ID работы: 7343363

Жрец и юный господин

Слэш
NC-17
Завершён
542
автор
bad_cake соавтор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
335 страниц, 21 часть
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено копирование текста с указанием автора/переводчика и ссылки на исходную публикацию
Поделиться:
Награды от читателей:
542 Нравится 98 Отзывы 211 В сборник Скачать

Спустившись на дно

Настройки текста
      Чуя бежал по коридору, прикрыв смущённое лицо руками, чтобы никто не увидел его красных щёк, и не заметил, как забежал на второй этаж. Он осмотрелся и забежал в комнату, что была по соседству с комнатой Дазая. Как и все комнаты в этом доме, она была достаточно тёмная и мрачная, даже слегка с угнетающей атмосферой. Чуя начал осматривать её, на удивление, она была достаточно пуста, даже тосклива, что точно соответствовало внутреннему состоянию Накахары, к тому же ещё и пыльная, что говорило о её забытости и не посещаемости, ну, или у хозяев дома просто руки не доходили до этого места. Пройдя дальше в комнату, Чуя увидел довольно-таки скудный интерьер: небольшой письменный стол справа в углу, на котором стояла настольная лампа, стопка бумаги, и лежала одинокая ручка; шкаф, занимавший всю стену, в котором явно находилось постельное бельё и футон; закрытое настежь окно, которое так и хотелось распахнуть, что, впрочем, и сделал Чуя. Окно выходило на задний двор, на дуб, с которого однажды упал Дазай не без помощи своего «любимого» рыжеволосого друга, что наводило ещё большую тоску. Сев на подоконник, Чуя стал всматриваться в темноту комнаты, что так и олицетворяла его думы, его тяжёлые мысли, его переживания; в загадочные сети из паутины, что были запутаны так же, как и сам Чуя, запутавшийся в самом себе; в чей-то силуэт на полу, который он не сразу заметил, а заметив, забыл про него тотчас. Румянец спадал с каждой минутой, заменяемый тоской и одиночеством, возникало чувство, будто стены этой комнаты давят на него, искажаются, а не затейливый узор на обоях вырисовывает устрашающие и насмехающиеся рожицы, что так и смотрят на него.       В дверь кто-то постучал, Чуя не знал, как долго он смотрел в эту кромешную тьму, но это заняло его на достаточно большой срок, он не помнил, о чём тогда думал да и не вспомнит уже никогда. Дверь открылась с тихим скрипом, но Чуя на это и ухом не повёл, смотря в одну точку непрерывно, что-то неразборчиво и шепча напевая себе под нос. Комната озарилась ярким желтоватым светом и чья-то высокая фигура прошла в комнату, стараясь делать всё как можно медленнее и осторожнее, боясь кого-то потревожить. — Мне нужно с тобой поговорить, Чуя, — Достоевский закрыл дверь и посмотрел на Чую, что лениво поднял на него свой взгляд, — Не против, если я включу свет? — Нет, не против, — Чуя слез с подоконника и, закрыв окно, занавесил маленькие серые шторы, — О чём вы хотели со мной поговорить, Достоевский-сан, и как там Дазай? — Так, давай по порядку. Дазай сломал ногу, сейчас его увезли в больницу, он пробудет там где-то месяц, если не убежит оттуда через одну-две недели, — Фёдор усмехнулся и, отодвинув стул, присел, смотря прямо на Чую, что потихоньку угасал. — Второе, ты правда не понимаешь, о чём мы должны поговорить? — Нет, — Чуя не сводил взгляда с Фёдора, что-то его в нём пугало, возможно, какая-то загадочность, скрытность или же острый ум. — Эх, ты меня огорчаешь, солнце моё, но я тебе расскажу, — Фёдор гадко усмехнулся, данная ситуация его забавляла в той же мере, как и огорчала, — Нам нужно поговорить о тебе, а точнее о твоей дальнейшей судьбе. Ты же понимаешь, что оставшись без родителей и каких-либо близких родственников, тебя заберут в приют, в котором ты можешь пробыть до своего совершеннолетия или дождаться усыновления. — К чему вы клоните, говорите яснее и ближе к теме, хватит глупых прелюдий, — Фёдор на столь дерзкие слова усмехнулся, подметив для себя необычайно грозный и вспыльчивый, но в тоже время и холодный характер. — Хорошо, ближе к делу, так ближе к делу. В общем, я хочу взять над тобой опеку, как над Дазаем, но это займёт некоторое время, ты же потерпишь и подождёшь, пока документы не будут готовы, а я постараюсь сделать всё как можно быстрее. — Достоевский хотел было уже уйти, но встав со столы, стукнул себя по лбу, — Точно, чуть не забыл!       Чуя кинул на Фёдора заинтересованный и понурый взгляд, но и этого тому было достаточно, чтобы понять, что его собеседник заинтересован и слушает его. — После твоего усыновления надо будет разобраться с наследством да с поминками твоих родителей, ты же хочешь на них присутствовать? — на столь неприятный и болезненный вопрос Чуя просто положительно кивнул головой, — Вот и отлично, кстати, тебе достанется больница отца, ты собираешься продолжать его дело?       Достоевский говорил достаточно спокойно и холодно, не чувствуя ни капли сострадания к сироте, который во время этой речи прибывал в неком ужасе. Что тот так спокойно это говорит маленькому ребёнку, только-только потерявшему родителей прямо на своих же глазах. — Нет, я не буду продолжать дело отца, — Чуя старался ответить такой же холодностью, с какой говорил Фёдор, чтобы показать правдивость и серьёзность сказанных им слов. — Правда? И кем же ты хочешь быть? — Фёдор улыбнулся, видя в мальчике ту же серьёзность, что и в его отце, а так же некую решимость, коей тому сейчас не хватало для поддержания духа. — Я хочу быть жрецом в нашем храме, — Чуя говорил кратко и по делу, ему не очень хотелось вести беседу с Фёдором, который не внушал особого доверия, что ему, что Дазаю. В чём в чём, а в этом этот дуэт точно был похож. — Накахара Чуя, я помогу тебе чем смогу, дам тебе кров и помогу разобраться с твоим наследством, а что ты с ним будешь делать после совершеннолетия, меня не особо волнует, — Фёдор усмехнулся и, потрепав Чую по волосам, направился к шкафу, — Ты сильно похож на своих родителей, кстати, сходи и прими ванну, отдохни, а я тебе пока здесь расстелю, договорились? — Хорошо, Достоевский-сан, — Чуя завёл руки за спину и направился в сторону ванны. Конечно, он уже устал и был бы не прочь отдохнуть и понежиться в тёплой постельке, пусть даже если это будет и футон. Хоть он не хотел этого признавать, но он чертовски устал как морально, так и физически, но тёплая ванна должна привести его в чувства, по крайней мере должна.       Чуя спустился по тёмной лестнице вниз на первый этаж, один раз чуть ли не слетев с неё, о чём-то задумавшись и оступившись, но, к счастью, а может и нет, он вовремя схватился за перила. Не обратив на это внимания, но маленького испугавшись, Чуя дошёл до ванны, перепутав её перед этим с кладовкой, войдя в которую на него упала швабра, оставив небольшую шишку. Сегодня у Чуи был явно неудачный день.       Включив свет, Чуя набрал в ванну воды и добавил туда пены, надеясь, что это как-то отвлечёт и расслабит его. Как он смог заметить, Фёдор был достаточно любезен, раз оставил чистую одежду покоиться на стиральной машинке. Кинув грязные вещи в корзину для белья, Чуя залез в горячую ванну, отчего по телу пробежали мурашки и разнеслось тепло, заставляя расслабиться. Он взял в ладошку пены, что пахла сакурой, и подул на неё, отправляя маленькие пузырьки в недалёкое и короткое путешествие. — Вы улетели так же, как и мои родители. Растворились в толще пены, как и жизни моих родителей в огромной толпе выживших. И вы настолько же малы по сравнению с остальной пеной, как и смерть моих родителей по сравнению с утратой остальных, — Чуя погрузился под воду, оставляя лишь лицо на её поверхности, но отвлечься никак не получалось.       