***
19 июля, 16.00, MIT, Кембридж В аудитории было душно и тихо, кажется еще чуть-чуть и все присутствующие погрузятся в сонное царство. Рей подумала, что все, кто тут находился, душу бы отдали, чтобы пойти в такой жаркий день на пляж, а не сидеть в душном зале и слушать скучную лекцию. Этот урок им поставили в расписание вместо отмененного занятия, которое должно было быть четвертого июля. Рен что-то монотонно говорил, вгоняя студентов в еще больший транс. Он выглядел раздраженным, то и дело срывался на ком-нибудь из студентов. На последнюю девушку, что сидела на первом ряду, он накричал только из-за того, что она щелкала ручкой: это было на него не похоже. Рей уже давно перестала его слушать, и, чтобы не заснуть, пыталась отвлечь себя тем, что рисовала его портрет в своем дневнике. В аудитории было всего от силы человек сорок, все также пользовались тем, что профессор не проверял посещаемость. Она села подальше от остальных, не рискуя быть пойманной кем-то за своим занятием. Она так увлеклась, что не заметила, как в аудитории наступила какая-то неестественная тишина, которую прервал громкий хлопок в полуметре от нее. От неожиданности девушка подскочила на месте, Рей тут же захлопнула свой дневник, увидев, нависшего над ней профессора, сверлящего ее взглядом. «Как давно он тут стоит? Он успел увидеть, чем я тут занимаюсь? Если да, то я погибла», — панические мысли ворвались в голову девушки будто стая разъяренных пчёл. Ее лицо стало белее мела. Рен смотрел на нее с нескрываемой злостью, плотно сдвинув брови. — Вы думаете, что находитесь на уроке рисования, мисс Ниима? — отчеканил профессор, при этом его глаза сверкнули огнем, заставляя ее дрожать. Рей потеряла дар речи и лишь отрицательно качнула головой. — Тогда чем вы сейчас занимаетесь? — с фальшивой заинтересованностью спросил Рен. Рей смотрела на него, не смея вымолвить ни слова, ни опустить взгляд. Его зрачки расширились, отчего глаза мужчины стали совсем черными, в них читалась злость. Не дождавшись ее ответа, он продолжил: — Потрудитесь повторить то, о чем я сейчас говорил. Конечно же, она не могла этого сделать, ведь она перестала слушать его через четверть часа после начала занятия. — Всех касается, — громко сказал профессор, обращая свой взор к другим студентам, — я специально выделил этот день, чтобы восполнить пропущенный урок, на который явилась лишь половина класса, и та откровенно меня не слушает, — в его голосе слышалось негодование, он продолжал свою обвинительную речь, обращаясь уже ко всем: — Я не потерплю такого безалаберного отношения к своему предмету, учитывая, что вы его сами выбрали. И для чего? Чтобы просиживать штаны и получить свои четыре кредита? Если так, то вам нечего здесь делать, так что советую вам не тратить свое время. Повисла долгая пауза, все избегали смотреть на Рена. Он вновь повернулся к девушке, вытягивая вперед свою огромную ладонь: — Ваши художества, мисс Ниима, отдайте их мне, — его голос звучал громко, специально чтобы все слышали, — я верну вам их после занятий. Рей инстинктивно сжала края своего дневника, испуганно глядя на мужчину. Нет, только не это. Лицо профессора было бледнее обычного, а глаза налились кровью, он смотрел на нее взглядом, полным решимости. До Рей дошла мысль, что, если она добровольно не отдаст свои, как он выразился, «художества», то он заберет их силой. Она протянула дневник дрожащими руками, молясь чтобы он не открыл его. К счастью, он этого не сделал. Он продолжил говорить уже более низким тоном, обращаясь лишь к ней: — Если я еще раз застану вас за чем-то подобным во время моего урока, то можете более не появляться в моей аудитории, — с этими словами он резко развернулся и зашагал прямо к кафедре с дневником Рей в руках. Весь остаток времени девушка сидела как на иголках, ей не терпелось вернуть свои мемуары обратно, она считала минуты до окончания