидели, — проговорила Эйко, всё так же глядя в пол. — Мой маме сильно нездоровится, она не со зла, — робко сказала Авон. — Никто и не обвинял вашу мать. И нет ли твоей вины в её психическом нездоровье? Так или иначе, факт остаётся фактом. Матери всегда виднее, кем является её ребёнок. Ну не будем отходить от основной темы, соберём единую картину. Ваша семья уверенна в ваших ужасных намерениях, возможность использовать магию, которой не писаны людские законы, а недавняя помолвка с его величеством?! Не уж то я одна вижу ужасающую связь?! — Говоря это, нельзя было не заметить прекрасных ораторских способностей — она играла со своим голосом, как на музыкальном инструменте, где-то говорила тише и медленнее, а где-то быстро и почти крича. От всех присутствующих раздались хлопки, в том числе и от Эйко. Их хлопки слились в один режущий звук, что поглотил Авон. Она оцепенела от страха, за подобные обвинения впереди только казнь. Чувство глубокой обиды и горечи предательства разъедали её душу. — Своей тёмной силой она околдовала нашего императора, к тому же не признала своей вины, отказывается содействовать суду. Я на данный момент имею достаточно полномочий, чтобы решать её судьбу. Это величайшей проступок, и казнь будет являться милостью для мерзкой ведьмы, решившей прибрать к своим рукам власть, — она говорила это с ледяным спокойствием, громко, с небольшими паузами, так, что каждое её слово повторяло эхо. Множество хлопков снова сплелись в единый шум, но на этот раз Эйко не хлопала, она была поражена, было видно, что совсем не такого исхода она ожидала. Она спустилась на колени и потянулась руками к Авон, но та резко отмахнулась от неё, ударив её по рукам. Глаза Эйко наполнили слёзы, всем своим видом она пыталась показать, как ей жаль, и она не хотела… Возможно, впервые за всю свою жизнь Эйко довелось заглянуть в глаза сестры, и вместо честности и наивности, любви увидела совсем другое. Эйко повидала много людей и ловила разные взгляды, но никогда не думала, что увидит такую кромешную тьму и гнев в её глазах. Эйко впервые за долгое время почувствовала страх, она словно утопала в её глазах, ей казалось, что воздуха становится всё меньше и меньше, и она начинала задыхаться. Эту немую сцену разрушил жрец, стоящий позади Авон с самого начала. Он схватил Авон за волосы и хотел потянуть наверх, но неожиданно для всех вспыхнул, как спичка. С диким воплем он упал на спину, и его тело почти целиком поглотило жёлтое пламя. Крича и плача, тщетно пытаясь сбить с себя огонь, обжигался всё сильнее, казалось, словно он плавился. Все стихли и никто не захотел помочь юнцу, все словно застыли и покорно ждали, пока вопли прекратятся и сменятся скорбной тишиной. — Что это значит, Лейси?! — В недоумении, потеряв хладнокровие, вскрикнула Изабелла. Лейси ничего не ответила, она медленно приблизилась к Авон и аккуратно приподняла её. Вместе с ней они направились вверх по лестнице, ведущей на балкон, оттуда судебный зал был виден лучше всего. Крик давно стих, но Авон казалось, что он ещё там, безумно стонет и мечется на полу в жалкой попытке выжить. Она шла, словно в тумане, она не понимала, как уже очутилась наверху. В её руке был стакан воды, а её руку крепко сжимала Лейси. Авон услышала перед собой знакомый голос, обратив на него свой взор, она не сразу узнала его. Он стоял к ней спиной и говорил что-то суровым тоном. — Я глубоко разочарован в вас всех, что за глупые обвинения, высосанные из пальца? Все обвинения косвенные, и у вас нет никаких доказательств, кроме слов Эйко. И что-то я не заметил, что Авон в этом цирке смогла хоть что-то сказать, — говорил Амори, смотря на них так, будто те и гроша ломаного не стоили. Авон подошла к перилам и посмотрела на них, она непроизвольно улыбнулась. Они выглядели так жалко: святые служители дрожали, помня пример участи товарища, стража стояла на коленях, не смея поднять голов, а знать смахивала пот с своих масленых лиц, и самое интересное — то приковало взгляд Авон. Изабелла двумя руками держала жезл и не смела поднять голову, Авон чувствовала её злобу и досаду. Эта картина не могла её не радовать, и несколько секунд она наслаждалась видом их беспомощности и слабости. «Боже о чём я думаю?! Как я могу в подобной ситуации…», — думала про себя Авон, не понимая, от куда