Хреново пахнет формалин

       Валежник сухо похрустывал под лапами чудовища. Туман, стелющийся по земле, был настолько густым, что ведьмак не видел собственных сапог, что и говорить о мелких ямках и торчащих из рыхлого грунта корнях. Медленно, чтобы не оступиться, он приближался к чудищу. Главоглаз на миг замер, замер и ведьмак. Так они и стояли некоторое время, утопая в белесой дымке. Тусклый дневной свет серебристыми лучами проникал сквозь сплетения ветвей, но рассеивался, стоило ему достигнуть курящегося марева. Главоглаз повертелся немного на месте, похрустев сухими сучьями, и принялся пробираться к едва заметной пещерке, видневшейся в склоне холма. Чудище неловко продиралось сквозь кусты волчеягодника, прикрывавшие темный пролом. Ламберт ускорился: открытый тыл главоглаза упускать не стоило, тем более, что бронированный паук шумел достаточно, чтобы заглушить быстрые шаги ведьмака…        В низинку с гулким лаем влетел пес. Не добежав нескольких шагов до чудища, собака протяжно завыла, тормозя всеми четырьмя лапами. Короткая блестящая шерсть вздыбилась от холки до корня хвоста, который псина поджала под задницу, стоило ей увидеть противника. До сих пор кажущийся неуклюжим, главоглаз стремительно развернулся и попер на собаку, вырвав с корнем пару кустарников и подняв в воздух тучу хвороста. Пес сорвался на визг и помчался прочь, влетев прямо в ноги ведьмаку.       Не выпей Ламберт эликсиров, он наверняка не успел бы перепрыгнуть через рыже-черную стрелу, метнувшуюся в его сторону. Он наверняка не успел бы увернуться от ядовитой атаки чудища, которая пришлась бы ведьмаку прямо в грудь, не упади он вовремя на землю. И наверняка не успел бы, кувыркнувшись через плечо, трижды выругаться, прежде чем атаковать уязвимый бок главоглаза. Но Ламберт был опытным ведьмаком и, разумеется, выпил все необходимое, поэтому, прокляв тупого пса, а заодно и тупого себя за то, что привязал собаку не цепью, а простой пенькой, бросился на чудище, ударив главоглаза плечом в бок. Стальной наплечник заскрипел о панцирь, но Ламберт своего добился: чудище пошатнулось, открыв незащищенное броней место, откуда росла одна из многих его ног. Лезвие меча влажно блеснуло, прежде чем погрузилось в плоть главоглаза. Вышло хреново — чудище дернулось, и клинок застрял между панцирем и чешуйчатой лапой монстра. Ведьмаку пришлось бы туго, если бы не вернулся пес: он возник из-за деревьев, по грудь скрытый в тумане, и принялся пронзительно лаять, пятясь назад. Лай, отразившись от деревьев, многократным эхом разошелся по низинке, заставив массивную тушу главоглаза мелко задрожать. Ламберт ухватился за рукоять меча, упершись двумя ногами в панцирь монстра, и что было сил рванул на себя. С громким хлюпаньем клинок высвободился из тела чудища, чтобы снова оказаться в нем, спустя лишь мгновенье. В этот раз с большим успехом: главоглаза сильно тряхнуло и он начал крениться набок. Однако в проворности монстру отказать было нельзя. Несмотря на рану, главоглаз живо развернулся в сторону обидчика. Угрожающе щелкая жвалами, чудище ударило бронированной лапой туда, где миг назад стояла нога ведьмака. Ламберт отпрыгнул, потом еще раз, и еще… Слизистый яд тягучими каплями стекал на валежник, чудище пыталось достать вожделенную добычу, коей был ведьмак, но масло, которым был смазан ведьмачий клинок, начинало действовать, замедляя главоглаза, заставляя его сильнее вздрагивать от навязчивого лая пса.       