30 секунд
Нервное постукивание каблука армейского сапога отдавалось эхом по пустой улице.20 секунд
Дерганье нижнего века. Рука в белой перчатке, чьи пальцы нервно постукивали ручку зонта.10 секунд
Сведенные у переносицы брови, вдох-выдох. -Хэй..- послышалось где-то позади, словно в параллельном мире. Ровные звуки шагов приближались и парень с зонтом обернулся, чтобы убедиться, что это тот, кого он ждал. И правда, красноватый, с желтым гербом около правого глаза, армейская одежда и шапка-ушанка. Что-то заставило сердце вжаться в позвоночник и затем резко прильнуть к ребрам. Глаза..полные презрения, усталости и безграничной тоски. Поправив фуражку, парень озарил красного максимально очаровательной улыбкой, которую он мог выдать в своей жизни. -Охх, Совет, я так рад нашей встрече! Никак тебя не словишь с твоей-то работой, где ты, чёрт возьми, пропадаешь ежедневно?-спросил нацист, покручиваю ручку зонта. -Мы на "ты" не переходили, но ладно..Что Ты хотел обсудить со мной?-процедил тот, поежившись от влаги по всему пальто. Было понятно по произношению, что Совет подбирает слова под свои мысли и старается не ляпнуть лишнего. Схватив коммуниста за руку, Третий Рейх притянул того к себе под зонт и отпустил, заметив в глазах оппонента нарастающую тревогу. Погладив руку, которая недавно соприкасалась с белой холодной кожей перчатки, последний прошипел что-то себе под нос и недоверчиво покосился на нациста. -О, точно, может, сходим вместе в кафе? Ты только глянь на свои мешки под глазами, в них же можно запчасти для кораблей перевозить! Совсем не отдыхаешь, хах?-стоило тому сказать, это как у Союза задергался глаз, а дыхание участилось. Видимо, тот пытался не сорваться и найти нужные фразы для того, кто отвлек его от действительно важных дел ради пресловутого кафе. Резко поведя плечом и уставившись на того с ярым презрением, тот выпалил: -Какое, нахер, кафе?! У меня работы по гроб, а ты вытаскиваешь меня из офиса и предлагаешь что? Пойти погулять, как какие-то беспечные придурки! Слушай..-переведя дыхание, тот чуть успокоился и продолжил- я сейчас вернусь в офис и забуду то, как нагло и безрассудно ты отвлек меня от заполнения отчетов, договорились?.. Однако тот не за этим ждал этого офисного планктона тут полчаса, чтобы его вот так просто кинули, и крепко схватив Союза за запястье потащил в противоположную от офисного здания сторону. Как бы красный не пытался вырваться из мертвой хватки, он лишь рисковал вывихнуть себе руку, но никаким образом не освободиться. Возмущенные крики были встречены тишиной пустой улицы, а молчание Рейха давило на мозги, так что Совет отложил попытки сбежать и смирился с тем, что до конца рабочего дня только пол часа, а отдохнуть было бы весьма кстати. Коммунист уже и забыл, когда в последний раз просыпался НЕ с больными глазами и недосыпом. Теперь они шли бок о бок под ручку, каждый думал о своём и расстояние до кафе заметно сокращалось. -Слушай, прости, что накричал на тебя и я понимаю, что ты хотел как лучше. Моему организму действительно нужен отдых и..чёрт.. Тут Рейх почувствовал, как рука собеседника сжала его руку, а повернувшись к Совету, тот растерялся, заметив в алых глазах сильную боль и смятение. -Да проехали, не парься. Лучшим извинением будет то, что ты поешь со мной блинчиков или выпьешь чего-нибудь, что скажешь?-спросил тот и лукаво улыбнулся в привычной для него манере.Темный переулок, резкая разрастающаяся по всему телу боль. Боль, что железными холодными тисками сковывает горло, в очередной раз пытается навязчиво сообщить, что слабому и израненному телу нужна срочная медицинская помощь. Стёртые в порошок нервы начинают изматывать физически, от чего кожа становится более чувствительной к холоду, даже лёгкое понижение температуры сказывается мурашками по красной спине и ногам, пропитывая слабительным ядом плоть и тонкие кости. С каждым мгновением веки становятся всё тяжелее, а головокружение всё больше и больше душит, сворачиваясь в петлю на тонкой шее. Вряд ли человек, получивший сильные повреждения конечностей сможет ходить в течении последующих пяти дней, это больше смахивает на мазохизм. Вот и сейчас измученный, лишённый воли к жизни и до боли в голове уставший парень хватался за крупицы своего сознания, чтобы попросту не отключиться от болевого шока. Острое лезвие ножа аккуратно высекает на коже элегантную букву, со