урока. Но, даже когда долгожданный звонок прозвенел, никто в аудитории не шелохнулся. Профессор резко собрал в охапку свои папки вместе с заветной черной книжкой, подобрал с пола портфель и вышел из аудитории, громко хлопнув дверью. Только после этого студенты стали собираться и выходить из класса. Рей подскочила с места и бросилась за Реном вдогонку. Он ведь обещал ей вернуть ее вещь после урока. Девушка расталкивала ошеломленных студентов, пробираясь к выходу. Выбравшись, наконец, в коридор, она заметила, стремительно удаляющегося по направлению к выходу Рена, и пошла вслед за ним, сохраняя дистанцию. Она думала окликнуть его, но не сделала этого, так как не хотела привлекать к себе внимание. На выходе Рен повернул за угол и направился к соседнему зданию, принадлежащему коллегии кафедры гуманитарных наук. Он уже скрылся за дверьми, когда Рей была лишь на полпути. Войдя в помещение, девушка огляделась: оно отличалось от других помещений университета своим викторианским интерьером, создавая у вошедшего впечатление, будто он попал в старинный английский дом. Да, сразу видно, что тут обитают гуманитарии. На ближайшей стене красовались деревянные таблички с указанием этажей и кабинетов, принадлежащих заведующим различных факультетов. Справа от себя она увидела вход в уборную и решила зайти туда, чтобы хоть немного успокоиться и восстановить дыхание. Она посмотрела на себя в зеркало: её лицо было пунцовым от смущения, а глаза лихорадочно бегали. Рей умылась холодной водой, чтобы прогнать предательскую краску и поправила прическу. Она глубоко вздохнула, чтобы успокоить сердце и вышла из дамской комнаты. В списке говорилось, что кабинет главы кафедры находился на втором этаже. Поднявшись, девушка довольно быстро нашла нужную дверь с табличкой: «Приемная главы кафедры Гуманитарных наук», из-за которой доносился противный женский голос, громко обсуждающий телесериал «Любовники», который недавно вновь начали крутить по телеку. Рей неуверенно приоткрыла дверь. За большим секретарским столом сидела дородная чернокожая женщина со смешной прической и выпученными глазами. Она разговаривала по мобильному и, в то же время, чистила апельсин. — Нет, ну каков подлец этот Ной. Будь он моим мужем, я бы ему яйца отрезала и подала бы ему их на обед, — восклицала в трубку женщина, не обращая внимание на посетительницу. Рей мельком оглядела приемную. Секретарский стол стоял слева от двери, так, чтобы секретарь видел вошедшего, позади него было огромное окно, из которого хорошо было видно то здание, откуда она только что пришла. Напротив секретарского места был небольшой кожаный диванчик и маленький деревянный столик. Справа же от диванчика была дверь, ведущая в кабинет заместителя главы кафедры и его личного помощника Зака Колонела, которая сейчас была закрыта. Дверь в кабинет профессора находилась напротив входной двери, она также была закрыта. На двери красовалась табличка: Глава кафедры гуманитарных наук Кайло Рен Ph.D Рей вошла в приемную и женщина оторвала глаза от своего занятия, посмотрев на неё: — Подожди Луиза, у меня тут посетитель. — С этими словами она убрала телефон в сторону, предварительно облапав его грязными от апельсинового сока руками, и обратилась к Рей, — Я могу чем-то помочь? — Профессор Рен принимает? — Рей произнесла это хриплым голосом, будто до этого долго кричала. — Профессор занят, у него конференц-связь по телефону, — женщина указала на красную лампочку на стационарном аппарате, которая оповещала, что линия занята. — Я могу подождать, — Рей не собиралась отступать, она хотела получить свою собственность обратно. От одной мысли, что Рен мог открыть ее дневник, ее колени задрожали, а от лица отхлынула кровь. — Не выйдет детка, — пробубнила женщина, она уже отправила пару долек апельсина себе в рот, — это надолго, минимум часа два, — женщина прожевала и продолжила, — в любом случае, даже если бы он не говорил по телефону, я бы все равно не советовала бы тебе, да и вообще никому, сейчас к нему соваться, — она сделала паузу, отделяя еще одну дольку, — он зол как чёрт. Рей посмотрела на секретаршу с нескрываемым восхищением, видимо она его совсем не боялась, раз позволяла себе говорить по телефону с такой громкостью в паре метров от него. — Так что приходи завтра… — женщина закатила глаза вспоминая что-то, — ...