Ламберт выждал немного, пятясь назад, а затем стремительно атаковал: несколько раз наотмашь рубанув по карапаксу главоглаза спереди, ведьмак совершил обманный маневр, снова заставив чудище открыть незащищенный бок, и с силой воткнул меч чуть выше передней лапы, туда, где располагался нервный узел. Бронированная туша содрогнулась в жуткой силы спазме и повалилась на бок, несколько раз конвульсивно дернувшись. Ламберт сплюнул вязкую слюну и пнул главоглаза ногой, скорее по привычке, чем действительно проверяя, умер ли монстр — останься чудище живым, оно не преминуло бы воспользоваться открывшейся возможностью для атаки. — Нильф, сука! Закрой пасть! — гаркнул ведьмак псу, что продолжал оглашать всю округу заливистым лаем. Рыже-черная собака заткнулась, подняла уши и уставилась на ведьмака темными глазами. — Слепой, падла? Видишь, сдох он! Не ссы, псина, иди — понюхай… — Ламберт похлопал ладонью в кожаной перчатке по бедру, подзывая пса. Нильф на полусогнутых лапах, так, что над дымкой едва виднелась башка, то ли подошел, то ли подполз к убитому монстру. Крепкое тело пса мелко дрожало, а хвост по-прежнему плотно прикрывал яйца, но он принялся с невиданной для себя отвагой обнюхивать чудище, готовый в любой момент сорваться прочь. Ламберт отошел в сторонку и, сорвав пук листьев с куста, принялся обтирать меч от масла, слизи и крови. К тому моменту, как лезвие клинка выглядело относительно чистым и ведьмак убрал меч в ножны, пес совсем осмелел и пометил тушу главоглаза.  — Чтоб тебя, Нильф! — гаркнул Ламберт. — Мне его еще потрошить! Какого ты творишь? Пес прижал уши и, умильно виляя хвостом, принялся юлить у ног хозяина. Ведьмак похлопал собаку по лопоухой голове — он начинал понемногу привыкать к своему случайному приобретению.        Когда Ламберт потешался над Эскелем, разжившимся конем в качестве «неожиданности», он даже подумать не мог, что сам окажется в том же положении: двигаясь в Новиград и пребывая в прескверном настроении, Ламберт наткнулся на одинокого мужика, окруженного гулями. Профессиональный долг обязывал помочь, что ведьмак и сделал. Порубив гулей, Ламберт практически вежливо спросил об оплате. Мужик тут же принялся размахивать руками и причитать, что денег с собой в дорогу не взял. Ведьмак уже прикидывал, как бы лучше согнать раздражение: то ли пинка смачного спасенному выписать, то ли нос разбить, как мужик предложил проехаться пару верст до его дома, где наверняка и монета какая найдется, и ужин горячий.        Ламберт согласился, чувствуя неладное, и чутье его не подвело. Нет, его не ждали с вилами в полутемных сенях и даже накормили доброй кашей со шкварками и капустой с горохом, вдобавок налив пива, нашедшегося в закромах у хозяйки. Вот только наличных денег у семьи мужика, которого звали Колек, не нашлось. Бить морду мужу в присутствии жены Ламберт не стал и уже вознамерился уезжать, когда Колек притащил откуда-то с подворья щенка.  — Спятил? На кой-мне это? — ведьмак мрачно посмотрел на кутенка, облизывающего бороду хозяина. — Дык, милсдарь, — Колек протянул щенка Ламберту, — возьмите, не обессудьте. В неудачное время, так сталось, заглянули вы. Псица только четыре недельки как ощенилась, а люди барона ажно через две за щенками приедут. Это ж гончие, что на весь Север славятся. У меня свора, почитай, самая лучшая. Вот эти-то засранцы, — мужик ласково погладил шелковистую спинку, — всю наличность и проели. Берите, милсдарь! Ламберт отмахнулся от Колека: — И куда я в дорогу со щенком? Чем мне его кормить? Он еще мать небось сосет. Давай уже, бывай. Накормили да и ладно. Мужик пожал плечами и ушел. Ведьмак уже был в седле и прощался с хозяйкой, которая собрала ему еды на дорогу, изрядно, видно, опустошив кладовые небогатого дома, когда вернулся Колек. На этот раз мужик тащил на веревке, прикрученной к кожаному ошейнику, взрослого пса. Кобель недоуменно поглядывал то на хозяина, то на чужого мужика в седле, размахивая длинным и тонким, будто плетка, хвостом. — Тогда этого возьмите, милсдарь! — мужик протянул Ламберту веревку и скоро добавил, заметив как скривился его спаситель, — я вам вяленого мяса ему дам на дорогу. Это хороший кобель — производитель, от сердца отрываю. Берите! Об опасности какой предупредит, на охоте подмога, а как надоест — продадите! Вот увидите, за Нильфа не меньше пригоршни серебра дадут! — Нильфа? — усмехнулся Ламберт. — Ну, коль Нильф, подавай его сюда. Веревка с привязанным к ее концу псом оказалась в руках Ламберта, который решил избавиться от навязанной ему награды при первой же возможности.        