። ። ።
Цзянь И заканчивал завтрак на террасе, огороженной противоветровыми стеклянными щитами, в дополнение плотно заставленной по периметру топиарами, туями и веерными пальмами. — До встречи. — Перекидывая неприметный рюкзак с бесшумным «Макмилланом» через плечо, Чжань наклонился к И, коротко увлекающе целуя в губы. Хэ Тянь спустя два года уже не закатывал глаза от их нежностей и не ёрничал. Он бесстрастно одевался в стороне, не обращая на них внимания. У Цзяня был кое-кто особенный. Да, это слишком контрастировало с тем, насколько Тянь оставался верным хлыщом и повесой, но он не испытывал зависти. Просто И с Чжэнси как воронка, которая затягивала на пути всё живое. Ураган бездонных эмоций, который ходит туда-сюда, порой задевая. Тянь видел их в постели, и не раз. Неловко застуканные во время секса приятели его давно не стеснялись. Эти двое никогда не проявляли чувств на людях, но он был свой. Два любящих человека наедине — это как таинство. Красивые, полностью погруженные друг в друга. Трепещущее чувство внутри них — бесстрашное и болезненно уязвимое. Тянь никогда не испытывал чего-либо подобного. Это претило его сути. Чтобы вот так глубоко, взаимно, удивительно круто, но зависимо. Соврал бы, что не хотел, но больно уж опасная дорога над пропастью. Многие саморазрушались и пропадали в ней, не достигнув столь безоглядно желаемой цели. Друзья раздражали, когда парящие вокруг них флюиды то и дело резали глаза, забивались в голову бредовой туфтой. К двадцати пяти годам Хэ обладал зрелым рациональным подходом: кому-то везёт, а у других — как есть, так есть. И это он давно научился принимать за должное. Потому что Хэ Тянь был реалистом и понимал: нельзя иметь всё сразу — и «море», и «по колено». Встретив стоящее предложение, можно помучиться, чтобы получить желаемое. Ощутить в крови, в себе все издержки в борьбе за трофей. Переоценить самого себя по нескольку раз. В этом многомиллионнике — из-за обилия и разнообразия — упрочнилась иллюзия отсутствия выбора. Тяню становилось скучно. С «Цзянь-Си» не так, конечно, как могло бы быть, но в целом Хэ всегда был тем ещё провокатором Тянь был свободен в выборе дресс-кода: чёрная футболка, поверх двойная плечевая кобура; следом — жилетка с карманами. Он надел наушник, чтобы быть на связи со своими людьми, встречающими их на посадочной площадке здания клуба. Если предстоял прямой перелёт из дома в клуб, то по отработанной схеме один телохранитель мог заняться делами насущными. Они с Чжэнси не сачковали, просто напрягали технику, на которой не экономили. Первое, что они сделали, обосновавшись в городе, где приветствуется воздушное сообщение, — обзавелись вертолётом. Из-за банальной бессонницы Тянь ещё до восхода успел провести предполётную подготовку и дозаправиться в аэропорту. Лицензия частного пилота у него уже полтора года, и бывали дни, когда они с Цзянем не ступали ногами на землю. Чжэнси бежал от дома до спортзала по городу. Его обдавал дым печей или гриля, ароматы уличной стряпни, мелькали граффити на стенах, повсюду хрустела грязь под подошвами. На пути встречались буддийские монахи и послушники, прохожие, вливающиеся в будничную инерцию. Темп жизни здесь всегда был мерным и неспешным, создавая атмосферу катастрофической праздности и непередаваемый шум. Чжань находился с И двадцать четыре на семь. Пару раз в неделю он отправлялся в облюбованный спортклуб. Он должен был оставаться в форме, как и парни, рассредоточенные по городу. Нагрузки профессионалов легко не воссоздавались, и поддержание пиковой формы было для них большой проблемой. Отцовский вассал любезно предоставил людям И в пользование спортзал для членов своей группировки. Он учтиво предоставил бы и людей «для битья», как только потребовалось бы, потому как спарринги Тяня и Чжэнси просто табу. От вседозволенности и возможности сорваться они с удовольствием друг друга калечили. К тому же мордобой выходил за пределы домашнего зала, отчего страдала мебель, а следом исчезало дружелюбие Цзяня. В стрельбе Чжань «беспредельничал» в городской черте, пользуясь модификацией дозвуковой винтовки, дабы его плюсы — высокий темп стрельбы и точность — таковыми и оставались. Тянь руководил помощниками, исполняющими поручения «на земле»: сходить, разузнать, следить за окрестностями, проверять здания и персонал. Только личные телохранители были всегда рядом, всех остальных никто не знал и не видел. Они вели учёт посетителей клуба, о сотнях посетителей ежедневно. Как итог: о своих гостях Цзянь И знал очень многое. Хэ и Чжань после рабочей ночи в сумасшедших сотнях квадратов беснующегося пространства, погружённого во мрак, выматывались, как мулы. Головняка им хватало: человеческий фактор и напряжение, когда наниматель защищён в первую очередь их собственными телами. Чжэнси пожертвовал бы собой без раздумий. Тянь только выглядел убедительно, но Цзянь И знал, что, чёрт побери, Хэ в первую очередь киллер, а не его верный пёс с крутым нравом.። ። ።
Цзянь практически всё время занимался клубами: строительством, доведением их до ума, эвристикой и дизайном. В этот раз он оттянулся в клубе с сарказмом — который впоследствии так и назвал — в центре столицы на трёх этажах очередного небоскреба. Надо отдать должное, он умел создать атмосферу. Внутри творился настоящий китч, а сам И не гнушался таскаться в оригинальных кроссовках, трениках и вызывающе дешёвого вида сукадзянах, не стыдясь шлюшьей вышивки с фениксами. Здесь он шанхайские понты вывернул наизнанку и, слава Будде, хотя бы не скатился в ниггер-стайл с золотыми цепями до пуза. Когда Цзянь шёл по залу, будь на его фигуре мятый балахон или шмот из лимитированной линейки Вивьен Вествуд, сам он казался сладострастным демоном, созидающим особый мир вокруг себя и готовым исчезнуть в любой момент во вспышке адского пламени. Демона стерегли черти: холодные и не от мира сего прекрасные. Его охрана концентрировала столько тестостерона и эстетической привлекательности, будто им воздавались массовые жертвоприношения. Следует отдать парням должное, популярность у женщин Цзянь И снискал не только благодаря личным заслугам. Причин быть начеку Чжаню и Хэ хватало: Цзянь И не простой молоденький босс. Отец всучил ему «район». Самый пиздец захудалый. Не на родине, за пределами, чтобы «наточил когти»: мол, крышуй, займись становлением своей власти. Клубы и сфера развлечений были для отмазы и личного творческого удовольствия. Многие сорили деньгами в качестве благотворительности. Если в свои двадцать четыре уже успел построить завод по производству сопутствующих к оружию, то будь добр привнести природное равновесие по феншую. До «игр без правил» Цзянь не доводил, но с «наездами» приходилось разбираться по обстоятельствам. Будучи под крылом экс-киллеров, расход патронов на них был немереным, чтобы профессионалы таковыми оставались. Он не приветствовал, чтобы его парни халтурили привычным промыслом. Найти чью-нибудь исчезнувшую дочь, вернуть похищенного родственника — на такие дела они шли, и наградой, безусловно, была не только финансовая благодарность, но и поддержка влиятельных людей. Цзянь борзый, умел брать своё и быть крайне осторожным. Он борзел ровно настолько, насколько были необходимы понты в мире цивилизованного зверья. А понты бесценны — они вроде местной валюты. Деликатность и манерную элегантность в здешней среде не принимали. Можно было смело ими подтереться и заставлять бояться. Модельная