Дело случая

Меня могут убить, — это дело случая. Но то, что я остаюсь в живых, — это опять-таки дело случая. (Э.-М. Ремарк) Часть 1. Солдаты революций и империй, Чьи дни, как капли в море, сочтены, Как вы могли, безумцы, слепо верить В величие предавшей вас страны?.. (Хельга Эн-Кенти – Солдаты революций и империй) 1. Арнарбрекк, провинция Фрамбуэза, 1703 год Еще никогда сады и виноградники родного Бельфлор не казались Марку такими прекрасными, как в тот вечер, когда он лежал в бреду на поле боя. Кто проиграл, кто выиграл – ему было неизвестно и, в общем-то, всё равно. Его забрали в армию в начале второго года войны, и все эти почти бесконечные месяцы он ждал лишь одного. Это безумие должно когда-нибудь закончиться. Он будто наяву чувствовал сладкий вкус золотисто-белого винограда, слышал нежный аромат роз. Возвращаться от этих воспоминаний в постылую реальность, к вони трупов и пороха, отчаянно не хотелось. Он не боялся смерти. Почти ждал ее, как ждут объятий возлюбленной. Мирная жизнь осталась в прошлом, а любовь… любовь принесла только боль и горечь. А ведь когда-то Марк радовался, что на него, простого и ничем не примечательного садовника, обратил внимание сам Лоран Крессе, брат маршала Запада. Да и как не радоваться, не верить, если тебе говорят вещи, которые ты хотел бы услышать? «У тебя есть дар, ты многого можешь добиться». Вот Марк и верил в то, что его труд заметили и оценили по достоинству, и надеялся: война закончится, он вернется в Бельфлор, купит собственную землю и будет выращивать виноград и делать вино так, как решит сам. Лоран говорил: «Мы победим, и я добьюсь, чтобы тебе пожаловали титул и деньги, у тебя будут собственные земли, там, где захочешь, и ты всё устроишь по своему вкусу, а не так, как привыкли отец с братьями, будешь выводить новые сорта». Этими мыслями Марк столько раз утешал себя во время тяжелых переходов, когда приходилось, сгорбившись под весом тяжелого походного мешка, тащиться под дождем, по грязи. Всё плохое закончится, у него будет свой дом. Не то чтобы в семейном гнезде ему было неуютно. Родители его любили, он с детства знал, что с любыми своими радостями и горестями может поделиться с папой, мамой, братьями, и его выслушают, утешат, что-то подскажут. Но просто ему хотелось пробовать в семейном деле что-то новое – другие удобрения, другие способы защитить виноград от насекомых-вредителей, по-другому смешать виноград разных сортов или вина различного происхождения (1). А родные предпочитали действовать по старинке, не отходя от знаний, проверенных веками. Всё закончилось. И вовсе не так, как он ожидал. Лоран его предал. Возвращаться к родным после того, что видел и пережил на войне, Марк боялся. А значит, оставалось только одно – умереть. Шаги совсем рядом. Голоса: - Живой. - Ты уверен, Энрике? - Живой, просто сильно истощен. Вот только кто его знает, наш, не наш… мародеры всех хорошо ободрали. - Ай, там разберемся. Сначала до лазарета довезем, а потом видно будет. Марк не шевелился. Ему было уже всё равно, заберут его или оставят здесь. Это были солдаты из Арнарбрекка. Враги. Какая разница, добьют его раньше, добьют потом, оставят ли здесь?.. И снова провал. Снова темнота и пустота. * Когда он очнулся, темнота сменилась полумраком палатки. Бледно-желтая капелька магического «светлячка» едва мерцала. Марк лежал на подстилке из какого-то тряпья, и рядом еще несколько человек ворочались, бредили, хрипели. Было душно, пахло кровью, потом, отсыревшим бельем и лекарствами. «Зачем меня спасли? Лучше бы я остался там…». - Эй, друг, ты подняться можешь? – тихо спросил его мужчина, лежавший на подстилке рядом. Марк осторожно пошевелился. Ничего не болело, только усталость тяжестью налегала на грудь. - М. Угу, - пробормотал