Иногда ему казалось, что этот день, просто затянувшийся кошмар, что вот, сейчас он проснётся, а рядом с ним будут стоять его родители, держа его за руку. В этот момент прибежит Дазай и начнёт громко и неумолимо смеяться, вечно кидая ему в адрес какие-то шутки. Ему хотелось думать, что всё именно так, но жизнь не столь красочна и всегда мы в ней что-то теряем, и не всегда мы можем смириться с этой потерей, принять её, из-за чего можем сойти с ума или понести ещё большие потери, зациклившись на одном горе.       Приняв ванну, что слегка сняла усталость, Чуя оделся в оставленную ему одежду и если бы он не посмотрел в зеркало, то и не заметил бы, что оделся в дазаевскую красную футболку с надписью «stand up the party just started», что была ему на два размера больше и походила на тунику. — Встаньте, вечеринка только началась? Что за странная надпись и почему я не видел Дазая раньше в этой футболке? — Чуя встал напротив зеркала, вглядываясь в футболку, пытаясь вспомнить, когда Осаму её одевал, — Вспомнил! Он одевал её на стрелку, точно, как я мог забыть, я же его тогда после школы позвал. Но у нас ничего не получилось, нас же тогда Коё-сан застукала, точнее мама.       Чуя усмехнулся и, выключив свет, отправился спать. Когда он пришёл в комнату, постель была уже разобрана и Накахара с радостью в неё плюхнулся, хорошенько укрывшись холодным одеялом, что начало со временем нагреваться. Но в сон так и не получилось погрузиться, злой Морфей не хотел впускать его в своё прекрасное и спокойное царство, что, впрочем, не сильно обидело и не огорчило его. Сна не было ни в одном глазу, которые привыкшие к темноте рассматривали уже известный интерьер, но это быстро наскучило, поэтому Чуя скинул с себя одеяло и, подойдя к окну, распахнул его. Свежий холодный воздух сразу же ударил в голову, слегка отрезвляя мысли, как бы странно это не звучало. Сейчас ему хотелось одного, обычного человеческого спокойствия, которого у него никогда не было. В его жизни всегда была какая-то суматоха, он всегда жил по какому-то расписанию, составленное кем-то неизвестным, желавшим сделать, как ему казалось, лучшее для ребёнка, с чем тот сначала был несогласный, но со временем примирившийся.       Чуе всегда нравилась высота, хоть второй этаж это не так уж и высоко и с него можно было спокойно, ну, или относительно спокойно, спрыгнуть, ему казалось, что тут здорово. Ведь ты всегда сможешь понаблюдать за чем-то с высоты, глядя куда-то далеко за горизонт. Вот и сейчас он смотрит куда-то в даль, совершенно забываясь, что в последнее время с ним часто происходит и из-за чего ребятам приходиться тормошить его, чтобы тот пришёл в себя и вернулся на землю, как Дазай любил часто говорить: «Приём, приём. Земля вызывает Чую. Мистер рыжий гном, просим вернуться вас на нашу землю обетованную, чтобы повеселиться с нами, простыми смертными». Конечно же, после таких выходок Дазай не оставался без любезно одаренного, прямо от всего сердца, подзатыльника, на раздачи которых Чуя был чересчур щедр. — Ужас, — мысли о том, что Чуя завтра покинет этот дом и отправится в не самое лучшее место в мире, занимали всё его внимания. Ведь, как сказал Достоевский, ему придётся подождать, а что если тот не успеет и его кто-то заберёт раньше? Вдруг она его найдёт? — Вот чёрт, как же перестать об этом думать и успокоиться?       Сев на подоконник и свесив ноги вниз, Чуя вглядывался в силуэты деревьев, которые были едва различимы. Из-за чёрных туч звёздного неба было совсем не видно так же, как и луны, отчего становилось одиноко и возникало чувство пустоты и страха. — Точно, как же я мог забыть про эту песню, прости меня за это, мама, — Чуя посмотрел на небо и горько улыбнулся, — Бальзаминными цветами красить концы ногтей, словами, которые родители говорят, красить сердце. Жаль, что вы мне ничего больше не скажите, нет, я не схожу с ума, я знаю, что вы мертвы, что вы меня, быть может, не услышите, но я просто хочу поговорить с вами, надеюсь, вы не против.       Чуя молчал, он ждал какого-то знака, любого, даже самого крошечного, но так и не увидел его, даже цикады в эту ночь были необычайно тихи, хотя обычно их плачь разносится по всей деревне. — Ну и ладно, как хотите, — Чуя спрыгнул с подоконника на пол и, закрыв окно с грохотом, задёрнул шторы, — Как же это всё раздражает, я так устал от этого всего.       Чуя знал, что просто так он сейчас не уснёт, поэтому он решил сходить в комнату Дазая. Да, он знает, что нельзя так делать, что нельзя врываться в чужие комнаты без разрешения, но ведь хозяина той тёмной обители нет, а как говорится, не пойман — не вор. Сжав конец дазаевской футболки, Чуя мелкими и тихими шагами побежал в соседнюю комнату, что всегда была ему интересна. — Тук-тук, — Чуя приоткрыл дверь и заглянул в запустелую комнату, что без своего хозяина была не такой уж и уютной. — Как обычно, сколько можно ему повторять, чтобы не разбрасывал свои книги и кровать заправлял, так ещё и лампу не выключил, не уж то опять допоздна читал. Вот же ж дурья башка.       Чуя вошёл в комнату и закрыл за собой дверь, как обычно он был недоволен Дазаем, ведь сколько раз он ему повторял, ложиться раньше да прибираться после ночных посиделок, но тот его никогда не слушал, впрочем, что не было удивительным. Пройдя вглубь комнаты и подняв одеяло, что валялось наполовину на полу, парочка книг слетели с него и одна ударилась об ногу Чуи, что слегка болезненно ойкнул. Скомкав одеяло и кинув его на постель, Чуя взял книжку, она была достаточно потёртой и по ней было видно, что открывалась она ни раз и ни два. Да, Чуя понимал, что брать чужие вещи нехорошо, но кто ему сейчас что-нибудь скажет, правильно, никто. На обложке книги было написано “ No Longer Human», что удивило Чую, он никогда не слышал о такой книге, поэтому хотел узнать автора, который был, к сожалению, не указан. Открыв её, он понял, что это вовсе не печатная книга, а некий дневничок или записная книжка. Чуя не считал Дазая сопливая девочкой, записавшей все свои любовные похождения и романтические сны, поэтому предпочёл думать, что это обычная, ну ладно, необычная, записная книжка. — Больше не человек… Дазай, ты явно больной, — как бы Чуя не пытался остановить себя от чтения, человеческое любопытство брало всегда верх и он читал страницу за страницей. Начало было достаточно мрачным, даже угнетающим, и Чуя понял, что эти записи были написаны до их с Дазаем встречи, но он подметил для себя, что у того был достаточно красивый почерк и тот был достаточно грамотен. — Иногда ты меня просто поражаешь, а это что у нас?       Чуя был готов увидеть всё что угодно в этой книжке, но только не их совместную с Дазаем фотографию, так ещё не какую-нибудь драку, а когда они готовили заварные пончики. Если честно, он удивился тому, когда Коё успела их сфотографировать да так, чтобы Чуя этого не увидел. У него возникало множество вопросов и самый главный — зачем? Зачем Дазаю нужна эта книжка? Зачем он записывал их приключения?       Чуя забрался подальше на кровать, укрылся тёплым дазаевским одеялом, которое он так любил, потому что под ним он всегда быстро засыпал, чем Дазай часто пользовался и, чтобы поговорить с ним подольше, накрывал Накахару колючим холодным пледом, а после десяти минут нытья и угроз от того, принимал в свои тёплые объятия, накрывая пуховым одеялом. Вспоминая все эти моменты и читая книжку, Чуя невольно улыбался, ему было приятно это вспоминать, все те дни, которое они мирно, ну, или не всегда мирно, проводили всей своей четвёркой.       Неожиданно и незаметно для самого себя Чуя начал закрывать глаза, погружаясь в царство Морфея, нежась под тёплым и мягким одеялом, приобняв книжку.

