Эригон Торчвуд
Если есть в мире что-то одновременно мирное и хаотичное — это моя сестра. Без преувеличений. Её бьющую ключом энергию сложно упустить, даже если куришь, отвернувшись от озера и подпирая собой стену замка подальше от лишних глаз. Дым почти застилает и жжет глаза. Пальто не греет, хочется уйти в гостиную, но там слишком много народу, а мне хочется тишины. Надо думать. Мысли роятся и жалят, думаю сразу обо всём: крохах слухов о картине какого-то шута, о планах на день, тренировках, о нарастающей тревоге и о ней — вон, проскакала мимо за руку за своим мальчиком-красавчиком, смотреть тошно. Но смотрю. Отворачиваться не получается, включается это проклятое чувство ответственности; именно эта тварь в душе не даёт расслабиться, даже когда Этель с Диггори и в полной безопасности. Уж в её стойкости и в помощи старосты сомневаться не приходится, но всё же девочка она хрупкая, хоть и держится умницей. Но вдруг оступится? Свалится в воду? Или старосте в голову взбредет ни пойми что? Эта искренняя душа только учится открываться, её легко надломить. А я клялся быть рядом, она должна быть в порядке. Меня не заметила. Расслабленная, сполкойная, совсем не похожа на свой обычно собранный образ. Никаких сумок с учебниками, никаких побрякушек, накупленных Малфоем. Улыбается. Пальто распахнуто и открывает тёплое изящное платье. Привычно бледная по природе и от пудры, на редком солнце кожа Тель засияла совершенно по-новому, улыбка и совсем легкий макияж придали свежести и какой-то… как они это называют? В раскинувшихся по спине распущенных волосах затанцевали золотистые искры. И смеётся так, что весь мир сужается до её чувств и света — заливисто и абсолютно искренне, приваливаясь щекой к руке Седрика. О чем-то увлеченно рассказывает. Млеет и смущается от нежности в его глазах и касаниях, которую и видеть не надо, чтобы чувствовать за милю. Такая маленькая сейчас, не привыкшая получать настоящую симпатию и так несмело, даже умилительно тянущаяся к этому новому чувству. Столько внимания и всё ей. Кто знал, что на моём веку таки удастся увидеть вместо сдержанной аристократки и сумасшедшей гриффиндорки маленького котёнка? Ни разу не видел её такой. Даже страшно за неё. Короток век сказок. Тем более — для нас. И всё равно любимчик толпы должен ценить уже тот факт, что моя очаровательная сестрица обратила внимание на его персону. Сколько таких влюбленных было, но чтобы взаимно… При случае помяну его нервы. Признаться, не оценил его целеустремленности в начале, но у парня определенно есть стержень. Уверен, даже блондиночка видела лишь некоторые грани Тель, что уж говорить о соседках по спальне, этих Уизли в бессчетном количестве, Малфое и его придурках… А теперь Моль абсолютно честна. Мне тошно. Но это от сигарет. Наверно. Я смотрю на них целую вечность, забыв, что уже полчаса как должен был встретиться с Флёр. Делакур… В груди при отзвуке имени что-то ворочается, но не греет, как при было бы при мысли об этой парочке у озера, только ощущается на миг каким-то внутренним сопротивлением. Сигарета в руках ссыпает пепел прямо на пальто. Мерлин! Да, к ней определенно стоит поторопиться. Невежливо заставлять даму томиться в ожидании, особенно когда играешь в очаровательного кавалера. Но я оказываюсь замечен раньше, чем удается пройти хоть пару метров к дверям. Сбоку громко шуршит листва, я оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы заметить, как это чудо чуть не спотыкается о камень и всё равно бежит-бежит ко мне. Встрепанная, довольная… была, пока не остановилась и не смерила меня взглядом. — Эр! — Тель оборачивается к пуффендуйцу, явно в уме прикидывая обзор отсюда до озера. Диггори неспешно идёт к нам, засунув руки в карманы куртки и не стремясь ускорить шаг. Не поздороваться было бы свинством, но и прийти в разгар семейных разборок… Умный парень, даёт нам время. — Следишь за нами, серьёзно? Я думала, с контролем покончено лет в десять. — Делать мне нечего, как подсматривать за твоим щенячьим восторгом, — привычно огрызаюсь, на что она закатывает глаза, и похлопываю по карману брюк. — Думаешь, легко на самом холме найти место без ветра и с красивым видом? В этой дыре совершенно негде спокойно покурить! Приходится жаться по стенам. Кто ж знал, что вас сюда тоже занесет. — Другого места во всём замке не нашел? — Прищур карих глаз. — А твой мальчик-зайчик больше не придумал, куда сводить девушку? Мне забавно, честно. Чуть слышно посмеиваюсь, наблюдая за тем, как моя Мисс Собранность смущается и злится на лишние глаза и уши, словно оказалась застукана за злостным уминанием конфет из общей вазочки. Она придвигается ко мне, сверкая родными тёмными глазами, и возмущенно сдувает с краснеющего личика прядь: — Мне прекрасно гуляется здесь. У озера чудный вид на окрестности и лес, а еще эта ива… В отличие от некоторых, нам не чуждо чувство прекрасного! Хотя откуда тебе знать, ты же носа не высовываешь из Выручай-комнаты. — Согласен, природа Хогвартса удивительна, поэтому я