внешность Цзяня больше не оставалась недооцененной конкурентами, осознавшими его опасность. Он обладал ангельским благородством с чёрной душой на обороте и сильной наследственной интуицией. Это была не та тёмная душонка, которая любит ролевые игры, намордники и несоразмерные дилдо. С внешностью неподдельно искреннего человека, глядя в глаза отмечающего достоинства оппонента, ему было легко скрывать свою озлобленность на мир. Цзянь был уже испорчен, но не прогнил, пусть закономерные процессы рано или поздно возьмут своё. Два отморозка рядом с И заполняли недостающие пробелы в общей картине его образа. Молоденького красавчика мало кто брал в расчёт как серьёзного партнёра или конкурента. Порой это играло на руку, но чаще тормозило. «Красавчики» — это первое, что вертелось на языке при виде их компании. Создавалось впечатление, что охрану Цзянь подбирал по внешним данным, но число мыслящих подобным образом убогих стремительно сокращалось. Хэ и Чжань не отсвечивали, но их уважали. Чжэнси прослыл выдроченной подготовкой и основательным подходом. Он как машина: если скажут — делал не моргнув; а иногда ему и говорить ничего не нужно было. Если уж принял решение, то даже Цзяня не спрашивал. Впрочем, тот не удивлялся, у них сраная телепатия. Хэ был при родословной и без тормозов; адекватный, в меру лживый, верный друг — хотя бы это в нём настоящее. Он сам выбирал, кому кланяться, но при выполнении поручений урон возрастал в зависимости от его предпочтений. Потому что малыш Тянь был фанатом больших «диснеевских» пушек под «магнумы». Одинаково хорошо стрелял из обеих рук и ладил с такими пинающимися засранцами, как триста пятьдесят седьмые «кунан» или «дезерт игл», после первого — несомненно меткого — выстрела из которых желающих нападать сокращалось втрое, но чаще — до нуля. Тянь был проблемным и порой выглядел раздолбаем. Уж ему точно необходимо было временами спускать пар. Где-то там, в его фамильном древе, текла выдержанная поколениями мафиозная кровь. У Чжаня, вероятно, в роду были какие-нибудь ронины, потому что этот со всей его армейской подготовкой выбрал для себя жизненное кредо «со смыслом» — следовать за Цзянем И, выполняя любые его поручения. Всё просто. Хэ Тянь был совершенно другим. Он в душе не понимал, в чём заёб поведения приятеля, потому как: «Ребята, вы уже любовники, зачем продолжать прогибаться?» Иными словами, Хэ Тяня угнетало, что крутого спеца вроде Чжаня так твёрдо держали за хуй. Среди гостей И бывали знаменитые тусовщики, которые сначала делились идеями о клубном бизнесе, а затем — телесными жидкостями со знойным телохранителем кхуна Цзяня. Хэ путался с сынком какого-то инвестора-миллиардера. Чаще предпочитая самодостаточных и эксцентричных бизнесвумен. На его удочку попалась даже какая-то благородная титулованная особа (Тайланд — монархия как-никак). Он рисковал втянуть И в большой скандал, что изрядно подточило белобрысому шефу нервные окончания. Его наёмная скотина зажралась до такой степени, что в мировой столице транссексуалов ему ничего не примечалось. В ебилистику, что каждой твари по паре, Хэ Тянь давно не верил. Аристократическая кровь не разбавила скуку и не добавила впечатлений. А стебущаяся парочка язв в лице босса и напарника только подливала масла в котёл геморройности Тяня.። ። ።