в три часа. Да, в три часа, у него завтра заседание в деканате, пока туда-сюда, в три будет тут. Рей бросила еще один взгляд на дверь профессора и глубоко вздохнула: — Хорошо, спасибо. — Обращайся, — с этими словами женщина вернулась к прерванному разговору, а Рей на ватных ногах поплелась в кампус.***
20 июля, MIT, Кембридж. Рей не спала всю ночь, гадая, прочел ли профессор ее сокровенные тайны, где он являлся главным героем. Воображение рисовало ей ужасные картины, что он читает ее мемуары о нем и смеется в голос, или как отдает ей ее дневник, при этом игриво подмигивая. Измученной девушке удалось уснуть лишь под утро, ей снилось как Рен силой забирает у нее дневник в аудитории, полной студентов, и начинает листать прямо при всех. Она проснулась в холодном поту, полная решимости вернуть свою вещь любой ценой.***
13.30, университетский городок, MIT, Кембридж Рей сидела под деревом прямо на траве вблизи здания, которое покинула вчера, карауля Рена. Она сидела тут уже несколько часов, прерываясь лишь на короткие прогулки недалеко от своего пункта наблюдения, чтобы хоть немного успокоиться. Она сделала круг вокруг здания и обратила внимание на окна на втором этаже. Девушка тут же узнала окно секретарской, она свернула за угол, ближайшее к краю окно должно было быть профессорским, и, о Боги, оно было открыто. Рей увидела пожарную лестницу, примыкающую к соседнему от профессорского окну, и длинный и узкий карниз, который тянулся на всю ширину здания. Не думая ни секунды, она бросилась к пожарной лестнице. «Высоковато», — подумала девушка. Она оглянулась по сторонам, проверяя не видит ли ее кто-то и подпрыгнула, цепляясь за первый прут. Ее вес был легким и, без особого труда, она подтянула свое тело и быстро забралась по лестнице. Дальше было самое тяжелое: карниз был очень узким. Ступив на него, первым делом она посмотрела в окно, проверяя есть ли там кто-то, все еще держась за железные прутья лестницы. Убедившись, что кабинет пуст, она вжалась в углубление окна и засеменила к своей цели, плотно прижимаясь к стене. Она смотрела лишь себе под ноги, боясь оступиться, сердце бешено колотилось, грозясь выпрыгнуть из груди. Достигнув цели, она, даже не проверив кабинет предварительно на наличие хозяина, нырнула в открытое окно. Разумеется, никого в кабинете не было. Секретарша сказала, что он придет лишь к трем, но, кто знает, может и раньше - времени было в обрез. Несмотря на этот факт, Рей дала себе пару секунд перевести дыхание и успокоиться. Высвободившийся адреналин разливался по конечностям приятным теплом, отдавая слабой пульсацией в висках. У Рей не было времени думать, что она только что сделала. Назад дороги не было, она видела перед собой одну лишь цель — найти дневник. Как говорится, цель оправдывает средства. В первую очередь надо было убедиться, что она попала в нужную комнату и Рей огляделась. Стол стоял совсем рядом с окном, так, что сидящий за ним был обращен спиной к свету и лицом к двери, ведущей в приемную. Слева от стола во всю стену стоял книжный стеллаж, сверху донизу заполненный различными книгами, на одной из полок стояли спортивные награды. Справа же стена была увешана картинами, изображающими, в основном, пейзажи, и диплом в красивой рамке, в котором говорилось, что Кайло Рен получил степень доктора наук. Да, она попала по адресу и девушка принялась за дело.***