он. Язык арнеро он понимал более-менее: когда ведешь дела с купцами из соседней страны, успеваешь нахвататься того, сего. Но сам говорил не очень уверенно, так только, простыми фразами. Большего и не требовалось. - Вон там, ближе к тебе, фляга с водой. Дай попить, пожалуйста, - попросил мужчина. Марк дотянулся до фляги и протянул ему, придержал, помогая не выпустить большой, тяжелый сосуд из дрожащих рук. - Спасибо… Марк не ответил, снова закрыв глаза и проваливаясь в сон. __________________ (1) Смешивание вин или винограда разных сортов называется купаж, используется при изготовлении столовых вин. 2. Халвлинг, провинция Лейе, 1700 год Три года назад, когда в Бельфлор только-только услышали о войне, всем жителям городка казалось, что произошла какая-то ошибка, недоразумение, это не может быть правдой, скоро всё уладится, пойдет прежним путем. Война с Арнарбрекком – да в такое никто поверить не мог! Веками ведь жили с соседями мирно. Вот на море купцы и путешественники опасались пиратов, на восточных окраинах время от времени нападали кочевники. Но мир с Арнарбрекком длился уже триста лет! Какой-то приезжий мелкий чиновник, сидя в трактире и не спеша потягивая легкое белое вино, рассказывал местным, что в Арнарбрекке умер старый король Хуан, не оставив законного наследника, и на престол взошел герцог Фердинанд, сын от фаворитки. А принц-регент Генрих посчитал это незаконным и предъявил претензии на трон. Что простым садовникам и виноделам до дел знати?.. Все говорили: да зачем народу Халвлинга чужие земли, главное, чтобы в своих лад был. Кому нужна эта война? Старики единодушно говорили: скоро всё и утихнет. Как же обходиться без торговли с Арнарбрекком? В Совете должны это понимать. Да и у многих за границей родня, что у дворян, что у простых мещан. Слыша эти разговоры, Марк успокаивался и возвращался к привычным занятиям. Лето в ту пору выдалось благодатное, лучшего для винограда не пожелаешь. Ягоды зрели крупные, сочные, все одна в одну. И вино получалось прекрасное. А вот если его выдержать, дать постоять в погребах, через несколько лет… Марк наслаждался ярким солнечным светом, густой зеленью, каждой минутой жизни. Его старший брат Ансельм женился как раз после сбора винограда. Свадьбу сыграли пышную, с пиром на весь мир, музыкой и танцами до рассвета. Новобрачные сияли от счастья, смуглые, загорелые, веселые… они были будто плоть от плоти щедрой, богатой земли. Средний брат, Дени, собирался жениться следующим летом. Когда он держал в объятиях свою любимую Мариэтт, казалось, что для этих двоих всё на свете перестает существовать, если они вместе, так близко. И Марк надеялся: вот, смутное время быстро пройдет, и он встретит хорошую девушку, женится… Время шло, и в Бельфлор почти ничего не менялось. Налог на войну в зажиточном городке платили неохотно, но без трудностей, утешая себя: война-то долго не продлится. Купцы перестали привозить пестрые узорчатые ткани из Гранады и тонкие шали из Фрезы – тоже непривычно, но ненадолго ведь. Вести в тихое захолустье приходили редко. Путешественники рассказывали, что потери невелики, армия побеждает. Из Бельфлор на фронт ушли немногие. Только самые молодые и горячие, которым дома не сиделось, и от них писем еще не было. В такой тишине привычно думалось: ничего по-настоящему страшного не случится. * Жуткие слухи расползлись, словно пламя, по всей стране к концу первого года. Маршал Крессе захватил всю провинцию Гроселла, и его офицеры зверствовали там почти полмесяца. Грабили, жгли, насиловали, убивали даже маленьких детей и беременных женщин. А примеру офицеров быстро стали следовать и низшие чины. Такое не могло остаться без последствий, и, когда несколько солдат из Халвлинга попали в плен, их запытали