свежих царапин стекает яркая кровь, словно брызги давленой вишни. "Р" Нож сместился влево и сделал четыре быстрых надреза. Откуда-то снизу послышался сдавленный хрип и жалостливые всхлипы. "Е" Шмыганья носом начали уже раздражать и парень в фуражке наотмашь ударил бедного парня, по чьей груди растекались бурые ручьи. "Й" Пропитанный кровью и слюной бинт мешал сказать хоть слово, а слезы застлали глаза до слепоты. Дыхание уже давно сбилось, а яростное мычание в мокрую тряпку становилось всё громче. "Х" Привстав с колен, нацист осмотрел довольным взглядом плоды своих трудов. Эти плоды сейчас кровоточили, принося сильную боль владельцу. Америка, держащий руки Союза, подал мокрую тряпку и Рейх вытер с ножа всю кровь, засунув оружие в карман брюк. Нависнув над обессиленным коммунистом, тот несильно сжал его шею, притягивая к себе, и произнес: -Первому, кто решит выебать тебя в твою грязную задницу, явно не понравится эта надпись.. Рано или поздно, но оно бы в любом случае случилось, глаза уже переставали различать знакомые объекты, боль и тошнота разом подступали к горлу, уже через какие-то пару мгновений глаза потеряли всю способность видеть, тело перестало дрожать и парень издал слабый вздох. Последнее, что он мог видеть перед тем, как сознание его покинуло, это токсичную улыбку Третьего Рейха.
По телу красноармейца пробежала рота мурашек от наплывших детских воспоминаний. Сколько ему тогда было, одиннадцать? А нацисту около четырнадцати. Яркая вывеска, неоновые изображения висели вдоль стеклянных стен, дверь украшал орнамент, нарисованный светящейся краской. Дернулась ручка, зазвенели колокольчики над дверью и в помещение проникли два парня. Стоящий за барной стойкой Шотландия чуть наклонил голову и попытался сделать максимально приветливую улыбку, дабы всем своим видом скрыть внутренний похуизм. -Добро пожаловать, чего желаете?-произнес тот, подавая меню Рейху и подперев голову рукой. Коммунист бросил на нациста нетерпеливый взгляд и вздохнул, подходя чуть ближе, чтобы выбрать что-нибудь и себе. -С чем блинчики любишь?-ненавязчиво спросил последний, посмотрев в сторону Союза, а тот, чуть призадумавшись, ответил: -С клубничным вареньем. И, если можно, чай с лимоном.- сказал тот и прошёл к столику около стены, дожидаясь, пока его "приятель" сделает заказ и удосужится сесть вместе с ним. Закончив и вернув меню Шотландии, Рейх подошёл к своему спутнику и уселся напротив него. Воцарилось неловкое молчание, прерываемое звуками готовки. Из глубин помещения доносилось отчётливое звучание шкворчащего масла и шум вскипающего чайника. Слегка напрягшись, нацист попытался дотронуться до руки Совета, но тот нервозно шкрябнул ногтями по столу, вжавшись спиной в обивку дивана. Презрение и страх яркой луной светилось в глазах красного. -Зачем ты приехал сюда снова, спустя десять лет? Разве..р-разве ты не уехал отсюда, потому что не хотел привлекать на себя много внимания? Ты ведь хотел замести следы после того, как изрезал моё тело, так почему ты теперь тут?!-еле сдерживая возмущение и страх в голосе, произнес красный, пытаясь выровнять дыхание. Рейх напряженно выдохнул и взял дрожащую руку Союза в свою, попытавшись собраться с мыслями и перевести их в слова. Да, он десять лет назад был полным придурком с Америкой на пару, он избивал этого парня, который был ему по грудь. Ещё и младше на 3 года. -Послушай, я изменился..Прошло достаточно много лет, чтобы характер и взгляды кого-либо кардинально изменились. Ты, я..мы стали старше, понимаешь? Мы уже давно не дети, я давным давно как отбросил все те наклонности, что имел под негативным влиянием Штатов. Пожалуйста, дай мне ещё один шанс! Неужели это так сложно?..- закончил нацист и не сильно сжал руку оппонента в своей. Союз прекрасно помнил все те травли и побои, он отчетливо помнил ту боль, что испытывал. Однако...невероятно чистая искренность и отчаяние, смешавшиеся в голосе нациста, заставили стену одиночества пошатнуться. Многие-многие годы он закрывался ото всех, желая делать всё для других и не прося у них что-либо взамен, но всё это время он хоть и был любим в кругу его приближенных, глубоко в душе он был одинок. Одинок настолько, что приходя с работы ему хотелось забраться под тёплый душ и взвыть от тоски и разъедающей его пустоты, роняя в воду огромное количество горючих слёз. -Хорошо, я дам тебе второй шанс..