…Из-за шума собственного сердца она не услышала, как ключ повернулся и дверь открылась. В кабинет кто-то вошел, но Рей все также продолжала свои поиски, уже добравшись до нижнего ящика, присев на корточки. Дверь закрылась с тихим щелчком, который она на сей раз услышала. Вздрогнув, она быстро перевела взгляд от ящика чуть перед собой, и сразу увидела длинные ноги в темных джинсах и черных дорогих туфлях со шнурками. С её нынешнего положения стол не давал возможности видеть что-либо выше линии ремня, но для нее уже и так было понятно, кто сейчас стоит перед ней. Сердце пропустило несколько панических ударов, а потом куда-то упало, предположительно, в пятки, кровь отхлынула от лица, а глаза застелило пеленой. Рей перестала дышать. Фигура не двигалась. Должно быть, заметил меня, — догадалась Рей. В кабинете повисла гнетущая тишина, Рей была готова поклясться, что она слышит тиканье его наручных часов. Рей думала, что прошла вечность, потому что перед ее глазами вспыхнула вся ее жизнь в виде самых ярких воспоминаний, в груди больно защемило и она почувствовала, что ей не хватает воздуха, в глазах начало темнеть. Она шумно выдохнула, разрывая тишину и одним резким движением встала в свой невысокий рост, полностью открывая себя своему «палачу». Чувствуя, что он смотрит на нее, ее щеки залились предательским румянцем, она не смела поднять глаза. Она бы так и продолжала гипнотизировать край стола, на который смотрела, если бы до боли знакомый глубокий голос не вывел ее из оцепенения, заставив поднять глаза и посмотреть прямо на него: — Мисс Ниима? Мужчина смотрел на нее, в недоумении нахмурив брови. В руках он держал несколько папок, а через его плечо был перекинут рюкзак. Язык Рей присох к нёбу, ее самые страшные опасения сбылись: он поймал ее с поличным, копающуюся в его столе. Он повернул замок, закрывая дверь изнутри, и медленно двинулся к ней навстречу, чеканя слова: — Что-ты-здесь-делаешь? — Глаза мужчины сверкнули уже знакомым девушке гневом. В два счёта он оказался около противоположного конца стола, нависая над ней горой, готовый излить на девушку свой гнев точно лаву. Она невольно опустилась на его кресло. Он бросил все свои папки на стол перед Рей, отчего она вздрогнула, а его рюкзак полетел на пол. Мужчина уперся костяшками пальцев в дерево, приближая свое лицо, и спросил с ехидной усмешкой: — Удобно? На секунду у девушки мелькнула мысль выброситься в окно. С такой высоты она возможно сломает себе шею или позвоночник. Эта перспектива казалась соблазнительной, потому что сейчас взгляд профессора ее откровенно пугал, она нервно сглотнула. — Что ты искала здесь? — Задал вопрос мужчина, сверля ее взглядом. Рей впала в состояние, которое психиатры называют кататоническим, она не могла пошевелиться и отвести взгляд от его угольных глаз. Мужчина с ловкостью обошел стол, оказываясь совсем близко к ней, и силой вздернул ее с кресла, встряхивая. — Отвечай мне! — прошипел он в самые ее губы, — Кто послал тебя шпионить за мной? Эта встряска подействовала, Рей пришла в себя, почувствовав, как огромные руки больно стискивают ее плечи. При желании мужчина мог сломать ее пополам, от этого осознания ее губы задрожали, а все ее тело наполнилось животным страхом. — Н-н-никто, — заикаясь вымолвила она, — я не шпионила за вами, к-клянусь. — Лжешь, — проговорил мужчина почти шепотом. Он сделал шаг в сторону девушки, все так же крепко держа за плечи, заставляя ее пятиться в сторону книжного стеллажа подальше от окна. Только когда она почувствовала своими лопатками книжную полку, он отпустил ее, не разрывая расстояния между ними. — Итак, — начал мужчина уже ровно, — у нас есть два варианта, — с этими словами он чуть отстранился от Рей, проводя рукой по своей черной гриве. — Первый: ты мне рассказываешь, кто тебя послал шпионить за мной, и что конкретно ты тут искала, и я сообщаю о произошедшем только в дисциплинарную комиссию, предварительно позвав сюда Хизз. Второй: ты можешь