здесь. Какое совпадние во вкусах. Еще скажи, что мы родственники, мм, Моль? Этель явно хочет ответить какой-нибудь гадостью, но… Мд-да, мне придется долго привыкать к тому, как волшебница сменяет гнев на милость, стоит Седрику притянуть её к груди и обнять за талию. Боги, да в них прямо сквозит это целомудрие и жизнелюбие, аж противно. Впервые вижу, чтобы сестра отказалась выпустить яд только из-за присутствия другого человека. Неужто этот добряк может её угомонить? Щурюсь, глядя прямо ей в лицо — она немедленно отвечает. Понятно. Не хочет растягивать тему, но яд запасла. Это всё ещё та Тель, которую я знаю. Мы с Диггори обмениваемся простенькими репликами и пожимаем друг другу руку, как старые друзья. Ловлю себя на мысли, что мне нравится этот пуффендуец. Простой, как нюхлер, но под моим взглядом не теряется, и я улыбаюсь им обоим. Та еще парочка выйдет. — Кажется, ты уходил? — негромко мурлычет моя зараза и с очаровательной улыбкой указывает глазами на замок, порождая желанием захохотать в голос. Ох, актриса, так на себя не похожая, что наблюдать за ней влюбленной будет отдельным удовольствием. В замке так не погуляешь. Остаются крохи личного времени и еще меньше мест, где можно не скрываться. И я почти соглашаюсь оставить их, как вдруг вспоминаю кое-что важное. — А ты не хочешь послушать, что мне птички принесли о твоих фанатках подбрасывать всякую дрянь в котёл? — Тель вскидывает голову, смотрит с прищуром, как на дичь. Кажется, даже внутренне подобралась. Но я перевожу взгляд на её спутника. — Ты в курсе, как их с блондиночкой попытались раскрасить? — Это разбирали на совете старост, перед Дианой Шейк должны были лично извиниться, — он хмурится, явно начиная анализировать заново. — Сошлись на том, что расследования не будет. Ученица когтеврана уже лишена баллов, у неё отработки на три недели. — И это всё? — выгибаю бровь. Ясно, репутация моих сокурсниц и впрямь идеальна, никто не обвинит их в дурном. Легче списать на оплошность, чем признать, что у хороших девочек бывают отвратные мысли. — Так что ты знаешь? — Как показывает практика, нужные люди готовы рассказать всё, что укрывают от старост. Не в твою сторону камень, Седрик, — я кивнул ему, — но тебе бы этого не рассказали. Тем более тебе. Вы с Тель обладаете воистину божественным талантом влюблять в себя идиотов и пожинать плоды… — Это подруга Чжоу. — Волшебник понял всё сам. Его рука крепче обняла нахмурившуюся Этель, которая разве что не зашипела. Понимаю их обоих, Мерлин побери эти проклятые чувства. На лице Диггори отразилась та непередаваемая смесь раздражения и сожаления, которую и не ждал у него увидеть, он как-то напряженно кивнул своим мыслям. — Я разберусь. Мы должны что-то еще знать? Так вот что она в нём нашла. Мы. Надо же. — Болтает, якобы Чанг ни о чем её не просила, это чистая инициатива. Но моё мстительное сердце подсказывает, что это наглая ложь. Им сильно повезло, что волосы подпортили только Диане, иначе я с удовольствием бы взялся за палочку сам… — Для директора этого будет недостаточно. — Для директора инцидента с Грюмом было недостаточно. Значит, обойдемся без него… Это мы умеем, это мы любим, — я подмигнул сестрице, не заботясь о том, как это звучит для её хорошего мальчика, — но это уже совсем другая история. Верю, вселенная вернет им бумерангом. — Желательно большим и тяжелым, — Тель скрещивает руки на груди и вскидывает голову. Мне не надо спрашивать, чтобы знать, что сейчас она уже мысленно рядом с Чжоу Чанг. Увы, судьба нынче действует нашими руками. Вот ей и пища для размышлений. — Мне пора. Седрик… Головой за эту мелочь отвечаешь. Ты знаешь. Не простудитесь, голубки, погода нелётная. Всё же уходить под недовольное шипение сестры — прекрасный способ потешить самолюбие.***
Этель Торчвуд
Ди перепрыгивала со ступени на ступеньку большой бабочкой, активно жестикулируя и здороваясь с каждым попадающимся на пути портретом. Русый хвостик с голубой резинкой мотался в такт движениям, на руках весело звенели браслеты. В этот день в нас обеих родилось нечто светлое, но если я до поры таила и грела его в себе, то внутренний свет гриффидорки разлился на всё пространство вокруг и не задел разве что пролетавшего мимо Пивза. Она его словно не заметила. За пару дней после спектакля мы с Эром убедились, что нашу маленькую выходку стоило провернуть еще давно. Так повелось, что мы всегда хотим любви искренней и взаимной, и если это не так… Гриффиндор не прощает предательства и не принимает назад проигравших. Мало было одиночных стычек с червём: с активной поддержки близнецов Ли Джордан стал настоящим изгоем в глазах всего факультета. В душе растекалось истинное удовольствие, когда я с гордо поднятой головой проходила мимо его силуэта, мрачно прожигающего меня глазами из дальнего угла гостиной. Больше он не будет болтать. Больше его никто не будет слушать, никто не услышит. Чего стоит слово лжеца и лицемера? Я не дала бы за него ни единой ржавой монеты. То ли дело слова и невинный взгляд благородных