Revenge

      Ойкаву согнуло пополам. Он лицом уткнулся в окровавленные бинты, пряча слезы, непроизвольно текущие по щекам. Хотелось оглохнуть, не слышать Бокуто, не воспринимать его боль как свою. Она выкручивала внутренности, стягивала в холодные тиски сердце, сжимала горло. Эмоции Котаро накрыли шатена с головой. Он тихо всхлипывал, подрагивая всем телом, безумно желая, чтоб этот кошмар скорее закончился.       Они уже столько пережили, стольких потеряли, что не сломаться было невозможно. Ойкава понимал, что оправдывает свою истерику. Знал — Иваизуми спокоен, он не впал в крайность, плывет по течению, подстраиваясь под него с минимальными потерями для себя. Ойкава так не мог, его всегда накрывало, как бы он ни пытался пропускать весь негатив мимо себя.       Запах собственной крови забивал нос. Всхлипывая, Ойкава глубоко втягивал его, чувствуя, как подкатывает тошнота. В ушах шумело, но все равно шатен слышал Бокуто, который звал Акааши по имени и срывался на протяжные, полные боли стоны. Боли Ойкава не чувствовал, не беспокоили ни сломанные пальцы, ни порезы. Только в районе сердца ощущалась тяжесть, давящая на ребра.       Горячая ладонь заскользила по спине. Ойкава с трудом расслышал собственное имя и постарался выпрямиться. Ему помог Ушиджима, который и звал его.       — Ойкава, задание, — у ног шатена лежал листок, Вакатоши поднял его и протянул Ойкаве, более не смотря так безэмоционально, как раньше. Его взгляд был полон беспокойства.       — Спасибо, — тихо прошептав, Ойкава прокашлялся и спокойно прочитал, больше не всхлипывая и не плача. — «Выбрать, кто должен умереть: Бокуто или Куроо. 5 минут.»       Ойкава усмехнулся, выбрасывая лист с заданием и откидываясь на спинку кресла.       — Я не буду выбирать, — тихо, но уверенно сказав, шатен прикрыл глаза, не слыша ничего, кроме тонкого звона в ушах.       — Ойкава, ты должен выбрать. Эй, ты слышишь меня? Тоору! — Ойкава лениво приоткрыл глаза, смотря на склонившегося над ним Куроо, который осторожно сжимал его лицо. — Не пугай так, чувак.       Куроо кривовато улыбался и Ойкава улыбнулся ему в ответ, не сразу понимая, чего от него хотят.       — Прости.       — Сделай выбор, Ойкава. Пожалуйста, — Куроо смотрел в глаза, уговаривая. — Выполни это задание, не рискуй собой. Скорее всего, это последний круг. Выберись из этого дома.       — Я не могу, Куро-чан. Не могу выбрать. Я вас обоих очень люблю. Да и посмотри на меня.       — Красавец! — Куроо усмехнулся и провел ладонями по лицу шатена, стирая кровавые разводы. — Выбери, не тяни время. Я тебя очень прошу, Ойкава. Пожалуйста.       Ойкава прикусил нижнюю губу, чувствуя, что сейчас снова разревется. Он не мог выбрать, не мог. Заботливый Куроо Тетсуро, замечательный друг, восхитительный человек. Ойкава и правда его очень сильно любил, ценил. Как и Бокуто. И сделать выбор было невозможно. Он отвел взгляд в сторону, чтоб не видеть просящего выражения лица Куроо, и наткнулся взглядом на Котаро. Внутри все оборвалось.       — Бокуто, — тихо шепча, Ойкава прикрыл глаза. — Я выбираю Бокуто.       Для Котаро это будет избавление — первая мысль, проскользнувшая в голове, когда шатен глянул на Бокуто, все еще прижимающего к себе Акааши. Ойкава же себя за это никогда не простит. Он даже оправдания себе не будет искать. Да и искупить это не успеет, чувствуя, как все ближе подбирается конец мучений.       Ушиджима рядом облегченно выдохнул, Куроо отстранился, чуть слышно поблагодарив, и отошел к столу, прикладываясь к бутылке. Никто, кроме Ойкавы, не смотрел на пол, где лежали Бокуто с Акааши. Котаро так и не выпустил из своих рук любимого человека, оставаясь с ним до самого конца.       Слез не было. Шатен считал, что не имеет права оплакивать человека, которого только что убил одним словом. Одним гребаным словом.       — Ойкава…       — Не надо, Ушивака-чан. Вроде сейчас твоя очередь.       