Покупателя на пса ведьмак нашел быстро: на первой же реданской заставе, мимо которой лежал его путь. — Ладный кобель, — восхитился массивный сержант, с видом знатока разглядывая жмущегося к ногам ламбертовой кобылы Нильфа. — Я таких видал, когда на охоту барона из Велена нарвался, ух, злобные твари… — Хочешь — продам, — с деланным равнодушием ответил Ламберт. — Недорого возьму. — Да ладно?! — сержант аж задохнулся сначала от восторга, но быстро взял себя в руки и предложил опробовать пса по зверю, чтобы цену справедливую определить. Ведьмак, не долго думая, согласился. По приказу сержанта солдаты вынесли ушат забродивших яблок и вывалили под одной из ближайших сосенок: — У нас тут рядом кабанчик живет, — пояснил вояка, — мы его прикармливаем. Ты садись, выпей с нами, а кабан, как солнце садиться начнет, придет яблоки жрать. Тут мы пса к нему и пустим. Коли так хорош, как те, что в своре барона, я за ценой не постою! К закату из подлеска донеслось довольное похрюкивание, сменившееся чавканьем. Изрядно захмелевший Ламберт живо ухватил задремавшего у его ног пса за ошейник и поволок к кабану. За несколько десятков локтей до пирующего зверя ведьмак гаркнул:  — Ату его! Ату! — и пустил Нильфа. Вот тогда-то хваленый кобель-производитель и показал, что Колек надул ведьмака. Вместо того, чтобы кинуться на кабана, Нильф разразился гулким лаем, скоро перешедшим в нервный визг от которого заложило уши у всей заставы, включая изумленного кабанчика, а затем дернул в сторону, прямо противоположную от зверя. Под хохот солдатни Ламберт вытащил перепуганного пса из-под телеги, груженой какими-то мешками, молча прикрутил к его ошейнику веревку, так же молча взобрался на лошадь и поехал прочь от заставы. Спустя несколько часов пути, ведьмак спешился и привязал веревку с собакой к тонкому деревцу, растущему у дороги, а сам дал лошади шпоры, не обращая внимания на протяжный лай Нильфа.       Хмель в голове заставил Ламберта клевать носом, поэтому ведьмак решил переночевать недалеко от большака, под раскидистым деревом, убедившись, предварительно, что на массивных ветвях не покачивались привычные для этих мест висельники. Спутав лошадь и положив под голову седло, Ламберт заснул, даже не потрудившись разложить костер. Проснулся он от громкого лая, более всего похожего на колокольный звон. Протерев глаза, Ламберт мигом вскочил на ноги, обнажая меч: вокруг дерева с клокочущим рычанием носились гули. Две твари распространяли такое зловоние, что было удивительно, как ведьмак не проснулся от окружившего его амбре. А от гулей, лая во всю глотку носился трусливый пес Нильф. Носился поджав хвост, кругами, начиная визжать, как только кто-то из монстров слишком приближался к нему. Рядом испуганно ржала спутанная рыжая кобыла, но даже ее ржание не смогло прервать хмельной сон. Ведьмак сработал быстро, обезглавив одного из чудищ и разрубив позвоночник второго, по счастью, они были слишком заняты попытками поймать шумного и быстрого пса. Только тогда, когда последняя тварь прекратила судорожно скрести лапами, Нильф ползком подобрался к Ламберту, умильно заложив уши и метя длинным хвостом что было сил. — Что, сука, — пробормотал ведьмак, поглаживая гладкую шерсть собаки, — спас меня, говоришь? В ответ Нильф тихонько заскулил, косясь на мертвых гулей темными глазами. Ламберт быстро собрался в дорогу. Оказавшись в седле, ведьмак внимательно посмотрел на вьющегося у ног лошади пса: — Эй ты, псина… Нильф! — кобель внимательно посмотрел на своего свежеиспеченного хозяина. — Давай сюда, ко мне… — Ламберт похлопал по седлу. Нильф оказался столь же понятливый, сколь и трусливый: быстро взлетел в седло, устроившись перед ведьмаком и прильнув бархатистым боком к кожаной куртке Ламберта. Желание ведьмака избавиться от пса начало угасать.