наследников Торчвуд и слёзы в глазах Дианы, для которой в нашем представлении роли не было совсем — её шок сперва был абсолютно искренен. Меня не отпускало подозрение, что не все в школе поголовно дураки. И первое время я ждала любого вершителя справедливости, но замок и не думал расколоться на противоборствующие стороны. Были все увлечены Турниром или просто никому не было дела до маленького человека, но никто не выступил в защиту бывшего любимчика и друга. В столовой от него демонстративно отсаживались, на уроках ему «случайно» не хватало места и, кажется, даже декан вызывала червя на разговор. Меня вызывали тоже, затем Диану, но предъявить нам было нечего. Мы жертвы вероломной клеветы и зависти мальчика, возомнившего себя великим стратегом. Если у декана были сомнения, то на нас они никак не отразились. Но всё это меркло по сравнению с тем, как это чудо расцвело за какие-то два дня. С неё словно сорвали невидимый тяжелый плащ, она расправила плечи и, наконец, смогла выдохнуть беззаботно. Теперь не нужно оглядываться на тени за спиной, не страшно слушать чужие разговоры. Ей ничто не угрожало и раньше, но она оказалась слишком восприимчива к обидным словам и накрутила себя. — У Фреда появилось столько идей вредилок, которые можно продавать иностранцам… Не знаю, за что взяться. Хочется участвовать во всём! — Возьмись за домашку, — с улыбкой намекнула, припомнив стопку недописанных сочинений на её тумбочке, чем заслужила веселый фырк. — Дома-ашку… ничего ты не понимаешь! Тут же творится искусство. Каждая капелька важна, каждый виток дыма… У мальчиков скоро бизнес в гору пойдёт, к ним уже целые очереди! — Особенно из ничего не понимающих малышей, которые тратят карманные, чтобы потом плевать зеленой слизью. — Их жаль, — согласилась Ди, — но это… временно, понимаешь? Скоро не надо будет скармливать конфетки малышне, у нас будут рыбки покрупнее! Фред говорит, было бы здорово открыть свой магазин вредилок и всяких таких штучек. Представляешь, целый магазин! Я не стала говорить ей о цене любого, даже самого маленького магазинчика, но мысленно сопоставила финансовые возможности ребят. Вышло печально. Конечно, если у них с Ди сложится, мы могли бы… Нет. Ерунда какая. В поисках другой темы я внимательнее оглядела коридор, в который нас завело любопытство. Обшарпанные стены, откровенно побитые жизнью и молью гобелены с изображением нимф, паутина и две закрытые двери. — Ди? — Шейк затормозила чуть дальше, светлый хвост забавно качнулся на макушке. Обернулась. — Что здесь? — Понятия не имею, — она заинтересованно склонила голову набок и быстрыми шагами приблизилась к одной из дверей. — Мы сюда не заглядывали. Закрыто. — Заглянем? Так наше бесцельное шатание «на поговорить» хотя бы приобретает смысл. Я достала палочку. Простая алахомора легко справилась с замком, словно никому дела не было до какой-никакой защиты комнаты. Поразительно. Пронзительный скрип заставил нас одновременно вздрогнуть и задержать дыхание, однако уже в следующую минуту мы торопливо нырнули внутрь и тут же расчихались от пыли. Да здесь никого не было со времен самого Годрика Гриффиндора! Чихая и закрывая лица рукавами, удалось очистить странное помещение. Сложно судить, но, возможно, это никогда не было кабинетом, скорее подсобным помещением или складом. По крайней мере, уже в этой жизни здесь собралась гора разного барахла, которое моя мать, любительница антиквариата, и то сожгла бы для очистки совести. Захламить так комнату надо постараться. — Ух ты! А это что? А это? — Диана радостно металась между столами и хватала то одну вещь, то другую, пока я обходила гору с другой стороны. Сломанные канделябры, чьи-то ботинки, клетчатая охотничья шляпа, подвеска в виде синей будки не-магов… Из красивого здесь лишь свет, косыми лучами проникающий в сердце поднявшейся в воздух пыли. — Для чего нужно искусство? Чтобы вбивать в холст эмоции, выходящие за всё возможное понимание чувств, — щебетала подруга. Что? Я тряхнула головой и посмотрела на неё в просвет между торшером и бюстом какого-то волшебника. Шейк стояла, повернувшись ко мне спиной, и разглядывала картину в деревянной раме. — А если чувство не понимают, то заточают в самый неприглядный каркас, — я обогнула заваленный хламом стол и подошла к ней, окидывая взглядом холст. Оттуда на меня взглянула недвижимая, но оттого не менее прекрасная юная леди с огненными волосами и мантией Гриффиндора. Не живая. — Почему она не движется? — Слышала, такое бывает, если время сильно потрепало сам холст. Видишь, как краска облупилась и выцвела? Бедная… — Ди осторожно коснулась пальцами шероховатой поверхности картины и жалостливо вздохнула. Я отошла, еще раз окинула взглядом портрет, свою погрустневшую творческую подругу. В голове вспыхнула мысль, её же и озвучила, пока не улетучилась: — Мы можем забрать её в спальню. Будет лучше, если она сможет доживать свой век в нормальных условиях, это же… более правильно, верно? Искусству не место на свалке! В глазах волшебницы