до смерти, а изуродованные тела подбросили к лагерю. В Бельфлор потянулись повозки с калеками и раненными. И те, кто вернулись с войны, рассказывали такие вещи – аж волосы дыбом становились. Семья Воланж приютила несколько офицеров, и, слушая их разговоры, Марк представить себе не мог: неужели на такие зверства способны простые люди вроде него, бывшие мещане и крестьяне, у которых дома семьи, дети?.. что заставляло их разорять чужие дома, убивать? Вряд ли у кого-то была причина ненавидеть другой народ, соседей, почти братьев. Или они делали это ради денег? Но нажитое махом обращалось в прах и пепел, тратилось в пьяных кутежах. На чужом горе счастья не построишь, так учили святые отцы, и в этом Марк убеждался по судьбам постояльцев, нашедших приют в его родном доме. Не мог он понять, почему всё так… и жалел напрасно загубленные жизни, не мог спать, представляя себе несчастных матерей, у которых отнимали и убивали детей. Марк реже улыбался, перестал петь, и каждый вечер ходил в храм молиться за тех, кто на войне. Под высокими сводами белой скромной церкви становилось легче. «Создатель, будь милостив… пусть это безумие закончится. Так не должно продолжаться». Он помогал сельскому врачу присматривать за бывшими солдатами, жертвовал на помощь вдовам и сиротам, сколько мог. Но ведь его скромных сил так мало! Что это – лишь капля в море. За родных становилось страшно и больно. Ансельм исхудал, стал горбиться, будто на его плечах вечно лежала тяжелая ноша. Он уже не был похож на того веселого, полного сил молодого мужчину, который носил жену на руках и, не зная усталости, достраивал комнаты к дому. Пусть забрать в армию его не могли – Лиза ждала ребенка – но как он мог не тревожиться? Всё чаще в Бельфлор со страхом говорили: а вдруг солдаты из Арнарбрекка придут в Халвлинг и станут мстить за своих товарищей, за свои семьи… Лиза плакала, не разрешала мужу вечером выходить из дома, а о поездках в соседние города и деревни не шло уже и речи. Дени с Мариэтт отпраздновали скромную свадьбу и настаивали, чтобы Марк женился поскорее, стал отцом – пока детям не исполнится пять, он будет в безопасности. А за пять лет, если Создатель будет милостив… Марк соглашался, кивал, но с женитьбой не спешил. Ни одна девушка не нравилась ему настолько, чтобы ему хотелось жить с ней под одной крышей и делить все радости и горести. А идти под венец, просто спасая себя, он считал трусостью. «Твое благородство тебя и погубит!» - горько сказал Ансельм, когда в Бельфлор прислали список мужчин, которых призывают на службу в королевскую армию, и Марк оказался в их числе. 3. Граница, лагерь Оран, 1702 год Свой магический дар Марк не считал чем-то, заслуживающим внимания. Дома у него хорошо получалось лечить животных и растения, он мог заранее почувствовать благоприятные дни или непогоду. Многим ли отличался этот природный дар от умений, которые другие люди взращивают в себе упорным трудом? И все же на службе пригодился и такой талант. Каждые свободные руки были на счету, и более сильные в магии и опытные офицеры обучали даже новичков со слабенькими задатками, почти не заметными в мирное время. «Хорошо тебе, Воланж!» - говорили те однополчане, у которых дара не было никакого. Конечно, хорошую карьеру может сделать и простой человек, магов-то не так много и магия не всесильна, но… талант и дар открывает перед своим обладателем легкую, широкую дорогу, возможность выбирать из большего количества путей. А на войне тем более, сильные боевики и защитники на вес золота. Марка обучали именно на защитника. Сержант Леве гонял его и в хвост и в гриву, требуя стараться, сосредотачиваться, осваивать бытовые и защитные чары. Парню казалось, что и во сне он отрабатывает одни и те же заклинания и жесты по