***

      Мокрая ткань стяга громко хлопала на ветру, разбрызгивая холодные дождевые капли. Затянутое тяжелыми тучами небо уже стало непроглядно черным, а непрерывная морось заволокла дорогу сизым маревом. Свет фонарей и факелов тонул в тяжелом сумраке и плясал в порывах северо-восточного ветра. — Так себе погодка, — буркнул в усы караульный, заглядывая в объемистые торбы молодчиков, переминавшихся с ноги на ногу тут же. Парни, в которых продрогшая медичка признала пару работяг из Аретт, только переглянулись.       Под ногами образовалась сплошная вязкая каша из грязи, конского навоза и прочей дряни, что сутками напролет льется на улицы Новиграда. Жельвира поправила капюшон потяжелевшего от впитавшейся в него воды плаща, протиснулась между широкими спинами мужичья, стражи и затесавшихся между ними краснолюдов, торопясь быстрее добраться до морга. Время было позднее, а, как считали благородные служители Вечного Огня, порядочной женщине нечего делать на улице опосля захода солнца, ежели только она не блудница и не ведьма. Хотя после трагической гибели на пожаре Калеба Менге и смерти короля Радовида ненависть к всему колдовскому племени заметно поугасла, культ Вечного Огня, а вместе с ним и охотники на ведьм, все еще правили бал в городе.        Перепрыгивая через лужи, подернутые радужной пленкой, Жельвира почти бежала по темным улицам: — Recipe: Tincturae Convallariae, Tincturae Valerianae ana decem guttae, Extracti Crataegi fluidi viginti guttae… Желтое пятно факельного света отразилось от мокрой мостовой: — Чего бормочешь, мазелька? — кто-то сильно толкнул девушку в плечо. Жельвира отскочила в сторону со всей возможной прытью для одетого в промокшее длинное платье человека, едва не угодив в кучу «конских яблок», которые кто-то заботливо сгреб поближе к краю дороги. — Ишь какая прыткая! — трое крепышей с размалеванными на скоморохский манер лицами разглядывали женщину, беспардонно тыча факелами ей чуть ли не в лицо. — Так бормотала чего? Не знай Жельвира, что так себя разрисовывают люди Ублюдка Младшего, она, пожалуй, даже испугалась бы. Затянувшийся дождик сказался на красках не самым благоприятным образом: морды молодцев были сплошь покрыты потеками белого и красного цвета, а там, где парни терли лицо руками, краска вовсе стерлась, от чего пятна кожи казались зияющими дырами. — А вам какое дело? — фыркнула медичка, снимая капюшон. — Ох, простите госпожа Герц! — тот из бойцов Младшего, что, видимо, был за главного, прекратил совать факел в лицо женщины. — Не признал, каюсь. Жельвира усмехнулась: — Не тебя ли я штопала на прошлой неделе? И уже гуляешь? Размалеванный молодец дернул завязки кожаного жилета и приподнял сорочку, демонстрируя багровый рубец, рассекающий третье левое межреберье: парню несказанно повезло, что «перо» не задело сердце. — Да, уж ручки у вас золотые, госпожа Герц, — улыбнулся боец. Сунув факел одному из своих дружков, он принялся завязывать тесемки жилета, по которому стекали капельки влаги. — Все делаю, как ваша милость назначила: и мази, и компресс, и тинктуру внутрь… А вот вам бы по темноте в одиночку не разгуливать, — он окинул взглядом затянутую сизо-черной мглой улицу. Жельвира снова набросила капюшон на голову, вытерев попутно несколько влажных струек, неприятно защекотавших щеки — волосы успели намокнуть. — Так проводи, чтобы не одна бродила, — медичка подхватила молодца под руку. — Мне недалеко, до морга всего лишь… — Неужто из наших кто? — переполошился парень. — Когда это люди Вилли в городской морг попадали? — отмахнулась от бойца Жельвира. — Не мели ерунды, дела у меня с коронером нашим, попросил вечером заглянуть, а я заработалась совсем. — Ну коль так, — парень повернулся к своим дружкам, до сих пор хранившим молчание — что ни говори, а вымуштрованы люди Ублюдка Младшего были отменно, — идем, ребяты, проводим госпожу Герц до морга, чтобы никакая мразь к ней не прицепилась. Бойцы синхронно пожали плечами и двинулись вперед по улице, освещая дорогу факелами и пугая своей раскисшей раскраской случайных прохожих.