мелькнул огонёк озарения. — Да! Я могла бы попробовать привести её в порядок. Если получится, повесим у себя, у нас же есть свободные стены. Думаешь, девчонки не будут против? — Думаю, им глубоко фиолетово, чем мы занимаемся. Помнишь, они вчера полночи разбирали тактику «Пушек Педдл»? И ничего. Значит, решено. Как это бывает в порыве чувств, мне хотелось верить, что всё получится, остальное отошло на второй план. Диана же явно загорелась идеей, мгновенно метнулась куда-то вглубь комнаты, притащила оттуда полупрозрачную ткань и накинула на картину. На кардигане повисли клубы пыли, но она их не заметила и попыталась обхватить раму руками. М-да. Не лучший способ. — Попробуем левитацию? А чем Мерлин не шутит! Правда, о том, как левитировать портрет через весь замок, мы подумали вовремя — уже после того, как подняли его в воздух. Чудесно, Этель, отличаемся умом и сообразительностью. Путь в башню Гриффиндора отнял все силы. Мы поочередно брались за палочки и переносили свою ношу дальше и дальше, выдыхались, менялись. Лестницы — сущий ад для тех, кто когда-либо хотел переехать на другой этаж замка или занять кабинет с лучшим видом. А что, если я решу остаться в подземельях, поближе к любимому Зельеварению? Или Малфою камень упадет на голову, и он захочет во что бы то ни стало обустроить апартаменты в Астрономической башне? Никакого удобства для полета мысли. А левитация — лёгкое заклинание, но только не в случае, когда используешь его на протяжении часа. Руки отчаянно затекли, я уже миллион раз пожалела, что не попросила кого-нибудь о помощи. Рядом застонала Ди, разминая запястье. Её собранные в хвост волосы растрепались, искусанные губы смазали весь блеск, а брови время от времени хмурились. — Вот уж точно говорят, что искусство требует жертв! — Не хочу напоминать, но мы сами в это ввязались. Будем надеяться, это того стоит, мы делаем правильное и полезное. — Да-да, мой любимый момент, когда мы понимаем, что усилия того не стоили. — Она прислонилась к стене и несчастными глазами посмотрела на картину. Ткань немного съехала, обнажая часть лица Неизвестной, веселый взгляд серых глаз. Хоть кому-то здесь хорошо. — Предлагаю зациклиться на мысли о прекрасном. Мы современные волшебники, мы не могли пройти мимо и позволить ей доживать свой век в пыли. Никто не заслуживает забвения. — А еще она одна из наших, — Ди ткнула пальцем в нашивку на груди портрета. — Гриффиндор не бросает свою семью, пусть даже нарисованную. — Вот мы и оправдали еще два этажа мучений! — Я преувеличенно бодро хлопнула в ладони, вызвав протяжное «У-у-у» со стороны Шейк. Какое великолепие. Однако сейчас я не солгала ни словом, и где-то в груди, уверена, как и у Дианы, теплилась мысль о правильности наших мыслей. Поступить иначе, сделать вид, словно ничего не видели — удел подлецов, ничего не смыслящих в ценности красоты. С этим настроем я вновь достала палочку, но воспользоваться не успела. — В этом большом замке нет ни угла, где бы не встретился с тобой. — Прозвучал из-за спины знакомый ехидный голос. Следом раздались его неторопливые шаги и еще одни, перестуком каблучков отразившиеся от стен. Только ради обладательницы последних я оставила при себе колкие слова и обернулась с милейшей улыбкой. — Здравствуй, Флёр. Не ожидала встретить тебя здесь. Светловолосая красавица ответила мне искренней радостью и с любопытством взглянула на картину в моих руках. — Ah! chère, — проговорила она, — что это за чудо? Вы volé музей? — Им незачем забирать что-то из музея, в нашем доме картин не меньше, и более ценных. — Эригон отпустил тонкие пальчики вейлы, только чтобы приблизиться и оценивающе окинуть взором обстановку. На миг его губы изогнулись в усмешке, которую мастерски скрыл за благожелательным тоном. — Мы хотим отреставрировать её, — выпалила Ди и на всякий случай пояснила для Делакур: — Починить. Мы нашли картину в ужасном состоянии, я займусь ей, вот только… Не сговариваясь, мы вдвоем посмотрели на конец коридора и очередную лестницу. Еще два этажа. Я готова сама превратиться в старую раму, лишь бы не тащиться в башню на своих двоих. — Человечество совершило много ошибок, но, по крайней мере, у нас есть живопись и музыка, — неизвестно чему покачал головой Эр. Больше не раздумывая, он решительно взялся за палочку. — Показывайте, куда её отлевитировать, горе-художницы. Флёр, мы же не оставим мою дражайшую сестрицу в беде? Как раз хотел предложить прогуляться после нашего приключения. Уверен, Этель не откажет в знак благодарности. Да, Тель? Видит Мерлин, я в этот момент готова согласиться на что угодно.***