в ней это. — Но я не могу винить вас, вы слишком доверчивы. Лейси предоставит список придворных. Тех, кто не смог разглядеть абсурдность ситуации, ждёт смещение с должности, — продолжал Амори. — Господин, если вы отошлёте нас всех, у вас не останется приближённых среди аристократов, — тихо прошипел один из толпы. — Я уверен, что найдутся ещё люди, что сохранят мне верность, примут мою императрицу и доверятся мне, — как только Амори договорил, аристократы покорно спустились, склонив свои головы. Авон не давала своего согласия, она хотела было поправить его, как Лейси сжала её руку и неодобрительно помахала головой. — Но больше всего меня разочаровала Святая Жрица и Эйко… Эйко, ты желаешь смерти своей сестре и моей императрице? — Бесстрастно произнёс он. — Я бы никогда, ваше величество! Я не думала, что так получится! — Вскрикнула Эйко. — Не думала? Тогда на кой-чёрт тебе нужна голова на плечах? — Бездушно произнёс он и махнул рукой стражникам. — Зачем ты так? Не нужно, она моя сестра… — Тихо проговорила Авон, отдёрнув его за рукав. — Зачем? Каждый должен знать, что будет с теми, кто идёт против воли Императора. На твоём месте, я бы смотрел внимательнее, — проговорил он это, не смотря на неё. Она обомлела и, затаив дыхание, смотрела на происходящие. Она и вправду не могла ослушаться сейчас и покорно наблюдала. Эйко стояла к ним лицом и сокрушённо смотрела на Амори. К ней приблизилась стража, один из них ударил ногой ей по колену, и она пала. Лишь на секунду она подняла взгляд на Авон, через секунду раздался свист меча, рассекающего воздух, и её голова слетела с плеч. Локоны волос и брызги крови разлетелись, как листья при порыве ветра. Следом рухнуло тело, по плиточному полу растеклась кровь. Она заливалась между плиток, образуя багряные узор. Застывшие, пустые и навсегда холодные глаза Эйко, казалось, всё также смотрят на них, хотя голова и была повёрнута вправо. Авон не смогла выдержать этого и метнулась к Лейси, та, в свою очередь, крепко обняла её. — Пожалей девочку, она достаточно насмотрелась на сегодня, — кротко сказала Лейси. — Я понимаю… Прости за это… — Он провёл по волосам Авон и почти сразу отдёрнул руку, как будто побоявшись испачкать её. — Я чуть коньки не отбросила, когда ты отдёрнула его за рукав, — Лейси тихо прошептала на ухо Авон, как бы в шутливой манере. — Изабелла, ты разве не должна видеть истину, разве не в этом цель твоего существования? Чтобы видеть то, что скрыто, и направлять меня? Похоже, твои глаза потеряли этот дар, так что я считаю, что они тебе также не к чему, — продолжил Амори. В ответ Изабелла откинула в сторону жезл и истерично засмеялась. В полной тишине и напряжение её смех пробирал до костей и заставлял дрожать даже тех, кто был не причастен. Лейси поняла, что дальше зрелище будет поживее, и поспешила увести Авон оттуда. Выйдя за двери зала, смех стих, и на смену ему пришли крики и стоны, отрывки слов. Весь дальнейший путь также не запомнился для Авон. Она вошла в свою комнату и упала на кровать. Солнце слепило её, она нашла в себе каплю сил, чтобы встать и закрыть шторы, и снова упала на кровать. Не желая ни о чём думать и вспоминать, она уткнулась лицом в подушку. «Как же я хочу уснуть, а проснуться так, словно сегодняшний день был самым ужасным кошмаром, и всё бы вернулось на круги своя», — подумала Авон, и именно эта мысль была той, с которой она уснула. Её разбудил странный звон. С таким звуком люди, не знавшие этикета, размешивали сахар, постоянно стуча ложкой о кроя чашки. Авон было достаточно времени, чтобы изучить манеры благородных дам и сумасбродных, вечно шумных служанок. И ей не составило труда понять, что в её комнате пьёт чай человек невысокого воспитания. «Какой к чёрту чай? В такое-то время?» — Подумала она и резко вскочила с кровати. За столом, закинув на него ноги, сидел молодой человек, одетый слишком пёстро и ярко даже для столицы, одежда была фиолетового цвета и пестрила мелкими деталями разных желтоватых оттенков. На голове была надета широкая шляпа, перья на ней, вместо того, чтобы торчать кверху, свисали и закрывали половину его лица. Светлые, прямые, нежно-голубые волосы опускались до плеч, но были откинуты за спину. В руках держал чашку и перемешивал содержимое, резко он повернулся лицом к Авон. Его серые глаза