сотне раз, слышит всё тот же зычный голос: «Магия, сынок, это как мышцы. Ты же к труду на земле привык, хоть это и нелегко, так? С магическим ядром то же самое». Мастер своего дела, Леве сам работал, как лошадь, и от новичков ждал того же. Крепкий, мощный, уверенный в себе, он и с виду чем-то напоминал крепкую лошадку вроде тех, которых запрягают в телеги с припасами. И с таким командиром верилось, что все невзгоды и опасности можно пережить, главное, набраться терпения и не отлынивать от обязанностей. Понемногу Марк привыкал. Подружился с другими парнями в полку, и часто, сидя у костра вместе с другими бывшими садовниками и мастерами из Лейе и Сенторе, вспоминал славные летние деньки того времени, когда о войне еще никто и не думал. Как тогда хорошо жилось! Поль, мечтательно прижмурившись, рассказывал о том, как в его родной деревне цвели вишни – сады казались будто покрытыми снежным покрывалом… - и вспоминал, как хорошо было стоять в тени вишни с невестой, прекрасной, как сама весна. Парни смеялись: «Ох, сказки ты рассказываешь!», ведь ничем не примечательный парень вряд ли привлек бы внимание сказочно красивой девушки. Поль краснел мгновенно, по самые кончики своих больших ушей. Невеста осталась дома и у Сержа, и он не сомневался, что она его дождется. А отчего бы и не ждать такого сильного, бравого мужчину! Да за его широкой спиной она будет, как за каменной стеной. Вот всё закончится, они поженятся, построят красивый дом, заведут голубятню и купят ярко-рыжих голубей… Такие мечты были почти у всех… Новички-защитники пока бывали в карауле и в нескольких мелких стычках с небольшими отрядами противника. Страшновато, конечно, но старшие всегда выручали. Еще оставалась надежда не попасть в самое пекло, вернуться домой живыми. Как-то так, потихоньку, на границе, полк провел осень и зиму. А по весне пришел приказ отправляться в Орто-Россо. От холодных проливных дождей не всегда спасали теплая одежда, палатки и защитные чары. Сырость чувствовалась даже под самым лучшим укрытием. Холод и влага, вонь отсыревшей одежды и подгнившей еды… когда же всё это закончится? Когда?! В Бельфлор так мерзко и слякотно не бывало. Дома весна совсем другая, теплая, солнечная, с журчанием ручейков и пением птиц. А в тех селениях, через которые проходил полк, даже птицы не пели. Почерневшие ветви деревьев, разрушенные дома, вытоптанные огороды. Сердце сжималось от боли, от мысли, что здесь убивали, жестоко, беспощадно. Войско шло и шло через пепелища, заливаемые проливным дождем. А в один день Марк чуть не упал в обморок, увидев прикованные к столбам мертвые тела. Посиневшие, распухшие лица, ошейники-гарроты на шеях… Неужели способны на такое люди, создания, сотворенные по образу и подобию Творца?! Пьер, которого забрали в армию в прошлом году, говорил, что раньше такого не случалось ни дома, ни в Арнарбрекке. Даже убийц так не казнили! - Народ просто озверел… тут, если уж отстанешь от своих, считай, погиб. В том году здесь были войска маршала Лорсанжа, потом им пришлось отступить, наш корпус уже второй проходит через эти края. Для Лорсанжа ничего святого не было, он даже церкви грабил и монастыри. Так что теперь, если кто из Халвлинга попадется местным – сутками будут пытать. После таких рассказов Марк больше всего боялся свалиться от усталости или заболеть. И упрямо шел, как бы ни было тяжело. Заставлял себя глотать безвкусную баланду из общего котла. Как же тягостно тянуть эту ношу, как же мерзко идти в бой против людей, точно так же ни в чем не виноватым. За что, спрашивается? Что им, крестьянам, до законности или незаконности прав короля Фердинанда на престол! Становилось больно смотреть на товарищей по несчастью, их согнутые спины, опущенные плечи и бессильно висящие, как плети, руки. Молодые мужчины, казалось, за несколько месяцев состарились на годы. Но, едва войско приблизилось к деревне по пути на Орто-Россо, еще не затронутой битвами и разрухой, едва прозвучал сигнал к бою, люди шли вперед, как заколдованные, как если бы повиновались силе, которая выше и могущественнее их собственных желаний и страхов. 