Тиски

П\а: Не сомневаюсь, что нарисовалась пара (или больше) не самых адекватно выглядящих выражений (не уверен, можно ли сказать: "лицо вскипело"), но даже если вы мне это пришлете, я вряд ли буду что-то исправлять. Из такого разряда. Переписывать мне слишком лениво. На скромной двухместной кровати закопошились, загорелая рука высунулась из-под одеяла и ощупала поверхность ближайшей тумбочки. Не найдя ничего, кроме нескольких толстых стопок сшитых между собой листов, человек поднял голову, едва разлепляя глаза. Сперва мутным взглядом он несколько долгих секунд смотрел на свою тумбочку, а затем перевел взгляд на вторую точно такую же, стоявшую у противоположного края кровати. Телефон нашелся — парень не стал мудрить и, полулежа на спине своего соседа, окончательно разлепил сонные веки, видя, что телефон отключен. Добившись, чтобы чудо техники начало загружаться, он стукнул парня под собой рукой по спине. — Зурии, — смугловатый парень перевернулся на спину, почти роняя названного, но тут же длинные руки обвили тело Зурико, утерявшего было на простыне телефон. Тем временем первый подтянул к себе Зури, крепко прижимая к теплому, почти горячему телу; Тсуна зарылся носом в короткие, лохматые и пушистые светлые волосы, сильно выгоревшие на солнце, и улыбнулся, так и не открыв глаза. — Черт тебя, Тсу. — Зури вытащил из-под себя уже загрузившийся телефон и уставился с ужасом на электронные часы. — Я опаздываю! Выпусти меня, изверг, меня босс пришьет, если я сейчас же не явлюсь в штаб!.. — Парень начал активно вырываться, но руки Тсунаеши только сильнее сжали кольцо, и теперь Зури не мог даже пошевелиться. Еще пару раз ожесточенно чертыхнувшись, он внезапно замер. Тсуна приоткрыл один глаз, приподнимая голову и выглядывая на загорелое лицо — все красное, надутые щеки и губы создают видимость, что данному парню максимум лет пятнадцать, а глаза возмущенно прикрыты ресницами. — Успокоился? — негромко осведомился Тсуна и, зная, что так просто не услышит ответ, продолжил тискать свое солнышко. А когда тот и после этого не начал говорить, Тсунаеши молча соскользнул рукой под одеяло, дотрагиваясь в районе паха. Зури этого хватило — он вспыхнул и извернулся в объятиях Неба, отталкивая и вскакивая на ноги. — Да ты с ума сошел, нимфоман проклятый! — с пылающим лицом крикнул совершенно обнаженный Зури, в следующий миг беря с привычного места одежду, начиная спешно одеваться. Тсунаеши не без удовольствия наблюдал уже такой привычный стриптиз наоборот в исполнении своего парня, лежа на кровати и подпирая рукой голову. — Ты сегодня не идешь, я смотрю? — Тот прищурился, глядя, как после его слов Тсуна сладко потянулся на кровати и покачал головой, лежа на спине. — Лентяй безнадежный. — А ты трудоголик, — фыркнули в ответ. — Вот скажи, ты вообще знаешь, что такое выходной? — Ну хоть кто-то в нашей семье должен же зарабатывать, нет? — хмыкнул Зури, взглядом ища еще одну стопку бумаг, только гораздо тоньше и около месяца изучаемую. — Я пошел к Алану и уговорил его взять меня на работу только потому, что ты обещал изредка оставаться дома на целый день. — А я и остаюсь. — Мда? Когда меня отправляют на долгосрочные миссии, раз в месяц? — Тсунаеши перевел насмешливый взгляд карих глаз, в глубине которых играло рыжее Пламя. Зури с трудом вышел из наведенного транса и вздохнул, качая головой. — Принеси еще книг, пожалуйста, — попросил шатен, видя, что его партнер закончил собираться. — Если прямо сейчас встанешь с постели и поцелуешь на прощание, — хмыкнул парень, наблюдая, как удобно разлегся поперек кровати Савада. Тот тяжко и шумно вздохнул, но, кряхтя, поднялся на ноги, быстро оказываясь прямо напротив Зури, который с отчаянным румянцем глядел снизу вверх, на более высокого — ровно на голову — Тсунаеши. Тот по-доброму усмехался, стоя грудью в каком-то сантиметре от носа Зури. — Я тебя ненавижу, — буркнул тот в сторону, и это-то стало сигналом для Тсунаеши — Савада немного наклонился ближе к парню, одновременно приподнимая лицо Зури за подбородок и обращая в свою сторону, жадно целуя. — Пока-пока, — смеялся он, стоя на пороге дома в одной рубашке, размахивая кистью левой руки из стороны в сторону и улыбаясь. Тсунаеши проводил Зури до самого поворота и стоял в дверях, пока не почувствовал, что его солнышко безопасно село в машину, всегда оставляемую на стоянке. Вздохнув, Савада отклеился от дверного косяка, на который опирался правым боком, и вошел в дом, закрывая за собой дверь. Зурико Швамбрани — полукровка, Солнце одной набирающей обороты итальянской Семьи. Клан Риголетто медленно, но верно рос и эволюционировал — он далеко не был самым древним, с Вонголой не сравнить, но в скорости набора силы не сравнить и с той же Мельфиоре — Риголетто были сравнительно тихим кланом. Стараясь не терять свои и без того немногочисленные силы, они аккуратно выбирали момент и заключали