Revenge

      — Все же будет еще один раунд, — тихо прошептал Ойкава, ни к кому конкретно не обращаясь. Он не сводил взгляда с экрана, предпочитая смотреть на кровавую надпись, а не на тело Сугавары.       — Бокуто, бро, помоги мне, — хриплый голос Куроо разорвал повисшее в комнате молчание. Ойкава только сейчас понял, что завис, выпав из реальности и практически навалившись всем телом на не отходящего от него Ушиджиму. Тот стоял не шевелясь, сжимал запястье его травмированной руки, позволяя опираться на себя.       Ойкава протяжно выдохнул, отстраняясь от Ушиджимы и переводя взгляд на Куроо, к которому подошел Бокуто. Парни перетягивали погибших к стене, прикрывая их тела попадающейся под руки тканью. Дайчи, Яку, Сугавара. Ойкава поджал губы, чувствуя, как все тело начинает трясти. Как же хотелось прижаться к Иваизуми. Рядом с ним шатен смог бы пережить что угодно. Ойкава не злился на друга за сломанные пальцы, за его неприятие чувств, он всей душой ненавидел этот дом, эту игру, унесшую жизнь их друзей и поломавшую столько судеб. Если бы только они не пошли на эту вечеринку, если бы только…       — Мм…       — Коноха, чувак, что такое? — отозвавшийся на стон Акинори Бокуто подлетел к другу, обеспокоенно глядя на него. Ойкава отметил, каким бледным был Котаро, от чего его нереально желтые глаза еще ярче выделялись на лице.       Коноха с трудом приоткрыл глаза, переводя расфокусированный взгляд на Бокуто, и тихо прошептал, шелестя при этом бумагой, комкая ее в пальцах здоровой руки.       — Опять игра?       Бокуто перевел взгляд на ладонь Акинори, в которой тот сжимал неизвестно как оказавшийся там лист с заданием. Осторожно достав его, Бокуто развернул помятую бумагу и громко зачитал, явно борясь с дрожью в голосе.       — Рассказать об избиении Акааши на втором году старшей школы, — Бокуто нахмурился, опуская руки и смотря на Коноху. — Что за хрень, чувак? Какое, нахер, избиение Акааши? Акааши?       Котаро перевел взгляд на Кейджи, стоящего чуть поодаль и все так же сжимающего в изуродованных руках пакет с подтаявшим льдом.       — Бокуто-сан, не стоит…       Акааши не договорил, его перебил Коноха, который силился хотя бы сесть, но так и не смог подняться. Он говорил лежа, чуть слышно, слегка улыбался, не открывая глаз.       — Выскочка, зазнавшийся придурок, ледышка… Так думал я и еще несколько человек, когда в команду вступил Акааши, — шумно вздохнув, Акинори поморщился, пытаясь удобнее устроиться на диване. — Когда тренер через месяц перевел его в основной состав, мы решили проучить первогодку. Идиотами были, даже не подумали, что Акааши вкалывал больше всех нас взятых, чтоб попасть в основу. Не подумали, лишь выплеснули агрессию, выловив первогодку после занятий и хорошенько намяв ему бока.       Ойкава дернулся, услышав рычание Бокуто, который зло смотрел на Коноху и сжимал кулаки. Казалось, он сейчас бросится на парня. Видимо, так показалось не только Ойкаве. К Бокуто подошел Куроо, положив ладонь на его плечо, предупреждая любое действие.       — Мы поняли, что натворили, когда Акааши две недели не появлялся в школе. А потом он вернулся как ни в чем не бывало, сказав, что болел простудой. И продолжил тренироваться…       Коноха шумно вздохнул и затих, более не произнеся ни слова. Лишь по чуть вздымающейся грудной клетке было понятно, что он снова потерял сознание.       — Бро, успокойся. Это все в прошлом, — Куроо крепко сжимал плечо друга, повернув его к себе лицом. — Выдохни, чувак. Тебя же трясет всего.       — Но как они могли! Это же Акааши, Куроо! Как они могли?!       — Бокуто-сан, это было давно. Коноха-семпай потом извинился, мы даже смогли подружиться, — Акааши подошел к друзьям, явно желая успокоить закипающего Бокуто.       — Почему ты мне не сказал? Акааши!       — Успокойся, Бокуто, — Куроо встряхнул друга, хмуро смотря в лихорадочно горящие желтые глаза. — Сейчас все это неважно. Это прошлое.       