4. Деревня Мьено и город Орто-Россо, Арнарбрекк, 1702 год А ты был пьян без вина, Не помышляя о том, Что всё, что дарит война, Не завершится добром. ( Хельга Эн-Кенти – Генерал Лафайет) Молодой парень в униформе с капитанскими нашивками мчался в бой, как если бы у него была сотня жизней в запасе. Лошадь под ним убило пулей, он тут же спешился, сразившись сразу с четырьмя противниками. Из-под его рук фейерверком разлетались разноцветные искры, поражая наповал. Он творил опасное волшебство легко и непринужденно, а в поединке двигался так, что казалось, вот-вот оторвется от земли и взлетит, словно птица. И, когда вражеский солдат попытался напасть на юношу со спины, Марк молнией бросился на защиту, магический щит получился сам собой, и такой надежный, какого не получалось никогда раньше, сколько ни старайся. Удар саблей – и враг падает, хрипя и захлебываясь в крови. Юноша на миг обернулся к Марку и счастливо, беззаботно улыбнулся: - Спасибо, друг! Я этого не забуду. Тогда Марк почти сразу забыл об этих словах. Было не до того. Арнарбреккские солдаты наступали плотно сомкнутыми рядами. От вспышек заклятий даже поздним вечером было светло, как днем. В ушах звенело от криков и предсмертного хрипа, среди людей в одинаково окровавленных и запыленных мундирах становилось непонятно, где свой, а где чужой. Грохот выстрелов. Раскаты артиллерии вдали. Земля под ногами была красновато-бурой и скользкой, несколько раз Марк чуть не упал. Его разорванный мундир был пропитан потом, порохом и чужой кровью. Парень столько раз создавал защитные чары, что в пальцах кололо, будто ему под ногти загнали иголки, а щиты получались не очень прочные, лишь на миг дающие людям возможность уклониться от удара или просто перевести дыхание. Усталость выматывала и отупляла, он уже не думал о том, что может погибнуть, остаться калекой или попасть в плен… просто выполнял приказы, механически, как заводная кукла. Защитники Мьено отступили уже заполночь. Марк едва добрался до лагеря, похлебал супа, съел кусок черствого хлеба, дотащился до палатки и упал без сил. Он почти не слышал ни криков раненных, ни того, как солдаты обступили интенданта, требуя провизии и новых сапог. Всё это казалось таким далеким… он будто провалился и спал, пока его не разбудил гул труб, призывающий к подъему. И снова день, почти в точности похожий на предыдущий. Как же тягостно тянуть эту ношу, мерзко идти в бой против людей, тоже ни в чем не виноватых. - Когда, когда уже мы выберемся из этих гиблых мест?! – то и дело говорили солдаты. Но бой начинался вновь, яростный, жестокий. Марк с ужасом смотрел на то, как товарищи по полку, к которым он привык и которых считал неплохими людьми, добивали раненых врагов, пинали ногами безжизненные тела и нарочно наступали на отрубленные головы. Один молодой парень отрезал у убитых врагов уши и нанизывал их на веревку, прикрепленную к поясу. - Жак, ты что творишь?! – Марк в конце концов не выдержал. - Отстань, - тощий, но злобный юнец огрызнулся. – Самый умный, что ли? Или самый верующий? Не щадили никого. Марку хотелось самому кричать от боли, когда сержант-маг поджег пленного мальчишку, почти ребенка, и вместе с приятелями смеялся над тем, как несчастный мечется, охваченный пламенем, будто факел. Позже это жуткое зрелище не раз снилось Марку в кошмарах. В полуденном небе раскаленный диск солнца казался почти черным, когда войско