союзные договора с влиятельными Семьями и уже были под протекцией Каваллоне. Именно поэтому Дино был единственным из старых знакомых, кто знал, что Тсуна перебрался именно к Риголетто. Зурико встретил Тсунаеши, как ни странно, когда на одном из заданий был в Сицилии — сильное Пламя, но пустой, мутный взгляд взбередили в нем старые раны. Он, не спрашивая, подхватил Тсуну под руку и направился к своей машине, благо с делами уже было покончено. Тогда еще незнакомец с улицы, Савада никак не реагировал на то, что его взяли и увезли с Сицилии непонятно куда. Только шел, неумело передвигая ногами, а Зури злился, что этот парень такой высокий. На полголовы выше, вы гляньте на наглеца! В самолете Зури демонстративно смотрел только в иллюминатор, подбородком опираясь на ладонь, сжатую в кулак. Он даже не смотрел на бродягу с удивительно притягательным Пламенем, пока тот, сидя напротив него в одиночном кресле, невозмутимо водил по Швамбрани мутным взглядом. — Ты такой смешной, — неожиданно раздался хриплый голос, и Зурико аж подскочил от удивления, переводя ошарашенный взгляд на незнакомца. Тот спокойно улыбался, хотя улыбкой это все же сложно было назвать — губы давно забыли, каково это, улыбаться — Зурико знал это по себе, так что видел улыбку в краях больших карих глаз, как будто выцветших. — С чего это я смешной? — буркнул Зурико и, подбоченившись, сказал: — Я Солнце Семьи Риголетто, к твоему сведению. Этими словами он также хотел проверить, знает ли о Пламени этот человек — ведь жить с такой аурой, такой силой и не знать об этом — глупость. С Пламенем рождаются, но его необходимо развивать, чтобы оно не задохнулось в зародыше. Незнакомец глухо рассмеялся, несколько пугая такой реакцией Швамбрани — как бы этот парень не оказался сбежавшим из клиники психом. А то и не такое бывает на Сицилии — слухами земля полнится… — А зовут тебя как, солнышко? — Реакцию Зурико стоило видеть — он открывал и закрывал рот, словно рыба, не зная, как реагировать на фамильярное обращение. Наконец, под насмешливый взгляд тусклых глаз, смущенный до покрасневших ушей парень прокашлялся в кулачок, отвечая на поставленный вопрос: — Зурико Швамбрани. — Зури, значит, — и названный недоумевал — то ли сидящий перед ним на самом деле псих, то ли настолько сильный, что аж легкомысленный, то ли не понимает, кто перед ним — вроде бы безоружным. — Меня зовут Тсунаеши. Кратко — Тсуна. — А ты немногословен, — хмыкнул Зурико, не понимая, почему позволяет этому парню вот так насмехаться над ним. Неужели это из-за того самого Пламени? — Позволь спросить: как ты с таким Пламенем оказался на улице? Любое подобие на улыбку резко пропало с лица Тсунаеши, он приопустил голову — длинные русые волосы спали с плеч, закрывая собой уши и прикрывая глаза Тсуны неопрятными волнами. — Люди, они всякое творят. — Шатен неопределенно пожал плечами. — Тебя выгнали из Семьи? — спросил новоявленный Зури, понимая слова незнакомца неправильно. Тот жестко усмехнулся, кивая головой. — Что-то в этом роде. — Сделал что-то плохое? — нахмурился, продолжая предполагать, Зурико. — Держу пари, в твоей голове сейчас крутятся мысли о предательстве, — предположил Тсуна и, видя по реакции Швамбрани, что попал в цель, хмыкнул и как-то разочарованно покачал головой. — Что я и делал, так это слепо верил в людей вокруг меня. Я не предал. «Меня предали,» — сказал про себя Тсунаеши и, глядя в яркие глаза парня перед собой, заставил его по взгляду понять, что он хотел сказать. На этот раз — понять правильно. Хотя формулировка его слов и так была достаточно говорящей, так что понять не так, работая в мафии, было бы сложно. — Вот как. — Зурико сказал это и, вздохнув, решил проинформировать нового знакомца: — Я хотел отвести тебя к своему боссу. И, раз уж ты в своем уме, то сможешь поговорить с ним один на один — босс любит беседовать с рекрутами тет-а-тет. — Рисковый у тебя босс, — Тсунаеши поставил локоть на подлокотник кресла, опираясь щекой на кулак, — а что, если я опасен? — Ты же меня еще не убил, — неуверенно буркнул Зурико, исподлобья глядя на такого непонятного Тсунаеши. Кто этот человек? Какая у него история? Почему от него, с таким чарующе ласковым Пламенем, как будто не поступает никаких искренних эмоций? Ей-богу, словно чувствовать разучился и теперь играет на публику, стараясь только не переиграть. Если это возможно с данным индивидом — кажется, он уже слишком давно в игре под названием «жизнь», кажется, что он уже знает, как не переиграть. Тсуна снова хрипло рассмеялся на реплику Швамбрани, привлекая к своей персоне озадаченный взгляд последнего. — Может быть, я просто еще не хочу убивать тебя. — Он, пусть все еще неумело, но сладко так улыбнулся — Зурико поперхнулся воздухом, не в силах вымолвить ни слова. Тсуна на это фыркнул тихо, отворачиваясь к иллюминатору. — Ладно тебе. Я не убью Небо, у которого такое