Акааши с Куроо на пару пытались успокоить Бокуто, отведя его подальше от дивана, на котором лежал Коноха. К нему подошел Матсукава, приложив пальцы к шее, где слабо бился пульс.       — Ему в больницу надо. Черт, здесь почти всем нужна медицинская помощь, — выпрямляясь, Матсукава взъерошил темные пряди, выглядя безумно уставшим.       Ойкава понимал, что друг взвалил на свои плечи непосильную ношу, но он среди них был единственным медиком, способным хоть немного облегчить их участь. Шатен перевел взгляд на свою руку с наложенной на поломанные пальцы шиной и резко выдохнул, чувствуя, как кровь отливает от лица. В его руке был листок. Игра продолжалась. Было страшно читать задание, но нужно было его выполнить и остаться в живых, если, конечно, игра позволит. Если вообще есть шанс хоть кому-то выйти из этого дома.       — Ойкава?       Шатен посмотрел на Ушиджиму, выглядящего обеспокоенным, и постарался улыбнуться, на деле не находя ничего веселого.       — Да, Ушивака-чан, моя очередь выполнять задание. Сейчас прочту, — поймав на себе напряженные взгляды друзей, Ойкава сглотнул и развернул бумагу, зачитывая слова, поплывшие перед глазами. — «Перерезать вены на обоих руках. Порезы делать вдоль. 5 минут.» Оу…       Матсукава одновременно с Куроо выругались, Ушиджима напрягся, а Ойкава пытался найти в себе силы исполнить поставленную задачу. Времени было мало, нужно было прекращать трусить и сделать это. Шатен глубоко вздохнул и принялся закатывать рукава кофты.       — Где-то должно быть лезвие, — прикусив нижнюю губу, Ойкава начал выдвигать ящики ближайшего стола, со второй попытки находя искомое. — Отлично.       — Подожди, Ойкава, — Матсукава приблизился, хмуро смотря на руки друга. — Кто-нибудь, принесите несколько простыней и найдите перекись. Продольные порезы. Дерьмо. Их зашивать надо.       — Прости, Матсун, — Ойкава мягко улыбнулся, на пару мгновений сжав здоровой рукой плечо Матсукавы.       — Совсем больной? Какого хрена извиняешься?       Ойкава тихо засмеялся, опуская взгляд, не желая беспокоить сильнее и показывать страх.       — Время. Я должен это сделать.       — Я принес простыни, — запыхавшийся Куроо вернулся в комнату с охапкой белой ткани.       — Молодец, порви их на длинные полосы, нужно будет хорошо перетянуть ему руки. Перекись?       — Нигде нет, Матсун, — Ханамаки выглядел виновато, переводя взгляд с Матсукавы на Ойкаву и обратно.       — Блять. Ладно, Ойкава, давай. Только присядь куда-нибудь.       Ойкава кивнул и осмотрелся, пошел к креслу, прихватив с собой лезвие. Руки дрожали. Было слишком страшно, но шатен постарался успокоиться, глубоко вдыхая и протяжно выдыхая наполненный отчаянием воздух. На Иваизуми он даже не глянул, зная, что заплачет, не найдя поддержки в том, в ком он нуждался больше всего.       Присев, Ойкава распечатал лезвие и, осторожно сжав его, приложил к запястью второй руки, на пару мгновений прижмурившись. Легкий укол, вспоровший кожу, и шатен неторопливо повел лезвием до локтя, вскрывая вены и смотря, как густая кровь выступает на светлой коже. Он будто был в оцепенении, не воспринимая боль как свою, не чувствуя, как по руке течет кровь, он думал об одном — нужно выполнить задание. Со второй рукой было сложнее. Неуклюже сжав лезвие между указательным и большим пальцами травмированной руки, Ойкава с трудом примерился к просвечивающейся через тонкую кожу запястья вене. С первой попытки только царапнув кожу, шатен смог ее разрезать с третьей, ведя неровную линию к локтю.       — Я сделал это, — тихо прошептав, Ойкава выкинул лезвие, смотря на порезанные руки мутным взглядом.       Он не уловил того момента, когда к нему подлетели Матсукава и Ушиджима с Куроо. Исеей говорил, что делать, а ребята перетягивали руки тонкими полосами простыни, сразу же пропитывающимися кровью.       — От души, блять, сделал, — Куроо тихо ругался, наматывая больше ткани. Ойкава чувствовал, как трясет друга, и ему было безумно стыдно, что он виноват в этом.       — Прости, Куроо-чан. Ты же знаешь, что если бы я попробовал облегчить свою участь, то игра сделала бы все гораздо хуже.       — Знаю. Знаю, блять! Ты только держись, Ойкава.       Шатен улыбнулся и перевел взгляд на буквально побелевшего Ушиджиму, который пытался остановить кровотечение, сжимая его руку. Стало стыдно за все нехорошие слова, сказанные этому парню, влюбленному, взволнованному.       Когда с перевязкой рук было покончено, Ушиджима присел на подлокотник кресла, неловко приобняв Ойкаву, чтоб сильными ладонями сжать обе его руки в местах порезов в жалкой попытке не дать истечь кровью.       — Так сильно любишь меня, Ушивака-чан? — эти слова Ойкава прошептал буквально на ухо Ушиджиме, повернувшись к нему лицом. Тот ничего не ответил, сильнее нахмурился и стиснул пальцы на импровизированных бинтах. — Спасибо.       — Хм, все это, конечно, так мило, романтично, я бы сказал, но… — заговоривший Тендо заставил Ойкаву отвести взгляд от Ушиджимы. — … по идее, теперь моя очередь. Только где мое задание?       Парень, все еще держащий бинты у уха, свободной рукой зашарил по карманам джинсов. И хоть он улыбался, но было видно — нервничает.       — Тендо, задний карман, — Ханамаки подошел к товарищу и достал из его кармана свернутый листок, разворачивая и не читая, отдавая.       — Одно задание лучше другого, — красноволосый засмеялся, разводя руками, открывая чужим взглядам обезображенные остатки уха.       Ойкава позволил себе слабость, прижмурился, но быстро взял себя руки, снова смотря на Тендо, читающего свое задание.       — Выпить всю пачку таблеток. 2 минуты. Что-то я не нравлюсь этой игре.       — Ты вообще мало кому нравишься.       — Ууу, как жестоко, Иваизуми-кун. В самое сердце.       — Не время паясничать, Тендо. Пей. Сразу же после этого нужно будет вызвать рвоту, — Матсукава подошел ближе к парню, чуть ли не раздавив выкатившийся из ниоткуда пузырек с таблетками. Подняв его, Иссей протянул Тендо, поторапливая его.       — Быстрее давай, гребаное время.       — Не хмурься, Матсукава. Тебе не идет. Скажи же, Ханамаки. Наш мальчик красив, когда расслаблен.       — Тендо.       Ойкава во все глаза смотрел на Сатори, который откровенно тянул время, не выполняя свое задание. Ушиджима, все это время находящийся рядом, ощутимо напрягся. Он позвал друга, одарив его тяжелым взглядом, но Тендо лишь засмеялся, вскидывая руки и изгибаясь всем телом.       — Умру молодым и красивым. Ухо не в счет, все так и задумано.       — Блять, Тендо. Я запихаю эти таблетки тебе в пасть, — Матсукава схватил Сатори за грудки, желая встряхнуть, но Тендо начал падать, закатывая глаза. Две минуты слишком быстро вышли.       Матсукава почти беззвучно простонал, прикрыв глаза, и медленно, осторожно опустил Тендо на пол, прикрывая его глаза. Ушиджима не двинулся с места, лишь голову склонил, тихо скрипя зубами.       Ойкава порывался встать, хоть что-то сделать, чем-то помочь, но от этого порыва у него закружилась голова, а Вакатоши мягко, но настойчиво усадил на место. Смотреть на Ушиджиму хотелось меньше всего, жалость к нему разрывала внутренности. Он потерял лучшего друга. Шатен знал, как близки были эти двое.       Ойкава нервно сглотнул и повернулся к Ушиджиме, безмолвно выражая поддержку, ткнувшись лицом ему в плечо. Тот вздрогнул от этого, сильнее напрягаясь, но буквально сразу же расслабился.       — Кто следующий? Кто шел после Тендо? — обеспокоенный голос Куроо прорвался через шум в ушах, Ойкава лениво приоткрыл глаза, осматриваясь.       — Я следующий, — Ушиджима выпустил руки Ойкавы и осторожно отстранился, доставая из-под футболки мятый листок с заданием. — Вырвать все ногти на левой руке. 5 минут.       — Какие-то ненормальные задания, — Бокуто взлохматил и без того торчащие в разные стороны волосы, смотря в пол, явно не в силах переварить все происходящее.       — Жестоко, но ты же мужик. Ты справишься! — Куроо хлопнул Ушиджиму по плечу, серьезно посмотрев тому в глаза. Вакатоши кивнул и, украдкой глянув на Ойкаву, отошел от него.       Ойкаву мутило. Он смотрел на свои повязки, медленно пропитывающиеся кровью, и даже думать не желал о том, чтоб посмотреть, как Ушиджима будет выполнять это задание. Шатену казалось, что вены порезать гораздо легче, чем методично, палец за пальцем вырвать себе ногти.       Плоскогубцы нашлись как по мановению волшебной палочки. Ушиджима повернулся ко всем спиной и, не произнеся ни звука, справился с поставленной задачей. Матсукава уже был рядом, он держал бутылку виски и остатки простыни, порванной на бинты.       — Давай сюда руку, нужно продезинфицировать и остановить кровь.       — Хорошо.       Ушиджима послушно повернулся, протягивая ладонь. Ойкава не стал рассматривать изуродованные пальцы, и так было ясно, что ничего приятного он там не увидит. Вакатоши стоял молча, позволяя Матсукаве оказывать первую помощь. Иссей полил пальцы алкоголем и приподнял руку Ушиджимы, осторожно перебинтовывая пальцы, не задевая при этом самих ногтевых пластин.       — Не опускай руку, Ушиджима. Кровь должна остановиться.       — Спасибо.       Ушиджима вернулся к Ойкаве, снова присел на ручку кресла, но не прикоснулся. Ойкава понимал, что тот пытается перебороть боль, не только физическую. Понимал это и знал, что совсем никак не может помочь. Не сейчас, когда перед глазами было мутно, а мысли в голове ворочались слишком лениво.       Заскользив взглядом по гостиной, где осталось так мало людей, Ойкава даже в таком состоянии заметил, как изменился в лице Ханамаки. Была его очередь.       — Макки-чан, что тебе выпало? — тихо проговорив, Ойкава посмотрел на дернувшегося Матсукаву, который боялся за Ханамаки больше всех.       — Я ненавижу эту игру все больше. Хаха, — Ханамаки виновато улыбнулся и опустил взгляд, читая свое задание. — «Рассказать о девушке, с которой встречался несколько месяцев назад. Подробно. 5 минут.»       Матсукава облегченно выдохнул, явно довольный тем, что Ханамаки не придется себя травмировать, но сам Такахиро был взволнован больше, чем перед тем, как отрезать от себя кусок кожи.       — Матсун, детка. Прости меня. Мы с тобой со школы вместе были, у меня никогда не было девчонки, — Ханамаки тихо шептал, иногда поглядывая на замершего изваянием Матсукаву. — И когда ко мне подкатила девушка — мне стало интересно, каково это. У меня к ней не было никаких чувств, правда. Только любопытство. Мы переспали. Мне понравилось.       Ойкава смотрел на друзей, снова ощущая это ноющее чувство в груди. Он волновался за них. Самая крепкая, искренняя пара, которую он когда-либо знал. Он и подумать не мог, что Ханамаки так поступит.       — Да, Матсун, я проебался. Прости. Но мне так понравилось, что мы встретились с ней еще два раза. Просто секс, ничего больше.       — Подробности, Макки. Ты же понимаешь, что игра не признает полумер, — Матсукава звучал устало, взгляд его потух, но он все еще переживал за Ханамаки.       — Блять, куда подробнее? Как я ее трахал? Да во всех позах. Оторваться решил, попробовал все то, что мне так нравилось с тобой. И думал я тогда о тебе, «Так вот что чувствует Матсун», — Ханамаки сорвался, нервно выплевывая слова, он начал расхаживать по комнате, тяжело дыша и еле сдерживая истерику. — Классно было доминировать, вести мне тоже понравилось. Ее податливость опьянила в первый раз. Но после третьего я понял, что наигрался, что без чувств все не так ярко и насыщенно. Мать вашу, мне понравилось трахаться с девушкой. Да. Я не знаю, куда еще подробнее. Довольно?       Последнее слово Ханамаки прокричал, осматриваясь по сторонам, выискивая признаки недовольства, но дом молчал. Задание было выполнено. В комнате стояла тишина, поэтому произнесенное Иваизуми «пиздец» услышал каждый. Ойкава непроизвольно усмехнулся. Ярый гомофоб Иваизуми Хаджиме попал в рассадник пидоров. Засмеяться бы, вот только плакать хотелось.       