ворвалось в Орто-Россо, проходя мимо одинаково зверски истерзанных тел своих и чужих. Солдаты спешили в оставленные жителями дома и тащили всё, что попадалось под руку, спускались в погреба, разбивая замки или выламывая двери, и выносили еду и выпивку, устраивая пир, где придется. Отстав от товарищей, Марк шел по узким улочкам, чем-то похожим на улицы родного городка, - шел, сам не зная, куда, лишь бы не участвовать во всем этом пиршестве. И, наконец, без сил опустился на каменную скамью во дворе полуразрушенного дома. Он не помнил, долго ли так сидел. Тяжесть и усталость словно придавили его к месту. И тут кто-то подошел, похлопал Марка по плечу и сел рядом. - Вот ты где, приятель. Я еле тебя нашел. Ну что, выпьем за победу? Это был тот самый маг, которого Марк защитил в предыдущем бою. Юноша всё так же беззаботно улыбался, пепельного цвета локоны слегка растрепались от ветра, в серо-голубых глазах сияла такая радость, будто он ничуть не устал, а война была для него всего лишь веселым приключением. - Значит, ты Марк Воланж из Бельфлор? – сказал капитан, протягивая ему бутылку вина. – Я о тебе расспрашивал, всё-таки жизнью тебе обязан. А я Лоран Крессе. Выпьем за знакомство? - Как будет угодно монсеньору, - с почтением ответил Марк, отхлебнув чуть-чуть вина. Хороший сорт. В меру сладкий, легкая горчинка… - Давай без этих церемоний, - Крессе засмеялся. - Но… вы же старший по званию, вы родственник маршала, наверное? Об Иораме Крессе в Халвлинге слышали все, и Марк вздрогнул, услышав знакомую фамилию. Поосторожнее надо быть, если этот маг родня почти всемогущему фавориту короля, можно погибнуть ни за что ни про что. Такие люди кого угодно раздавят, как мошку, и не заметят. - Ага. Сводный брат, бастард и разгильдяй, - юноша наклонил голову, подставляя лицо солнечным лучам. – Так что не надо мне «выкать», зови меня просто по имени. На войне церемонии только мешают. Я еще успею устать от всех этих этикетов, когда Иорам снова позовет меня в столицу. Марк молчал. Лоран взял у него бутылку, сделал глоток и снова протянул вино ему. Так они и пили вдвоем из одной бутылки, Лоран приобнял Марка за плечи, шутил, рассказывал о своих приключениях, о том, как старший брат выручал его из разных сомнительных историй, и хвастался – «если бы я захотел, я бы тоже был при дворе и в фаворе. Но это слишком скучно». Скучно! Да многие проделки Лорана могли печально для него закончиться… и не только для него одного. Но Марк ничего не говорил, только смущенно улыбался в ответ – ведь хоть он и немного старше Лорана, не пристало простому мещанину учить аристократа, как жить. И зачем такому знатному и богатому магу тратить время, выпивая с простым солдатом? Из благодарности за спасение? Так то была случайность… Но Лоран сказал так, будто это было чем-то само собой разумеющимся: - Ночевать будешь со мной. Я не позволю тебе прозябать непонятно где. - Да ведь холода уже давно миновали… - неуверенно ответил Марк. На голодный желудок он захмелел быстро и с трудом осознавал, что происходит. Лоран сильнее прижал его к себе. - Ладно-ладно, разве ты не понимаешь? Нет у нас с тобой времени ходить вокруг да около. Надо было еще тогда понять, что всё это ничем хорошим не кончится! Увы, усталость и хмель мешали о чем-то связно размышлять. Притом, разве можно отказать дворянину? Марк такого даже представить себе не мог, и будто в полусне пошел за Лораном. И то, разве так уж плохо отдохнуть в доме, почти не тронутом разрухой, очиститься чарами от пыли и грязи, съесть нормальный обед и даже попробовать яблок… Отдельные картинки мелькали, как в калейдоскопе. Вот Лоран подбрасывает в ладони яблоко, оно вертится в воздухе, прежде чем снова вернуться в его руку. Повинуясь жестам обманчиво изящных