очаровательное Солнышко. Зурико ощутил, как щеки предательски краснеют. Он опустил лицо к коленям, про себя чертыхаясь — ненавидел эту свою слабость, глупую привычку тела, ведь Солнце Риголетто не должно с такой легкостью краснеть! А пока Зури тихо костерил себя, Тсунаеши тихонько улыбался, глядя, как за окном клубятся вдалеке белоснежные облака. Тсунаеши вышел из приемного зала таким же спокойным, каким вошел. Невозмутимо сообщил подскочившему и явно как-то решительно настроенному Швамбрани, что его отдали на попечение «Зури». Зурико воспылал от праведного гнева, но, быстро успокоившись, кивнул неизбежному и развернулся, ведя за собой нового знакомого. Подопечного. Тсунаеши еще перед визитом к боссу Риголетто переодели — шатен почти ухмылялся, вновь чувствуя, как сидит строгий официальный костюм на практически отощавшем теле — и вспоминал, как когда-то под таким же костюмом была умело замаскирована кобура. Он привыкал даже не к пистолетам, нет, те появились в его жизни гораздо раньше, но вот к сшитым строго на его фигуру костюмам — к ним он привыкал. Под них невозможно было нормально спрятать два привычных пистолета, а балы и всяческие официальные приемы, на которых он был обязан присутствовать, как Босс Вонголы, требовали строгого дресскода — и именно этих отвратительных костюмов. Тсуна вздыхал, нервически посмеивался про себя, хмурился, лукаво щурил глаза в сторону строгих семейных портных — и надевал кобуру под эти пиджаки и рубашки, прямо-таки чувствуя, как все взгляды обращены не на него, а на отвратительно припрятанные пистолеты. Босс не должен носить оружие открыто на балах? Помилуйте, да как в таких нарядах — не открыто? Вот он и наплевал на все правила приличия, не расставаясь с любимыми пистолетами. И плевать, что половина зала опасливо переглядывалась, как бы по мысленному каналу сообщая друг другу, что Босс Вонголы настроен решительно. А Тсуна не был настроен никак. Просто не хотел расставаться с дорогими сердцу вещами, не желал ощущать себя безоружным, не хотел давить голой аурой, потому что собственное Пламя вытягивало энергию, словно губка, погруженная в таз с водой, — воду. Ощущать себя ватным человеком, пусть и меньше минуты после волны силы, не хотелось. Так что Тсуна предпочитал стрелять пулями из Пламени, а не накрывать им, холодящим поджилки, весь огромный бальный зал. Его Хранители были еще слишком молоды, чтобы остановить такое нападение, какое мог он, будучи в порядке. Они могли пострадать, а он — нет. А если и пострадает, то сам вылечится, не впервой — остальные пусть разбираются с более мелкими, набираются боевого опыта, а он его в битвах с сильнейшими людьми, каких только знает, еще до двадцати лет набрался. Зури был явно младше, но сильный. Такой удивительно эмоциональный, решительный, какой-то по-детски упертый — молча забрал его с улиц Сицилии, куда его выкинула Семья, прежде заставив изрядно потратиться на какую-то атаку, как будто без Пламени. И мало того, что забрал, так еще и упорно не заговаривал первым! Еще бы не смешной. А Швамбрани так удивился этой его реплике… Тсуна несколько месяцев жил в небольшом домике Зурико, где-то на окраине города. Спал в другой комнате, просыпался от кошмаров неизменно раньше Солнца Риголетто, но встречал его, попивая горячий кофе на кухне, всегда с одной и той же улыбкой. Та ощущалась для Швамбрани теплой, даже слишком, но ужасно тяжелой. Он никогда не улыбался в ответ. И не спрашивал, во сколько проснулся его «подопечный». Тсуна старательно его подкалывал. Будучи довольно холодным, он своими репликами часто вводил Зурико в ступор — серьезен ли Тсунаеши или нет, и что он хочет сказать, говоря то или иное. Тсунаеши старательно вспоминал основы флирта, умело мешал правду с выдумкой, наводил Зурико на непристойные мысли. Все же он был Боссом Моллюсков, он не мог не научиться всему этому! Тем более, что это из раза в раз пригождалось. Пылающий лицом Солнышко Риголетто только лишний раз доказывал это. В один день Тсунаеши приснился на редкость мерзкий кошмар. Он, чувствуя, как голова вот-вот уже взорвется от гребанного недосыпа, встал и невозмутимо прошел в комнату Зурико, аккуратно ложась с самого края кровати, противоположного тому, на котором спал ее хозяин, накрылся собственным одеялом и попытался заснуть. — Ты что тут делаешь? — Угрожающее шипение — вполне знакомое, он за четыре месяца здесь многое успел натворить и перепробовать. Не впервые слышит, как в голосе Швамбрани прорезаются шипящие нотки. Не открывая глаза, ответствовал на вопрос:  — Пытаюсь уснуть, солнышко. И, нет, если ты не хочешь, чтобы завтра где-то в доме валялся труп, я не могу уйти в другую комнату, — предусмотрительно сказал Тсунаеши, зябко кутаясь в тонкое, но теплое одеяло. За спиной фыркнули. — Тогда вали на пол. Я не гей, и с парнем спать не намерен. — Если ты меня сейчас пнешь, я обижусь. — Гиперинтуиция — хорошая штука, когда ты эгоист и адски хочешь наконец поспать нормально. Тсунаеши почти физически почувствовал намерения Зурико, явственно озадачивая его — Пламя, вырвавшееся из-за гневной реакции на махинации Тсунаеши, пахло ароматным удивлением и мягким шоком. Тсуна про себя улыбнулся, наслаждаясь этим ощущением. — Если будешь ко мне приставать, пока я сплю — из окна выпну, — предупредил жестко Зури, шебурша простынями, переворачиваясь на другой бок, отворачиваясь от Тсунаеши. Тот чувствовал некое разочарование, но виду не подал. Тсуна впервые за все время проснулся не сам, не от очередного кошмара, а от банального будильника — разлепил глаза, глядя, как в тон верещащей мелодии носится по комнате Зурико, одеваясь и собирая в кучку принесенные на дом документы. Савада даже не помнил, как заснул — было тепло, уютно, он даже чувствовал какую-то защищенность. — Проснулся? Вставай и проваливай из моей комнаты, — громко сказали из-за спины, и Тсунаеши нехотя перевел взгляд на переливающиеся Пламенем зеленые глаза. Тсуна, как бы насмехаясь, закрыл глаза и откинулся на подушку, отрицательно мотая головой. — Я и так сплю по три часа в день — помилуй, солнышко, у тебя тут так тепло, — сказал Тсуна, не особо надеясь на положительный ответ. Или все же надеялся? Во всяком случае, думал, что категоричный в раздражении Зурико не разрешит и буквально ногами заставит уйти в свою холодную, одинокую спальню. Выпнет. А Зурико на то и Солнце, что нога у него тяжелая. Вопреки ожиданиям Тсуны, после целой минуты оглушающей тишины Швамбрани как-то делано недовольно ответствовал: — Ладно уж. Но чтобы, когда я вернусь, тебя тут не было! — Сперва даже по голосу было слышно, что парень хмурился. Но к концу фразы он привычно раскрыл глаза, говоря громко, несколько задиристо — даже не хамовато, слишком тяжелое слово, слишком грубое. Тсунаеши облегченно вздохнул и снова пропал в царстве Морфея, каким-то краем разума слыша, как захлопнулась вслед за Швамбрани дверь. Это стало с тех пор привычкой Тсунаеши. Вскоре он, даже не просыпаясь, мог прийти в комнату Зурико и уснуть на его кровати, и тот уже редко хоть слово выговаривал — хотя сто процентов, что каждый раз просыпался. Тсуна провожал его взглядом, каждое утро вместе с парнем вставая по верещащему будильнику, а Зурико каждое утро что-то говорил ему, раздраженно цедил сквозь зубы, что Тсуна мешает ему спать. И одной ночью Тсуна и вправду не пришел в комнату к Швамбрани, решив, что если мешает спать — то надо справляться как-то самому. Все же Зури с завидной частотой повторял это по утрам, так что, наверное, что-то такое и вправду есть. В полночь, ближе к часу ночи, дверь в выделенную Тсунаеши спальню заскрипела, выдавая ночного посетителя — Тсуна открыл глаза, отрываясь от беспрестанных попыток уснуть в этой холодной комнате, и услышал знакомый голос. Зурико шепотом чертыхался, костеря непутевую дверь. — Зури? — решил спросить Тсуна, прислушиваясь. Голос стих. Вообще все стихло, и парень где-то с минуту слышал лишь собственное мерное дыхание и стук сердца. После раздались шаги. Что примечательно — приближающиеся. — Так ты не спишь, — утвердительно пробурчал Зурико, и Тсуна почувствовал, как под Швамбрани прогибается кровать. Аж удивился — только Пламени не позволил себя выдать, титаническим усилием задержав его в теле. — Я думал, что мешаю тебе спать. — Он повернулся лицом в сторону явно легшего на другой половине кровати Зурико, и встретился с обращенными к нему сверкающими изумрудными глазами. — Что, не хочешь признавать, да? — весело хмыкнул, играя. — Из-за твоей огромной туши кровать теперь неровная, — неохотно отозвался Зурико, тоже играя — но Тсунаеши чувствовал, как в груди распространяется тепло от осознания, что Швамбрани придумывает оправдания. — Думаешь, та, на которой я спал со своей огромной тушей больше четырех месяцев, ровнее? — задал риторический вопрос Тсуна, но, слыша, как скрипят зубы собеседника, поспешно выдохнул шумно, закрывая глаза. Впервые говоря: — Спокойной ночи, солнышко. И Зурико ответил: — Спокойной. Со следующей ночи Тсуна прочно поселился на кровати Зурико, и больше тот наутро даже не выгонял его с постели — тебя, мол, не должно быть здесь, когда я приду. Нет. И Тсунаеши, полдня проводя после кухни на кровати Зурико, читая какие-нибудь нуднейшие документы, которые Швамбрани оставлял на прикроватной тумбочке, вечером встречал Зурико все в той же кровати, и парень даже не пенял Саваде, что тот берет его бумаги. Просто падал на кровать, не делая и попытки раздеваться. — Это намек на то, что мне пора выполнять свой супружеский долг и раздеть тебя? — приподнял бровь Тсуна, закончив с чтением, но видя, что сосед так и не пошевелился. Зато после его слов он вздрогнул, шипяще чертыхнулся в одеяло и лег на другую щеку, глядя в невозмутимое лицо Тсунаеши с крайне возмущенным выражением. — Ты — язва, — констатировал тот, на что Тсуна пожал плечом, откладывая документы в сторону. — Спасибо, что заметил, — сказал парень. — Так что случилось? — Каваллоне случился! — простонал Зурико и с силой приложился об одеяло, благо матрас мягкий. Тсунаеши удивленно расширил глаза. — Этот их Дино, как только Ромарио немного отзовут, так становится неуклюжим с большой буквы. Он чуть особняк не разнес — я уж думал, все, не успею, и Босса Каваллоне угроблю, и штаб Риголетто. — Как вы умудрились приманить Каваллоне? Зурико снова повернулся на правую щеку, прожигая Тсунаеши взглядом. — Ты-то откуда о них знаешь? Знаком? Уж не из этой ли Семьи тебя выперли? — угрожающе сверкая глазами, спросил Зури, на что Тсуна только плечом пожал. — Не из этой, но я о них слышал. Они все же из Альянса Пяти. Только сейчас Тсунаеши понимал, насколько же легко притворяться не-Боссом-Вонголы. У него было множество заданий, он менял личины, как перчатки, но то были другие люди — а здесь он просто должен играть себя, только не связанного с Вонголой. И все так просто — просто немного недоговорил, тут не туда поставил ударение, и Солнце Риголетто и не догадывается о том, с кем говорит. — Мм, странный ты, — пробормотал, задумчиво жуя губы, Зури. — Наша Семья под протекцией Каваллоне. И я, конечно, благодарен им, но Дино… — Душераздирающий вздох — и Тсуна не смог не улыбнуться в ответ на него. — Чего лыбишься? — подозрительно прищурился Швамбрани. Тсуна покачал головой. — Ты редко на кого-то, кроме меня, жалуешься. — А хочешь, чтобы жаловался? — А почему бы и нет? — неопределенно качнул головой в сторону Тсуна. И, чувствуя в окружающей ауре приятное удивление, добавил: — Мы живем вместе, спим вместе, пожалуй, пора переходить на следующий этап наших отношений и начать обсуждать твою работу, солнышко. Видя, как закипает лицо Швамбрани, Тсуна рассмеялся — уже далеко не хрипло, но все-таки немного глухо в силу того, что нельзя. Не разрешал себе громко смеяться — так, как порой хотелось. Слишком напоминало о прошлом. — Убью когда-нибудь, скотина, — процедил сквозь зубы в очередной раз смущенный по самое не могу Зури. — Ты точно не флиртуешь? — издевательским голосом задан вопрос, но Тсунаеши в ответ смотрит слишком серьезно. — Ты вправду хочешь знать ответ? Зури не знал. Ночью Зури не мог заснуть, все чертыхаясь по поводу того, насколько его достал чертов Каваллоне. Тсунаеши, не до конца проснувшись, шумно выдохнул и решительным движением подгреб под себя парня, почти начавшего было возмущенно кричать, когда Тсунаеши, как будто предугадывая это действие, сам повернулся на бок, прижимая Зурико к себе — а тот не мог ничего поделать, почти захлебываясь запахами захватчика, неспособный даже двинуться в крепких объятиях, прижатый лицом к загорелой груди. Сам Тсунаеши, немного поерзав, положил голову несколько над его. У Швамбрани адски стучало сердце, но в груди закипало совсем не возмущение, не злость, не гнев. Это было что-то другое. Волнение. И парень никак не мог успокоиться, а попытки активнее вертеться, чтобы расцепить руки Тсунаеши, успехом не увенчались — тот только сильнее сжимал его, словно в тисках, обвивая руки вокруг теплого, маленького тела. Понимая, что ничего не добьется, Зури выдохнул в грудь этого буйного бывшего бродяги и, постаравшись как-то улечься, все-таки уснул. На этот раз первым проснулся не он — будильник не прозвенел, и разбудило его скорее пристальное внимание к своей персоне, нежели раздражающая мелодия. Открыв глаза, он сперва встретился взглядом с несколько озадаченным, но улыбающимся Тсуной. Швамбрани уже, слава богу, лежал немного поодаль от шатена. — Ты лунатик, признавайся, — нахмурившись, Зури вспоминал события прошлой ночи. И откровенно не понимал — да неужели в тот момент Тсунаеши не спал? И какого он такой сильный? Савада повел плечом, не меняя положения — шатен лежал на боку, подперев лохматую голову рукой. — Тогда какого черта?! — Думаю, ты просто, грубо говоря, нарвался. — Тсунаеши сказал это совершенно спокойно, даже как-то холодно, не чувствовалось привычной шутки. Зурико поперхнулся воздухом. — Я говорю о том, что со мной так бывало. Я несколько лет даже никого не обнимал нормально, а тут ты нарываешься — бормочешь там что-то непонятное. — Что-то не похоже на оправдание, — хмыкнул Зурико, стараясь не смотреть на практически обнаженного Тсунаеши. И хотя раньше этот псевдостриптизер не смущал своим видом, теперь все было почему-то иначе. А сердце не желало успокаиваться, как ночью. — Если я скажу прямо, не обидишься? — Ты слишком отмороженный — я уже наобижался, — буркнул парень, с легким интересом глядя на шатена. Тот вздохнул, на какой-то миг прикрывая глаза. — Мой бывший тоже так делал — еженощно, как только ложился в постель, начинал рассказывать о том, как его достала документация, какие подчиненные недогадливые. Но, видя, что