***

      Морг располагался в подвальном помещении с низким сводистым потолком. Тут всегда было прохладно, всегда царил полумрак и всегда пахло формалином. А еще в новиградском морге была идеальная чистота. Столы, пол, инструменты — вымыты и дезинфицированы; хирургические фартуки и нарукавники тщательно выстираны, высушены и сложены аккуратными стопками; вся документация грамотно заполнена и рассортирована по ячейкам массивного, потемневшего от времени шкафа. А в углу, прильнув кудрявой головой к плакату, изображавшему анатомическое устройство человеческого организма чуть ниже пояса, дремал коронер. Жельвира остановилась у двери морга, уперла руки в бока и негромко свистнула. Коронер, которому едва перевалило за двадцать пять, встрепенулся и потер глаза: — Ж-желя, это т-ты? — он близоруко сощурился и напялил на нос кривоватые очки. — К-как же з-здорово, что т-ты пришла! А я уж-же д-думал, как буду с-смотреть в г-глаза смотрителю! — Как-то вот так, — медичка чуть нагнула голову и исподлобья покосилась на молодого коронера, очень умело копируя его неправильную осанку. — Оч-чень смешно! — казалось, что молодой человек вот-вот расплачется. — Д-давай, из-здевайся, знаешь же, что я н-ничего сделать н-не могу! — коронер встал, расправил полы темно-синего дублета, убрал с бледного лица непослушные волосы и печально вздохнул. — Да брось, Кирик, — Жельвира стремительно подошла к парню и похлопала его по плечу, — ты же знаешь, что я тебя люблю. Чего обижаешься? — медичка погладила узкую холодную ладонь коронера и направилась к шкафу с фартуками. — Что у нас сегодня? Кирик, которого на самом деле звали Криштоф Каульбах, подошел к столу, за которым еще недавно предавался сладкой дреме, открыл журнал и склонился над ним, практически касаясь длинным носом желтоватых страниц: — Т-трое, — коронер поправил очки, — двоим оп-пределить п-причину смерти, с-скорее всего ес-с-тественную. Од-дин — убийство… — Убийство? — Жельвира закончила завязывать душно пахнущий фартук и занялась нарукавниками. — С целью грабежа? Или обычная разборка? — Н-не знаю, — дернул плечами Криштоф, — я не с-смотрел, в от-тчете ничего нет, а с-сборщик н-не говорил. П-привез только и с п-помощником занес, — парень указал подбородком на дверь в мертвецкую, и его передернуло. Полностью одетая в хирургический костюм, медичка, подхватила одной рукой футляр с инструментами, а другой — лампу: было очевидно, что сегодня Кирик не нашел в себе сил даже зайти в мертвецкую, где лежали три трупа, что и говорить о том, чтобы зажечь там свет. Парень тяжело вздохнул и принялся собирать бланки и письменные принадлежности, чтобы запротоколировать вскрытие. Жельвира покосилась на шмыгающего носом заику и покачала головой. В сущности, Криштоф был неплохим парнем — добрым и обязательным, вот только с мозгами ему не повезло: над туповатостью Кирика глумилась вся соседская ребятня. А уж когда увязавшегося за отцом на болота Криштофа напугала водяная баба, попутно наградив заиканием, мальчишка познал всю детскую жестокость. По счастью, парень родился в большой и обеспеченной семье. Так Криштофа один из его двоюродных дедов пристроил учиться в университет Оксенфурта, на факультет медицины, где, собственно, и преподавал. Только благодаря опеке деда совершенно бездарный по части врачевания Кирик смог получить диплом и лицензию на врачебную практику. Он даже успел поработать в частной лечебнице другого своего родича, заполучив, увы, отвратительную репутацию и рекомендации. И когда, совершенно отчаявшийся, Криштоф приготовился с позором вернуться к родителям в Ковир, ему предложил помощь еще