мне ничего не рассказывать, и я не только сообщу в дисциплинарную комиссию, но и вызову полицию. За незаконное проникновение на тебя заведут уголовное дело, а это пятно на всю жизнь. У Рей потемнело в глазах от таких перспектив, обрисованных профессором. Она глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки и спросила его, смело встречая его взгляд: — А третий вариант? — Не будьте дурочкой мисс Ниима, — на его лице опять появилась эта противная усмешка, — советую вам, рассказать мне все сейчас. Она зажмурилась и произнесла на одном дыхании: — Я-искала-тут-свой-дневник-который-вы-забрали-вчера-боясь-что-вы-его-прочтете. Мужчина выгнул бровь, в его взгляде вновь проскользнули признаки недоумения, он повторил: — Твой дневник, что я забрал вчера? Рисунки? Рей кивнула. На что мужчина разразился почти сатанинским смехом. Когда его отпустило, он спросил: — То есть ты хочешь сказать, что пробралась в мой кабинет, рискуя быть пойманной, из-за какой-то маленькой книжки? — Он повернулся обратно к столу, и вытащил заветный дневник из папки. Повернувшись обратно, он затряс дневником прямо перед её лицом, приговаривая: — Рискуя быть исключенной из MIT, рискуя получить судимость, из-за какой-то книжки? — В его голосе звучала ирония, — ты думаешь я идиот и поверю в это? — Но это правда. — Резковато произнесла девушка. — Просто скажи, кто послал тебя шпионить за мной, пока я не передумал и не вызвал полицию. — Голос мужчины снова стал устрашающим. В горле Рей встал горький ком, а к глазам подступили слезы обиды. Ей было больно от того, что он ее несправедливо обвиняет. Да, она пробралась в его кабинет без его ведома, но она не шпионка, не воровка и тем более не лгунья. И она ему это докажет, все равно ей уже нечего было терять. — Просто откройте его, — спокойно произнесла девушка, — и скажите мне после этого сами, говорю ли я правду. Рен ухмыльнулся, но сделал так, как она сказала: его определенно забавляла эта ситуация. Он открыл черную книжку, предположительно на середине, и пробежался по строчкам глазами. Резко захлопнув дневник, мужчина протянул его Рей. Ухмылка исчезла, а его лицо вытянулось, глаза же не выражали ничего, кроме растерянности, он резко отвернулся. Девушка готова была поклясться, что его щеки порозовели. Рей прижала дневник к своей груди глубоко дыша, её ладони вспотели, а сердце отбивало чечетку. Она нашла в себе силы отступить немного вглубь кабинета, на что Рен повернулся к окну, скрывая свое лицо, и завел руки за спину сжимая кулаки.***
Никто не любил Бена Соло просто так. Все женщины, что были в его жизни, чего-то от него хотели, будь то его происхождение и семейные деньги, будь то его тело. Девчонки в школе встречались с ним из-за того, что он играл в хоккей и был сплошной грудой мышц. В университете они липли к нему, зная, что у его семьи есть деньги, и кто его мать. Никто не хотел любить в нем простого человека со своими недостатками. Все вокруг видели в нем, в первую очередь, деньги и положение его матери, но никто не хотел видеть в нём личность. Именно по этой причине он и сменил имя на Кайло Рен в 18 лет, чтобы люди не знали, чей он сын. Его матери принадлежала инвестиционная компания, основанная еще его дедом. Семья Скайуокер определенно принадлежала к интеллигенции Филадельфийского общества — истеблишменту. Его бабушка, в девичестве Амидала, принадлежала древнему дворянскому, но, увы, обедневшему роду и, в свое время, вышла замуж за дедушку, который не имел внушительной родословной, но, был представителем «новых денег». Они переехали в Филадельфию из Англии в начале двадцатого века. Его дядя Люк решил отдать свою жизнь служению Истории и избрал академический путь, в отличии от матери, которая стала правой рукой деда во всех делах фирмы. Она всегда отличалась напористостью и желанием все контролировать. Для Бена по сей день было непонятно, как она вообще вышла