Эригон говорил, что с Флёр ему интереснее, чем с остальными француженками. Она знает себе цену, знает, что большинству важна особенность вейлы, и пользуется этим для достижения целей. Но ему интересно раскрывать её как человека: «за этим личиком скрывается нечто большее, чем кровь и кости». Теперь я могла лично узнать, что же скрывается за внешней безупречностью чемпионки Шармбатона. И я поняла. С той самой секунды, когда милое выражение лица сменилось сосредоточенностью и Флёр тоже достала палочку, не слушая возражений. Распущенные белокурые локоны были стянуты лентой в цвет лазурного платья, рукава изящно подвернуты; она могла бы пойти следом и вести непринужденную беседу, но приняла решение помочь нам. Она шествовала уверенным, спокойным шагом со строгой осанкой, но в каждом движении виделась необыкновенная грация. Она ворковала на французском, подбадривая и восхищаясь Эригоном, несмотря на то, что их вклад в наше приключение был равноценен. Для неё словно было естественно делать всё вместе. Спустя полчаса мы оставили Диану возиться с портретом, — она уже загорелась желанием взяться за него прямо сейчас, — и вышли в прохладу влажного вечернего воздуха. Она показалась очень добродушной девушкой, совсем не созданной для Турнира, но как только речь заходила о несправедливости — голос приобретал стальные и упрямые нотки. Время от времени волшебница словно забывалась и возвращалась к маске наивной красавицы, но быстро снимала её и возвращала взгляду прямоту. И настоящая она была куда глубже, чем мог подумать любой из нас. Светские темы плавно перетекали в шутки и диалоги о двух культурах, учеба сменялась модными женскими штучками. Мне всё казалось, что между нами больше общего, чем думалось раньше. Стало неловко, что я не обратила на нее должного внимания раньше. Единственной помехой оказался языковой барьер. Как бы хорошо Флёр ни учила язык, иногда ей приходилось использовать совсем простые фразы, и неосознанно мы подстроились под её стиль. Выходило странновато, но было в этом нечто особенное. — Я смелая, потому что у меня не выхода, — произнесла вдруг волшебница, когда на новом витке вокруг озера мы вернулись к теме Турнира. Странно, о нём она говорила с небольшой охотой, хотя явно хотела поделиться. — Что ты имеешь в виду? — Мне нужно с’гажаться. — Она помолчала. — У меня здесь маленькая сест’га, она прибыла с нами. Она учится быть смелой. Я тоже учусь быть приме’гом для неё. Она вегит в меня. И мадам Максим вегит — я гордость для неё. Мне надо защитить честь семьи и школы любым способом. — Поэтому ты участвуешь в Турнире? — Мы выбигали лучших: Кубок показал, что я лучшая. — Изящным взмахом руки она приняла протянутую ладонь, Эр помог ей перешагнуть бревно. На фоне её слов о смелости этот маленький жест мог бы показаться комичным, но выглядел донельзя правильным. — Не всегда будет пгосто. Может, будет немного больно. Или очень больно. — Турнир сам по себе — сплошная боль. Поверить не могу, что они подвергают опасности школьников и считают это забавным. — Не сомневаюсь, они не помнят об этом. Где есть место деньгам, память удивительным образом стирается в пыль, — заметил брат. Флёр поджала губы, кивнула. — Министрам должно быть очень удобно, если не выживет никто. Я думала об этом. Виктор-р и Сед’ик настоящие смельчаки, если пошли на это. — Она взглянула на меня своими удивительными серьёзными глазами, в которых мелькнуло что-то, весьма похожее на уважение. — Сед’гик твой парень, верно? Я запнулась лишь на мгновение, прежде чем озвучить то, ни раз прокручивала у себя в голове: — Это пока не официальные отношения, но однозначно начало чего-то важного. Делакур неожиданно кивнула, словно поняла то, что я старалась передать. На обрамленном светлыми локонами лице зажглись ямочки, она в порыве коснулась моего запястья и словно вложила в жест многое. — Вы очар-ровательны вместе. Сед’гик говорил о тебе. Нет счастливее не девушки, кото’гая вызывает го’гдость и трепет у своего мужчины, я знаю, о чем говорю…Tous mes rêves se réalisent. Эригон тактично прокашлялся и как бы невзначай приобнял девушку, одновременно уводя её и от лужи, и от темы. Лишь на миг метнувшийся ко мне взгляд вынудил поддержать его в этом желании уйти в сторону погоды и планов на неделю. Однако пока я отошла в тень, отдавай должное их личному, мне не оставалось ничего иного, кроме как присматриваться к деталям. Хрупкие пальчики вейлы, смахивающие незримые пылинки с ворота мужского пальто, её нежную улыбку, адресованную ему одному. В ней удивительным образом гармонировали трепет и внутренняя сила, которая умиротворенно засыпала под влиянием Эра. К сожалению, чем дольше я наблюдала, тем нестерпимее в груди жгло от нарастающего сочувствия… В отличие от влюбленной волшебницы, я видела то, на что она уже не могла обратить внимание. Собственничество, нежелание поддержать неугодные ему темы и — самое губительное для её чувств — абсолютное, глубочайшее равнодушие к её рассказам. Нет, он великолепно играл и виртуозно обходил острые углы, упрекнуть его можно было бы лишь в некоторой холодности, которую он списал бы на усталость. Но на контрасте с Флёр его «чувства» покрывались мутной пленкой и блекли. Мерлин видит, давно мне не было так плохо за его девушек и так мерзко за то, к чему ведёт эта устланная болотной тиной дорожка лживых отношений. Я миллионный раз пожалела о соглашении на прогулку. Лучше бы мне