глазели на Авон, он невольно пошатнулся на стуле, и, чудом не потеряв равновесия и не упав, попутно разлив на себя половину чая, ровно уселся за стол. — Лис, ты всегда была такой неожиданной, — по-детски игриво сказал он. — Кто ты? Почему ты здесь? — Авон могла задать ещё множество вопросам, но её прервали. — Давай избежим глупых и неинтересных вопросов, мы лишь потеряем время, — неожиданно громко сказал он, после чего глупо захихикал. Авон, решив для себя, что это безумный сон, подошла к столу и села напротив него. Он слишком весело и радостно глядел на неё, но, смотря на него, она чувствовала что-то знакомое, и ей хотелось довериться этому человеку. — Бедная Алиссия, сегодня жалкий праведник снова заточил тебя в цепи, надевая их на тебя, — произнёс эти слова с слишком наигранной печалью и снова рассмеялся. Авон не оценила шутки и непонимающе посмотрела на позднего гостя. — Только не говори мне, что ты не смогла распознать этот фарс? — Он с удивлением посмотрел на неё. — Я не понимаю, о чём ты, — нервно ответила она. Он изменился в лице, скучающе вздохнул и вяло развёл руками. — Как я посмотрю, ты превратилась в глупый кусок мяса, неспособный думать совершенно. Даже забавно будет посмотреть на твою реакцию, когда до тебя снизойдёт. Ну, я думаю, ты поняла, что твоя кровная «сестрица» вместе со старой каргой вступили в сговор, ибо, в отличие от тебя, смогли разглядеть в тебе ту опасность, которой у тебя на самом деле нет. И самое интересное… Амори знал о нём с самого начала и выбрал лучший момент, чтобы избавиться от неугодных при дворе, сильно пошатнуть власть Изабеллки и заодно себе в жёны любимый цветочек умыкнуть, — говоря это, он неотрывно следил за реакцией Авон. Авон стукнула рукой по столу и опустила голову. — Он не давал тебе выбора с самого начала, он совместил приятное с полезным, и нельзя его за это винить. Говоря о приятном… Твоя сестричка-глупышка напрасно лишилась там своей буйной головушки. Тебя не берёт обида и гнев от этой мысли? — Он странно заулыбался. — Я не могу ничего сделать, у меня нет ничего… Я бесполезна, — плача, говорила Авон — Идиотка! Ну почему бы тебе тогда просто не сдохнуть, раз ты не можешь ни черта?! — Неожиданно пришёл он в ярость. Авон вздрогнула и посмотрела на него, его бесцветные глаза гневно смотрели на неё. Через секунду он развернулся, распахнул окно и, не повернувшись к ней, махнул рукой. И шагнул вниз, и воцарилась тишина. Просидев так пару минут, она словно ошпаренная вскочила и с размаху упала на кровать. Утром, Авон проснулась от дикого холода. Приподнявшись, она посмотрела в окно. Там шёл снег. Будучи ребёнком, она любила снег и всегда дико радовалась ему. Ей стало невыносимо больно. Она остолбенела, она точно помнила, как, придя в комнату, встала и зашторила окно, но теперь окно было распахнуто настежь. Она не заметила, как вошла Лейси. — Авон, я понимаю сложившую ситуацию и понимаю, что ты хочешь побыть одна, поэтому отныне ты можешь свободно перемешаться без сопровождения, но за пределы дворца ты выходить не можешь. Прости, это всё, что я могу сделать для тебя, — проговорила Лейси дрожащим голосом. Авон ничего не ответила, она подошла к столу и увидела следы ночной беседы. Пару мгновений она смотрела на бардак на столе и почти сразу смахнула всё с него. Посуда разбилась вдребезги, бумаги разлетелись. Лейси нахмурилась и молча покинула комнату. Авон была в отчаянье. Она не знала, сколько простояла над столом, все её мысли были как в тумане. Ей казалось, что прошло мгновение, но она уже поднималась по лестнице. В конце была дверь, толкнув которую, ей открылся вход на крышу. Ветер и колючий снег беспощадно растрепали и спутали её волосы. От холода она обрела некую ясность ума. И тут же она начала проклинать себя за наивность, глупость и слабость. Она проклинала Жрицу, заманившую Эйко, она проклинала Амори и его любовь. Она возненавидела всех и каждого в этом показушном, правильном, идеальном мире. Встав на самый край, ей казалось, что ветер уносил её вместе со снегом. Она снова вспомнила детство, как она в полном одиночестве играла со снегом. Всё это отразилось в её грустной улыбке, и через миг она сорвалась вниз. Она мимолётно почувствовала крупицу той свободы, что ей не хватало, и секундную адскую боль. А дальше лишь кромешная тьма.