***

      Утро. Чуя проснулся от того, что его кто-то тормошит за плечи и повторяет надоевшую за эти пару минут фразу «проснись». Конечно, открывать глаза, а тем более вылезать из-под одеяла, ему не хотелось, уж больно под ним было тепло и уютно. — Чуя-кун, проснись, за тобой приехали, — после этих слов Чуя разлепил глаза и уставился слегка покрасневшими от долгого сна голубыми очами на Достоевского. — Достоевский-сан? Кто за мной приехал, куда мне нужно ехать? — после сна голова начинает не сразу работать и, потерев свои сонные глазки, Чуя зевнул. — Органы опеки, ты едешь в приют, — ни капли сострадания в голосе, лишь лёгкая улыбка на лице, в этом весь Фёдор, что у него было на уме никто никогда не мог понять, но иногда возникало чувство, будто тот знает всё и про всех. — Органы опеки? — Чуя поднялся с кровати и посмотрел на стопку одежды, что лежала на столе, — Это мои вещи, но как они тут оказались? — Чуя, ты же не будешь злиться из-за того, что я зашёл в твой дом и собрал твои вещи? — Достоевский указал Чуе на небольшой чемоданчик, что стоял возле дверей, — Собирайся, я жду тебя внизу.       Фёдор усмехнулся и вышел из комнаты, а вот Чуя стал одеваться. Футболку он решил не менять, а остаться в дазаевской, уж больно она ему понравилась. Одевшись и взяв свой чемодан, Чуя спустился вниз на первый этаж. Почему-то сейчас он не чувствовал себя как-то расстроено, он даже ни капли не боится того места, в которое ему придётся уехать, и в котором он пробудет неопределённое количество времени.       Внизу его уже ждал Достоевский с какой-то женщиной, что показалась ему достаточно доброй и приветливой, а ещё очень красивой и молодой. — Здравствуй, Чуя-кун, — женщина мягко улыбнулась, показывая всю свою доброту, поэтому Чуя улыбнулся ей в ответ, но как-то вяло и нехотя. Прощаться он ни с кем не собирался, так как был уверен, что ещё вернётся сюда и эти обнимашки и утешительные фразочки были совсем не уместны.       Молча пройдя за девушкой, Чуя сел в машину, поставив рядом свой чемодан. Дорога оказалась слишком скучной и долгой, но Чуе не привыкать к этому. Он всё ждал, в какой именно приют его отвезут, он надеялся, что это будет не тот самый на окраине города, а что-то более приличное. Да, быть может, со стороны может показаться, что Чуя брюзга и избалованный ребёнок, но хуже того приюта для ребёнка нет места, как многие говорили. Чуя даже не помнит, откуда узнал про него и даже не помнит, кто именно рассказал ему об этом месте.       Когда машина остановилась, Чуя вышел из неё и, взяв свой чемодан, направился за женщиной, что была до сих пор не столь разговорчива. — Мест нет да и тебе уже десять лет, так что отправишься на второй этаж к старшим, тебе ясно? — женщина открыла скрипучую и ржавую дверь, с омерзением и даже неким презрением придерживая её, ожидая пока Чуя зайдёт внутрь.       Чуя зашёл внутрь здания, он, конечно, знал, что оно чистотой не блещет, но чтобы настолько, он даже представить себе не мог. Обветшалый грязный деревянный пол, обшарпанные и изрисованные неприличными надписями стены и немного мусора. Картина неблагоприятная, вызывающая отвращение не то, что находится в этом есть, а дышать в нём. И тут Чуя понял во что он вляпался, и он стал надеяться, что Достоевский закончит с документами как можно раньше и он не успеет отбросить здесь коньки. — Малец, иди на второй этаж в девятнадцатую комнату, о твоём прибытие я оповещу директора, можешь не переживать, — девушка улыбнулась и прошла дальше по коридору, идя явно в кабинет директора, а вот Чуя пошёл на лестницу. Ужасная вонь стояла на всей лестничной клетке, что была так же не убрана, впрочем, как и всё здание.       На втором этаже ситуация обстояла не лучше, а даже хуже. В нос бил запах ужасного перегара и сигаретного дыма, огромное количество бычков валялось на полу и в пепельнице, что так же на нём покоилась, пустые и разбитые бутылки из-под пива и чего покрепче, на что Чуя даже смотреть не хотел. Опять на стенах виднелись неприличные надписи, а иногда и даже непристойности, что вызывало отвращение, но жаловаться не приходиться. Чуя понимал, если он пожалуется или будет нарушать местные и общепринятые правила, то ему влетит по-крупному, а так же он понял, что тут помощи не от кого ждать и никто тебе тут не объяснит, что да как.       Пройдя по коридору, Чуя нашёл девятнадцатую комнату, что была чуть ли не самой отдалённой, что ему не понравилось. Дойдя до заветной двери, на которой был постер с группой Skillet, Чуя постучался. — А? Кто там припёрся, давай, тащи свой зад в комнату, — из комнаты послышался чей-то грубоватый, но писклявый голос, отчего Чуя чуть ли не заржал в голос, но вовремя сдержался. Повернув ручку двери, Чуя открыл её и зашёл в комнату, а парень, что сидел на первой койке слева присвистнул, как Чуя понял, тот голос принадлежал именно ему, — Пацаны, гляньте, у нас прибавление, так ещё и не такое уж и плохое, а довольно-таки симпатичное. Детка, ты что тут забыла, во-первых, девочкам тут не место, а во-вторых, малявки должны жить на первом этаже. — Что ты сказал? Во-первых, я не детка и я явно не девочка, во-вторых, я не малолетка, — Чуя закрыл дверь и осмотрел комнату, что тоже не отличалась особой чистой, но была получше чем коридоры, в которых можно было найти всё что угодно. Худощавый, высокий и прыщавый парень сидел на той первой кровати, вокруг которой были разбросаны журналы для взрослых и грязное бельё, не зря он Чуе сразу же не понравился, ещё как только он услышал его голос. На соседней кровати лежал довольно-таки полный парнишка, который играл в свою приставку, но с появлением нового гостя отвлёкся от неё, дабы унять своё чисто человеческое любопытство. А вот по правой стороне напротив кровати худощавого сидел парень в позе лотоса, из всех троих он показался Чуе самым приятным человеком, сам блондин был ухоженный и чист, кровать заправлена, а вещи прибраны, так же он с интересом смотрел на Чую, а тот в свою очередь на него, — Как я понял, та кровать, что у окна, свободна? — Да, ты всё правильно понял, — блондин улыбнулся и, поднявшись с кровати, подошёл к Чуе, — Как твоё имя, пацан? — Накахара Чуя, а ваши? — Чуя посмотрел на блондина, тот был естественно выше него, но и выше Дазая, что не особо радовало. — Прости-прости, меня зовут Сатоши, — блондин улыбнулся и, взяв Чую за плечо, повёл к свободной кровати, — Пухляша зовут — Рэй, но ты так и можешь его называть Пухляшом, он не обидится, а тот худощавый — Ичиро. — Приятно познакомиться, — Чуя оставил свой чемодан рядом с кроватью, а сам стал её осматривать: торчащие пружины, огромное количество жёлтых и даже красных пятен. Всё это было жутко омерзительным, но Чуя не показал виду. — Сатоши, значит для этого пацана кровать сегодня стелили? — Рэй завалился обратно на кровать, которая под ним ужасно прогнулась и заскрипела. — Да, Рэй, и у мальчишки есть имя, Чуя, верно? — Ичиро не сводил взгляда своих крохотных серых глаз с Чуи, на что Сатоши неодобрительно фыркнул, после чего Ичиро взялся за валяющийся на тумбочке журнал. — Чуя — красивое имя, не находишь? — Сатоши улыбнулся, а когда посмотрел на кровать Чуи, неловко почесал затылок, — Если честно, даже мне было бы неприятно спать на такой кровати, а тебе то тем более, поэтому у меня есть одно предложение к тебе. — Предложение? И какое же? — Чуя удивлённо вскинул бровью и хотел было сесть на свой чемодан, но Сатоши взял его на руки, — Э-эй, ты что творишь? — Ну что ты сразу злишься, Чуя? Я, вообще-то, пытаюсь спасти тебя от участи спать на этой кровати, — Сатоши покружил Чую, а потом сел с ним на свою кровать, — Ты будешь спать со мной на моей кровати, мне кажется, это будет всяко лучше, чем спать на той помойке.       Чуя посмотрел на свою кровать, потом на кровать Сатоши, на свою, а после и на самого Сатоши. Ему конечно же не хотелось спать с первым попавшимся пацаном, но если взвесить все «за» и «против», то «за» явно перевешивают. — Что ж, — Чуя шумно вздыхает и смотрит на свою на кровать, отчего Сатоши подумал, что тот собирается спать именно там, — Я согласен на твоё предложение, оно звучит явно лучше, чем спать на помойке, как ты выразился. — Вот и отлично, кстати, на завтрак ты уже опоздал, но мне что-то подсказывает, что ты голоден, — Сатоши полез в тумбочку и через минуты достал из неё дынную булочку и фанту, — Это конечно не очень сытно, но лучше чем ничего.       