дальше не знать Флёр дальше коротких обменов приветствиями, не смотреть ей в глаза и не слышать, не слышать нежности в её словах! Оттого ли, что больше всего боюсь оказаться на её месте сейчас? Что понимаю, чем наполнены её мягкие прикосновения к нему? До безумия страшно открыть незнакомые чувства в себе. Но еще страшнее начать видеть их в других и предугадать финал. Страшно. Как же страшно за неё. Резким жестом я сунула руки в карманы и до боли сжала в ладони завалявшийся желудь. Мерлин. Вдох-выдох, Тель, тебя его отношения касаются в последнюю очередь. Надо думать о своих проблемах, решать реальные вопросы, а не бросаться с ненужным сочувствием к едва знакомой француженке, которая достаточно умна, чтобы понять самой… Эр давно говорил, что гриффиндорский синдром спасателя попортит немало нервов. Мы — Торчвуд. Мы думаем о себе. Но что именно я буду думать о себе, если позволю ей утонуть в этом омуте? — Этель, ты замёрзла? — Ну, конечно, моё резкое движение не могло пройти незамеченным. Флёр отстранилась от Чудовища, с сочувствием посмотрела на меня и обернулась мигающий огнями Хогвартс. — Я никогда не смогу согреться в этой стране, никогда не привыкну к холоду. Мадам Максим говорит, здешний холод губит нашу красоту, но еще хуже он губит наш дух. — Твой дух закаляется в этих условиях. Ты уже доказала всем, включая дракона, что горячее сердце ничего не боится, — покачал головой Эр. Он оглядел нас обеих с ног до головы и кивнул чему-то в своих мыслях, но выглядело так, словно он согласился со спутницей. — Но Тель тоже сложно в холоде. — Мне как раз пора убегать, — вейла апроявила чудеса тактичности. Она на миг прижалась к его груди, после чего вдруг подошла ко мне и быстро чмокнула в щеку, не переставая приговаривать: — Это была прекрасная прогулка, я давно так не проводила время. Я была очень рада познакомиться лично, Этель. Tu as très belle! О, не нужно меня провожать, мне нравится иногда пройтись одной после чудесной встречи! — Хорошего вечера, — только и я успела ответить, ошарашенная неожиданным потом комплиментов. Удивительный талант — она упорхнула, будто её и не было, только в воздухе задержался флер её духов. Эригон долго смотрел ей вслед, после чего молча взял меня за руку и направился к замку быстрым, размашистым шагом. Судя по ледяным рукам, от промозглого ветра ему досталось не меньше. А, впрочем, согреется. Какое-то время мы шли в тишине, но чем ощутимее она оседала между нами, тем больше мыслей кружило в голове. И ни одна из них мне не нравилась. Мерлин, они все мне не нравились! Ни одна! Внутри что-то тоскливо стонало и ворочалось, как старый домовик в ураган, не давало покоя. Мерлин, лучше бы никогда не лезли в личную жизнь друг друга, лучше бы я не знала! — Говори. — Что?.. — Я встряхнулась, когда дверь замка захлопнулась за нашими спинами. — От тебя сейчас искры полетят, я же вижу. — Он и не думал выпускать мою руку и куда-то уверенно шел. — Говори, если есть что сказать. Не надо молча прожигать мне спину, я не свин на вертеле. Оо, мне дали право голоса? Зря, зря. Но в одном он прав — молчание выйдет мне боком, оттого лучше сразу высказать всё и покончить с муками совести. — Это уже не смешно, ты в курсе? Какое это свидание? Третье? — Пятое. — Пятое?! Да у вас всё серьёзно, смотрю? — Мне так и хочется съязвить, что я и делаю, разворачиваясь к нему всем корпусом. Эр на мой маневр лишь вскидывает брови, почти не удивлённый. Ему только что достался долгий поцелуй шармбатонской красавицы, и жизни играет яркими красками. Даже смеется: — Допустим. Что-то не так, Моль? — Да, что-то определённо не так. Например, то, что для неё это всерьёз, а ты… Ты в жизни на ней не женишься. Никогда. Вейла вообще знает, каков ты? Или ваши встречи имеют только горизонтальный характер? — Моль, зарываешься. — В голосе брата прорезались нотки раздражения. — Не я здесь перехожу черту, Чудовище, — я тоже перешла на прозвища, неверяще качая головой, сомневаясь, что только что видела реальную картину. Ускорилась, уже самостоятельно утягивая его в сторону библиотеки. Вряд ли поздним вечером там засиделись лишние уши. Не то чтобы меня так сильно волновала судьба незнакомой девушки, но сейчас я как никогда понимала, что она чувствует к моему брату. Что сияет в её взгляде, сквозит в каждом прикосновении и сладким отзвуком остается на языке. У меня тоже теперь есть эти маленькие, пока слабые крылья, которые не спасут, но, может, смягчат удар. Я понимала, что будет дальше. И мне стало по-человечески больно за неё. — Флер вообще знает тебя настоящего? Без полурасстегнутой рубашки и шампанского, зато с твоим почти неконтролируемым гневом, который ты вливаешь в тёмную магию? Нет? — Мне не нужно слышать его, чтобы знать ответ. Поймав эту мысль, я тихо выдохнула, и какое-то мы шли молча, пока не добрались до библиотеки и не свернули к одному из столов. Отходя от него на шаг и не отрывая взгляда от потемневших глаз. — Я не лезу в твои дела. Играешь — играй. Только лучше отпусти эту бабочку