Резко повернув голову в сторону Ушиджимы, Ойкава прижмурился, справляясь с поплывшей перед глазами картиной. Когда он открыл глаза, было еще мутно, но силуэт Вакатоши он видел хорошо.       Тот кивнул и утер нос, с которого капала кровь. Ушиджима осмотрелся, похлопал себя по карманам и достал листок, разворачивая его и быстро читая:       — «Сломать себе колено или убить Иваизуми. 15 минут.»       Ойкава отвел взгляд, не желая видеть жалости в глазах Вакатоши. Он смотрел так обеспокоенно, с неприкрытой тревогой, что было тошно от собственной слабости. А еще было страшно. За Иваизуми. Ушиджима жил волейболом, и если он сломает себе колено, то скорее всего попрощается со спортивной карьерой. Вероятность того, что он убьет Иваизуми, была велика, но Ойкава не мог влиять на чужое решение, не имел права просить. Не ему, человеку, убившему близкого друга, рассказывать, что нет ничего ценнее жизни.       Ойкава не знал, сколько времени предавался размышлениям. Он пришел в себя от хриплого вскрика. Распахнув глаза, шатен поплывшим взглядом обвел комнату, находя источник звука. Ушиджима был в дальней части комнаты, согнутый пополам. У его ног лежал молоток, которым тот раздробил себе колено. Рядом находился Куроо, он заставлял Вакатоши выпить, протягивая ему почти пустую бутылку виски.       Не убил, Ушиджима не тронул Иваизуми. Ойкава слабо улыбнулся и нашел взглядом друга детства, стоящего у окна. Тот стоял, склонив голову, но шатен смог увидеть — он болезненно закусил нижнюю губу. Волнуется, переживает. Все же его Ива-чан — самый замечательный.       Открывать глаза становилось все сложнее, Ойкава чувствовал приятную расслабленность, хотелось спать, а не наблюдать за всем этим кошмаром, творившимся с его друзьями.       — Что за халявное задание? Эй, Ойкава, слышишь? — голос Ханамаки вернул в реальность, шатен глянул на парня, сжимающего в одной руке листок с заданием, а во второй — литровую бутылку колы. — Мне всего-то нужно выпить залпом колу. 5 минут.       — Давай, Макки, — Ойкава с трудом расслышал собственный голос, таким он показался тихим, слабым. Пфф, капитан называется. Как его раньше то слушались, если он и подбодрить нормально не может.       Ханамаки улыбался, было видно, он рад такому легкому заданию, что не принесет никому боли. Ойкава тоже старался улыбаться, наблюдая за другом, который резво открутил крышку и поднес горлышко к губам. Матсукава стоял рядом, опираясь задницей на стол. Он хмурился, следя за партнером. Волновался, даже сейчас переживал за своего Хиро. Шатен сглотнул, чертовски желая попить, но встать не получалось, а кого-то просить не хотелось. Ханамаки так вкусно пил. Ойкава не сразу понял, что тот начал давиться. Что кола пошла носом, а потом Такахиро выронил бутылку и начал кашлять, захлебываясь напитком, смешанным с кровью.       Матсукава подался к Ханамаки, под его пальцами зашелестела бумага. Он нервно прочитал свое задание, напрямую связанное с Такахиро.       — «Спасти Ханамаки и отрезать себе три пальца. Ничего не делать и дать ему умереть.»       — Блядская игра, — подоспевший Куроо похлопывал Ханамаки по спине, поддерживая его под грудью, но тот продолжал кашлять, выблевывая черно-красную жидкость.       Матсукава не раздумывая вытащил воткнутый в собственную руку нож и, положив левую ладонь на стол, одним махом отрезал пальцы. Острое лезвие разрезало кожу и кости как пластилин. Ханамаки прекратил кашлять, он тяжело дышал и безумным взглядом смотрел на Матсукаву, обматывающего свою руку первой попавшейся тряпкой.       — Матсун, Матсун… — вытирая рот, Ханамаки кивнул Куроо, давая понять, что в порядке, и, выпрямившись, подошел к Иссею, прижимаясь к нему сбоку, ладонями зажимая рану на руке и что-то говоря на ухо.       Ойкава на все это смотрел, не до конца понимая, что сейчас происходит. Мутило и очень сильно хотелось пить. Нужно было играть. Во что-то нужно было играть, точно.       Неторопливо осматривая комнату, шатен зацепился взглядом за Куроо. Тот смеялся, комкая лист бумаги. Игра. Боги, гребаная игра продолжалась.       — Тетсу-чан, что у тебя за задание? — хриплым шепотом проговорив, Ойкава пытался сфокусировать все рассеивающееся внимание на Куроо.       Тетсуро услышал его, громче засмеялся и подошел ближе к креслу, где сидел Ойкава.       — Забавное мне задание попалось. Точно такое же, какое было у Ушиджимы в первом круге.       Ойкава не сразу понял, с трудом соображая. А Куроо продолжал посмеиваться, не давая сосредоточиться. Шатен вымученно улыбнулся, не в силах вспомнить.       — Я не помню, Тетсу-чан. Что там?       — Трахнуть Ойкаву. 30 минут.       — О…       — Я не буду этого делать, естественно.       Эти слова придали сил. Ойкава злобно сощурился, смотря на Куроо, который решил героя из себя сделать, пожалев его, рискнув собой.       — Куроо-кун, ты должен сделать это.       — Нет, не должен. Смысл? Да мы же психами отсюда выйдем, а я не хочу этого, — Куроо криво улыбнулся и подошел вплотную, склоняясь над Ойкавой и обнимая его за шею.       Ойкава сглотнул, чувствуя, как снова наворачиваются слезы. Он даже не мог обнять друга в ответ, не мог прикоснуться к Куроо, убедить его сделать это. Мог лишь просить тихим шепотом, зная — его услышат.       — Пожалуйста, сделай это. Мне все равно, я ничего не чувствую. Пожалуйста, Тетсу-чан. Я же выполнил твою просьбу, я сделал выбор. И ты… пожалуйста, Тетсуро.       Куроо его крепче обнял, губами касаясь уха и тихо проговаривая, чтоб никто больше не слышал.       — Ты классный. Офигенный просто. Знаешь, если бы не Акааши, я бы запал на тебя. Серьезно. Если бы я встретил тебя раньше него, то украл бы у Иваизуми. И ты бы ни разу не пожалел, — в голосе Куроо слышалась улыбка, а Ойкава не мог остановить потекших слез. — Чувак, я тебя так обожаю. Ты невероятный. Поэтому я никогда бы не обидел тебя сексом без чувств. Даже если от этого зависит моя жизнь. Да-да, я знаю, что ты хочешь мне сказать. Не перебивай. И не стоит плакать.       Ойкава плакал беззвучно, прижимаясь лицом к плечу Куроо, сильному, надежному, и слушал его, понимая, что не сможет переубедить. Друг был настроен серьезно. Если бы только шатен не был сейчас так ослаблен, он бы не дал совершить такую тупость. Он бы сам отымел этого придурка, лишь бы сохранить его жизнь. Но дальнейшие слова расставили все по своим местам.       — Да и бро там без меня будет плохо. И не забывай, что его нужно сдерживать. Он же на той стороне снова будет надоедать Акааши. Акааши… — голос Куроо дрогнул, он замолчал на несколько секунд, справляясь с эмоциями. — Я не смогу быть здесь, зная, что они там. Бо будет скучать, грустить. Капризничать и доставать Акааши. Ахаха… Я несу пьяный бред. Но, Ойкава, я хочу к ним. Прости меня. Ты только выживи, пожалуйста. Не сдавайся.       — Куроо… — Ойкава навалился на друга, не желая его отпускать, но не зная, что сделать, как повлиять.       Тетсуро немного отстранился, поцеловал в щеку и, подмигнув, выпрямился, отходя на пару шагов от кресла. Полчаса еще не прошло, время для выполнения задания еще было, но Куроо хрипло выдохнул и сжал кофту на груди, болезненно поморщившись. Он покачнулся на месте и упал. Ойкава мог поклясться — на губах друга была кривоватая усмешка.       Ойкава откинулся на спинку кресла, прикрывая глаза и слегка запрокидывая голову, чувствуя, как по вискам скатываются слезы. Силы постепенно покидали его. Стоило ли другу умирать, чтоб продлить жизнь шатена на какие-то жалкие минуты? Почему Куроо не выполнил свое задание? Почему предпочел смерть? А хочет ли Ойкава после всего этого жить? Все эти вопросы лениво всплывали в сознании, но ни на один из них у Ойкавы не было однозначного ответа. Он так устал, невозможно просто.       Голоса друзей доносились до него как сквозь вату. Лучше всех он слышал знакомый до боли голос Иваизуми.       — Иваизуми-кун, я люблю тебя. Мисаки. Ответь мне, — после небольшой паузы Иваизуми раздраженно проговорил, комкая лист. — Что за хрень? Что это за задание? Что мне надо ответить? Кто такая эта Мисаки?       — Не тупи, Иваизуми. И не тяни время. Скажи, что тоже любишь, — это вроде был голос Ханамаки. Он злился. Ойкаве хотелось засмеяться. Такахиро так редко демонстрировал злость, что этот всплеск был чертовски веселым. — Давай, ребятам нужно в больницу.       — Блять! Кхм… Я тоже тебя люблю, Мисаки, — как же хорошо шатен знал своего друга, по голосу определяя его эмоции. Иваизуми смущался. Но и раздражение не пропало. Скорее всего, он сейчас хмурился. Как же хотелось посмотреть на него.       — Охренеть, это закончилось! Надо звонить в скорую.       — Нет, Макки, давайте сначала выйдем отсюда, — Матсукава говорил тихо, но Ойкава услышал каждое слово, так же разобрав чужой голос на эмоции. Иссей устал, ему было больно, и он был напуган.       — Да, надо выбираться. Дверь реально открыта, — сказал Иваизуми нервно, с доброй порцией неверия. Его голос звучал то ближе, то дальше. Ходил проверять в прихожую.       Ойкава не мог поверить, что они доиграли. Выиграли? Нет, конечно, проиграли. Эта игра их хорошенько поимела. Шатен не любил проигрывать. Чувство проигрыша горчило на языке, скребло по пересохшей глотке. Как же хотелось пить.       — Иваизуми, помоги Ойкаве. Мы с Матсуном выведем Ушиджиму.       Ойкава чуть слышно простонал. Нужно было сказать, что не стоит на него тратить время, друзьям необходимо скорее убираться отсюда, но он не смог даже губ разомкнуть.       — Эй, Ойкава. Хватит спать. Пойдем, — Иваизуми был рядом. — Давай же, Дурокава, не время дурью маяться. Тоору…       Как же хотелось открыть глаза, лукаво посмотреть и весело засмеяться, заставляя Иваизуми сильнее злиться, но не получилось даже в последний раз глянуть на друга. Смотреть и не нужно было, Ойкава помнил каждую черточку такого родного, любимого лица. Он запомнил каждую улыбку, предназначенную лишь ему одному. Он никогда бы не смог забыть чужих слез, злых, бессильных. Иваизуми не любил проигрывать не меньше Ойкавы. Иваизуми не любил Ойкаву.       Шатен ощутил прикосновения горячих ладоней, только сейчас понимая, что замерз. Было холодно, но чужое тепло не согревало, хоть сейчас Иваизуми был максимально близко. Он взял Ойкаву на руки, бережно прижимая к себе и неторопливо ступая на выход. Шатен чувствовал бешеное биение чужого сердца. Он был так близко, но не мог прикоснуться. Его руки безвольно свисали, голова съехала с надежного плеча, запрокидываясь. Нужно было снова прижаться, уткнуться лицом в шею и дышать Иваизуми.       Я люблю тебя, Ива-чан. Ты самое лучшее, что случилось со мной. Я так многого не смог сказать тебе, боясь потерять. Но я не жалею ни о чем. Каждый день с тобой был прекрасным, наполненным эмоциями. Я был живым рядом с тобой, хоть иногда и задыхался от чувств к тебе.       Сознание медленно уплывало, Ойкава пытался зацепиться за ощущение рук у себя под коленями и под спиной, держаться за тепло, цепляясь за жизнь, но мысли о Иваизуми были пленительнее. Хотелось поделиться, рассказать, хотелось, чтоб Иваизуми его услышал и принял. А еще хотелось улыбнуться другу, сказать, что все будет хорошо.       Хаджиме… Ты в моем сердце. Люблю тебя, Хаджиме. Люблю. И повторять бы тебе это каждый день. Шептать, кричать. Чтоб ты знал, как дорог, как важен. Ты со мной до конца. Ты рядом. Это делает меня счастливым.       Они вроде оказались на улице, но Ойкава все еще ощущал Иваизуми, его руки, держащие крепко, прижимающие слишком сильно. Рядом был Ханамаки, Ойкава слышал его голос. Или это было голос Матсукавы. Сложно было разобраться, когда каждый вдох давался все труднее. Кто-то вызывал скорую, кто-то звал Ойкаву по имени. Вдох, выдох. Вдох, выдох.       Ива-чан. Спасибо, что ты рядом. Что был такой замечательный. Что заботишься обо мне до самого конца, несмотря ни на что. Прости меня за мои чувства, прости, что предал нашу дружбу. Но я ни о чем не желаю и зла не держу. Потому что ты до сих пор рядом. Потому что люблю…       Вдох, выдох. Вдох, выдох…