я только улыбаюсь, глядя на него, смущался и отворачивался, продолжал говорить, но уже бурча что-то там себе под нос. — И, видя шокированный взгляд перед собой, решил закончить — а там будь, что будет. — И я каждый раз просто сгребал его к себе. Это привычка. Стоило тебя предупредить… Зурико только притворно раздраженно выдохнул, почти рыкнул, и встал, начиная одеваться. На время было плевать — главное поскорее выбраться из дома и обдумать сложившуюся ситуацию. Тсунаеши — гей? И что Зури на самом деле хочет — узнать, флиртует ли он, заранее выгнать, едва услышав о такой привычке? Ситуация выбивала из колеи Солнце Риголетто. И он теперь даже не мог уверенно сказать, что за чертовщина происходит. Прийдя в тот день из штаба, Зури прошел в свою спальню и ожидаемо застал там невозмутимо читающего Тсунаеши. Долго прожигал того взглядом, пока парень не посмотрел на него. — У тебя очень страшный взгляд, солнышко. — Казалось, шатену глубоко плевать, но про себя он признался, что едва не нахмурился. Стоило лучше себя контролировать. — Я хочу знать, — тем временем сказал Зурико, но, задохнувшись словами, замолк. — Что? — уточнил Тсунаеши, откладывая бумаги на прикроватную тумбочку. — Ф-флиртуешь ты со мной или нет? — сперва даже заикнувшись, но все же сказал Солнце. Савада напрягся, прислушиваясь к эманациям чужого Пламени. — Ты хорошо подумал? — В ответ кивок — нервный, резкий, но кивок. И требовательный взгляд зеленых глаз. Тсуна посерьезнел. — Да, сеньор Швамбрани, я с вами флиртую, — непривычное — такое несвойственное Тсунаеши, этому странному Тсунаеши — обращение резануло слух Зури. — Я изначально оказывал вам знаки внимания. Зури прищурился, ощущая, как Пламя накатывает волнами — он знал, сейчас в его глазах плавится Солнце. При этом в глазах Тсунаеши уже после его вопроса плескалось темно-рыжее Пламя, делавшее глаза парня более живыми. Зурико не мог это Пламя идентифицировать — он такого еще никогда не видел. — И правда то, что ты мне говорил утром о привычке? — Швамбрани усердно сдерживал смущение. Почему-то не было более привычного и соответствующего ситуации раздражения, гнева. По всему телу прокатилась волна тепла, непривычного. — Насчет привычки или истории ее появления? — педантично осведомился Тсунаеши — сейчас Зурико впервые поймал себя на мысли, что его сосед контролирует себя гораздо лучше, чем он сам. Так даже про флирт и не поверишь — если только опять шутил… — Насчет всего, — нахмурился Риголетто, стараясь ловить взглядом каждое мелкое шевеление Тсунаеши, пытаясь понять, чего тот хочет. Для чего он еще здесь. — Правда. — Его как будто холодом окатило, когда Тсунаеши это сказал. Одно слово — а такое чувство, что его вот-вот убьют. Зурико внезапно понял, что пальцы, тянущиеся к пистолету на боку, несколько за спиной, дрожат. Сглотнул. — Чего ты хочешь? — Честно? — Тсунаеши перевел деланно скучающий взгляд прямо в зеленые глаза, а затем медленно обвел им всю небольшую комнатку, задерживая в итоге на собственных руках. — Я не знаю, сеньор Швамбрани. Это вы мне скажите. — Ты играешь эмоциями, — дрожащим голосом заметил покрасневший от ярости Риголетто, убирая руку с пистолета. — Откуда я должен знать, что ты вообще забыл в этом доме?! — Он не осознавал, что глаза на мокром месте, поднимая голову выше, глядя на все еще сидевшего на том же месте Тсунаеши. — Что ты забыл в этой комнате, прямо сейчас, почему ты делаешь все то, что делаешь, и!.. Договорить он не смог — шатен заткнул его поцелуем, не размениваясь на объяснения и еще какие-то слова, которые в его исполнении, очевидно, всегда приводили или к гневу Швамбрани, или к его смущению. Но смущения из истерики он дозываться не хотел, так что решил сделать более… Более решительно? А ведь Тсунаеши и вправду не знал, чего на самом деле хочет. Зурико, сперва как-то возмущенно сопротивлявшийся, уже через каких-то пару секунд начал отвечать — и это только подстегнуло Тсунаеши, который, черт возьми, больше двух лет воздерживался!.. К действиям. Шатен, не разрывая поцелуя, опрокинул Швамбрани на кровать, отрываясь и раздевая того, глядя хищным взглядом поверх одежды. Последнее, что помнил Риголетто — как Тсунаеши сдавленно рыкнул, стягивая брюки. Затем — темнота и совершенно беспроглядное удовольствие. — Я должен тебя сейчас допросить? — спросил Зури, лежа поверх глядящего прямо в изумрудные глаза Тсунаеши, без особого интереса водя указательным пальчиком по выдающимся ключицам. На шумный хмык перевел раздраженный взгляд в карие глаза, искрящиеся весельем. — Эй, я серьезно. Ты меня оттрахал только что, зверь этакий — могу я теперь тебя расспросить, не боясь, что ты отшутишься? Тсунаеши неожиданно рассмеялся, громко, заливисто, придавил Зурико ближе к себе, перекатываясь — и сейчас смотрел сверху вниз на покрасневшего от неожиданности и смущения парня, при этом лукаво щуря глаза и улыбаясь. — Тебе