Розовое вино

Для zhimolost. С пониманием и теплом.

Понимать, что ты болен, проще, когда ты слаб, когда каждый твой выдох с хрипом, надрывом, стоном, и ты видишь образы сломанных волчьих лап, понимаешь, что тоже, в общем-то, тоже сломан. Когда смеёшься, встаёшь по утрам, то как же, как поверить, что горе — печать твоя и клеймо? Просыпаешься, решаешь давиться кашей, запивать её кофе, спешить дотемна домой. Выпивать горсть таблеток, чувствуя, что все зря, но выполнить волю, назначение от врача, — как семья и работа, — попросту якоря, чтобы штормом и бурей не вынесло на причал, не бросило в скалы, раскраивая борта́, ломая все кости, пугая чужих и близких. Я касаюсь век, я касаюсь тихонько рта, — я на месте ли, или я себя уже выскреб? Проще знать разломы, торчащую видеть кость, — понимать, что ты болен, так неизменно легче. Я человек, Господи, сложен Тобой и прост. Что же я сломан так, незримо так изувечен? Бинтую колени, заматываю плечо, надеваю свитер, таблетки глотаю залпом. Я устал, но мне легче: раз уж я обречён, — продолжу бежать на своих перебитых лапах.