Тянь с благоговением выдохнул, понимая, что клуб закрылся в шесть и его миновала ночная каторга с посетительницами, однако «они» ещё здесь. Танцовщицы и официантки, закончившие работу. В чём Тяню не везло — к нему обязательно лезли, не гнушались где-нибудь ущипнуть, трогали искусственными ногтями волосы или лицо. Цзянь его муки отчасти разделял, загибаясь от дел. Он, была б его воля, вообще сидел бы дома. Вот от Чжаня, которому тут он немного завидовал, веяло таким промозглым холодом, что никто даже не осмеливался к нему прикасаться или завязывать разговор. Тот даже не разговаривал — одним взглядом как клопов давил. В клубе для Чжэнси всегда была одежда из химчистки, возможность принять душ и персональный сервис от администратора. Она знала его рацион как свои пять пальцев, так что и белковый коктейль после зала могла намешать, и энергетик состряпать, и побеседедовать, если тот рот откроет: о погоде, например, или о сводках последних новостей. А манерный Тянь с дамами елейничал. Какой-то там комплекс развился из-за отсутствия матери. Он мог болтать часами, пусть фильтровать что-либо на тяжёлую мутную голову было невыносимо. Девочки, с готовностью работающие ради него, подробно докладывали о клиентах и подозрительных событиях. Тянь не относился плохо к женщинам, как не относился к ним потребительски — он не терпел навязчивости со стороны кого бы то ни было. Ему неинтересны женщины, соперничающие за глубокий минет для парня, лицо которого пришлось им по вкусу. Не то чтобы Тянь ни с кем тут не спал… Хэ, наверное, предпочитал особ, чётко оценивающих свои услуги в денежном эквиваленте, чем вот это всё. Улащивать Хэ Тяня было бесполезно, он к ласке не приучен. Никому невдомёк простые понятия: если он выглядел в их компании расслабленным, то с боевиками-исламистами он вёл бы себя так же. С каждым он держал руку на пульсе. Между ними пролегала непреодолимая грань: с гражданскими Хэ предпочитал вообще не связываться. Пусть он скрытый агрессор, но с женщинами у него были правила. По-человечески он жалел девчонок, которые задолбались от всего дерьма, что творилось в их жизнях. Как им позарез важно было найти нормального мужика, что не его проблема. У большинства из них были дети, не хватало денег или тысяча иных причин, почему они прошли здесь кастинг. Срываться на леди он себе не позволил бы. К тому же Тянь не выпивал и уже больше года не проводил ночи с кем-либо из клубных. Ему всё настолько осточертело, что любой доступный партнёр был альтернативен унылой дрочке. Механические действия — удовольствия ноль. Оргазм — как полевой сухпай: сдохнуть не даст, но вкус отстойный. Так что внерабочий чиллинг стал гиблой темой. О, ну Тянь, естественно, мог отличиться — обдалбывался, устраивал оргию с пальбой в своей квартире. Релакс забывался, а отходняк настолько портил впечатления, что следующий день превращался в пытку, в которой Чжэнси наслаждался каждой минутой страданий Тяня. А лекции папочки-Цзяня об обязательном предохранении стояли у Хэ вместо рингтона.። ። ።
На место строительства нового клуба для самых зажравшихся «льготников» они выезжали из подземного паркинга на внедорожнике с Хэ за рулём. — Не кури в тачке, задолбал. Задохнуться можно! — видя клубы дыма из опускающегося водительского окна, хрипло выдохнул Чжань. — Добро пожаловать в шмаровоз, босс! — останавливаясь перед И, лыбился Тянь. — Ещё раз назовёшь мой «Линкольн» шмаровозом, — Цзянь сверкнул исподлобья хмурым взглядом, — я тебе выдам форму с надписью: «Ш.М.А.Р.А.» — Это создаст тебе несколько иной имидж… Ладно, ты понял меня. Чего кислый, стройку предвкушаешь? — Ага, — недовольно отозвался И. — Плюс показушных объектов, где деньги не держатся и один диван стоит косарей двадцать, — можно оттягиваться — подрядчики всё стерпят. Эх, я в предвкушении вседозволенности, как мило… — Что мило — запугивать людей или избитые люди? — Всё. Радуйся, я буфер для твоей нервной системы, — темноволосое дитя выглядело окрылённым. Встречи на стройке — это обсуждение соответствия проектных обещаний с разворачивающимся пиздецом; и всегда попытки скрыть косяки. Со строителями Цзянь