я все расскажу, — томно прошептал Тсунаеши, наклонившись к лицу Зури, обжигая ухо горячим дыханием. Солнце сглотнул, но, снова встретившись с этими глазами, собрался и сказал: — Расскажи о себе, — потребовал парень и, предупреждая шутки, уточнил: — Кто ты, из какой страны, Семьи и как ты попал в бедные районы Сицилии. Тсунаеши оскалился и снова перекатился на спину, продолжая крепко прижимать к себе такого маленького Зури — а тот еле сдерживался, чтобы не стукнуть буйного шатена. От таких передвижений у Риголетто уже голова кружится. — Меня зовут Савада Тсунаеши, — и драматическая пауза — Зури быстро смекнул, что сейчас узнает-таки титул всего такого загадочного Тсунаеши. Но прошла минута, другая — Тсуна бездвижно смотрел куда-то позади него, мимолетно улыбаясь. Швамбрани уже хотел было закричать, мол, говори или пну под зад, когда новоявленный партнер продолжил: — В прошлом я был Десятым Боссом Вонголы. Молчание повторилось — только на этот раз Зури не стремился его нарушить, шокированным взглядом смотря на парня, который прямо сейчас служил ему подушкой. Тот фыркнул резко, выводя из транса, продолжил говорить: — Я полукровка — отец итальянец, а мать — японка. Вырос в Японии, мелком городке под названием Намимори. Учился под началом Аркобалено Реборна, Боссом был где-то в районе семи лет. А что касается того, как я попал в трущобы Сицилии, — он специально употребил это слово — «трущобы», — которое предусмотрительно не стал применять Зурико. Тот поморщился, но слушал, — то тут все просто — я же изначально сказал, меня вытурили. И это самое лучшее слово, которое можно применить к моей ситуации. — Но ты же Небо, — заговорил, хмурясь и весь сжавшись на Тсунаеши, Швамбрани, — сильное Небо. Как они могли вот так просто тебя выгнать? — Зури-Зури, — от двойной дозы этого укороченного еще в первые минуты знакомства имени Зурико зарделся, несколько опуская взгляд, пряча лихорадочно подрагивающие глаза, — а они и не просто выгнали. Девятый нанял наемников, которые по его, видимо, плану напали на особняк и заставили меня применить одну из техник, которые вытягивают все Пламя подчистую. — Шатен покачал головой, отводя взгляд на окно, в котором светила белая луна. — Они действовали слишком чисто, чтобы быть обычными мафиози — Девятый точно рассказал им, как и что нужно делать, чтобы я решился применить эту технику. А потом… выкинули. Попытались добить, да вот незадача — мое Пламя меня с детства лечило, даже будучи запечатанным. А они, бедненькие, этого не знали… — Почему ты не вернулся? — задал вопрос Зури, удачно протискиваясь в образовавшуюся паузу. — Не отомстил? — Мстить собственной Семье? — Скептический тон, приподнятая правая бровь. — Пусть даже меня предали, я бы не стал этого делать. — Сколько ты жил на улице? — нахмурился Солнце, плохо понимая, как так вышло — чтобы родная Семья предала своего Босса? После семи лет службы? Немыслимо. — Я вижу, что ты не понимаешь, как Вонгола могла меня предать, — заметил Тсунаеши и взял его за подбородок, как только Зурико хотел отвести взгляд — приблизил его лицо к своему, пристально вглядываясь в изумрудные глаза. — Риголетто еще молодая Семья, вы медленно наращиваете мощь, со знанием подбираете людей, разборчиво приближаете их к Боссу. Но Вонгола существует уже более четырехсот лет — они забыли, для каких целей Семья была когда-то основана, и они действуют только в собственных целях. Закон джунглей, Зури. Я не успел и заметить, как бывший босс меня съел, а ответить — значило навредить Семье. — Он ослабил хватку, и Швамбрани смог отстраниться, потирая подбородок и раздумывая над этим монологом. Ему приходилось порой слышать размышления вслух собственного босса — и это было чем-то похоже, но Тсунаеши говорил с каким-то особенным знанием. Словно он-то как раз знал, помнил и стремился вернуть Вонголу к тому, изначальному варианту, чтобы Семья подчинялась тем законам, что были в нее заложены основателем. У Риголетто этот основатель умер не так и давно — может, сотню или полтораста лет назад, не в далеком прошлом. Это тебе не Королевская Семья… — А на улице я прожил года два, если правильно помню, когда меня выкинули, — небрежно бросил Тсунаеши, отвечая на первоначальный вопрос. Зури сощурил глаза, глядя на партнера. — Ты совсем дурак? — шипяще произнес он, но не успел и подумать о том, как разливается раздражение в тонкой груди, и был снова придавлен шатеном сверху, а в рот снова толкнулся горячий язык. Отстранившись, давая своему солнышку набрать побольше воздуха, Тсуна вытер слюну тыльной стороной запястья, опасно сверкая глазами. — А ты не дурак — нашел тоже тему, о чем поговорить после секса! — фыркнул Тсуна и, не дожидаясь ответа, ухватился губами за вмиг отвердевший сосок Зури, правой рукой соскальзывая под одеяло и обхватывая большой ладонью член Солнца. — Ничего, я тебя еще научу… — Тсунаеши? — Такой