сейчас, пока она окончательно не сгорела в твоём самолюбии. — Моль, я познакомил тебя со своей Флёр не для того, чтобы выслушивать упреки. — Ты не собирался нас знакомить, не так ли? Если бы не эта случайная встреча в школе, скармливал бы нам обеим по крупице информации, пока вейла не уедет домой. — Не исключаю такой вариант и вижу, что это было бы удобнее. Обошлось бы без вашего воркования на холоде и часового обсуждения зелий для яркости глаз. Это и впрямь было ошибкой. — Посмотрите на него, я всего лишь мило прогулялась с вами и поддержала беседу, а он губы кривит! — Если бы ты просто поболтала с ней, как было с остальными, ничего бы не было. Я говорю о том, что какого-то проклятого гоблина ты вдруг решила включить симпатию там, где от тебя требовалось улыбаться! — Ты ведешь себя, как полнейшая скотина. — Как бы он не демонстрировал сейчас полный контроль, мы оба знали, что это не так. Долго краткосрочные отношения были его любимой игрой, которой я потакала, делая акцент на его благоразумии и умении вовремя остановиться, но игра с вейлой вышла за рамки. Крепкая хватка не дала ему выдернуть руку. — Слушай, я прекрасно понимаю, почему ты это делаешь. Веселье, самоутверждение и всё остальное по классике — не ты первый, не ты последний, не удивишь. Если тебе так нравится в перерывах между тёмными искусствами и квиддичем наслаждаться своей вседозволенностью, устраивать разборки с сокурсниками, курить как старый моряк и пить огневиски, убеждая себя в собственной неотразимости, то окей, продолжай. Молодость стерпит. Но хоть вейлу не трогай, её угораздило полюбить тебя, нарцисса кусок. Я даже не знала, что это возможно! — Не моя проблема, что девушкам нравится закрывать глаза на очевидное. Раньше тебя это не смущало, — сухо произнес он. Ноль реакции. — Раньше твои подружки увлекались тобой, как яркой обложкой, — не дала я сбить себя с толку. — А Флёр пытается узнать то, что за ней. Это меня и пугает. — Считаешь, ей есть, что узнавать? — оскалился брат, теряя терпение. — Моль, тебя это касается в последнюю очередь. Прекращай обо всех печься, это не твоя территория. — Про женскую солидарность слышал? — В жизни не была такой серьезной и одновременно злой. Наверно, потому слова и прозвучали ожесточенней, чем полагалось. — Она знает тебя настоящего? Знает, что открывается человеку с манией величия и абсолютным равнодушием буквально ко всем окружающим? Ты читаешь её, как открытую книгу, а сам в конце сломаешь и выбросишь. Не знаю, что отразилось в моих глазах, но взгляд Эригона значительно потемнел. Он сам выпрямился и словно стал выше, даже сейчас превосходя меня в росте. Это, а ещё с силой сжатые челюсти должны были напугать меня или как минимум притормозить. Но смолчать сейчас? Меня уже потряхивало от переполнивших эмоций, потому я отпустила его запястье и оперлась обеими руками о стол. — Этель, — с наигранной обеспокоенностью протянул Эр, — с чего ты взяла, что я не люблю её? — С того… — я тяжело выдохнула, неуверенная, что вот это говорить стоит. Поджала губы, но всё же договорила, вложив в интонацию всю серьезность. — С того, что в жизни ты любил лишь раз. И на большее уже не способен. Это было больно. И очень, очень подло с моей стороны — напоминать о единственных важных для него отношениях, так лелеемом им прошлом. В памяти всплыл фрагмент двухлетней давности, когда первая настоящая влюбленность брата переросла в искреннюю и сильную любовь к одной-единственной рыжей девушке со старшего курса. Тогда я даже не представляла, что такое возможно: они сошлись во всём, словно предназначались друг другу, и не отрывались от этих отношений ни на миг. Хаотичная эстетика безумной всепоглощающей влюбленности, наэлектризованный воздух между этими двумя и — как в старой трагедии — падение с большой высоты. Её семья переехала к северу, оборвав все связи с местной аристократией. Только позже, тщательно поискав для Эра информацию, я узнала, что девушку выдали замуж за какого-то северного лорда. Лучше ему было это не узнавать. Но он узнал. Не от меня. — Не смей говорить о моей Лине. — От него повеяло убийственным холодом. — Никакой твоей Лины больше нет, она давно замужем и счастлива, а ты просто чертов эгоист, который до сих пор зализывает старые раны за счет виски и доверчивых девушек. Чужим вниманием дыру не заткнешь, помнишь? — Следи за языком. — Иначе что? — с вызовом. — Иначе. — Он поднялся. От неожиданности отшатнувшись, едва не полетела на ковер, но цепкая хватка на плече притянула обратно. Черные глаза сверкнули совсем близко. — Я вспомню всех демонов в твоей голове. Все ошибки, от которых ты не могла спать по ночам из-за того, что называешь муками совести. Седрику будет интересно узнать, что ты скрываешь? — О чем я говорила! — У меня в глазах потемнело от мысли, сколько темных секретов он может выдать. Пол под ногами покачнулся, я сама цепко впилась пальцами в его рукав и зашипела. — К тебе даже мне нельзя спиной поворачиваться, чтобы ты не ударил со всей жестокостью, а