И не церемонился. Тай — не самое благодатное место для высококвалифицированных кадров, поэтому он не был намерен просирать из-за них ни сроки, ни средства. Бесспорный плюс Хэ, что в подобного рода вопросе ему удавалось прийти к консенсусу, равно как и возместить отсутствие муштры за день. И после никто ему не возражал, не смели. Разве что сроки приводились в соответствие. После стройки — встреча в ресторане. Если Чжань не рядом, то всегда наблюдал. Тянь стройной дылдой стоял за плечом Цзяня, видя всё то же, что и он. Хэ анализировал обычно прозрачное поведение охраны их компаньона. Те всегда более безыскусны, чем собеседники И. Для Тяня их враждебность или апатия как открытый диалог. Обычно они с Цзянем обсуждали свои предположения после, как партнёры. Цзянь чувствовал, что использование Тяня в качестве охраны равносильно забиванию гвоздя топором. О чём И, конечно, грамотно помалкивал. Как и о том, что обычное ношение костюма и ведение переговоров были очевидными талантами Хэ. Тянь определённо преуспел бы, останься он заниматься делами в Шанхае с его-то хваткой коммерческого воротилы. Они были скучающими детишками непростых родителей. У них могло быть всё, чего бы они ни пожелали. Только родная кровь не даровала мирной праздности. Они нашли себя и друг друга в том, чтобы влезать в забористые «развлечения».። ። ።
Хэ Тянь промаялся на ногах с трёх ночи, и длинный день близился к желанному завершению. Цзяню в последний момент пришло сообщение о срочной встрече. Цин Шу был китайцем и единственным контактом, предоставленным отцом для работы в Бангкоке. Он промышлял в подчинении Цзяня-старшего с беспросветной древности. Теперь стал самостоятельным дельцом. Но условно находился под младшим, хотя для И он был, скорее, опытным куратором и крышей. Внешность Цин Шу была неприметной, даже постной: лысый очкастый интеллигент в закостенелом возрасте при буддийском монастыре. Тщательно выверенный образ, стоит полагать. Большая часть клиентов шла к Цзяню через него. Шу знали его клиенты. Самостоятельно Цзянь сделки не проводил. Здесь отец его не только финансировал, но и обезопасил сына и себя. Цзянь занимался заводами на севере и своевременными поставками. Несмотря на то что на нём висели клубы и связанные с ними вопросы, всё, что действительно занимало его время, — патроны. Сейчас, в первом часу ночи, парни держали курс не к дому, а на окраины. При том, что уязвимость в пути в большей степени зависела от Чжэнси, предпочитающего наблюдение, ему приходилось вести машину, пока Хэ развлекался с боссом. Этот еблан не упускал шанса поиграть на нервах, пока Цзянь позволял, потому что границу дозволенного Тянь вроде как не переступал. Тень адекватности присутствовала, хотя вредительское хобби лютовало день ото дня. Чжэнси не отставал в подтрунивании с особым смаком над Хэ, и его нужно было просить об этом.። ። ።
Тянь вошёл в здание и бегло осмотрел обыденную обстановку. Вслед за ним через производственный зал к кабинету шефа проследовали Цзянь с Чжэнси. С каждым шагом паутина и пыль с запахом плесени оседали на идеально чёрных брюках и туфлях. По-видимому, работа здесь кипела в ночное время: доносился шум циркулярной пилы, гомон людей, которые сновали через цеха и перевозили какие-то ящики. Несколько коридоров соединяли основной зал с пристройками. Цзянь И неспешно поднялся по металлической лестнице, ведущей к офисной будке, возвышающейся, как наблюдательный пункт, — место встречи с Шу. Пока Чжань вместе с И скрылись в офисе, Тянь прогуливался по территории, надеясь найти местечко, чтобы спокойно выкурить сигарету и пофилонить хоть пару минут. Торчать шишкой на вышке посреди зала — не впечатляющая перспектива. Шла разгрузка