Чуя взял завтрак, что был так благородно предложен Сатоши и принялся его уминать под неодобрительные и даже какие-то завистливые взгляды Ичиро и Рэя, что иногда отвлекались и смотрели на него с Сатоши. Как Чуя мог понять, Сатоши был авторитетом в этой комнате и те двое его явно побаивались и слушались. — Спасибо, — Чуя вытер рот и улыбнулся, всё это время Сатоши за ним внимательно наблюдал, перебирая короткие рыжие пряди, но если честно, Чую это напрягало, но он решил не нарываться на неприятности и промолчать. — Это твой натуральный цвет волос? Он так сочетается с твоими голубыми глазами, — Сатоши усмехнулся, а Чуя положительно кивнул головой. Он решил вести себя, как пай мальчик, чтобы не нарваться на неприятности. — Сатоши, уже пора, пошли, — Рэй откинул свою приставку на тумбочку и поднялся с кровати, выглядел он достаточно нервным, всё время озирался по сторонам и грыз ногти. Ичиро поднялся за ним и уже вышел из комнаты. — И вправду, кстати, Чуя, ты идёшь с нами — Сатоши снова полез в тумбочку и достал оттуда пачку сигарет, что не понравилось Чуе, но надев маску безразличия, он поднялся с кровати и отправился вслед за Сатоши. Как Накахара и думал, пошли они на лестничную площадку, по приходу на которую он удивился, уж слишком много народу там было. — Что ты там медлишь, доставай уже, — Рэй облокотился о стену, вперив свой взгляд в пачку сигарет, покоящуюся у Сатоши. — Не спеши, сначала пусть мелкий попробует, мы же всегда уступаем новичкам или ты струсил, Чуя? — Сатоши глянул на Чую с неким азартом и вызовом, который тот конечно же принял, в этом и не стоило сомневаться. — Я не струсил, давай сюда свою сигарету, — Чуя протянул руку, в которую ему вручили сигарету и зажигалку, толпа сразу же заликовала. Кто-то начал спорить и делать ставки на то, что пацан просто покашляет и выкинет чёртову сигарету, а кто-то уверял, что тот ещё всех их переплюнет и всю сигарету скурит в свой первый раз. Засунув сигарету в рот, Чуя зажёг зажигалку и прикурил злосчастную сигарету. Первая затяжка была не слишком сильная, чтобы можно было привыкнуть к никотину и не закашлять, а то ещё и на смех возьмут. — Воу-воу, видали как может? Детка, тебе сколько годиков? — Ичиро с удивлением посмотрел на Чую, если честно, это выглядело довольно-таки странно, но в тоже время и мило. Маленький голубоглазый рыжий мальчик в красной футболке, что была ему явно велика, в чёрных спортивках и кедах, курящий на лестничной клетке, окружённый старшиками. — Ещё раз назовёшь меня деткой и я потушу эту сигарету о твоё прыщавое лицо, — выпустив едкий дым, Чуя вновь затянулся, никотин заволок все лёгкие, отравляя своим ядом. С каждой последующей затяжкой становилось всё легче и приятнее, Чуя даже почувствовал себя как-то необычайно расслаблено. — Смотри, какой он дерзкий, Сатоши, — Рэй усмехнулся, посмотрев на исказившееся от злости лицо Ичиро. — Чёртов молокосос, да ты этого не сделаешь, не дотянешься, с твоим-то ростом, — Ичиро усмехнулся, а вот кто-то из толпы крикнул «раунд!», после чего последовал смешок, совершенно не смущающий, а даже подбадривающий Чую. — Хороший кадр растёт, особенно если это окажется правдой, — Сатоши улыбнулся и потрепал Чую по макушке, на что тот не обратил особого внимания, снова затягиваясь. — Ты считаешь, что я бросаю слова на ветер? — Чуя приподнял свой уставший взгляд голубых глаз, в которых вспыхивала буря. Чуя с ноги даёт Ичиро в живот, толпа, что наблюдала за ними, не успела опомниться, как услышала душераздирающий крик Ичиро. Сначала они не поняли, отчего тот так кричит, но когда увидели, как Чуя выдыхает никотин в лицо бедняги и отбрасывает потушенный бычок в ноги и ставят того на колени, поняли, что тот выполнил своё обещание. — Убедился в правдивости моих слов? — Когда… Когда ты успел это сделать? Как? — Сатоши, разинув рот, смотрел на Чую, что схватил Ичиро за волосы и прижал лицом к полу, окунув его прямо в пепельницу, отчего тот закашлял. — Ну что, может ещё раз назовёшь меня деткой или молокососом? — Чуя наступил тому ногой на голову, а после уселся на склонившего на коленях Ичиро, — Может кто-то ещё не знает, но меня зовут Накахара Чуя, а не детка или ещё как, это отвратительно звучит, вам самим после сказанного блевать не хочется? — Чуя Н-накахара… Ч-ч-ч… — сказал воющим голосом Ичиро, который вызвал лишь отвращение и полное негодование от существующих на этой лестнице неудачников. — Я не слышу! Что ты там провыл? Говори чётче! — Чуя наступил Ичиро на руку, наваливаясь всем весом на неё, отчего тот несчастный заверещал. — Чуя! Чу-уя! — провыл парень, его пальцы с хрустом вдавливались в пол, доставляя Накахаре наслаждение, от которого у него появилась злобная и удовлетворительная ухмылка, а Ичиро, благодаря ему, стал посмешищем для всех. — Кстати, Чуя, ты так и не сказал, сколько тебе лет? — Сатоши нервно взглотнул, посмотрев на беднягу Ичиро и сидящего на нём вылитого демона. Остальные находящиеся на лестничной клетке молчали и боялись слово сказать, некоторые по-тихому сматывались, кто на первый, кто на второй, а кто вообще на третий этаж, лишь бы коротышке на глаза не попасться и под горячую руку, а то мало ли что. — Мне всего лишь десять лет, а что? — Чуя слез с Ичиро и ангельски, даже невинно улыбнулся, отчего у Сатоши сердце застучало ещё быстрее, а злость набирала обороты, он не терпел, когда кому-то из его ребят набивали рожи, так ещё и прилюдно унижали. Поэтому ему захотелось унизить и морально изничтожить Накахару, но пока что он просто будет втираться ему в доверие. — Десять? Ты не шутишь? — Рэй переглянулся с Сатоши, а после злобно посмеялся — Ну, раз уж ты такой взрослый и способный отвечать за свои слова, то, может быть, ты достанешь бухла? — Нет, я не буду этого делать, разве я похож на идиота, который пойдёт светить своей задницей перед директором и охранниками, чтобы притащить вам бухла? — Чуя удивлённо вскинул бровь, а после направился в комнату, — Сатоши, а у тебя есть ещё? — А ты хочешь вновь ощутить никотин, проходящих через легкие? — Сказал с некой усмешкой Сатоши, хотя этот вопрос вызвал кучу непонимания на этот счёт, даже небольшой риск с тем, с кем он столкнулся. — А раз я спрашиваю есть ли у тебя ещё, это не означает, что я хочу снова покурить? — Чуя обернулся, посмотрев на Сатоши и мило улыбнулся, — Ну вот, дазаевская футболка вся никотином пропахла, надеюсь, я потом не получу от него гипсом или костылём за это?       Чуя остановился на полпути, вспомнив про Дазая, на душе появился какой-то осадок и чувство…вины? Отвращения к самому себе? Предательство своей мечты? Ведь, где это видано, чтобы жрец курил и вёл себя как гопник или последний отморозок, хотя разницы между этими двумя понятиями никакой. Чуя осознал, что он слишком слаб, что он, как только прибыл сюда, сразу же спустился на тот же уровень, что и все в этой помойке. Он не стал следовать своим устоям, он не выполнил то, что обещал своим родителям, хоть и покойным, что он никогда в жизни не будет курить, что он больше не будет драться и не будет наводить на всех ужас. А что в итоге? Он нарушил все свои обещания, просто попав в это место, он так легко спустился в эту грязь, что его начало от самого себя тошнить, а может и от никотина, что попал в его организм. — Чуя, ты мне нравишься всё больше и больше, мы найдем с тобой общий язык, — Сатоши закусил свою нижнюю губу, а похабная улыбка последовала следом. Парень сделал шаг вперед, вдохнув воздух, пропитанный грязью и кинув слегка помятую пачку, в которой находилась ничтожная пара сигарет. — Держи. — Ась? — Чуя повернулся и посмотрел на помятую пачку, в которой было сигарет совсем ничего, — Спасибо, братишка. Ты сегодня такой добрый.       Чуе не очень нравилось играть для Сатоши роль ангелочка, но как он понял, тот тут главный и имеет огромный авторитет, поэтому на него он не собирается лезть, так как совершенно не подозревал, что тот его боится. Засунув пачку сигарет в карман, Чуя вернулся в комнату, достал книжку Дазая, взял ручку и, сняв кеды, забрался на кровать Сатоши, которая теперь являлась и его, хоть и временно, так как Достоевский обязан за ним вернуться.

***

      Привет, Дазай, надеюсь, ты не расстроишься, если я немного попишу в твоей книжке? Надеюсь, что нет.       Сейчас ты в больнице, и я даже представления не имею о том, чем ты там занимаешься, правда. Надеюсь, ты не бродишь по этажу и не склоняешь молодых медсестричек к суициду, ну, или маленьких обворожительных леди. Если я узнаю о том, что ты всё-таки это делал, я сам тебя придушу, и не светит тебе двойное самоубийство с прекрасной дамой. А только суицид от моих прекрасно аристократичных рук. Надеюсь, ты не будешь смеяться над этим. Кстати, ты не угадаешь, где я сейчас и об этом месте нужно говорить явно не с восторгом. А, и кстати, пока не забыл, ты же не будешь злиться, если я одену твою любимую счастливую красную футболку? Если нет, то я буду очень рад, потому что не хочу видеть твою злую рожицу, она тебе не идёт. Это я тебе как друг говорю, хотя, девочкам может и понравится, но не мне об этом судить и говорить. Хотя, чтобы ты ни делал, мне не понравится, кроме обнимашек под твоим пуховым одеялком. Скажи спасибо своему одеялу, потому что благодаря нему в тебе есть хоть какой-то плюс. И оно будет поблагодарнее некоторых, которые даже мою стряпню не хвалят!       Ну ладно, не будем о грустном. Кстати, можешь за меня не переживать, со мной всё в порядке и ничего плохого не случилось и ребята здесь не такие уж и страшные, как о них говорят. Давай поиграем в детектива, попробуй угадай, где я был, хотя, наверное, когда ты прочитаешь это, ты уже будешь знать где я был.       О, а давай поспорим, что ты сбежишь с больницы уже через неделю? Ты, наверное, уже план побега готовишь, Господи, если ты сбежишь, чтоб тебя в Африку в рабство продали, мы бы с тобой больше никогда не встретились, ну, если бы я не полетел бы в столь горячую страну, хи-хи. Я бы тому, кто тебя купил, ещё бы пять тысяч поверх бы дал, если не больше, ты только не обижайся, а хотя, мне как-то всё равно.       Ой, ладно, я пойду, а то у нас уже ужин, а я не хочу помирать с голоду, хотя, что-то мне подсказывает, что я умру именно так.       Удачи мне. Да хранит меня Господь Бог.