замуж за Хана, они ведь были такими разными, как и по характерам, так и по социальному статусу. Он склонялся к гипотезе, что его матери, выросшей в роскошных условиях, вдруг стало скучно, поэтому она сбежала со своим дальнобойщиком в Чикаго, так как ее семья была против такого брака. В итоге, они смирились с этим фактом, и дед дал ей управлять Чикагским филиалом своей фирмы, но Лея, мать Бена, уже вовсю интересовалась политикой. Хану в этом союзе было особенно тяжело, он — простой дальнобойщик не привык к всяким светским раутам и фальшивым улыбкам высшего общества, которое над ним откровенно посмеивалось. Он так и не смог себя приучить к кричащей роскоши их пентхауса в Чикаго. Проводивший много лет в дороге, и привыкший к приключениям и чувству опасности, Хан быстро захирел от ничегонеделания, и вновь стал выходить в рейсы. Только там, за рулем своего тягача «Сокола», он мог почувствовать себя на своем месте. Правда, рождение сына вновь вернуло его домой на несколько лет. Лея уходила все глубже в политику и, после того как ее выбрали в Сенат США, Бену тогда было 8 лет, Хан ушел из семьи. В жизни Леи ему больше не было места, его занял Сенат, но официально они так и не развелись. Бен тяжело переживал уход отца, хотя тот исправно навещал его в дни рождения и на Рождество, даже писал письма, но все равно он так и не смог простить ему его уход. Он втайне мечтал, что в один день Хан вернется и заберет его с собой в дорогу, от матери, которой, казалось, нет дела ни до чего кроме законов. Войдя в стадию переходного возраста, он и вовсе перестал общаться с отцом из-за юношеского максимализма. Но, даже уже будучи взрослым, так и не помирился с ним из-за своей гордыни, хотя понимал отца и причину его поступка. Поэтому он очень удивился, когда Хан позвонил ему в тот октябрьский день, заявившись сюда. Бен так и не понял, по какой причине Хан оказался в MIT, и как он узнал, что Бен занял место Люка. Лея настояла на том, чтобы он шел учить политологию или поступал в высшую школу бизнеса, чтобы встать во главе семейного дела, которым до сих пор управляет совет директоров, во главе которого сидит его мать и контролирующие акционеры. Он поступил в Государственный университет Черных Холмов в Южной Дакоте, самый лучший университет для политологов, там же он познакомился с Хаксом, который, к тому времени, был уже на третьем курсе. Бен практически сразу возненавидел его. Хакс был очень умен и хитер как лиса, превосходный стратег, но, увы, беспринципный человек, для которого нет ничего святого. Он бы свою родную мать продал, если бы это принесло ему ощутимую пользу. Хакс славился тем, что имел компромат на своих однокурсников, которые хоть как-то могли помочь ему продвинуться. У кого отец дипломат или посол, который может взять Хакса на стажировку или хотя бы замолвить словечко. И, естественно, Хакс тут же связал имя Соло с сенатором Леей Соло и поначалу пытался сдружиться с Беном. Но, поняв, что дружба с сыном сенатора ему не светит, также пытался собрать на него компромат, только ничего у него не вышло, потому что Бен забрал документы из этого университета по окончании первого года. Многие преподаватели были готовы поставить ему некоторые зачеты автоматом, надеясь, что Сенатор Лея Соло не останется в долгу за своего сына, но его откровенно тошнило от этой системы и лицемерия. Так что он доучился лишь до конца первого года и покинул это прогнившее место, заодно сменив и имя. Он хотел, чтобы приемная комиссия Стэнфорда оценивала лишь его знания, а не его происхождение. Поначалу он не хотел принимать предложение Хакса, который определенно что-то задумал, а Рен не желал быть пешкой в его игре. Кайло не был удивлен, что Хакс в таком молодом возрасте уже занимает пост декана, он был уверен, что тот добился этого путем подкупа и шантажа. Но сам факт того, что он предложил ему занять место его дяди Люка