судна, поэтому выход в док не представлялся дельной альтернативой курилке. Тянь шаркал не к месту чистенькой итальянской обувью по грязному бетонному полу, пока по пути ему не приглянулся широкий проём, ведущий в высокий коридор. Его преграждали изолирующие полосовые завесы, что использовались в промышленных морозильниках. Хэ запустил пальцы между прозрачных жалюзи и, раздвинув их, поднырнул в пустой затемнённый корпус, пронизанный сквозняком. Благодаря сырости здесь было холоднее, чем в других залах или во дворе. После вездесущей жары здесь царил долгожданный уют. Сигарет не осталось, кроме последней. Тянь тут же томно затянулся, щелчком зажигалки оживляя утробную тишину. Призрачный свет выбивался из смотровых окон под потолком, ложась ломаным абрисом по стенам и наполняя пространство миражом предметов. Изморенный сонный взгляд бесцельно блуждал, пока глаза самопроизвольно не прикрылись, наслаждаясь темнотой. И после до слуха долетели отдалённые звуки. Хэ Тянь изогнул бровь, затягиваясь и не обращая внимания на то, чему стал невольным свидетелем. У него «Сайленсер» под боком и запасная обойма на тридцать два — вообще никаких причин для беспокойства. Он прислонил голову к стене, смачно выпуская дым; тёплые блики огня отражались в холодном безэмоциональном взгляде. Хэ вдруг насторожился, как волк, почуяв запах крови. «Уютную» атмосферу расколол сдавленный мужской плач. Вначале донеслось эхо задушенного человеческого скулежа, внезапно разразившегося мольбами вперемежку со сторонним скрежетом и ревущим матом. Хэ качнулся, перейдя на мягкий шаг, и через несколько метров остановился у приоткрытой тяжёлой двери. Луч от фонаря бил из-под высокого потолка, почти слепил — но не саму жертву, а наоборот — заполнял пространство ровным светом. Когда глаза привыкли, Тянь увидел, как в избитого до кровавых соплей мужчину, намертво пристёгнутого ремнями к металлическому креслу, прилетел окурок, затерявшись где-то в одежде. Хриплый голос вдалеке был едва слышен: — …я не заткнул тебе рот, чтобы ты, мразь, мог вдоволь наораться… В подобной ситуации: допрос либо финальная расправа обычно проводилась «мясником». Фигуру, заградившую пленника, невозможно было ясно рассмотреть. Мужчина в мятых больничных штанах и зловеще-грязного цвета фартуке стоял спиной к двери. На открытом предплечье виднелась странная татуировка, смахивающая на рану. Он упирался коленом жертве в грудь, подавляя отчаянное сопротивление, чтобы тот не мешал затягивать жгут на плече. И представление началось. Чертила подскочил к заголосившему от ужаса пленнику, начав отсекать несчастному руку. И в три-четыре удара кухонного тесака отрубил ему конечность немногим выше запястья. Резко. Уверенно. Фанатично. Скудные брызги — и стремительно заполняемая лужа на поверхности стола, от которой, контрастируя с воздухом, поднимался пар. Лишь тяжёлое дыхание выдавало в экзекуторе напряжение большее, чем того требовали трудозатраты. Окровавленным секачом мясник небрежно спихнул обрубок со стола, и тот грохнулся в пустое ведро. Истошные вопли перешли в жалкое рыдающее завывание. Что значит «не в себе»? Люди подобной профессии ожидаемо более методичные: занятие или привычное или по вкусу. Здесь же невменяемость шкалила, словно с цепи спустили бешеного пса. Сигарета истлела прямо в губах, обжигая остекленевшие глаза горячим дымом. Хэ Тянь ни хрена не собирался вмешиваться. Однако яркое, пересыщенное истерией зрелище морочило усталый рассудок, и Тянь забыл о своём занятии. Окурок невольно выпал изо рта. Фыркнув, Хэ механично перевёл взгляд на пол, сожалея о тупо потраченном шмалеве. «Левша», — на автомате отметил он, разворачиваясь. В гнетуще-блёклом полумраке его волосы казались рыжими.