знакомый, удивленный голос — Тсуна отрывает взгляд от карманной книжечки, переводя взгляд на окликнувшего — и видит перед собой широко раскрывшего глаза Гокудеру. Рядом, несколько напрягшись, но все же медленно признавая, стоял Ямамото. Когда Савада улыбнулся, Дождь даже убрал руку от катаны, к которой тянулся. — Хаято, сколько лет… — А что еще говорить? Хранителей Тсуна, конечно, не винил, но ведь и они не нашли свое Небо, хотя он им даром что в лицо собой не тыкал. Формулировка грубоватая, но уж какая есть. — Что ты здесь делаешь? — шокированно прошептал Ураган и, все-таки совладав с голосом, добавил: — И как… жив? Мы думали, что ты погиб пять лет назад. — Ну вот, а я жив, — хмыкнул на слова пепельноволосого Тсунаеши, закрывая столь заинтересовавшую книжку и убирая ту в карман брюк. — Да я так, в гости зашел, проведать, как у вас тут — не разгромили ли особняк, все в таком духе. Одиннадцатый уже приступил к работе? — совершенно невинным тоном поинтересовался Савада, на что Ямамото с Хаято переглянулись, и Гокудера покачал головой. — Нет, Девятый до сих пор ищет тебе замену… — Ох уж этот старик, ай-я-яй таким быть, — покачал головой Савада, не желая выслушивать разговоры такого рода. Он чувствовал, что его напарник уже вышел из приемной залы и идет сюда, а потому поспешил добавить: — Не хочет, значит, передавать свое место дальше, да? Пока новая марионетка не подросла, только на этот раз чтобы исправная… — Тсу, — бывшие Хранители вздрогнули и, кажется, чуть из штанов не выпрыгнули, когда за их спинами раздался холодный голос — Тсунаеши же, напротив, только широко улыбнулся, отклеиваясь от стены, — ты опять какую-то ахинею несешь? — Солнце Риголетто вышел вперед Хранителей, прекращая обмахиваться тонкой стопкой скрепленных степлером бумажек. Искоса взглянул на все еще молчаливых атрибутников — взгляд изумрудных глаз так и лучился подозрительностью. Зури был похож на львицу, которая оглядывает стадо каких-то животных на предмет своего природного врага. — А вы еще кто? — хмуро осведомился Швамбрани, но в этом момент был развернут сильными руками Савады, крепко прижавшего к себе свое маленькое солнышко. — А не все ли равно, Зури? Вот смотри, ты же обещал, что мы сразу вернемся домой, как только ты закончишь переговоры? — Тсуна медленно шел, удаляясь от, бывших когда-то самым дорогим ему, Хранителей. И сейчас они тоже все еще прочно занимали особую нишу в его сердце — так что Савада не хотел, чтобы они увидели его партнера в ярости. Вонгола этого не переживет — даром, что Риголетто порой успокаивался от одного ласкового прикосновения Тсунаеши. Бывших Хранителей шатена он так и не простил. «Ревнует?» — тем временем смутно прошмыгнула в голове Швамбрани мысль. Вслух он только огрызнулся: — Ты совсем с ума сошел? Отпусти, раздавишь, громила этакая. — Он попытался отстранить от себя Саваду, который, что примечательно, был аж на голову выше, да и крепче. — Солнышко, мы же уже выяснили, что силенок у тебя на меня пока не хватает, — промурлыкал куда-то в затылок Солнца Тсуна, хотя немного ослабил хватку, не наваливаясь так сильно. — Тогда давай еще поебемся на глазах у Вонголы?! — раздраженно прошипел куда-то в грудь партнера Зури, но был заткнут мгновенной реакцией напарника — тот запустил свободную руку в штаны Риголетто, быстрым, почти мимолетным движением расстегнув ширинку. — Руки убрал, скотина! И отскочил за поворот — Хранители уже не видели, но слышали, как по всему особняку раздался не менее громкий крик голосом того же Зури: «Ах ты, старый извращенец!» Ямамото перевел озадаченный взгляд на Хаято, заведовавшего бюрократией в Семье. А пепельноволосый все не отрывал взгляда от поворота, за которым скрылся Тсунаеши. — Что это было? — задал вопрос Такеши, поняв, что сам Ураган может так стоять до седьмого пришествия, если его не одернуть. — А?.. Это, судя по всему, посланник от молодой Семьи Риголетто, — пробормотал в ответ Хаято, опуская голову в пол. Дождь скептически приподнял бровь и решительной хваткой вцепился в костлявое плечо напарника, чуть дергая его. — Я имел в виду слова Тсунаеши. И его реакцию. — Он как будто надавил этим словом — «реакция». Ураган, окончательно опомнившись, скинул руку со своего плеча — Такеши покорно чуть отошел, не переставая глядеть на товарища. — Он ничуть не изменился, если ты об этом, — хмыкнул на явное замешательство Ямамото Гокудера, поправляя черную ткань пиджака на плече. И, не дожидаясь реакции японца, продолжил, вновь переведя взгляд на злосчастный поворот. — Просто мы для него теперь — чужие люди. Такеши закрыл рот, скрипя зубами. Они бросили своего босса, не почувствовали, не нашли. — Интересно, где он все это время был? — Взглядом побитой собаки Ямамото тоже взглянул на то место, где они в последний раз видели свое Небо. Гокудера как-то болезненно хмыкнул, дергая плечом. — Видимо, у нас под носом.