пальцев, появляются и медленно тают причудливые цветы. Лоран обнимает Марка, проводит ладонью по его боку, жарко шепчет: - Ты нравишься мне. Я просто не мог тебя упустить. Позже Марк думал о том, что вряд ли смог бы отказать, в армии крепко вбивают в голову, что от подчинения старшему, знающему и умеющему больше, зависит жизнь. Что дворянин, особенно если он сильный боевой маг – почти что царь и бог. И ослушаться никак нельзя. Хотя… что лгать себе? Марку просто нравились прикосновения холеных узких ладоней, нравились уверенные поцелуи, которыми Лоран впивался в его шею, будто ставил клеймо. Зачем лгать себе, сопротивляться, зачем долго думать. Сейчас война, сегодня ты есть на белом свете, а завтра вороньё клюет твое мертвое тело. И кто выживет, а кто нет – дело случая. Остается спешить, верить мгновенному порыву. Приятно? Значит, так и необходимо. «Я ведь так жалел, что дома не успел, как Дени и Ансельм, побегать на свидания, так боялся, что погибну, ничего не узнав… ждал кого-то? Может, вовсе не какая-то особенная девушка была мне нужна…». Марк перебрался вместе с Лораном из столовой в спальню, уже не думая, кому раньше принадлежал этот островок уюта. Упал на кровать, подставляясь под умелые прикосновения и сам робко раздевая и лаская любовника. Чувствовать кончиками пальцев гладкую, нежную кожу было приятно. Быть беззащитным, полностью доверяя незнакомому и опасному человеку – непривычно. Но Лоран ведь знает, что делать, для него это не впервые… Жаркий шепот, страстные, жесткие поцелуи, быстрые ласки, приятная тяжесть сильного, гибкого тела. Марку казалось, что он оказался в самом центре бушующей стихии, и сопротивляться не было ни воли, ни желания. Что он чувствовал сильнее – удовольствие или боль – он сам не знал. Неведомый прежде жар охватывал его. Он тяжело дышал, царапая Лорану спину, и сдавленно стонал. Когда же всё закончилось, и по телу пробежала приятная дрожь, он не смог сказать ни слова. Впрочем, это было и не нужно – Лоран уже спал. Наутро ни стыда, ни раскаяния, ни сожалений не было. Конечно, дома Марк не признался бы в связи с мужчиной: среди простых людей подобное считали пустой забавой бездельников-богачей. Не грехом, но недостойной серьезного человека глупостью, так же, как, например, содержать огромный дом, в котором большинство комнат не используются, или спустить серьезные деньги на безделушки и попойки. А Марк хотел вернуться домой уважаемым военным и хозяином, у которого будут деньги и чин. Впрочем, до этого еще нужно дожить, а пока… Лоран прав, на войне слишком много опасностей и горя, поэтому нельзя отказывать себе в случайной радости. До Бельфлор далеко, никто ничего не узнает. Никто ничего не узнал даже в полку. А может, просто никому не было дела. Ведь вести из других корпусов приходили тревожные. Маршал Крессе проиграл битву при Сенилле, маршал Шатильон пока держался, но его солдатам не хватало провианта и оружия, воины-маги не выдерживали сильнейшего напряжения и надолго выходили из строя. Марк заметил, правда, что чары стали даваться ему намного легче, он уже не так страдал от холода, создавая и поддерживая источник тепла хоть на четверть часа, товарищи хвалили его защиту… Как-то он спросил у Лорана, неужели связь с магом как-то влияет на способности. Тот снисходительно улыбнулся: - Если дара не было, то и не будет, хоть с сотней магов переспи. Но… некоторым волшебникам плотская связь помогает восстанавливать энергию. Не всем. И это не заменяет учебы и практики. В тебе искра есть, ты многое сможешь. Лоран сплел для Марка оберег. Конечно, даже с амулетом нельзя быть полностью уверенным, что выживешь и продержишься до самого конца войны. Но без защиты пришлось бы хуже. А полной уверенности в чем-либо не дают даже силы небесные.