Накахара Чуя.

      Как Чуя и подозревал, он умрёт с голоду, так как на ужин было что-то на подобии котлет, которые были какими-то резиновыми, и недоваренная гнилая картошка. Чуя ещё удивлялся, где они такую находят и сколько им за её приобретение и травлю детей платят? Нет, ну, а что он ещё может подумать, по сравнению с этим, еда мисс Беккер — манна небесная. Если честно, Чуя бы лучше ел недоваренный рис, чем резиновые котлеты и гнилую картошку. Сдав совершенно нетронутый поднос с едой, посудомойщица проводила его неодобрительным взглядом. — Чёртов неженка, через пару дней, когда совсем оголодаешь, ты у меня по-другому запоёшь! — Чуя на её слова даже внимания не обратил, они ему были, как до лампочки, а если смотреть по его росту, то они были крайне безразличны, так как до чёртовой лампочки он явно не достанет, даже если встанет на стул. Однажды Дазай пошутил, мол, сколько нужно взять Накахар, чтобы вкрутить лампочку, казалось бы, старая шутка и в ней ничего такого нет, но Дазай может сделать из ничего что-то невообразимое. — «Правильно, ноль, потому что даже с огромным количеством клонов они всё равно не дотянуться, вы наверное спросите, а почему? Ответ прост, они просто не догадаются соорудить друг из друга лестницу и встать друг другу на плечи!» — конечно же, после этой неудачной шутки Дазай валялся в кустах крапивы, а Чуя победно улыбался, пока сам к тому не присоединился, увлёкшись своей победой и не заметив выходок Дазая».       Когда Чуя вернулся в комнату, Сатоши уже сидел на кровати и что-то хомячил. — Ты чего там стоишь, дуй сюда, — Сатоши поманил Чую рукой и тот к нему сразу же пришёл и уселся рядом, — Хочешь чего-нибудь перекусить? Там, онигири, например? — Угу, буду, — Чуя улыбнулся, а Сатоши протянул тому парочку онигири с разными начинками, которые Чуя начал быстро уплетать за обе щеки, — Сатоши, а ты уже ходил? — Курить? Нет ещё, а что, уже хочется? — блондин гаденько усмехнулся, щёлкнув Чую по носу и поднявшись с кровати, — Ну что, идём? — Да, идём, — Чуя вытер рот и, отправился за Сатоши на лестничную клетку, что-то весело насвистывая.       На лестнице, на удивление, никого не было, что показалось Чуе слегка странным, хотя, он не знает местных устоев, поэтому и не может судить. Посмотрев на место, где некогда валялся на коленях Ичиро, Чуя усмехнулся и достал пачку сигарет. Вытянув сигарету и засунув её в рот, Чуя посмотрел на Сатоши, что уже вовсю раскуривал, как паровоз. — Сатоши, дай прикурить, — блондин присел на карточки, а Чуя поднёс свою сигарету к сигарете Сатоши, а прикурив, затянулся хорошенько, чувствуя как едкий никотин заполняет собой лёгкие. Он никогда и не мог подумать, что это настолько приятно и расслабляюще, поэтому поначалу удивлялся, а сейчас наслаждался, выдыхая сигаретный дым.       Постепенно Чуя стал привыкать к этому месту, в принципе, для него это было не сложно, такого сброда он повидал много, поэтому влиться в их компанию для него не составило и труда. Остаётся надеяться, что он не получит от Достоевского, хотя, если подумать, то тому будет на это всё равно. Или Дазая, от которого он может реально получить и не слабо, так как тот одним выговором и подзатыльником Чую не накажет, он придумает что-то пострашнее.       После неплохого перекура они вдвоём вернулись в комнату и начали готовиться ко сну. Естественно, первым в кровать лёг Чуя, который просто снял свои кеды и спортивные штаны, оставшись в прокуренной некогда любимой футболке Дазая. Матрас оказался достаточно мягким и без выпирающих пружин, улёгшись на мягкую подушку и накрывшись тёплым одеялом, хоть слегка и тяжеловатым, Накахара начала закрывать глаза. Вскоре к нему присоединился и Сатоши, выключивший свет в комнате. Он залез к Чуе под одеяло, приобняв его за талию, прижав слегка к себе и дыша ему прямо в шею, отчего тот стал сильно ворочаться, в то время как блондин улыбаться. — Сатоши, мне щекотно, прекрати, — Чуя завёл руку за спину и, нащупав лицо Сатоши, начала отпихивать его, но блондин видимо играл по свои правилам. Запустив руку под футболку тот стал оглаживать маленький слегка подрагивающий живот, а ладонь начал посыпать поцелуями, отчего Чуя резко отдёрнул руку и приподнялся на кровати, — Ты что творишь? — А? Ты чего не спишь? — Сатоши попытался сделать вид, будто всё это время он спал, а его действия были сделаны в полудрёмном состоянии. — А ну давай, быстро ложись и чего это ты такой недовольный, что-то случилось? — Нет, просто вспомнил кое-что плохое, как одного мальчика сначала избили, а потом посадили за домогательства к маленькому мальчику. Вот вспомнил и решил с тобой поделиться, вдруг это будет полезная для тебя информация, — улыбнувшись, Чуя лёг на бок лицом к Сатоши. — Правда что ли? Вот это история, слушай, а у этого мальчика случаем не рыжие волосы были? — Сатоши подпёр щеку рукой и стал смотреть на Чую, что поправлял свою задравшуюся футболку, — Господи, да отстань ты от своей футболки, что я там не видел? — Эй, мог бы и промолчать! — обиженно надувшись, Чуя дал Сатоши неплохого щелбана, и, накрывшись завёл рыжую прядь за ухо, — Этот мальчик был брюнетом, это так, к слову. — Правда что ли? А я думал, что только рыжие мальчики могут быть симпатичными, — получив после такого высказывания ногой чуть ниже пояса, Чуя недовольно свёл брови. — Ты каким местом думаешь, нет, я конечно знаю, но всё же, когда говоришь подобное рыжему мальчику? — Чуя застал Сатоши врасплох, что стал нервно почёсывать затылок и тихо хихикать. — Ты прав, а теперь, мистер Накахара Чуя, укладывайтесь спать, — Сатоши потрепал Чую по волосам и начал закрывать глаза, в отличии от Чуи, который не собирался их смыкать до тех пор, пока блондин не провалится в глубокий сон.       На удивление, в комнате было достаточно жарко, ну или Чуя просто спарился под одеялом в объятиях Сатоши, который всё-таки умудрился навалится на него и приобнять. За это бы Накахара ему ударил бы, если бы не хотел потом, чтобы ему вдарил весь приют или слушать нытьё Сатоши и какие-то глупые оправдания. Поэтому он решил просто смириться с судьбой и побыть плюшевым мишкой для обнимашек.       Как оказалось, в сон в этом месте Чую совсем не клонит, потому что как только он закрывает глаза, сразу же возникает необъяснимое ничем чувство паники. Ему кажется, что на него кто-то набросится, ударит или сделает ещё что похуже, ведь он тут один и он это сам прекрасно понимает. Он понимает, что от него хочет Сатоши, но делает вид глупого и наивного мальчишки, что не заметит таких намёков, поэтому с этим человеком ему надо держаться настороже вдвойне.       Запах в комнате стоял ужасный, дешёвые сигареты перемешанные с потом и пивом. Такой себе наборчик, как подметил Чуя, но помимо отвратительного запаха, в комнате были ещё раздражители, а именно, храпящий Рэй, под которым неумолимо скрипит кровать после каждого его движения, ветка дерева, что стучала в окно и громко дышащий Ичиро, Чуя даже знать не желал что с тем происходит и чем он занимается, ему было достаточно того, что это что-то явно отвратительное. Но думать о таких вещах он не собирался, ему было явно не до этого, так как с наступлением ночи, Чуя всегда чувствовал себя как-то свободнее и принадлежащим только себе и своим мыслям, что неумолимо его беспокоили. Смерть родителей его заметно подкосила, потому что он очень сильно их любил и был ещё не готов их потерять и, быть может, если бы он не видел их смерти, не винил бы себя в ней, он бы так не переживал. Но, как говорится, что сделано, то сделано и жалеть о содеянном слишком поздно. Поднявшись с кровати, и, заметив какое-то движение на кровати Ичиро, Чуя поспешно одел спортивки и кеды и, взяв зажигалку Сатоши, ушёл из комнаты, совершенно забыв про то, что может нарваться на неприятности. Добравшись до лестничной клетки, он взял пепельницу и, сев на перила, закурил. Да, он знал, что это достаточно вредная привычка и всё такое, но сейчас ему никто ничего не скажет и он может спокойно делать всё, что душе угодно, самое главное не заиграться.       