ведь я и сделать тебе ничего не смогу. Не говорю о себе, себя защищу как-то, но ты — сам себя губишь, Чудовище! — Границы мне ставить будешь, сестрица? — Без границ ты в бездну падешь раньше, чем я скажу слово «котёл»! Вспышка боли. Я дёрнулась и тут же почувствовала, как ботинок цепляется за ножку стула. Нелепый взмах руками и секунды падения, за которые в его глазах сотня эмоций сменилась испугом: брат подхватил в последний момент и сжал в вытянутых руках. Ц-ц… Взгляд с его лица переметнулся на обожженные пальцы, отчетливо покрасневшую кожу в тех местах, где миг назад я касалась его одежды. Это… это? Раздраженный выдох получился скорей ошарашенным. Это он сделал? Обжег меня? Меня?! Тёплое шерстяное платье противно липло к спине, волосы падали на глаза. Одним движением я откинула их с лица и выставила перед собой руку, но вышло смазано. От вспышки эмоций и секундной боли замутило, поэтому прикрыла глаза и постаралась дышать. Вдох-выдох, Этель. Это уже совсем безумие. Так нельзя. Но сердце билось о ребра, как сумасшедшее. Кровь шумела в ушах. С прикрытыми глазами хорошо, не видно, отразилась ли на братском лице вина или он всё ещё в бешенстве. Хватит. Вдох-выдох. Как на зло, Эригон совсем не собирался молчать: — Тель… — Полнолуние. — Голос вопреки всему прозвучал ровно. — Многие верят, что дьявол в полнолуние может и ответить. — Посмотри на меня. — Судя по скрипу, он сделал шаг, но на последний не решился, оставляя мне пространство. Подбородка коснулись горячие пальцы. Нормально горячие, не обжигающие. Добавил, явно переступая через эмоции: — Пожалуйста. Мерлин, Тель, посмотри на меня. Я, правда, не хотел. Это вышло случайно, я… — Заткнись, ради всех богов, просто заткнись, Эр. Дай осознать. Выдох. Я взглянула него, губы дрогнули в горькой усмешке. Мерлин, он действительно выпустил силу. То, чего так боялась, о чем просила позаботиться, — на короткий миг — вышло из-под контроля! Гоблин знает, я ведь не это имела в виду, когда говорила об опасности! Чувство защищенности дало крохотную трещину, стало некомфортно. Платье словно перестало греть. Не отпрянула, но не тронулась с места, когда Эригон, чуть выждав, змеёй скользнул вперед и уже уверенней всмотрелся в лицо. Которое я тут же опустила, присмотревшись к обожженным пальцам. Обидно, гоблин его за ногу. Красные. Им мазь надо… Надо бы к мадам Пофри уйти… Все другие проблемы мигом забылись. — Не отталкивай сейчас. Выслушай. Мерлин, Тель, да, хорошо, я ублюдок, можешь выжечь мне огромное клеймо на весь лоб, я заслужил. — Он словно только и ждал, когда я с широко распахнутыми глазами вскину голову. Хмыкнул невесело, встретив мой взгляд. —Хочешь, на всю спину сделаем, пройду так по гостиной. — Не хочу. Мерлин, кем бы я была, заставь его переступить через себя и опозориться прилюдно. Хотя мысль о том, что сейчас мой брат готов пойти на этот шаг… Отвлекшись, попыталась почесать нос больными пальцами. Ауч. Мой жест не остался незамеченным. Эригон поймал мою руку и осторожно отел в сторону, сомкнув пальцы на запястье и как-то странно хмурясь. Я хотела спросить, чем он так усиленно думает, убрать руку из его бережной, но всё же хватки, я хотела… пока он не заговорил. В наступившей тишине его твёрдый голос раскатом майского грома прокатился по библиотеке. — Я клянусь тебе, Этель, что никогда не причиню тебе вреда. Ни своим действием, ни бездействием. Я клянусь не причинять тебе боли напрасно, только если в этом не возникнет реальная необходимость. Клянусь, что буду беречь тебя. Клянусь быть тем, кто всегда протянет руку помощи, даже если навредит мне самому. Клянусь, что между нами не останется недомолвок. Он убрал руку и еще несколько секунд смотрел в стену, я боялась шелохнуться рядом с ним. Смотрел долго, после чего вдруг подмигнул и усмехнулся: — Дыши. Я недоумённо прислушалась к себе, обнаружила, что не делала ни одного вздоха, пока он говорил, втянула воздух и закашлялась. Глаза заслезились. — Ты… ты… — Сделал то, о чем еще миллион раз пожалею, но это надо было сделать ещё давно. Дыши, говорю, несчастное создание, по воле рока оказавшееся моей сестрой. — Он тряхнул головой, одним рывком приблизился. Пахнуло удушливым запахом табака и кофе. Пискнуть не успела, как сильные руки вдруг крепко обняли, и он губами прижался к моему лбу и так замер. Я бы тоже хотела замереть, но колотящееся сердце и затекающие в глаза слёзы вперемешку с тушью вынудили пошевелиться, и я неловко всхлипнула ему в ворот пальто. От эмоциональных качелей хотелось плакать, глаза ужасно щипало и вообще всё было какое-то… какое-то… Эригон осторожно отстранился, взглянул на мои зареванные глаза и попытался костяшками пальцев исправить ситуацию с макияжем, но, кажется, сделал только хуже. Куда мягче выдохнул с обреченностью: — Бестолочь ты моя. Это был аут. Какое-то время я только и могла, что всхлипывать и вжиматься в его грудь, чувствуя, как колотится под щекой сердце родной крови и как, — или это игра воображения? — дрожат его руки на моей спине.