Скайуокера, заставил Рена согласиться. Теперь же Кайло понимал, что Хакс лишь сыграл на его тщеславии, тем самым сделав первый ход. С тех пор как Кайло стал частью академического мира, он откровенно презирал своего дядю, за его квадратность и упрямство. Люк был словно постовой Истории, в свое время выучив и узнав определенные факты, он продолжал их отстаивать с ослиным упрямством, не желая принимать во внимание новые доводы. Кайло очень бесило то, что он не желал открывать свой разум чему-то новому, а продолжал твердить старые истины. При любой семейной встрече, что случались крайне редко, дядя и племянник пускались в жаркие споры, в которых ортодоксальный старик продолжал твердить свое, не желая слушать оппонента. Обычно спор заканчивался банальной фразой: «Я доктор наук по Истории и Философии, а ты всего лишь бакалавр (магистр) и не можешь судить с высоты своего образования». Он не желал принимать даже тот факт, что Бен защитил докторскую диссертацию и лишь сказал на это: «Как тебе вообще выдали диплом», на что Кайло перестал с ним разговаривать. Он, как и Люк, выбрал путь академии и жаждал от него, как ни от кого другого, одобрения и поддержки, но получил лишь плевок в лицо. Так что да, ему определенно льстило, что он занял место, которое Люк зарабатывал годами преподавания. А потом в его жизни появилась эта девчонка и все этические устои, которые он в свое время учил, а теперь преподавал, покатились к чертям. Самые первые чувства, что он испытал по отношению к ней были жалость и желание оберегать. Она казалась такой маленькой и хрупкой в его руках. Он невольно залюбовался ее юным личиком, на котором не было и следа порочности, когда поднимал ее с пола в тот памятный день. Прикоснувшись к ней впервые, он почувствовал, как по его телу пробежала дрожь, пробуждавшая в нем чувства, которые, как он думал, он уже давно похоронил. Разумеется, его как молодого мужчину привлекла красота юной девушки, но это было нечто большее, чем простое вожделение: от одной ее робкой улыбки пульс мужчины учащался. Мысленно, он надеялся, что он и был причиной ее улыбок, которые ему изредка удавалось видеть на ее лице во время пары. Она была одной из немногих девушек в университете, кто не пытался его соблазнить. Повышенное женское внимание стало для него настоящим испытанием на новой должности. Женщины окружали его везде, откровенно намекая ему на секс, но он делал вид, что ничего не замечал и вел себя чисто профессионально. Некоторые студентки отличались особой напористостью и даже позволяли себе непристойные прикосновения, но Рен пригрозил им дисциплинарной комиссией и иском о сексуальных домогательствах. Их встреча на обочине стала переломным моментом. Она удивила его своим умением менять колеса и уже не казалась такой хрупкой девушкой после того, как откровенно заставила его сомневаться в своей мужественности. Было в этом еще кое-что: она сделала это просто так, не требуя ничего взамен, мужчина пытался припомнить, когда последний раз в его жизни кто-то что-то делал для него просто так. Она была так прекрасна во время работы над его машиной, что он почувствовал острую необходимость узнать ее получше и пригласил на встречу. Он убеждал себя, что это лишь обычная вежливость до того момента пока не увидел ее в том синем платье. Он понимал, что это непрофессионально и неэтично с его стороны, но в этот вечер он позволил себе забыть о том, кем для нее является до внезапного появления Хакса. Это мгновенно отрезвило его, показав ему, насколько опасной может быть эта связь: он ни в коем случае не желал подставлять ее под удар. После их памятного свидания, о котором Рен вспоминал чуть ли не каждый день, он решил для себя сократить общение с девушкой насколько это возможно, ограничиваясь лишь короткими приветствиями вне урока. Его сердце разрывалось на части, когда он замечал, как она на него смотрит. В такие моменты он чувствовал себя уродом, но убеждал себя, что так будет лучше для них обоих. Узнав от нее о ее тяжелом прошлом, он оплатил ей ренту до конца академического года. Ему определенно доставлял удовольствие тот факт, что он смог тем самым облегчить жизнь девушки. Рен искренне пытался выкинуть ее из своих мыслей, уходя с головой в работу. И правда, мысли о девушке не беспокоили его днем, но посещали его ночью. Его подсознание упорно не желало от нее избавляться, посылая ему сны о ней. И вот теперь она еще и записалась к нему на летний курс.***