Матсукава на такое признание ничего не сказал, даже если его это задело — произошедшие в этот день потрясения перекрыли банальную измену. Ойкава смотрел на друзей и невозможно сильно хотел, чтоб они выбрались из этого дома, оставшись при этом парой. Самой красивой, гармоничной и крепкой парой. Шатен от всего сердца желал этим двоим счастья. Чтоб хоть у них…       Иссей помрачнел сильнее, доставая из кармана лист бумаги, и в воздухе повисло тягостное напряжение. Ойкава снова зашевелился, ему хотелось быть ближе, проявить ответную заботу, поддержать Матсукаву. Ушиджима не дал встать, надавил здоровой рукой на плечо, мягко усаживая обратно.       — Сиди, не стоит напрягаться.       — Ушивака, ты моя ма… — Ойкава осекся, опуская взгляд вниз. Сколько раз он говорил эту фразу? Не счесть. Вот только всегда она предназначалась Иваизуми. Сейчас Иваизуми откровенно его сторонился, даже не смотря в сторону Ойкавы, что делало лишь больнее.       Но не было времени копаться в своей несчастной влюбленности в лучшего друга. Мутсукава зачитывал задание:       — Вогнать в себя три ножа. 10 минут, — шумно вздохнув, Иссей провел ладонью по волосам и осмотрелся, выискивая взглядом лезвия.       Ханамаки сразу приблизился, прижимаясь к боку и что-то шепча на ухо, нервно цепляясь пальцами за чужую ладонь.       — Не сейчас, Макки, — осторожно отстранившись, Матсукава прошел к столу, где лежали три одинаковых по размеру ножа. Тонкие, средней длины лезвия поблескивали на свету, пока Иссей их перебирал, хмурясь при этом и поджимая губы.       — Что нужно сделать?       — Чем помочь?       Бокуто с Куроо заговорили практически одновременно, с двух сторон подлетев к Матсукаве, который все еще задумчиво хмурил брови, рассматривая ножи.       — Думаю, куда лучше их вогнать…       — Чувак, думай быстрее. Время, — Куроо выглядел напряженно, взволнованно, он топтался на месте рядом с Матсукавой, поглядывая то на него, то на Бокуто.       Матсукава кивнул и немного отошел от ребят, перебрасывая один нож с левой руки в правую, и с размаху вгоняя его в ногу чуть выше колена. Лезвие вошло наполовину. Ойкава скривился, не желая видеть, как близкий друг себя калечит, но взгляда не отводил. Второй нож Иссей воткнул в ту же ногу, взяв на несколько сантиметров выше. И не давая себе передышки, лишь закусывая нижнюю губу от боли, он третье лезвие вогнал в левую руку между запястьем и локтем. Протяжно выдохнув, заканчивая стоном, Матсукава прикрыл глаза, опираясь ладонями на стол и немного над ним склоняясь. Было видно, как парня трясет, Ойкаву самого заколотило, будто он вместе с другом чувствовал холодящие кровь лезвия.       — Матсун, детка… — Ханамаки мягко погладил по спине, подрагивающим голосом обратившись к партнеру. — Что мы должны сделать? Как нам тебе помочь?       — Никак. Ножи я доставать не буду, чтоб не истечь кровью. Если повезет выбраться из дома в течение шести часов, то все будет нормально, — Матсукава выпрямился и повернулся к Ханамаки, слабо улыбнувшись ему.       Матсун сильный. Ойкава смотрел на него обеспокоенно, переживал за друга, но знал — справится. Этот человек, взявший на себя ответственность за их жизни, со всем справится. Им просто нужно скорее закончить игру и покинуть этот дом, чтоб все получили необходимую медицинскую помощь. Тогда действия Матсукавы вообще станут неоценимыми.       Шатен заскользил взволнованным взглядом по комнате, пытаясь вспомнить, кто следующий. Судя по тому, как напрягся Куроо, он думал о том же.       — Блять! Лев, — Тетсуро сорвался с места, выбегая в прихожую, где на лестнице должен был сидеть блондин. За Куроо выбежал Бокуто.       Ойкава тоже хотел выйти, хотел хоть чем-то помочь, не желая приносить лишь неудобства, но попытка резко встать вызвала головокружение. Он снова опустился в кресло, на пару мгновений прикрывая глаза. В прихожей раздавались крики, Ойкава не видел, что там происходит, но по услышанному все понял.       — Лев, не тупи, ну же. Что у тебя за задание? — голос Куроо дрожал, срывался на окончаниях слов, но судя по тому, что подключился Бокуто, Лев не реагировал.       — Давай, чувак, покажи задание. Нужно его выполнить, ты же знаешь!       — Лев, пожалуйста. Яку не желал тебе зла, не губи себя. Лев… — Ойкаве пришлось напрячь слух, чтоб расслышать последние слова Куроо, после же он не мог вычленить чей-то голос. Бокуто и Куроо кричали в унисон, а потом резко все оборвалось. Дом поглотила мертвая тишина.       Ойкава чувствовал исходящее от сидящего рядом Ушиджимы напряжение, ощущал, как подрагивают собственные руки, понимая, что сейчас все оставшиеся готовятся узнать очередную ужасную весть. Шатен неотрывно смотрел в проход, но все равно не был готов увидеть друзей такими разбитыми. Бокуто с Куроо, опустив головы, вернулись в комнату. Бокуто сжимал плечо своего бро, выражая безмолвную поддержку, хотя сам выглядел не лучше. И это еще никто из них до конца так и не принял происходящее, не осознал, что они реально теряют близких людей. Эмоции еще не вошли в полную силу.       Ойкава был уверен, всем им еще придется в полной мере прочувствовать боль утраты. А справятся ли они? От этих мыслей отвлек Куроо, подошедший чуть ближе и тихо, безэмоционально заговоривший.       — Он не показал задание. Сжимал его в руке так сильно… И совсем не реагировал на наши слова, — Куроо болезненно усмехнулся, поднимая потерянный взгляд, направленный в глаза Ойкавы.       Шатен поджал задрожавшие губы. Как же ему хотелось утешить друга, но не находилось нужных слов. Одни банальности, способные сделать лишь хуже.       — Куроо-сан. Не вините себя. Лев не смог справиться с…       — Знаю, Акааши, знаю, — Тетсуро улыбнулся мягче, посмотрев на Акааши, и сжал пальцами лежащую на плече ладонь Бокуто. — Но все равно так паршиво.       — Бро, в кармане, — Котаро слегка встряхнул Куроо, привлекая его внимание, и тот, растерянно захлопав глазами, опустил взгляд вниз.       — Точно, игра же продолжается.       Куроо достал сложенный листок и ломано улыбнулся, комкая в ладони бумагу и замирая на несколько долгих мгновений. Ойкава забеспокоился, неужели брюнету попалось что-то такое, что он, как и Тендо, предпочтет смерть.       — Куроо-чан, прочти, пожалуйста, свое задание, — Ойкава звучал тихо, он чувствовал, как его покидают силы, но старался держаться, не желая, чтоб из-за него беспокоились. Все, но не Иваизуми. Тот стоял в стороне ото всех, отгородившись скрещенными руками и хмурым взглядом. Шатен старался даже не смотреть на друга детства, хоть и хотелось насмотреться на него. Он боялся ответного взгляда, полного отвращения и злости.       — Мне нужно рассказать лучшему другу любовную тайну, хаха… 5 минут. Черт, — Куроо запустил пятерню в челку, сжимая ее и чуть потягивая волосы, при этом кривя губы в подобии улыбки. Он шумно вздохнул и опустил руку, поворачиваясь к Бокуто и открыто смотря ему в глаза. — Прости, чувак, я еще со старшей школы влюблен в Акааши.       Ойкава догадывался об этом. Сам Куроо никогда не признавался, но шатен видел, как друг смотрит на Акааши, как на общих тусовках старается быть ближе, невзначай прикоснуться. Но ни Бокуто, ни Акааши такого точно не ожидали. Оба удивленно смотрели на Тетсуро, а в глазах Бокуто Ойкава заметил злость, направленную на бро.       — Охуеть. Неужели здесь все пидорасы? — на реплику Иваизуми никто не обратил внимания, Ойкава лишь вздрогнул на последнем слове, но постарался не воспринимать сказанное близко к сердцу. Он же всегда знал, что друг ненавидит геев.       — У вас что-то было? — Бокуто не говорил — рычал. Но это не испугало Куроо, тот лишь шире усмехнулся и покачал головой.       — Ничего, Бо, абсолютно ничего.       — Ты знал о моих чувствах, постоянно слушал мое нытье, а сам ни слова…       — Бокуто-сан, ваше задание, — Акааши не дал Бокуто разойтись, он указал на листок, торчащий из-под пояса джинсов. Кейджи полностью взял под контроль свои эмоции. Он более не выглядел удивленным, он был, как всегда, собран и спокоен. — Что у вас там?       Бокуто нервными, рваными движениями достал и развернул лист, с неприкрытой злостью читая свое задание.       — Добить Коноху или всадить нож в Куроо. 2 минуты.       — Сейчас найдем нож, бро, выпустишь пар, — Куроо старался говорить легко, как раньше, силился широко улыбнуться, но не выходило. Оскал делал красивое лицо жутким.       — Отойди, — Бокуто отпихнул Тетсуро плечом и стремительно пошел в сторону дивана.       — Бокуто-сан, что вы…       — Ты чего, Бо?       — Бокуто!       Легко отпихнув подлетевших к нему Куроо и Ханамаки, Бокуто схватил удачно лежащий на столе нож и, не раздумывая ни секунды, всадил лезвие по самую рукоятку в горло Конохи. Тот умер, так и не придя в себя. Все так быстро произошло, что Ойкава не сразу и понял — Бокуто убил человека.       — Бро, ты чего, бро? Ты же мог ударить меня ножом, не нанося серьезного вреда. Матсукава вон с тремя ножами на ногах стоит. Чувак…       — Он уже был не жилец, он обидел Акааши, — сталью зазвенел чужой голос, а о взгляд можно было порезаться, холодный, острый. Ойкаве стало жутко. Он несколько лет дружил с Бокуто, считая его самым искренним, улыбчивым и добрым человеком. И сейчас этот человек с легкостью убил своего школьного товарища.       Куроо нервно начал расхаживать по комнате, Акааши замер недалеко от Матсукавы и Ханамаки, что вновь находились рядом. Бокуто присел на корточки у дивана, опустив взгляд вниз, на время отгородившись ото всех мрачной аурой. Ушиджима был рядом с Ойкавой, но он молчал, даже не шевелился, что создавало иллюзию одиночества.       Иваизуми, стоящий поодаль, зашевелился и развернул бумагу, громко зачитывая свое задание, чтоб привлечь внимание окружающих.       — Сделать больно человеку, которого сейчас ненавидишь больше всего. 5 минут.       Ойкава усмехнулся, готовый принять от Иваизуми боль, которую тот пожелает выплеснуть именно на него. Ведь шатен был предателем. Он предал их дружбу, самое ценное, что у них было на двоих.       Повернув лицо к Иваизуми, Ойкава мягко улыбнулся, без страха смотря на стремительно приближающегося друга. Расправив плечи, выпрямляясь в кресле, шатен собирался принять любой удар с достоинством, которого уже почти не осталось. Он моргнуть не успел, а Иваизуми уже сделал стремительный выпад, одним точным ударом сломав нос Ушиджиме. Раздался неприятный хруст, после чего Вакатоши свалился с подлокотника на пол, зажимая здоровой рукой кровоточащий нос.       Ничего не говоря, Иваизуми развернулся и ушел на прежнее место, оставляя Ойкаву в недоумении смотреть ему вслед. Но он зависал недолго. Повернулся к Ушиджиме и снова попытался встать, чтоб помочь подняться с пола.       — Не надо, я сам, — слизывая с губ кровь, Ушиджима с помощью подоспевшего Куроо поднялся на ноги и снова сел рядом с Ойкавой, окинув его тяжелым взглядом. — Твои руки, Ойкава.       — Мм, все хорошо, Ушивака, — слабо улыбнувшись, шатен опустил взгляд вниз, смотря на багровые повязки, влажные от проступающей крови.       — Ебать ты дикий, Иваизуми, — Куроо, с издевкой протянув, покачал головой и грустно глянул на Ойкаву, от чего он себя почувствовал чертовски жалким.       Ойкава был уверен, что Иваизуми ударит его, и теперь невольно обдумывал, почему тот выбрал Ушиджиму. Они, конечно, никогда не любили Вакатоши, но ненависти не было. До этого дня. Сейчас Иваизуми ясно дал понять, что ненавидит этого человека. Думать о причинах не хотелось, шатен боялся давать себе ложные надежды. Да и какие могут быть надежды, когда с каждой секундой он все хреновее себя чувствуют. Повязки уже полностью пропитались кровью. Как и сказал Матсун, такие порезы нужно зашивать.       