один родственник, на сей раз дядя — Иоахим фон Гратц, руководитель хирургического отделения в госпитале Вильмериуса. Так Кирик оказался в Новиграде, где некоторое время слонялся без дела, нахлебничая у добросердечного дяди. Внезапно, пусть и слегка странным образом, удача улыбнулась бедному заике: коронер новиградского морга оказался повинен в серийных убийствах горожан. Мало того, Губерт Рейк оказался еще и вампиром, умело скрывавшим свою сущность многие годы. Конец убийствам, а заодно и существованию Рейка положил некий ведьмак при содействии Иоахима фон Гратца, который значительно вырос в глазах всего медицинского сообщества Новиграда. В итоге, с помощью фон Гратца, Криштоф занял хлебное и не пыльное место коронера. Все было отлично: Кирик мог применять полученные в университете знания и не вредить при этом людям. Но, увы, у бедного заики оказался еще один, весьма существенный недостаток — парень до полусмерти боялся мертвецов.

***

— Так-с, можешь смело писать: infarctus myocardii, — Жельвира отложила скальпель и почесала тыльной стороной ладони нос. — Картина ровно как по учебнику: участок вокруг инфаркта определяется глинистым цветом, неровными очертаниям. Очевидны процессы миомаляции, зона дряблая, а очаг некроза отчетливо виден. Вот взгляни, — медичка подняла глаза на Кирика, который сосредоточенно протоколировал вскрытие. Молодой коронер нехотя оторвался от желтоватых листов и с опаской покосился на тело пожилого купца, словно тот мог в любой момент вскочить и вцепиться узловатыми пальцами в парня. — Слушай, — Жельвира порывисто обошла вокруг стола, ухватила Криштофа за рукав, не потрудившись прежде вытереть испачканную кровью и прочими телесными жидкостями руку, и заставила коронера встать, — я не против вместо тебя вскрывать трупы, раз уж мы родичи. Но имей хоть толику совести и смотри на то, что я делаю. Если смотритель морга потребует от тебя подробностей — одним протоколом ты не отделаешься! Кирик нервно дернулся, высвобождаясь из цепких пальцев медички: — Ж-ж-желя! Н-н-не издевайся! С-сил моих нет с-с-мотреть на это… — но сделал шаг по направлению к столу. — Да что же там страшного? — Жельвира взяла кусок свежевыстиранного полотна и принялась вытирать руки, попутно подталкивая Криштофа поближе к трупу. — Этот уже точно ничего не сделает. Ты живых бойся. Смотри внимательно, трансмутальный инфаркт, в его возрасте — вполне типичное явление. Причина смерти естественная, никаких признаков поражения ядами или прочими токсическими веществами не выявлено. Слизистые анемичные, целостные, без признаков иктеричности… — Я-я-ясно! — парень шарахнулся от трупа, едва не сбив с ног стоящую за его спиной Жельвиру. Уселся на стул, кое-как попал пером в чернильницу и принялся писать, оставляя на бумаге жирные кляксы. Руки коронера тряслись так, что видавший виды щербатый стол дрожал и скрипел на все лады. В такт этой своеобразной музыке заплясали язычки пламени потрескивающих свечек, заставив разом ожить все тени в полутемном помещении мертвецкой: Жельвира зажгла светильники только над столом, где ей предстояло работать. Медичка покачала головой: — Будем считать, что два тела ты одолел, господин коронер, — она отошла от стола. — Т-ты же з-зашьешь эт-т-того? — Кирик умоляюще посмотрел на женщину, замершую над третьим трупом, все еще накрытым плотной мешковиной, сплошь покрытой бурыми пятнами. Жельвира покосилась на вскрытого купца, преставившегося от классического инфаркта. — Заставить бы тебя хоть раз зашить да убрать все самостоятельно, — сварливо сказал она, переводя взгляд на Криштофа. Парень чуть не заплакал. — Конечно