На лестничной клетке было совершенно пусто и тихо, лишь можно было услышать где-то шаркающих крыс, которых Чуя ни капли не боялся, а даже хотел себе завести одну и найти такую, у которой бы были рубиновые глаза, чтобы назвать её Фёдором младшим и смеяться вместе со всеми после этого, сравнивая Достоевского и крысу. Чуя выпустил едкий дым и потушил сигарету, поставив пепельницу на пол, он решил сходить на крышу, путь на которую по-любому должен быть открыть. Поднявшись по лестнице на третий этаж, что была на удивление чиста, Чуя увидел люк и лестницу, что явно выходила на крышу здания. Не теряя ни минуты, он забрался по ней и, открыв люк, оказался на крыше, в лицо ударил свежий и прохладный воздух, которого так не хватало всё это время. На секунду ему показалось, что сюда никто не ходит, так как крыша была чиста и ни одной бутылки и даже ни одного бычка не валялось на ней, как по всему зданию. Чуя вздохнул побольше воздуха и лёг на крышу, наблюдая за ночным небом. Небольшие серые, даже слегка призрачные тучи плыли по небу, словно корабли. А звёзды, которых он давно не видел, сияли как никогда ярко, показывая всё своё величие и могущество и лишь луна одиноко глядела с небес на землю. Почему Чуя решил, что одиноко? Просто, потому что он так почувствовал, хоть это и могло звучать странно, но именно так он представляет луну, что это грустный и одиноко глядящий на всё человек, вытерпевший за долгие годы своего существования многое и потерявший то, что было ему дорого неоднократно. Чуя не замечал сам того, что любит непрерывно смотреть на луну, которая привлекает его своим светом, своей загадочностью, имеющая две стороны, одна — видная всем и другая — только солнцу. — Вы все за мной сейчас наблюдаете, верно? Как же я вас давно не видел. Надеюсь, что мама и отец уже стали звёздами, что их души сейчас наблюдают за мной с высока из далёкого и безграничного космоса. Вы не представляете как я по вам скучаю, мне так не хватает вас. Твоих нежных объятий, вкусной еды, уроков танцев и пения, дорогая моя мама. Твоих наставлений, обучения, поездок на работу и обычных разговоров, папочка, я же ни разу в жизни тебя так не назвал, верно? Как много всего я опустил, мне очень жаль. я знаю, я был не лучшим сыном, я был далеко не идеальным ребёнком и, скорее всего, не оправдал ваших ожиданий. — Чуя прикрыл глаза и дорожка слёз покатилась по его щеке, голос слегка задрожал, а руки сжимались в кулаки, — Я много чего не успел вам рассказать и показать. Мне правда очень жаль, наверное, я был самым ужасным сыном, не так ли? Я не стал тем идеалом, которого вы хотели бы вырастить и увидеть. Я знаю, я всё испортил, я нарушил все обещания, данные вам ещё при жизни и, скорее всего, вы во мне разочаровались. Если честно, то я и сам в себе разочаровался, я спустился на самое дно, из которого нет выхода, а если и есть, то до него не так уж и просто добраться. Тем более одному…       Чуя перевернулся набок и сжав в руках футболку, прикусил губу, сдерживая нахлынувшие слёзы. Он не хотел быть слабым, не хотел показывать своих слёз вновь, даже звёздному небу, которое знало больше всех о малыше Чуе, которое выворачивало его душу наизнанку, заставляя высказать всё то, что наболело. Ни раз в детстве Чуя залезал на крышу их огромного дома и глядел на небо, пока все спят, ему было не важно, какая была погода, были ли видны звёзды или нет, он просто смотрел в бесконечную ночную мглу, приковывающую внимание. Сколько бы раз его не ругали и не наказывали за такое неподобающие поведение, он всегда бегал на крышу, пока вход на неё не закрыли, что сильно огорчило его, но не подкосило, потому что он мог наблюдать за небесам на балконе, выходящем в их гигантский сад. — П-простите меня… пожалуйста, простите меня все, я не хотел, чтобы всё вышло именно так. И ты, Дазай, прости меня, я виноват больше всего именно перед тобой, пожалуйста, прости меня если сможешь. Если ты думаешь, что я виню тебя в чём-то, то это не так, правда, не нагружай себя, — Чуя стал потихоньку закрывать глаза и незаметно для себя уснул.

***

— Это место, я тут уже был, но почему? Почему я сейчас около своего дома? Такого же просто быть не может, я же сейчас в приюте лежал на крыше и… — Чуя посмотрел вперёд и увидел Дазая и перед ним… себя? — Что за чёрт, чего эти идиоты мне подсунули? Это точно были обычные сигареты? Какого чёрта Дазай сидит на земле, а я, если это всё-таки я, стою перед ним и держу его за волосы. Да, я, конечно, бывает делаю так, но тут что-то не так.       Чуя решил подойти поближе и услышать, о чем это они там беседуют. Но поведение этого Чую ему не понравилось, особенно когда тот присел на корточки и стал вглядываться в Дазая, даже не моргая, заставляя того замереть. Что-что, а вот такие вещи Накахара никогда не вытворял, да и Дазай ему бы давно уже что-то вякнул бы или пошутил как-нибудь. — Да какого чёрта вообще происходит? — пересёкшись с этим Чуей взглядами, он чуть ли не закричал от боли, его глаза были не такие как и взгляд, они были затуманено-голубыми, а сам взгляд тяжёлый, пропитанный болью и злостью.       От этого мимолётного взгляда дрожь прошлась по всему телу, выступил холодный пот, сердце стало неумолимо биться в груди, а дыхание, будто перекрыли, так как поступавшего воздуха он совсем не чувствовал. Непонятный призрачный туман стал обволакивать всё вокруг с ещё большей скоростью, из-за чего Чуя стал терять из виду Дазая. Набравшись сил и сделав вздох, он закашлял и схватился за больно колющее сердце. Ноги стали неметь, а холод прошёлся по всему телу, вызывая мурашки. В голове звучало одно: «Врёшь!». До жути знакомый голос проносился в клубах сознания, вызывая страх и сковывающие от ужаса состояние. Он понял, кто это говорит, он понял, как тот появился и почему вытворяет такое с Дазаем. «Глупый Дазай, до чего же ты себя довёл? Когда ты мне поверишь, сколько раз тебе повторять! — своими мыслями он стал перекрикивать голос в голове, пока полностью не избавился от него. Туман ещё не рассеялся, создавая плохую видимость. Но что-то Чуе подсказывало, что надо спешить, но он не понимал, как найти Дазая в этом густом призрачном тумане. — Потому что я ненавижу тебя, потому что именно из-за тебя они умерли, из-за тебя, пойми это! Мне было больно, а теперь тебе будет также больно, как и мне, — Чуя, услышав этот голос, побежал на его источник, зная, что найдёт там своего оболтуса и недотёпу друга. Он не желал больше видеть и слышать этого вранья, он просто хотел спасти Дазая, что мучился под взглядом туманного призрака. — Очнись, Дазай, ты не виноват, — Чуя под неодобрительный взгляд призрака, подбежал к Дазаю и крепко обнял его, веря всем сердцем, что тот не виноват ни в чём, что всё в порядке и его не должно ожидать никакое наказание. Туман мгновенно рассеялся, а призрак растворился. Если честно, то Накахара очень испугался за Осаму, он не хотел, чтобы тот сейчас умирал, потому что тот был нужен ему, как никогда. Потому что он его друг, самый настоящий и лучший, которых у него никогда не было. Этот был единственным.       Чуя открыл глаза и увидел всё тоже ночное небо, прозрачно-серые тучи и крышу. — Что это только что было? — Чуя безотрывно смотрел на свои дрожащие руки, не веря увиденному. Холодный пот стекал с висков, а мысли в голове так и не могли собраться в один единый пазл. — Какого чёрта сейчас произошло? Дазай, что у тебя там происходит?       Чуя поднялся с крыши и, потянувшись, взглянул на небо, на котором уже развеялись серые тучи, оставляя его совершенно чистым. Накахара спустился по лестнице на третий этаж и столкнулся с какими-то ребятами, настроенными явно не дружелюбно, как ему показалось. — О, смотрите, это же Накахара, — довольно-таки улыбчивый и приятный на вид паренёк ударил брюнета локтем, весело хихикая, — Ты чего так поздно тут делаешь, а, Чуя-кун? — Я? Я на крышу ходил или туда нельзя? — Чуя посмотрел на люк, что вёл на крышу, а потом на дуэт, — Кстати, а как вас зовут? — О, точно, прости, совсем из головы вылетело. Меня зовут Арэто, а это — Коичи, — Коичи был достаточно хмурым и молчаливым, но Чуе это нравилось, даже не раздражало ни капли, — На крышу, если честно, нельзя, но всем всё равно, поэтому можешь ходить туда, там всё равно никого нет, пацанам там скучно, так что считай её своим убежищем. — Кстати, а куда вы идёте? — Чуя посмотрел в спину Арэто и Коичи, что уже шли по коридору третьего этажа. — Слушай, может его с собой взять? — Коичи посмотрел сначала на Чую, а потом на Арэто, пару минут они о чём-то перешёптывались, но Чуя, к сожалению, а может и к счастью, не услышал их, — Накахара, айда сюда.       