Ойкава невесело усмехнулся, рассматривая свои руки. Захотелось коснуться волейбольного мяча, прокрутить его в ладони, высоко подкинуть, подпрыгнуть и вколотить мяч в площадку. С выломанными пальцами он теперь долгое время не сможет играть, если вообще когда-нибудь еще выйдет на площадку.       Подняв взгляд, шатен ощутил, как его окатило холодом. Акааши держал в изуродованных руках пистолет, из которого всего несколько минут назад застрелился Сугавара. Ойкава видел, как трясутся чужие руки. Видимо, удержать пистолет в обожженных ладонях было чертовски сложно, но Акааши даже в лице не изменился.       Мгновение — и все пришло в движение. Дернулся Матсукава, но его удержал Ханамаки, не позволяя двигаться с тремя ножами в теле. Со своего места поднялся Ушиджима, заслоняя собой Ойкаву, что одновременно выбесило и умилило того. Бокуто вскинул голову и медленно поднялся, делая пару шагов к Акааши. Куроо тоже бесстрашно приблизился, нервно улыбаясь и тихо говоря:       — Что тебе выпало, Акааши?       — Мне нужно выбрать, кого застрелить. Вас, Куро-сан, или же Бокуто-сана.       Кейджи ответил спокойно, без каких-либо эмоций, что давало понять — он уже выбрал. Ушиджима скрипнул зубами и снова сел рядом с Ойкавой, открывая полный обзор на разворачивающиеся события. Шатен лишь недовольно глянул на чрезмерно заботливого Ушиджиму, но ничего говорить не стал, чувствуя, как к горлу подступает паника. Сейчас на его глазах снова погибнет кто-то из его друзей. Боги, это было слишком трудно.       — Простите, Куроо-сан, — Акааши повернулся к Тетсуро, Ойкава тоже посмотрел на него, видя по лицу, что друг принял свою участь, смирился. Но Кейджи не стрелял, даже не поднял руки с пистолетом. — Я даже не догадывался о ваших чувствах. Я не смогу их принять, простите.       Акааши вежливо склонился, оставаясь собой даже в такой ситуации. После этого он повернулся к Бокуто. Тот был напряженным, он горящим желтым взглядом скользил по Акааши, будто пытался насмотреться на него напоследок.       — Бокуто-сан, вы так и не признались мне, но я всегда знал о том, что вы чувствуете. А вы знали, что я не могу ответить взаимностью. Я люблю свою девушку. Простите меня.       — Акааши! Не за что тебе извиняться, — Бокуто старался говорить бодро, громко, привычно, но не получилось. Было понятно, что его переполняют эмоции.       Раньше всех именно Котаро понял, что задумал Акааши. Он первым сорвался с места, следом к Акааши метнулся Куроо, но они не успели. Кейджи поднес пистолет к голове, направляя дуло к виску, и травмированным пальцем нажал на курок.       Ойкава на все это смотрел, как в замедленной съемке. Казалось, что Кейджи так медленно поднимал руку с пистолетом, что шатен бы успел предотвратить это, не будь так слаб. И Куроо с Бокуто слишком медленно приближались, упуская последние мгновения до того, как Акааши трясущимся пальцем смог спустить курок. После выстрела время потекло в привычном темпе. Кровь с простреленной головы брызнула на ближайшую стену, а Акааши начал заваливаться на пол. Бокуто успел подхватить его, падая на колени и крепко прижимая к себе. Куроо сел рядом на корточки, обхватывая голову руками и вцепляясь в волосы пальцами.       — Акааши… — Бокуто простонал имя Кейджи и теснее прижал его к себе, лицом утыкаясь в его шею и тихо поскуливая. Куроо сидел рядом, перекатываясь с пятки на носок, и до побелевших костяшек сжимал свои волосы, не издавая при этом ни звука.       Ойкаву затрясло. Бокуто, эмоциональный, всегда активный, улыбчивый и позитивный парень, сейчас выражал их общее горе, не сдерживаясь, всхлипывая и срываясь на скулеж. У Ойкавы задрожали губы, он плотно сжал их, стараясь сдержаться, не завыть вместе с Бокуто, но слезы все же покатились по щекам. Эмоции Котаро лавиной нахлынули на шатена, окончательно доламывая то хрупкое, что еще заставляло держаться.       На экране вспыхнуло «Конец второго раунда», но никто этого не заметил.