Рен откровенно терпеть не мог, когда что-то выходило из-под его контроля. Он совершенно не мог контролировать свои эмоции и чувства в ее присутствии, что его откровенно злило. Еще больше его злило, когда люди в открытую его не уважали и отказывались подчиняться: это он унаследовал от матери. Поэтому он воспользовался тем, что она откровенно не слушала его на уроке, как впрочем и все, тем самым дав волю скопившемуся за последнее время гневу. Он был зол на всех вокруг, а особенно на самого себя, потому что он не мог перестать думать о ней. Еще в последнее время ему казалось, что все сговорились о том, чтобы вывести его из себя, чего только стоила Хизз, его секретарь. Рен даже проникнулся к Скайуокеру уважением, как это упрямый старик вообще мог ее терпеть. И вот теперь, застав ее в своем кабинете, его одолевали смешанные чувства. Поначалу он решил, что это Хакс послал ее шпионить за ним, но тут же откинул эту мысль. Хакс был педантичен во всем и просто подослать студента в кабинет профессора в его отсутствие — было уже слишком даже для него. Потом он решил, что ее послали люди Сноука — главы конкурирующей компании «Первый Орден», который уже давно хотел поглотить их семейной дело. Но он откинул и эту мысль: Первый Орден располагал огромными средствами, они бы придумали что-нибудь получше. Возможно, это были конкуренты тех компаний, которых он консультировал по этическим вопросам и он собирался это выяснить. Ответ оказался таким банальным, что он даже не знал как реагировать на ее ответ о дневнике. Он совсем забыл об этой записной книжке, в которой она там что-то рисовала, краем глаза он увидел знакомые черты, но не стал вдаваться в подробности. Было похоже на правду, но он все равно не мог поверить, что она рискнула всем ради этой книжки. Она сама дала ему разрешение проверить правдивость ее слов, что он бы и сделал, даже если бы она не позволила. Светлая его часть отчаянно хотела ее спасти, но ему нужен был для этого веский повод, поэтому он испытал облегчение, когда она сама позволила ему заглянуть в дневник. Увиденное взбудоражило его душу, все оказалось намного серьезней, чем он думал, девушка откровенно в него втрескалась. Ему на секунду стало стыдно от того, что он прочел ее девичьи секреты, но от одной мысли о том, что он любим, его сердце трепетало. Да, теперь он понимал ее поступок. Ему бы тоже не хотелось, чтобы подобная вещь попала прямо в руки объекту воздыхания. Если бы такое случилось с ним, он бы умер со стыда, ведь вчера он несколько раз порывался открыть его и проверить свою догадку, кого она там рисовала, но так и не сделал этого. Немного успокоившись, его мысли вновь вернулись в прежнее русло, убирая все лишние эмоции на задворки сознания. Ему безумно хотелось прижать ее к себе и успокоить, после того как он ее откровенно напугал, выпустив своего внутреннего монстра. Но разве он мог? Он также оставался ее преподавателем, а значит между ними ничего не могло быть. От этой мысли в его груди неприятно защемило, он попытался подавить это чувство мыслью, что он делает правильную вещь. Сейчас он повернется и скажет ей, чтобы она обо всем забыла: о том что сейчас произошло, о том свидании, потому что это не взаимно. Ложь от первого до последнего слова. Но он готов на это для ее же блага. Он глубоко вздохнул и развернулся к ней лицом.