Чуя улыбнулся и бодрой походкой направился за ребятами. Он не имел никакого представления о том, куда сейчас попадёт и на что нарвётся, но ему казалось, что ничего страшного не случится. Но единственное, что он смог узнать от ребят так это то, что они покажут ему, как отдыхают настоящие крутые парни, что не внушило ему никакого доверия.       Они шли по тёмному коридору, в котором работала только одна лампочка и то в самом конце. Не то, что бы Чуя боялся темноты и прочих вещей, но атмосфера была достаточно жуткой и угнетающей. Под ногами скрипел старый деревянный пол, а осколки битого стекла хрустели. Где-то в углу можно было услышать еле звучный писк мышей, а за окнами плачь цикад. В окне стали виднеться огромные и массивные тучи, которых до этого времени он не замечал да и не понимал, откуда они взялись, а кроны деревьев стали покачиваться вправо, указывая тому назад, на лестницу, но тот не понял этого знака и даже выбитое стекло от прилетевший ветки не остановило его. Через пару минут троица подошла к двери с потрескавшейся коричневой краской. — Ну что, Чуя, готов увидеть, как отдыхают настоящие пацаны? — Арэто распахнул скрипучую тяжёлую дверь и, подтолкнув Чую в спину, прошёл в комнату. — Я смотрю, сегодня мы ещё культурно отдыхаем, да?       Чуя осмотрелся и под его описания культурный вечер представлялся как-то иначе. Это явно был не притон, в котором пару пацанов сидели на большом ковре и раскуривали кальян, явно кайфуя от этого. В каких-нибудь углах, кто-то блевал, валяясь на голом полу, явно с чем-то перебрав, но с чем, Чуя не знал и знать не хотел. Огромное количество пустых выпитых бутылок и ящиков с напитками, которых тут явно не должно было быть. В голове возникал лишь один вопрос: «Откуда? Откуда, чёрт подери, тут столько алкоголя, так ещё и кальян?» — он никак не мог этого объяснить, это всё казалось ему странным, чуждым и отвратительным, но деваться ему некуда, раз уж напросился, то терпи, дружок. Ты же у нас отвечаешь за свои слова. — Эй, Чего встал как вкопанный? Проходи, не стесняйся, сейчас мы тебе всё покажем и даже дадим кое-что попробовать, — Арэто с Коичи переглянулись, а вновь пошептавшись, Коичи куда-то ушёл, но куда и зачем, Чуя естественно не спросил. -А? Х-хорошо, — Чуя сел на кровать, что пустела посередине комнаты, если честно, он не понимал откуда в приюте это всё взялось, точнее где этот сброд всё это достаёт. А именно, дешёвые сигареты, после каких остаётся мерзкий привкус во рту, алкоголь, который вызывает мурашки и рвотный рефлекс, порошки. А для развлечения детских шалостей, они откуда-то позвали девочек, что были слишком легкомысленны и не придирчивы в своё выборе, но Чуя знал одно, даже с такими критериями они всё равно не дали бы Ичиро, от этого у него и такое огромное количество этих журналов. -Эй, Накахара, чего это ты грустишь? Ну же, повеселись с нами, — Арэто присел к Чуе и, приобняв его за шею, потрепал по волосам, докуривая свой косяк. — А что… — Чуя не успел договорить, так как во рту у него оказалась какая-то таблетка или конфета, — Что это? — О, Коичи, ты уже принёс, какой ты быстрый, — Арэто усмехнулся и закрыл Чуе рот, — Скоро и узнаешь, жуй давай.       Чуя прожевал таблетку, на вкус она была слегка солёная и противная и, он, если честно, не понял, как эта вещица может принести удовольствие, но через минут пять понял и почувствовал. Сначала головокружение, а потом чувство невесомости, некой лёгкости. Настроения из плохого и унылого поднялось чуть ли не до небес, он почувствовал себя необычайно счастливым и радостным. — Что это? — Чуя посмотрел на Коичи удивлёнными глазами, спросив слегка взбудораженным и даже возбуждённым голосом. — Это? О, это, друг мой, лучшая вещь, которую могут сделать у нас в приюте, это насвай, — Коичи улыбнулся и присел по другую сторону от Чуи, заглядывая в его бледное, но радостное личико, — Ну, как тебе, какие ощущение? — Это… Это потрясающе, такая лёгкость и такое хорошее настроение, у меня давно такого не было. Можно ещё вопрос? — Чуя посмотрел на Коичи своими сверкающими голубыми глазами. — Валяй, — Коичи взял бутылку пива с небольшого столика, что был захламлён всяким мусором и пустыми бутылками из-под алкоголя. — А что такое насвай? — Чуя не мог себя сдерживать, голосок дрожал, а радость и энергия били через край, ему всё хотелось её куда-нибудь потратить, но куда, он не знал и представления не имел. — Лёгкий наркотик, друг мой, я смотрю, тебе зашло, ишь, как глаза сверкают, — Коичи сделал очередной глоток пива, что начало стекать с губ по шее, пачкая футболку, что была и так грязной. — Наркотик? — Чуя где-то в глубине сознания понимал, что именно ему дали, какие последствия могут его преследовать после этого, что он будет ненавидеть себя ещё больше. Но что самое ужасное, он боялся, что об этом узнает Дазай, тот же его выпотрошит, потому что они как-то уже обмолвились насчёт наркотиков и Дазай относился к ним негативно, как впрочем и Чуя. Тогда-то Дазай и сказал ему, что, если он узнает, что тот принимал наркотики, даже если не по своей воле, то он убьёт и не пожалеет об этом. Тогда Чуя думал, что, мол, я не буду их принимать, так что тебе не придётся марать руки в моей крови, но сейчас он поменял своё мнение. Но винил он себя недолго, так как настроение было отменное и таким тяжёлым думам не было места в его сознание.       Пока Чуя кайфовал на кровати, сидя в обнимку с Арэто, в комнату пришёл Сатоши, усмехнувшись, он взял на руки ничего не понимающего Чую, находящегося в некой прострации. — Я смотрю, ты хорошо тут кайфанул, Арэто, я его забираю, — Сатоши посмотрел на веселье, что царило в этой обители и похабно усмехнулся, эта ситуация и состояние мальчика играли ему только на руку. — О, Сатоши, конечно, забирай его, — Арэто усмехнулся, а после спустился на ковёр покуривать кальян.       Чуя весь обмяк и тело его совершенно не слушалось, хорошее настроение било в голову, а мысли были совершенно беспорядочны и пусты. Сатоши принёс его в какую-то пустующую комнату и аккуратно положил на кровать. Накахара пытался что-то разглядеть в еле освещённой комнате, но как назло всё расплывалось перед глазами. Было лишь слышно, как за окном громыхает гром, заставляющие содрогаться весь приют, а дождь беспощадно бил по ставням и крыше здания.       Когда эффект от наркотика стал проходить, Чуя заметил, что он лежит без одежды, а его руки были привязаны каким-то лоскутками к железным прутьям кровати, а над ним сверху навис Сатоши. — Ну что, повеселимся ещё немного, Чуя-тян? — гадко усмехнувшись, Сатоши приложил ладонь к горячей щеке Чуи, на лице которого играла злость и полное негодование. — Т-ты, что ты собираешься делать со мной, Сатоши? — хоть Чуя и говорил холодно, в глубине души ему было жуть как страшно, он хотел, чтобы это всё исчезло, а он оказался бы в своей тёплой кроватке в обнимку со своей овечкой Дороти, у которой была причудливая, но чертовски привлекательная шляпка. — А разве так не понятно? — Сатоши провёл рукой по щеке, медленно спускаясь ниже, слегка царапая нежную бледную накахаровскую кожу. Похотливая ухмылка не сползала с его лица, а глаза рассматривали каждый изгиб детского и хрупкого тела, которое так и манило его опорочить. — Ты не бойся, тебе понравится, наверное, вот если бы ты был постарше, тебе бы сто процентов бы понравилось, детка. — Ах ты, больной ублюдок! — Чуя стиснул зубы и хотел было ударить Сатоши, но вот незадача, руки связаны, ноги обмякшие и не слушаются, а сил и вовсе не было. — Я тебе так врежу, что на тебе живого места не останется, если ты это со мной сделаешь…       Сатоши надоело слушать детский лепет и угрозы и, чтобы хоть как-то заткнуть эту малышку, завлёк его в глубокий поцелуй. Чуя всё время мычал, пытался закончить этот несвязный и мокрый поцелуй, поворачивал голову то в одну сторону, то в другую, но Сатоши не прекращал, а наоборот, он лишь сильнее углублял поцелуй, параллельно рукоблудничая по маленькому детскому, но столь обворожительному телу. — П-пре-крати!..