зашью, — тут же смягчилась медичка, — только не начинай ныть, прошу, и без тебя за день наслушалась. Медичка снова занялась купцом, изредка поглядывая на третье тело. — А ч-ч-то, п-парни В-вилли жа-жалуются сильно? — полюбопытствовал Кирик, откладывая в сторону бумаги, сплошь покрытые поблескивающими в свете свечей чернилами. — Люди Ублюдка-то? — усмехнулась Жельвира, ловко орудуя иглой и завязывая узлы. — Ты о них, дружочек, не выпытывай, как бы худо тебе не было. Нехорошие это люди, ох, нехорошие. Криштоф почесал затылок и поправил очки: — Т-ты, з-значит, лечишь, а м-мне д-даже сп-просить нельзя? — А у меня выбор невелик, — женщина оторвалась от своего занятия и снова покосилась на третье тело, не нравилось оно ей, — либо Вилли, либо жрецы Вечного Огня, пошли им небо диффузный понос каждое утро, вместо завтрака. Только у этого засранца в свое время хватило смелости с ними тягаться, а теперь и вовсе в Вечный Огонь уверовал, а дело мое опекать не перестал, еще и инвестиции вкладывает. Только это не значит, дружок, что они не сдадут меня наследникам Менге и прочим говнюкам, если им это завтра выгодно не станет. — Я н-не понимаю, ч-чем т-ты им не уг-г-годила. Т-ты же у м-магичек п-половину д-дохода заб-брала, как практиковать н-н-начала. С-с-пасибо г-говорить д-должны… Жельвира фыркнула: — Как же, дождешься! Да будет тебе, Криштоф, известно, что нынче все заболевания по генитальной части объявлены наказанием божьим за блуд и прелюбодеяние. А любой, кто так или иначе сопротивляется вершению кары сей, грешит перед светом Вечного Огня. Так что, дружочек, грешница я, так сказать, самая отъявленная. И давай закроем обсуждение на этот счет, тем более, что я уже закончила с нашим молчаливым другом. Медичка придирчиво осмотрела труп, накрыла его сверху полотном и жестом велела коронеру помочь ей. Кирик, едва ли не жмурясь от ужаса, подхватил мертвеца за ноги. Скоро купец занял место в темной части морга, рядом с пожилой горожанкой, преставившейся от асфиксии, вызванной тем, что в горле усопшей застрял вареник, а Жельвира решительно сорвала мешковину с третьего тела. Кирика вырвало. — Твою мать, Криштоф! — возмутилась медичка. — За столько времени не привыкнешь?! Коронер не ответил, только согнулся в очередном рвотном позыве. Жельвира насмотрелась в своей жизни всякого, но ни отрубленные руки и ноги, ни проломленные черепа, ни изуродованные болезнью тела сифилитиков — ничто не заставляло медичку вздрагивать так, как она вздрогнула теперь. Истерзанную груду мяса с вывороченными наружу кишками, разорванными жилами и вывернутыми суставами даже трупом назвать было нельзя, но хуже всего было то, что подобное уже привозили в новиградский морг неделей ранее. — Убийство, — выдохнула Жельвира, с трудом отводя взгляд от жуткой картины. — И прошлый раз сборщик трупов сказал: «Убийство»… Откуда его привезли? Кирик, возьми себя в руки! Коронер стоял, держась за угол скособоченного стола, дрожащими руками перебирал бумаги и вздрагивал всякий раз, когда изуродованное тело попадало в поле его зрения:  — Я-я-я… С-с-сейчас… Я-я-я… С-с-нова, Желя… К-к-к… — Как в прошлый раз, — нетерпеливо закончила за парня медичка. — Скажи откуда тело, прошу тебя. Наконец, перепуганному Криштофу попалась нужная бумажка, заглянув в которую он побледнел еще сильнее, чем прежде, хотя казалось, больше уже нельзя было: — С-снова. Ар-р-ретт… Ж-ж-желя, п-п-переезжай ко мне и д-дяде, — Кирик умоляюще посмотрел на медичку, которая мрачно нахмурилась, узнав, что уже второе изуродованное с нечеловеческой жестокостью тело привезли из деревеньки, где располагался ее дом.