Розовое вино

Дороги вели меня куда-то за горизонт, а я вернулся, остался, и даже огонь развёл, чтоб согреть мои руки, и, холодом испещрён, я остался всё тем же, и вот я — многолик и зол, — замираю при мысли, что надо же, это — дом. Окончен огромный путь мой, и можно разбить здесь сад, чтоб шиповник и розы росли под моим окном, обустроить погреб и посадить себе виноград. С замиранием сердца смотрю, как горит очаг, как пламя пляшет неровно, поленья трещат в огне... Мне сегодня приснилось, что небо бросает знак, как те игральные кости бросают в большой игре. Этим знаком был голос: он звал меня и манил, обещал сердцу радость, огромную и родную, я пошёл за ним следом из самых последних сил, не тронув проснулся, — ни удара, ни поцелуя, — а теперь тянет сердце. Смотрю на родной огонь — и внутри тоже что-то горит, обнимая дымом, и осыпается пеплом, только меня ты тронь, не собрать, не исправить: рожден непутевым сыном. Там дороги вели. Теперь голос меня ведёт. Нахожу лекаря в пламени хмеля и очага. Приснилось, он звал меня куда-то за горизонт, говорил, что я нужен и что жизнь моя дорога. И мне снилось так ясно, как ноги взбивают пыль, как ложится на плечи самый первый осенний снег! Я проснулся с тоской, от которой горел и пил: все дороги вели меня. Но выскоблил человек.