М-м… — Чуя хотел было закричать, но ладонь Сатоши накрыла его рот, заставляя молчать. — Тише, детка, не заставляй меня затыкать тебе чем-то твой ротик и вести себя грубо, причиняя боль, — Сатоши победно усмехнулся, когда Чуя перестал сопротивляться и просто отдался в руки судьбы, написавшей такой трагичный сценарий его жизни.       Чуя глубоко вздохнул и закрыл свои глаза, прямо сейчас он представил те теплые деньки у сакуры. В его памяти всплыли самые дорогие ему воспоминания, особенно идиотская рожа его друга. Накахара и сам не мог подумать о том, что лучше бы он находился рядом с Дазаем, чем с тем ублюдком, что нависает над ним сейчас.       Дождь не прекращая бил по стеклу, заставляя его содрогаться, гром гремел как никогда громко и устрашающе. Ветер, двигавшийся мощно с огромной скоростью, качал кроны деревьев из стороны в сторону, заставляя их чуть ли не кланяться земле. Прекрасных звёзд и лунного диска не было видно, они уже давно скрылись за чёрными массивными тучами, как за стеной, не видя этого ужаса и пошлости.       Сатоши стянул с себя футболку и кинул её на пол, попутно стянув обувь и оставшись в одних джинсах. Шлёпнув Чую по бедру и поймав на себе взгляд полный ненависти, он стал рыться в тумбочке, что-то ища, и этим что-то оказалась тряпка, которую тот, поспешно открыв рот Чуи, засунул. — Меньше слов, малыш, больше дела. — последовала омерзительная улыбка, которая вызвала бурю ненависти и негодования. — Чуя, ты знал, как наказывают плохих мальчиков?       Звякнула пряжка ремня и послышалось какое-то копошение, Чуя понял, что тот намеревается сделать, поэтому начал пытаться спихнуть с себя Сатоши или как-то ударить его, но все попытки остались лишь попытками. — Что же я тебя томлю? Пора начать наше веселье, Чуя Накахара — Сатоши сделал акцент на последних словах, будто припоминая тот момент на лестничной площадке.       Сатоши замахнулся и ударил Чую кожаным ремнём. Свист и мощный шлепок стояли на всю комнату, а на бледной коже начала появляться красно-фиолетовая полоса. Ногу нещадно жгло заставляя извиваться всем телом, кричать от боли, но из-за кляпа были слышны лишь мычания, и тогда он понял, что попал, и пока зверьё не насытиться, он отсюда не выберется.       Удары не заканчивались, они были то грубыми, то мягкими, иногда жестокими и невыносимыми. Тело Чуи изгибалось во всех направлениях, его руки онемели, кисти натирала лоскутная ткань, а дыхание было прерывистым и тяжёлым. — Ох, Чуя, ты что, уже наигрался? Вот чёрт, а я только обрёл интерес, — Сатоши сказал это с досадой, он хотел бы продолжить сладостное наказание, но их ещё столько ожидает впереди, так что он ещё успеет наиграться. — Детка, тебе повезло, по твоим глазам вижу, что ты хочешь большего.       Чуя был чертовски напуган, тело все ныло и жгло от нанесённых ударов, но что более ужасное, он понимал, что это был не конец, а только начало. Он не ждал ни от кого помощи, он знал, что всем в этом месте наплевать на него и он никому тут, в принципе, не нужен. Глаза медленно закрывались, руки немели и кровоточили, натираясь о лоскуты ткани, ноги были напряжены и придавлены к кровати, усевшимся на них Сатоши. Тот начал стягивать с себя оставшуюся одежду, краем глазам Накахара увидел чужой стояк и следы предэкулята на чёрных боксерах, что полетели на пол следом за брюками. Раздвинув чужие ноги коленом и взяв тюбик со смазкой, вылив немного себе на руки, Сатоши начал массировать сжатое кольцо мышц, отчего Чуя распахнул глаза в полном испуге и задёргал ногами, но того это стало заводить и будоражить лишь ещё сильнее. Просунув первый палец и начиная разрабатывать узкие и ещё никем не тронутые стенки, Сатоши расплылся в довольной улыбке, а Чуя прогнулся в спине. Чувство было отвратительное, каждое движение было омерзительно и до невозможности похабно. Он был готов провалиться сквозь землю, умереть на этом же месте прямо сейчас. Он испытывал неимоверный стыд и отвращение к самому себе. Он задавал себе один вопрос. «Как? Как до этого дошло?» — сжимая зубами тряпку и простынь пальцами ног, Чуя пытался успокоиться и представить что-то хорошее, но ничего не получилось: ни успокоиться, ни представить. Чужие пальцы грубо толкались и раздвигали стенки, а когда вышли, Чуя вздохнул с облегчением, но не на долго. Чужой член, что был обмазан смазкой, тёрся головкой о бёдра, на коих красовались синеватые отпечатки от пальцев, что до боли когда-то сжимали чужие ягодицы. Один резкий толчок и перед глазами появились мириады звёзд, невыносимая боль резанула всё тело, которое охватила мелкая дрожь, слёзы выступили на глазах, а ком подкатил к горлу.       На улицы началась чуть ли не буря, молния беспощадно била в землю, оставляя за собой синюю полосу и свист; гром громыхал, заставляя содрогаться всё вокруг и прятаться в ближайшем укрытие; дождь всё также стучал, но с большей силой, а ветер завывал, ломая некоторые кроны и ветки деревьев. Возникало чувство, будто само небо гневается на землю, что допустило такой исход событий, что позволило так опорочить и навредить бедному небесному дитя, что когда-то было чисто и невинно.       Сатоши закинул одну ногу Чуи на плечо, а другую согнул в колене, придерживая рукой и осыпая её невинными поцелуями, следом за которыми шли укусы, многие из которых начинали кровоточить. Не дав привыкнуть предмету своего удовлетворения к такой заполненности, Сатоши начал толкать в маленькое и когда-то не опороченное тело, что изгибалось в спине, сжимало пальцы на ногах и руках, оставляя на ладонях краснеть небольшие полумесяцы. Движения были быстрые, резкие и до жути отвратительными, как казалось Чуе, что чуть ли не захлёбывался собственными слезами.       Промокшая простынь, запах пота, тяжёлое дыхание, удовлетворительные стоны и детские всхлипы наполняли комнату, давя на детскую психику ещё более. Из-за сильного напряжения, ноги взяли судороги, на что Сатоши не обратил внимания, занимаясь чем-то более для себя интересным. Снова Чуя испытывает боль и отвращение, что стали его верными спутниками в последнее время. Он не знал, сколько времени над ним издевался, даже потешался Сатоши, обрамляя некогда чистую и безупречно-белоснежную кожу кровоточащими укусами, многочисленными собственническими засосами, красно-фиолетовыми полосами от ударов кожаного ремня. На теле не осталось ни одного живого места, пару раз за ночь кончив в бедного мальчика, Сатоши с довольной и удовлетворённой улыбкой стал собираться, не забыв развязать и вытащить кляп своей жертве, что так любезно с ним позабавилась. Одевшись, гадко усмехнувшись и посмотрев на дрожащее тело, Сатоши только хмыкнул и удалился из комнаты, оставляя бедное дитя одного.       Буря стихла, дождь перестал барабанить, гром греметь, а молния сверкать, лишь плачь цикад да тихое завывание ветра доносились за окном. Чуя, поджав свои ноющие от боли ноги, почувствовав как с неимоверной силой и резкостью кольнуло в пояснице, начал беззвучно плакать, лежа на мокрой, скомканной и испачканной в сперме и крови простыне, тихо содрогаясь от холода. Он не мог пошевелиться, каждое движение отдавалось неимоверной и резкой болью. Всё тело жгло от оставленных Сатоши отметин, а по ногам стекала тягучая и мерзкая жидкость, перемешанная с кровью. Он никогда в жизни себя не чувствовал так паршиво, никто ещё над ним так не измывался, оставляя после себя осадок, разбитое состояние и одно, лишь одно желание. Умереть. Ему не хотелось оставаться в этом мире, всё казалось ему чуждым, отвратительным, особенно он сам. Ни к кому он никогда не испытывал столько отвращения и ненависти как к самому себе. — Умри…умри…умри… — он повторял это слово, как заговорённый, роняя на подушку свои слёзы, пропитанные отчаянием. И так на протяжение нескольких часов, даже когда слёз и вовсе не было.       Наступило утро, но солнечные лучи так и не пробились в окно, лишь серый, тусклый свет наполнял комнату. Холод уже не был таким невыносимым, а боль стала терпимой. Чуя всё также лежал на боку калачиком, поджав под себя ноги, обрамлённые синяками, кровавыми укусами и синими полосами, охватывающими всё тело. Губы еле шевелились, голос охрип, издавая тихо сопение, а глаза потухли, как и солнце, они стали туманно-серыми и до боли знакомыми, что грустно и пусто глядели вперёд себя.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.